Шаги по стеклу

Кастиэль отвлеченно наблюдал за текущим далеко внизу бесконечным потоком машин в сиянии фонарей и рекламы, мысленно прикидывая распорядок завтрашнего дня. То есть он начал именно с этого, когда засыпал в кофеварку кофе и отошел к окну подождать, пока тот приготовится. И даже продумал кое-какие пункты своего плана на завтра, примерно от встать с постели до выйти из дому. Теперь он просто бездумно пялился на собственное смутное отражение в оконном стекле и не думал ни о чем. Ни о чем. Точно. А те образы, что мелькали в голове, были такими же неверными и размытыми, как и отражение в окне. Не было их вообще. И не могло быть. Ему не о чем думать, кроме текущих дел. Большой, просто огромной кучи рутинных дел, которыми его засыпало почти с головой сразу после выписки из больницы. Даже несмотря на то, что Майкл и не думал настаивать на его немедленном включении в работу, неоднократно предлагая сначала окончательно восстановить здоровье, а потом уже вникать во все тонкости семейного бизнеса, которые отсюда, из мозгового центра, виделись совсем не так, как с периферии. Весь фокус заключался в том, что для полного восстановления чистильщику — хотя теперь уже, наверное, справедливо было бы говорить «бывшему чистильщику» — требовалось чем-то занять себя. Чем угодно, только чтобы не тонуть в той пустоте, что съедала изнутри. В самом начале, когда Кастиэль только пришел в себя в больнице, почему-то в Нью-Йорке вместо привычного Канзаса, все его время благополучно поглощали боль и слабость. Но потом, когда боль отступила, выяснилось, что без нее и нет-то ничего вовсе. Он чувствовал себя… новым. Нет, это не было чувство приятного обновления — это было ощущение вакуума внутри. Словно оттуда все вынули — но ничего не положили взамен. Иногда Кастиэлю казалось удивительным, что он еще не схлопнулся, как сдувшийся шарик. Бальтазар, первым навестивший его в больнице, сказал, что какое-то время Кастиэль был мертв. Что-то около двух минут. Порой Ангел задавался вопросом, а точно ли он выжил? А точнее, выжил ли он весь? Или же какая-то часть так и не была реанимирована? — Прости, братишка. Я считал этот план беспроигрышным: Люций хотел тебя захватить, а не убить. Кто же знал, что ты зайдешь в пустой дом с пистолетом наготове и его людям придется стрелять на поражение, — Бальтазар говорил непривычно серьезно и даже постарался выглядеть виноватым. Кастиэль мог бы спросить, как брат себе представлял его захват теми двумя хотя бы без ранений, но и так понимал, что никак. Его использовали как живца, заранее соглашаясь с тем, что наживку потреплют, как минимум. Он мог бы возмутиться тем фактом, что собственные братья подставили его под удар. Если бы ему не было наплевать: уж чего-чего, а всепоглощающей любви от старших братьев он точно никогда не ждал. — Тебя должны были просто обездвижить и усыпить. И привезти к Люцию. И привести нас следом. Часиков восемнадцать под снотворным ничего бы тебе не сделали, — продолжил тем временем Бальтазар, не дождавшись никакой реакции. — Я понимаю, что план был дурацким. Сейчас понимаю. Я понимаю, что из-за меня ты умер. Прости меня, брат. Я твой должник. Проси что угодно — я все сделаю. Кастиэль окинул старшего внимательным взглядом. Не то чтобы он хотел определить степень его искренности, скорее пытался решить, что же с ним делать. Мстить? Глупо, непродуктивно, да и вообще… за что? За то, что такова всегда была их семья? Такова их Семья… Как ни странно, в светло-голубых глазах Бальтазара были непритворное сожаление и боль. Это удивляло. И согревало. — Так уж и все? — слабо улыбнулся Кастиэль. — Все, — совершенно серьезно подтвердил Бальтазар, не заметив или, скорее, не пожелав заметить шанс перевести свое обещание в шутку, чем еще больше удивил младшего брата. — Что бы тебе ни понадобилось. Обещаю. Безо всяких ограничений и условий. — Хорошо, Бальтазар. Я буду иметь в виду. — Ты простишь меня? — А куда я денусь? — удивился Кастиэль. — Или ты серьезно думал, что я стану мстить? — Нет. Не мстить. Но психануть и выкинуть из своего круга общения вполне мог бы. А мы все же братья, пусть и видимся совсем редко. И я хотел бы оставаться твоим братом и дальше не только номинально. — Психануть? Ты вообще обо мне говоришь? Мне все чаще кажется, что меня с кем-то