Шаги по стеклу

Реализовать свое намерение узнать о Кастиэле побольше Винчестеру не удалось. На следующий день чистильщик зашел буквально на двадцать минут, сменить повязку, и сразу же уехал по работе. С такой кислой миной, будто уксуса хлебнул. Поинтересовавшись, что случилось, Дин услышал в ответ короткое: «Аластар работает». Припомнив любимые приемчики Палача, он только молча посочувствовал Касу. Конечно, тот наверняка видел всякое в своей практике, но привыкнуть к последствиям работы Аластара можно было, только будучи таким же моральным калекой, как сам его бывший учитель. Еще через день чистильщик позвонил и спросил прямо, сможет ли Дин уже обойтись без его помощи. Дин мог, о чем и сказал. Умолчал он о том, что на самом деле мог сам обработать и заклеить рану еще вчера. Но ведь тогда Кастиэль его об этом не спрашивал, верно? А ему просто хотелось провести еще вечер-другой за приятным дружеским разговором. И ничего больше! И очень огорчало, что теперь, когда Ангел в курсе, что помощь ему уже не нужна, таких вечеров больше ждать не стоит. Да, Винчестер, конечно, знал, что к этому всё придёт. Но не предполагал, что повод слушать, смотреть, чувствовать рядом исчезнет так скоро. Ладно, не школьница же он какая-то, чтобы убиваться по поводу невозможности видеть предмет своего интереса. Просто пришла пора заняться восстановлением своей нормальной жизни, которая столько лет успешно не включала в себя некоего синеглазого Ангела. Восстановление шло с переменным успехом. Физически Винчестер чувствовал себя отлично: рана полностью зажила, швы сняла Памела, с недовольным ворчанием приехавшая для этого к нему, поскольку в ее милый, но прочно ассоциирующийся с больницей дом Дин ехать напрочь отказался. К счастью, деньги творят чудеса, а щедро заплатить за свое лечение он был вполне способен. Но если состояние тела не вызывало больше никакого беспокойства, то о собственных мозгах Дин такого сказать не мог. Он старался все исправить, очень старался. И встречами с двумя старыми подружками, и приобретением одной новой, вполне себе симпатичной блондинки с наивными, как у куклы, голубыми глазами. Встречи заканчивались, как и положено, в постели. Хоть тут он не потерял форму! Вот только по ощущениям происходящее мало отличалось от банального самоудовлетворения. Кроме того, что последнее бывало более эмоционально насыщенным в тех случаях, когда Дин давал волю собственному воображению, представляя одного конкретного человека. К концу второй встречи с блондиночкой Винчестер отчетливо осознал, что на третьей может ее убить: его безмерно раздражал ее тонкий, высокий голос, ее визгливый смех, ее неспособность дослушать хоть что-нибудь до конца и даже ее привычка накручивать на палец прядь своих светло-русых, красивых, в общем-то, волос. Наверное, когда он предложил после ужина подвезти ее домой и отказался зайти, она решила, что поймала уникального мужчину, пытающегося вести себя по-джентельменски хотя бы со второй встречи, несмотря на то что первая довольно быстро закончилась в койке. А вот Дин точно знал, что никогда больше ей не позвонит. Сегодняшний вечер Винчестер решил провести тихо и по-домашнему. Можно сказать, в интимной обстановке. Только он и бутылочка отличнейшего виски. Ну ладно, может быть, две бутылочки. А третью он взял исключительно про запас, на черный день, так сказать. Он и в самом деле не планировал упиваться до невменяемого состояния, просто на душе было как-то муторно и тоскливо, и хотелось заняться любимым времяпрепровождением всех неудачников: пить и жалеть себя. Сам он считал это постыдным проявлением слабости, но ведь никто не узнает, так какая разница? Когда в голове уже порядочно шумело, а ходить по квартире стало сложнее из-за двигающихся стен и мебели, норовившей самоубийственно броситься под ноги, зазвонил телефон. С полминуты Дин просто слушал мелодию, лениво размышляя, кому это припекло поговорить и стоит ли отзываться. Потом все-таки решил, что стоит — мало ли кто и зачем мог звонить. Вдруг что-то важное? Попытавшись хоть немного разогнать туман в голове и заставить ее работать, он ответил: — Слушаю. — Дин? — неуверенно раздалось из трубки после недолгого озадаченного молчания. — Нет, блин, папа Римский! — огрызнулся было Винчестер, но тут же сменил тон, когда его нетрезвый мозг с опозданием распознал голос звонившего. — Кас, ты, что ли? — Я, — чистильщик замолчал, словно сказал уже все, что хотел. — Эээ… Что-то случилось? Зачем ты звонишь? — только сказав, Дин понял, как это прозвучало, и мысленно выругался. — Ничего не случилось, — голос Ангела стал ощутимо холоднее. — Зайдешь? — выпалил Винчестер прежде, чем успел себя остановить, тут же принявшись мысленно упрашивать Кастиэля: «Откажись. Откажись. Откажись». — Через пятнадцать минут буду, — не внял его безмолвным мольбам собеседник и отключился. — Черт! — все, что смог сказать Дин, слушая короткие гудки. Ощущение надвигающейся катастрофы встряхнуло затуманенное алкоголем сознание. Бросив телефон, Винчестер быстро пошел в ванную. То есть он хотел быстро пойти, однако собственные ноги в сговоре с предметами интерьера были явно против этого. Пришлось поумерить прыть и тащиться «по стеночке». Добравшись наконец, он сунул голову под струю ледяной воды в надежде хоть немного протрезветь. По ощущениям изменилось мало, разве что идти, не налетая на стены, оказалось проще, чем раньше. Зато сколько ругательств он вспомнил! На ум пришли даже те, которых вроде бы никогда до этого не знал. Самое обидное, что такая чрезвычайная (чрезвычайно неприятная, если точнее) мера оказалась совершенно бесполезной — за оставшиеся до прихода чистильщика десять минут организм отогрелся и снова вернулся в состояние приятного дрейфа в тумане. Кастиэль звонил всего лишь спросить, как дела у Винчестера, как его самочувствие и не беспокоит ли его раненое плечо. За последнее время в связи с поиском неведомого киллера работы прибавилось. А учитывая временную неработоспособность Охотника, мало того что работа попадалась стараниями Аластара от раза к разу все гадостнее, так еще и увидеться с Дином не было ни возможности, ни повода. Что рождало царапающее беспокойство где-то внутри: все ли в порядке с Винчестером, судя по опыту короткого еще знакомства, способным найти неприятности на ровном месте. А если еще добавить к этому знание об одной такой неприятности, которая сама может искать Охотника и которую все еще безрезультатно пытается вычислить Кроули… На самом деле рука тянулась к телефону уже не единожды, и в этот раз он просто не стал себя останавливать. Насколько Ангелу было известно, подобные звонки были допустимы для друзей. Но его сразу сбил с толку голос Дина, какой-то хриплый и тягучий. А потом откровенное недоумение, прозвучавшее в вопросе… На мгновение чистильщик подумал, что звонить было плохой идеей. Наверное, он неправильно оценил их отношения, не дотягивающие на самом деле до дружеских. Но дальше последовало приглашение. На душе потеплело: он не ошибся! Ведь посторонних людей не приглашают домой просто так, без какой-либо причины? А подходящих причин уже не было. Припарковав машину, он вдруг подумал, что следовало что-нибудь захватить с собой. С чем там положено являться в гости? Вино? Дин не производил впечатления ценителя вин, а он сам не пил вообще ничего алкогольного. Возможно, на внезапные приглашения правило не распространяется? Ладно, в любом случае, он уже возле дома, так что поздно возвращаться за положенным хозяину квартиры подарком. Открыв дверь, Дин так резко подался ему навстречу, что в первый момент вызвал инстинктивное желание отшатнуться. Но, не