путают. Сначала Люций приписывал мне какие-то невероятные чувства, теперь ты. Ладно с ним мы виделись последний раз лет двадцать назад, но ты-то меня знаешь значительно лучше. — Вот именно потому, что знаю, так и говорю. Порой мне кажется, что единственный, кто тебя не знает, — это ты сам, — Бальтазар усмехнулся, став наконец-то похожим на самого себя: наглого, ехидного, с постоянными шуточками на грани грубости. Бальтазар описал тогда общее положение дел Семьи, которое и сподвигло их с Рафаэлем на всю эту отчаянную авантюру с невольным участием Кастиэля в роли живца. Оказалось, что Люций, оставаясь в тени, уже довольно давно вел свою игру, убирая (или просто перекупая) их людей и заменяя собственными. Так что теперь сложно было уже определить, кто есть кто. И ладно бы дело касалось только мелкой шушеры, которой всегда и во все времена плевать, на кого работать, если они вообще в курсе этого. Но такие неприятные рокировки то и дело обнаруживались на самых разных уровнях, ставя под угрозу не просто стабильность доходов Семьи, но и само ее существование как серьезного игрока. Кастиэль слушал, кивал и понимал, что, наверное, относится к той самой мелочи, которой все равно. Вспомнив кое-что, показавшееся странным еще после первого пробуждения, он окликнул брата, когда тот уже собрался уходить: — Бальт! Возможно, это и не самый важный вопрос, но все же хотелось бы знать, каким образом я оказался в Нью-Йорке? — А что? Тебе не нравится Большое яблоко? — Не уходи от ответа. — Ладно, ладно… Целый допрос из-за какого-то пустяка, — притворно обиделся Бальтазар. — Когда стало понятно, что ты уже почти труп, мне показалось проще и надежней вызвать вертолет. Я хорошо знаю пилота и команду. Отличные спецы, не чета вашим захолустным врачишкам! Я знал, что они неподалеку. Небольшое превышение служебных полномочий, ничего особенного. А там уже и разницы особой не было, везти тебя в ближайшую больницу или сюда. — Все равно не понимаю… — Никто и не просит тебя понимать! — вспылил старший. — Вот так вот, стараешься, на служебное преступление идешь, а тебе еще и допрос с пристрастием устраивают! Место, видите ли, не нравится! — Все мне нравится, не кипятись, — отступил Кастиэль. Обида Бальтазара, хоть и была явно наигранной, вполне могла перерасти в настоящую, вздумай чистильщик сейчас продолжить недоверчиво выпытывать подробности. Да и правда, с чего это ему взбрело в голову докапываться? Спасли — и ладно. С большой долей вероятности он мог предположить, что, окажись на месте Бальта Рафаэль, быть бы ему, Кастиэлю, трупом окончательно и бесповоротно. А Нью-Йорк… ну что ж, так даже лучше: не придется тратить время на выбор места для переезда, который все равно был неизбежен. К тому же его и так вызвали бы сюда, раз Майкл, по словам все того же Бальтазара, даже Габриэля из Вегаса выдернул, оторвав от его любимых игрушек. Вряд ли озвученная причина — необходимость сплоченной командной игры против их внезапно активизировавшегося братца — была реальной. Кастиэль предполагал, что Майкл скорее руководствовался известным правилом, предписывающим держать друзей близко, а врагов (в том числе и потенциальных) — еще ближе. Рациональное зерно тут имелось, это чистильщик признавал: гораздо проще собрать потенциальных перебежчиков в одном месте и хоть примерно представлять их настроения, нежели сидеть и гадать, не снюхались ли они с врагом, позабыв о мстительной мощи Семьи в своем захолустье. Вот только сомнительно, что Майклу хватило бы прозорливости и чутья просчитать таких виртуозных лжецов, как Бальтазар и Габриэль, даже видя их каждый день. Даже располагая немалыми ресурсами для слежки. В конце концов, те ведь тоже не вчера родились. Но это уже были заботы самого Майкла. Кастиэлю же следовало найти, чем заняться на новом месте. То есть, по большому счету, ему предстояло только придумать себе официальную работу-прикрытие, так как он рассчитывал вернуться к своему основному занятию сразу же, как только встанет на ноги. Чтобы заполнить чем-то собственное время и мысли. Чтобы избавиться от разрастающейся инородной пустоты внутри, которая порой побуждала его сомневаться в реальности самого себя. Так было тогда. Пока он не получил возможность погрузиться в дела Семьи, втянуться в эту бесконечную игру, привыкнуть и понять, что