успев сделать и шага назад, Кастиэль попал в тиски. Во всяком случае, так ему на мгновение показалось. Охотник совершенно бесцеремонно сгреб его в объятия, щекоча шею горячим дыханием с отчетливым запахом виски. Поколебавшись, Ангел в свою очередь осторожно его обнял — стоять столбом показалось неправильным. Устраивая руки на спине и пояснице Винчестера и осторожно притягивая его чуть ближе, он неожиданно для себя обнаружил, насколько это приятно: чувствовать так близко тепло другого человека, его крепко обнимающие руки, вопреки обыкновению, не вызывающие никакого протеста, прижимать его к себе, словно… словно что-то свое, будто утверждая свои права. И не только права, но и обязанности. Внезапно пришло четкое понимание, что никому и никогда он не позволит навредить Дину. Что все, что он уже для него делал, было правильным, и он готов сделать намного-намного больше. Все что угодно, лишь бы продолжало биться это сердце, выстукивающее сейчас слишком быстрый ритм так близко. Словно подстраиваясь, его собственное тоже ускорилось, убыстряя ток крови по телу. Видимо, поэтому стало значительно теплее, почти жарко. Но даже несмотря на это, стоять так прямо на пороге квартиры почему-то казалось правильной идеей. Винчестер отлепился от Кастиэля, с трудом вспомнив, что гостей, вообще-то, принято приглашать в квартиру, а не держать на входе. Отступая назад, чтобы дать Ангелу возможность войти, он чуть не рухнул ему под ноги, в последний момент удержав равновесие с помощью стены. Проклятый виски! Или его башка дурная, которая посчитала хорошей идеей сегодня так набраться. Чертыхнувшись про себя, вслух он сказал: — Проходи, Кас. Ты это… извини, что я так набросился. Просто рад тебя видеть. Давно же не виделись. Я… ну… привык так друзей приветствовать. Боже, что он несет! Дин просто физически чувствовал, как все лицо заливает краской стыда. Ну, хотя что уже может быть хуже того, как он повис на чистильщике, который терпеть не может лишних прикосновений? Как тот еще в морду ему не дал? И какие, к черту, друзья? Как будто Кас не в курсе, что у него их нет, кроме разве что Бенни, да и тот только на хорошего приятеля тянет. И можно подумать, он стал бы так липнуть к Бенни при встрече. — Я тоже рад тебя видеть, Дин, — спокойно, без тени раздражения или насмешки сказал Кастиэль в ответ на его запинающийся пьяный лепет. — Как ты? Рана уже не беспокоит? А будто можно было посчитать, что плечо еще болит, когда он только что чуть не удушил Ангела в объятиях! — Да, я уже в норме, — озвучил очевидное Охотник. — Спасибо. — Я думал, что стоило захватить бутылку вина, ведь, кажется, с пустыми руками приходить в гости не принято. А ты, оказывается, уже совершенно пьян, — продолжил Кастиэль, проходя на кухню мимо прилепившегося к стене в поисках устойчивости Винчестера. — Что за глупости? — возмутился Дин, осторожно отклеиваясь от опоры и следуя за ним. — Ты можешь приходить, когда захочешь, и ничего с собой для этого брать не надо. И я не пьян! Так, слегка навеселе. — Возможно, тебе лучше было бы лечь спать, а мне — зайти в другой раз? — спросил чистильщик, глядя на то, как Дин попытался сесть на стул и в итоге чуть не свалился на пол, промахнувшись. — Даже не думай! Я, может, и не совсем уверенно двигаюсь, но слушать и говорить это мне ничуть не мешает. А ты обещал ответы на мои вопросы! — Ладно-ладно, — примирительно поднял руки Кастиэль. — Как скажешь, Дин. Тогда я сварю себе кофе, если не возражаешь, — добавил он, сразу же, впрочем, отвернувшись к кофеварке, так что вопрос получился риторическим. — И да, ты можешь спрашивать все, что хочешь. Винчестер попытался собрать мысли в кучку, чтобы сформулировать хоть один более-менее нормальный вопрос. В голову лезла почему-то всякая ерунда, о которой он не то чтобы не хотел знать — хотел, еще как! — но спрашивать о таком казалось не совсем приличным. Он искренне порадовался, что, даже несмотря на опьянение, все еще это понимает. Пока он пытался заставить себя думать, кофе успел свариться. Так и не дождавшись вопросов, Кастиэль повернулся к нему с чашкой в руке и с выражением удивления на лице. — Тебя уже ничего не интересует? — уточнил он. — Интересует. Так много вопросов, что не могу выбрать, с чего начать, — выкрутился Дин. — Идем в гостиную. Там есть чудесный мягкий диван, на котором мне всегда лучше думается. — «А еще он достаточно большой, чтобы, садясь, не бояться промахнуться и оказаться на полу», — добавил он про себя, вспоминая, как чуть не плюхнулся на пятую точку совсем недавно. Устроившись на том самом замечательном диване, Дин снова попробовал призвать к порядку свой пьяный мозг, получив в отместку кучу совсем уж неприличных вопросов, как назло, намертво отпечатавшихся в сознании. Чистильщик уже привычно сел в кресло, внимательно глядя на Охотника и всем своим видом демонстрируя готовность отвечать. Пришлось начать с относительно безобидного: — Как ты познакомился со своей невестой? О да, молодец, Винчестер! Браво! Еще спроси, в каких позах они занимаются сексом и не планирует ли Кас ее бросить, и твой образ полного придурка будет полностью закончен! — Можно сказать, это она со мной познакомилась, — ответил Кастиэль, судя по всему, не усмотрев в вопросе ничего странного. — Она получила место преподавателя, переехав ради этой работы из родного Вермонта. Все ее знакомые остались далеко, и она принялась налаживать новые связи. А ты ведь имел возможность на себе испытать целеустремленность и энергичность Дафны. — Да уж, я и мяукнуть не успел, как она взяла меня в оборот тогда в кафе, — вставил Охотник, с улыбкой вспоминая маленький зеленоглазый ураган. — Но я ни за что не поверю, что нечто подобное она могла бы провернуть с тобой. — Не смогла бы, если бы я был против. Но мне нужна была постоянная девушка. А Дафна довольно красива, так почему бы и нет? — Ну да, — протянул Дин, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не спросить что-то совсем уж нелепое, вроде: «А ты ее любишь?» — Странно было увидеть рядом с тобой кого-то, похожего на нее. Слишком уж вы разные. — Это плохо? — непонимающе склонил голову к плечу Ангел, едва заметно хмурясь, словно ему было неприятно такое слышать. Ну вот, правильно, Дин, покритикуй его невесту. — Не п-пойми меня неправильно! Дафна чудесная девушка, это м-мож-жно было понять даже за то недолгое время, что мы общались, — поспешил исправиться Винчестер, спотыкаясь в простейших словах, что было для него нехарактерно, независимо от степени опьянения — обычно он говорил нормально, пока вообще способен был говорить. Сделав глубокий вдох, он продолжил, пытаясь лучше контролировать собственную артикуляцию: — Просто чаще сходятся люди с похожими характерами, общими интересами и взглядами на жизнь. Что в любви, что в дружбе. А между вами, уж извини, особой любви не наблюдается, во всяком случае, со стороны так выглядит. Больше похоже на дружеское сотрудничество и партнерство. А как можно представить себе друзей, у которых и общих тем-то для разговоров нет? Конечно, в отношениях пары многое упрощает секс, но не круглосуточно же им заниматься, — Винчестер заткнулся, понимая, что начал говорить какую-то откровенную ерунду. Лучше бы он пытался контролировать то, что говорит, а не то, как это делает. Что за дешевая философия? И на кой она Кастиэлю? Плохая, плохая была идея приглашать его к себе сегодня! — То есть ты считаешь, что друзьями могут быть только похожие люди? — вычленил совершенно неожиданную часть его бреда чистильщик. — Ну, вообще-то, да, — ответил Дин, не замечая подвоха. — Мы с тобой — совершенно разные люди. Значит, друзьями мы быть не