на самом деле все в порядке — он был таким и раньше. Просто забыл об этом. Умер не он сам. Умерло его ложное представление о себе, которое родилось где-то там, в далеком теперь Канзасе, основанное… да бог его знает, на чем можно было выстроить подобную чушь! Главное, что все вернулось на круги своя. Стало таким, как всегда: простым, логичным и понятным. Он сам стал прежним — свободным. Словно, избавившись от искажающей очертания дымки, внезапно снова смог видеть все кристально ясно и четко, как бывает в холодный осенний день. Последние месяцы жизни казались теперь чем-то нереальным, как сон. Далекий, ненужный, глупый сон. О котором стоило сказать: «Приснится же такое!» — и забыть как можно скорее. Количество его свободного времени уверенно стремилось к нулю при его же активном содействии. Что весьма положительно сказывалось на его участии в семейном бизнесе и на оценке этого участия Главой Семьи. Кастиэль все больше увлекался делами, занимаясь анализом и прогнозированием уже не столько для того, чтобы заполнить чем-то большую часть суток, сколько из чистого интереса. Налаженные схемы увлекали своей стройностью и логичностью, пусть и построенные часто с учетом таких нестабильных факторов, как человеческие реакции. Которые, однако, тоже просчитывались, просто имели большую степень вариативности. Что автоматически превращало проблемы, реальные или потенциальные, в еще более интересные задачи. Если бы кто-то сейчас спросил его, почему он так долго торчал в каком-то захолустье, не участвуя, по сути, в семейном бизнесе, Ангел не смог бы дать внятного ответа. Налив себе кофе, он вернулся в гостиную, утопающую в уютной темноте. Света из огромного, от пола до потолка, окна вполне хватало, чтобы не натыкаться на предметы, а большего Кастиэлю и не требовалось: свои планы он предпочитал не записывать, а просто запоминать. Впрочем, сосредоточиться и теперь не получилось: зазвонил телефон. А вот и брат, легок на помине. — Здравствуй, Бальтазар, — теплоту в голосе Кастиэля заметил бы только очень хорошо знающий его человек. Но она там была. К Бальтазару он относился чуть лучше, чем к остальным своим братьям. Хотя точнее, наверное, было бы сказать, что к Бальтазару он вообще хоть как-то относился, несмотря на организованную тем подставу в Канзасе, цель которой он к тому же прекрасно понимал и оправдывал. — Здравствуй, братишка, — отозвался старший. — Оторви-ка свою задницу от дивана — или к чему она там у тебя приклеена в данный момент — и вези ее к Майклу. Общее собрание. — Что понадобилось Майклу в такое время, да еще и от всех сразу? — Люций его достал, — Бальтазар хохотнул, — причем как в переносном, так и в прямом смысле: Майкл ранен, его последняя зазноба и куча охранников мертвы. Так что будем, наконец, что-то делать, а не сидеть, спрятав голову в песок, и притворяться, будто ничего не происходит. Лети сюда, Ангелок, для тебя тоже найдется работа, — выпалив все это возбужденно-бодрым, даже радостным тоном, как будто ничего и не случилось с их братом, Бальтазар отключился. Понять его оживление Кастиэль мог. Хотя бы потому, что не совсем понимал тактику Майкла, его упорное желание сохранять видимость внешнего благополучия, ничего не предпринимая против врага. И это при том, что происходящее в последние полгода больше всего напоминало откровенную войну. Тотальное уничтожение. Довольно часто — еще и с излишней жестокостью. То тут, то там всплывали трупы, изуродованные так, что Кастиэль приписал бы их Аластару, если бы не знал, что, по сведениям Рафаэля, Палач по-прежнему работает на Семью под кураторством Кроули и никак не может быть причастен. Впрочем, мало ли психов в мире? Допив в два глотка горячий кофе, Кастиэль надел пиджак, проверил оружие и, прихватив пальто, вышел из квартиры: на общее собрание опаздывать не стоило. В просторном, с предельно строгой и функциональной обстановкой, кабинете Главы Семьи к приезду Кастиэля собрались почти все. Майкл сидел на своем привычном месте, за массивным рабочим столом, вполголоса переговариваясь о чем-то с Рафаэлем, бесцеремонно примостившимся прямо на столешнице. Как ни странно, но с чернокожим приемным Рафаэлем Майкл имел больше всего внешней схожести: их роднило приторное высокомерие, никогда не покидавшее лица ни одного, ни второго. Бальтазар, светловолосый, растрепанный, увлеченно черкающий что-то в своем ежедневнике, выглядел рядом с этими двумя инородным элементом. Особенно когда, подняв взгляд от своих записей, поприветствовал вошедшего Кастиэля фирменной ехидной улыбочкой, смотревшейся как нельзя более органично на его живом, подвижном лице. Конечно, кто-то мог найти поразительное сходство как раз между самим Кастиэлем и Майклом, тоже темноволосым и синеглазым, спокойным и сдержанным до полной холодности, но Ангел надеялся, что никогда не выглядит таким же невообразимо надутым и важным, как индюк. Ну, или как два его старших брата, обсуждающие какие-то дела синдиката с таким видом, будто решали судьбу всей планеты. Вечно опаздывающий Габриэль отсутствовал и теперь. Ждать его было делом неблагодарным, которым обычно никто и не думал заниматься. Однако на этот раз Майкл, видимо, решил провести собрание действительно для всех, потому что с приходом младшего только кивнул ему и вновь вернулся к беседе с Рафаэлем. Кастиэль сел в кресло и настроился на долгое ожидание: Габриэль никогда не опаздывал меньше, чем на полчаса, считая это, видимо, ниже своего достоинства. Однако отсутствие точного времени начала совещания помешало старшему Новаку на этот раз в полной мере следовать своей привычке — он прибыл всего через десять минут. В кабинете сразу стало тесно. Невысокий и щуплый, Габриэль умудрялся тем не менее занимать как будто все пространство одновременно. Он сходу и поздоровался со всеми, и пожаловался на неурочное время вызова, обломавшего ему весь кайф, и поинтересовался у Майкла, где тот научился так тупить, чтобы дать подстрелить себя и потерять кучу народу в придачу. Сразу же после этого он посчитал нужным уточнить, а правда ли Бальтазар работает в ФБР, раз уж не способен предотвратить покушение на собственного брата или хотя бы сразу схватить тех, кто это покушение устроил, и зачем их младшему его замечательные мозги и где именно они у него находятся, если тот не в состоянии проанализировать ситуацию, предоставив Главе Семьи приемлемый план действий, и в итоге всем все равно приходится тащиться на общий сбор на ночь глядя. Последним под горячую руку попался Рафаэль. Окинув взглядом все так же сидящего на краешке стола чернокожего мужчину, Габриэль пренебрежительно дернул уголком рта и, состроив самое что ни на есть участливое выражение лица, выдал громким театральным шепотом: — Братец, не мучайся, сходи облегчись, мы подождем. А то у тебя же сейчас даже лицо лопнет от напряжения. После этого, посчитав свой братский долг выполненным, он развалился на диване с невесть откуда взявшимся в руке стаканом чего-то явно алкогольного, хотя Кастиэль мог бы поручиться, что никто не заметил, когда их старший брат успел наведаться к столику с напитками. — Что, так и будем сидеть молча? Зачем тогда нужно было отвлекать от важных дел? — поинтересовался Габриэль, небрежным жестом откидывая назад свои светлые волосы и довольно щуря золотистые глаза, совсем как кот, только что совершивший отменную пакость и точно знающий, что ему за это ничего не будет. Он, единственный из всех присутствующих, щеголяющих дорогими, но совершенно однотипными темными костюмами, был одет в простые джинсы и легкий свитер, смотрясь в нарочито изысканном окружении как-то неудобно вызывающе. — Я лично был очень занят. Бальтазар только закатил глаза, наверняка в который раз вопрошая небеса, за какие грехи те наградили его таким братом. Кастиэль вообще пропустил все мимо ушей, за прошедшее время заново привыкнув к своеобразной манере общения Габриэля. Рафаэль бессильно сжимал и разжимал кулаки, точно зная по опыту многочисленных перепалок, что старший только и ждет ответа на свою провокацию. И из таких вроде бы шутливых ссор чернокожий еще ни разу победителем не выходил — да и никто не выходил, из тех немногих, у кого хватало глупости в них ввязаться, — вынося только стойкое ощущение, что его облили дерьмом с самыми искренними заверениями, что это был новый шампунь. — Давайте начнем, раз уж даже наш самый занятой брат почтил нас своим присутствием, — Майкл встал и вышел из-за стола, демонстрируя привычное спокойствие и отсутствие каких-либо заметных признаков ранения. — Так я не понял, тебя ранили или как? — тут же обратил на это внимание Габриэль. — Или