можем? От этого прямого вопроса Винчестер опешил. И что теперь говорить? Если сам же только что разорялся об общих интересах и похожести. Но он-то говорил о Дафне! Кто же мог подумать, что из всего сказанного, Кас заинтересуется именно упоминанием о друзьях? Да еще и воспримет это так серьезно. Черт бы побрал его манеру понимать все буквально! Чистильщик на первый взгляд казался все таким же спокойным, но обычная невозмутимость на лице сменилась настороженной мрачностью, подчеркнутой тревожной складкой на лбу, словно он безрезультатно пытался решить какую-то сложную задачу. Дину внезапно показалось, что если сейчас он не скажет что-нибудь правильное, что-нибудь, чем сможет перечеркнуть те глупости, которые наговорил раньше, то на этом их общение может и закончиться. От такой перспективы он даже слегка протрезвел. Да нет, ну не мог же Ангел настолько уж конкретно воспринимать все… Но сказать что-нибудь хотя бы относительно разумное все равно надо было. — Мы уже друзья, Кас. Во всяком случае, я тебя считаю другом, — Винчестер начал вполне уверенно и правильно, но потом в мозгу будто щелкнул какой-то переключатель, отрубая контролирующую функцию, и дальше он просто слушал, словно со стороны, собственные слова. — И мне, вот честно, как-то плевать, насколько мы разные! Из каждого правила есть исключения. И встретив такого, исключительного человека… человека, который, несмотря на все отличия, кажется близким, будто знакомы всю жизнь… Черт! Мне кажется, что раньше в моей жизни было пустое пространство, которое никто не мог занять, а потом появился ты — и занял его, вписавшись так, будто и должен был тут быть всегда… Так вот, если ты думаешь, что я так просто от этого откажусь только потому, что это нарушает какие-то правила… то подумай еще раз. Винчестер замолчал, внезапно осознав, как звучат его слова. Неловкость и смущение накрыли с головой. Он опустил глаза, увлеченно изучая пол и мечтая сквозь него провалиться. И отчаянно ругая самого себя: за то, что не способен сначала заставить думать свою дурную, пьяную голову, а потом уже говорить, за то, что напился, за то, что пригласил Кастиэля, за то, что вообще решается открывать рот в таком состоянии. Вот зачем? Только чтобы ляпнуть очередную несусветную глупость? Черт! Вот вроде ничего особенного не сказал, почему же так стыдно? Хотя это разве что каждое слово по отдельности — ничего особенного, а вот все вместе… тянет на полноценное признание. Блять. — Я тоже считаю тебя своим другом, Дин, — прервал его мысленное самобичевание спокойный голос Кастиэля. — И совершенно особенным человеком. Дин поднял на него удивленный взгляд. Ангел сидел в кресле, откинувшись на спинку, прихлебывая свой кофе, и выглядел абсолютно безмятежным с той самой, мягкой, настоящей улыбкой на лице. Словно и не сказано было ничего лишнего. Впрочем, с чего бы ему беспокоиться? Он-то ничего лишнего и не сказал. В отличие от Винчестера, который, глядя сейчас на улыбающегося синеглазого храбреца, явно не догадывающегося, что ему может грозить, усердно пытался смирить собственное желание схватить в охапку и целовать, целовать, целовать, пока в синих глазах не останется ничего, кроме желания. И его, Дина, отражения. Стыдно стало еще больше. Взяв стоявшую на столике уже ополовиненную бутылку, Дин налил себе полный стакан и сделал сразу два больших глотка, чувствуя, как обжигает горло крепкий виски. Было бы неплохо, если бы это помешало ему говорить, но увы. — Дин, ты уверен, что тебе еще нужно сегодня пить? — чуть нахмурился Кастиэль. — Не беспокойся, мамочка, я же дома. Даже если вырублюсь, то не упаду дальше дивана, — отшутился Охотник. — Кстати, у меня еще остались вопросы! — добавил он, переводя тему. — Я весь внимание. — Расскажи о своей семье. То, что посчитаешь возможным, конечно. — Да, в общем-то, никаких особых секретов тут нет. Учитывая, что ты и так имеешь общее представление о нашей «дружной», — он показал в воздухе кавычки, криво улыбаясь, — Семье. Габриэль — самый старший из моих братьев. Он должен был бы управлять всем, но это не в его характере: слишком импульсивен и склонен к авантюризму, а в бизнесе, даже в таком, как наш, это не самые полезные качества. Да ему оно и даром не надо. Он счастлив в любимом Лас-Вегасе, занимаясь своими казино и не интересуясь ничем другим. Второй по старшинству — Люций. Скрытный, хитрый, жестокий, ненадежный. Понятия не имею, где он и чем сейчас занимается. В делах Семьи он не принимает никакого участия, причем не по своей воле. Его можно считать той самой паршивой овцой, без которой, говорят, не обходится ни одно стадо. Майкл, мой третий брат, руководит всем. У нас большая разница в возрасте, уехал он из дома рано и впоследствии мы крайне редко общались, так что я, пожалуй, и сам его не очень хорошо знаю. Хотя, возможно, реальная причина заключена в его скрытности. В конце концов, того же Габриэля, который значительно старше, я знаю намного лучше. Майкла же хорошо не знает, по-моему, никто. Рафаэль одного возраста с Майклом, хотя они не близнецы, — Кастиэль чуть улыбнулся, словно вспомнив что-то смешное. — Рафаэль — приемный. Уж не знаю, зачем родителям это понадобилось, учитывая, что и родных детей у них было немало. Я бы даже сказал, больше, чем нужно. Как бы то ни было, Рафаэля усыновили в возрасте трех лет, и с тех пор между ним и Майклом идет негласное соперничество. Ну как, негласное... В детстве, наверное, всяко бывало, но с возрастом они усердно начали делать вид, что сотрудничают и во всем поддерживают друг друга. Однако на месте Майкла, я бы не поворачивался к Рафаэлю спиной. Рафаэль, кстати, занимается внутренними делами Семьи, то есть лояльностью и устранением угроз, так что ты, можно сказать, в его подчинении, — он прервался и сделал глоток наверняка уже давно остывшего кофе. — Следующий — Бальтазар. О нем я уже упоминал. Веселый и любитель пошутить, но не настолько, как Габриэль. Хитер и изворотлив, но не настолько, как Люций. Скрытен, но не настолько, как Майкл. Можно сказать, что из нас всех, он самый нормальный. О его работе я тебе сказать не могу. Дальше идет Анна, моя единственная сестра. Даже не знаю, что о ней можно вспомнить? Несмотря на то что она ближе всего мне по возрасту, мы никогда не дружили. А в двенадцатилетнем возрасте она вообще сбежала из дома. Вот и вся Семья, — улыбнулся Кас. — Как же вся? — Дин демонстративно удивился, изо всех сил пытаясь не зевнуть: нельзя сказать, что его не интересовало то, о чем говорил чистильщик, но виски постепенно брал верх над интересом. — Ты забыл рассказать еще об одном человеке. — Ты хочешь узнать о нашем отце? Я и сам о нем мало что помню и ничего не знаю сейчас. — Нет, Кас. Я имел в виду тебя. Расскажи мне о Кастиэле, — попросил Винчестер, довольно улыбаясь при виде откровенно растерявшегося Ангела. Это зрелище стоило бы запечатлеть и показывать фото за большие деньги. Хотя нет, лучше оставить для личного пользования, а остальные — перебьются! Мгновение — и чистильщик натянул привычную маску невозмутимости. — Я не знаю, что тебе интересно, — сказал он. — Все! — нагло ухмыльнулся Дин. — Расскажи о себе так, как ты рассказывал о братьях. Какой ты? — Ты и сам видишь, — снова попытался увильнуть Кастиэль. — Вижу? — Винчестер окинул фигуру сидящего напротив от макушки до ступней и обратно внимательным, изучающим взглядом. Срочно потребовалось поменять позу, прикрывая пах сцепленными в замок руками, увлажнить языком пересохшие губы и прокашляться, чтобы вытолкнуть застрявший где-то в горле горячий сухой воздух. О да, он его отлично видел! Вот только вряд ли Кас говорил об этом. — Мало ли что мне видится, — выдавил он наконец, отводя взгляд и пытаясь мысленно перенастроиться на другую волну. Которая не нагревала бы нервные окончания до искр перед глазами желанием почувствовать того, кого он видит, каждым миллиметром тела. — Мне интересно, что есть на самом деле. — Ладно, попробую. Так, значит, рассказать, как о братьях, — задумчиво протянул чистильщик. — Скрытен. Не люблю людей, пытающихся влезть в душу. Впрочем, я вообще не люблю людей. Они раздражающие и чаще всего глупые. К тому же я плохо понимаю их логику, а точнее, ее отсутствие. Однако не люблю, не значит ненавижу — скорее, я к ним равнодушен, пока не мешают. Злопамятен и мстителен. Но не потому, что ненавижу своих врагов, а потому, что понимаю: их нужно уничтожить, не дав шанса уничтожить меня. Не знаю насчет хитрости, но изворотливость мне не свойственна — я предпочитаю простые пути. Точно не весельчак и не шутник, что ты и сам уже должен был понять. — Да уж, это сложно было не заметить, — фыркнул Дин. — А дальше? — Боюсь, это все, что можно обо мне сказать. — Брось! Не может такого быть! Всегда есть еще хотя бы какие-нибудь привычки и предпочтения. — Я довольно неприхотлив, так что никаких особенных предпочтений у меня нет. — Не верю! У всех есть. Одним больше нравится сладкое, другим — соленое, одним нравятся блондинки, другим — брюнетки, одним – чай, другим — кофе, в конце концов! — Тебе интересны такие мелкие подробности моих вкусов? — удивился Ангел. — Ну, я это для примера сказал, — смутившись, промямлил Винчестер. Чистильщик решительно встал, и Дин подумал, что, видимо, общение с пьяным неадекватным человеком, постоянно несущим какую-то чепуху, да еще и требующим ответов на свои такие же «умные» вопросы, его окончательно доконало. — Хорошо, — неизвестно с чем согласился Кастиэль, направляясь к выходу из гостиной. — Если ты не против, я сварю себе еще кофе и подумаю, что можно добавить к собственному портрету. — Конечно, я не против, — облегченно улыбнулся Винчестер. — Я бы сам приготовил тебе кофе, как и положено делать хозяину для гостя, но не уверен в своей способности стоять ровно, — сконфуженно добавил он. Кастиэль обернулся на выходе и одарил его легкой полуулыбкой, молча давая понять, что все в порядке. После ухода Ангела время стало играть какие-то непонятные шутки: Дину казалось, что прошло уже полчаса, как минимум, хотя взгляд на часы показывал истечение реальных двух-трех минут. Охотник смачно зевнул, понимая, что сидеть стало как-то слишком тяжело. Подлокотник дивана магнитом притягивал голову. Он просто приляжет на минутку, пока не вернется Кас со своим кофе. Да, всего лишь на минутку, может, две… Диван был не такой уж длинный, и ноги пришлось поджать, пытаясь кое-как уместить колени. Но даже полное отсутствие комфорта ничуть не взбодрило: подложив одну руку под голову и оставив вторую на весу параллельно полу, Дин провалился в сон. Кастиэль, вошедший в комнату спустя еще несколько минут, застал Винчестера уже крепко спящим. Он постоял некоторое время, прихлебывая кофе, подумал, что надо бы разбудить Охотника, чтобы не оставлять его в незапертой квартире, посмотрел на тихо сопевшего мужчину — и сел в кресло. Дин то хмурился, то тревожно напрягался всем телом, то лицо его вдруг разглаживалось — и тогда в уголках губ появлялась едва заметная улыбка. И за всеми этими изменениями оказалось очень интересно наблюдать. Винчестер обладал довольно живой мимикой, но отсутствие сознательного контроля делало сменяющиеся выражения на его лице совсем непривычными. Шло время, кофе давно был выпит, а Кастиэль никак не мог прекратить изучать уже казалось бы до последней веснушки знакомое лицо. Почему он раньше не обращал такого пристального внимания на эти мелкие солнечные пятнышки на коже своего друга?.. От последнего слова веяло теплом и уютом, так, что хотелось повторять его еще и еще. Впрочем, попробовав, он обнаружил, что в сочетании с предпоследним эффект получается однозначно лучше. Мой друг… Мой… друг. Дин сквозь сон попытался поднять правую руку, которая, видимо, затекла на весу, и тут же уронил ее обратно, недовольно поморщившись, но так и не проснувшись. Кастиэль с сожалением понял, что Охотника придется все-таки разбудить, иначе утром тот рискует получить занемевшую руку, да еще и, скорее всего, боли в шейных мышцах и спине, поскольку слишком высокий подлокотник явно не мог обеспечить удобного положения головы относительно остального тела. Склонившись к спящему, он легонько потряс его за плечо. — Дин! Винчестер сонно отмахнулся, переворачиваясь на спину и явно намереваясь продолжать спать даже в случае неожиданного начала атомной войны. — Дин! Проснись! — уже настойчивее позвал Ангел. Зеленые глаза, затуманенные сном и алкоголем, внезапно распахнулись и с некоторым трудом сфокусировались на чистильщике. Сонное лицо медленно осветилось улыбкой, открытой, озорной и… чувственной? Почему-то смутившись, Кастиэль уже хотел отодвинуться, но Дин поднял ладонь, прикоснувшись к его лицу. Ангел застыл на месте, словно окаменев. Охотник неторопливо исследовал его лицо самыми кончиками пальцев, легко скользя по виску, мягко оглаживая скулу, спускаясь к подбородку, чтобы тут же, после секундного колебания, переместиться к губам и пройтись по их контуру подушечкой указательного пальца. Ангел непроизвольно облизнулся, сглатывая комок в горле. Рука, до сих пор занятая неторопливым изучением, напряглась и уже жестко легла на затылок, требовательно склоняя его голову еще ниже, к Винчестеру, в чьих глазах разгоралась какая-то жажда, делая взгляд диким, острым, нуждающимся. Кастиэль неожиданно для себя опознал в этой жажде желание. Сексуальное желание. Очевидно, не до конца проснувшийся Дин видел сейчас совсем не его. — Дин! — рявкнул чистильщик, сбрасывая его руку и отступая назад. Винчестер вздрогнул от громкого оклика и сел. Потряс головой, пытаясь окончательно проснуться, а потом поднял растерянный взгляд на Ангела. По мере прояснения сознания зеленые глаза непроизвольно расширялись, наполняясь ужасом и стыдом. — Мне нужно уходить. Закрой дверь, — прозвучало, пожалуй, чересчур грубо, но с этим Кастиэль ничего не мог поделать, слишком занятый попытками восстановить самоконтроль: сердце почему-то решило сплясать зажигательный танец, а кровь вообразила себя нефтью и воспламенилась. Во всяком случае, так казалось по ощущениям. — Кас… — хрипло отозвался Дин, судя по все тому же бушующему коктейлю эмоций в глазах, не понимающий, что от него вообще требуется. — Дин, — он попытался смягчить собственный голос, — мне пора уходить. Я не мог тебя оставить в незапертой квартире. Да и спать на диване не лучшая идея. У тебя к утру все тело затекло бы. Так что закрой, пожалуйста, за мной дверь и ложись в постель, — договаривал Ангел, уже направляясь к выходу. Ему срочно нужно было выйти на улицу — воздух в комнате казался слишком горячим и вязким, чтобы им можно было нормально дышать. Возле входной двери пришлось подождать собиравшегося то ли с силами, то ли с мужеством Охотника. Подошел тот медленно, но довольно уверенно: видимо, даже не очень долгий сон все же снизил градус алкоголя в крови. Впрочем, уверенности Дину хватило только на походку — он упорно гипнотизировал взглядом пол, словно боялся сбиться с какой-то видимой только ему линии. — До встречи, Дин, — попрощался Кастиэль перед тем, как выйти за дверь, но услышал только какое-то невнятное бормотание в ответ. Спустившись, он еще долго стоял возле машины, вдыхая свежий ночной воздух и пытаясь понять, почему прошедший вечер, а точнее, его окончание осело где-то внутри ощущением совершенной ошибки?