мы собрались здесь по поводу твоей душевной травмы, коей является уязвленное самолюбие? — А тебе бы хотелось, чтобы я валялся на больничной койке, слабым голосом диктуя завещание? — Глава Семьи ожег неприязненным взглядом старшего брата, на которого, впрочем, этот взгляд никак не подействовал: Габриэль только глаза прикрыл, смакуя удовольствие от того, что удалось достать даже обычно непробиваемого Майкла. — Да, мое ранение, к счастью, не опасно для жизни. Но жив я остался только благодаря тому, что Аманда пожертвовала своей жизнью, закрыв меня. Если бы… — А точнее потому, что ты успел закрыться ею, — вставил Габриэль, разглядывая на свет содержимое своего стакана. — Давай обойдемся без лишнего пафоса, братишка. Тут не перед кем играть — мы все друг о друге знаем. Переходи к сути. В этом Кастиэль был с ним согласен. Манера Майкла толкать выспренные речи по поводу и без изрядно раздражала, занимая время, которое можно было бы потратить, на его взгляд, с куда большей пользой. Ангелу показалось, что он услышал, как скрипнули зубы Майкла, так сильно тот сжал челюсти, играя явственно обозначившимися желваками. Однако крыть было нечем, что никого и не удивило — они и вправду знали друг о друге достаточно. Глава Семьи вернулся к своему рабочему столу, сел, а скорее даже упал, в кресло, и только после этого продолжил: — Суть в том, что Люций перешел все границы. На этом он не остановится. Попытки договориться закончились — теперь он попробует уничтожить нас всех. — То есть раньше ты считал, что… — Я давно говорил… Бальтазар и Габриэль переглянулись, но продолжать ни один не стал, поскольку Майкл, нетерпеливо взмахнув рукой, перебил обоих: — Я знаю, что вы хотите сказать. Давно было понятно, что его цель состоит в захвате полного контроля над всем бизнесом Семьи, что невозможно, пока есть мы. Точнее, пока мы против этого. Но учитывая, как долго он действовал исподтишка, намного продуктивнее было бы все же заключить мир, отдав ему на откуп какую-то часть бизнеса и получив взамен его людей там, куда он уже успел их внедрить. А это почти повсюду. Так что да, я хотел договориться. — А после его аккуратного устранения через какое-то время, вся его доля автоматически вернулась бы под наш полный контроль, — вставил Рафаэль, по всей видимости только для того, чтобы что-то сказать, поскольку все и так прекрасно понимали, что в живых Люция никто бы после такого не оставил. — А откуда информация о том, что наш брат — клинический идиот? — Габриэль скептически поднял бровь. — Если ты помнишь, он всегда… — Я помню, что он всегда был с придурью, но с логическим мышлением у него все в порядке, — золотистые глаза старшего Новака в кои-то веки утратили свое смешливое выражение. — Так что либо план твой был полным дерьмом, Майкл, либо у тебя был совсем другой план. — Да не важно, какой там был план, — не выдержал Бальтазар. — Все равно его уже нет. Может, мы, наконец, обсудим новый? — Еще скажи, что у тебя он уже есть, — съязвил Рафаэль. — У меня есть мозги, а значит, есть, что предложить, — не остался в долгу фэбээровец; невысказанное «в отличие от тебя» расслышали все. — К примеру, я знаю, кто нам расскажет, где окопался наш дражайший братец, — сделав паузу и насладившись напряженным вниманием в обращенных на себя взглядах, Бальтазар продолжил: — Исполнители сегодняшнего заказа так жаждали твоей крови, Майкл, что потеряли осторожность и попали на камеры. Точнее, зарвался один, второй полез его вытаскивать и — вуаля! — у нас есть их личики. А учитывая, что это оказались наши же бывшие работнички, то и вся информация о них. — И они, небось, сами придут и сдадутся тебе, а потом еще и все расскажут, стоит только… — Рафаэль, дорогой брат, помнишь, как учили нас в детстве: прежде, чем говорить, досчитай до десяти? Так вот, в твоем случае стоило бы считать до ста и даже после этого молчать в тряпочку, — в голосе Бальтазара было лишь насмешливое участие и забота, но взгляд замораживал не хуже арктического холода. — Сегодня эти мартышки положили кучу народу, засветившись при этом на камерах, — продолжил он как ни в чем не бывало, обращаясь уже ко всем, — а я им еще допишу подвигов, так что искать их будут все и повсюду, это я гарантирую. А сговорчивости им добавит хороший дознаватель. Помнится, был у нас некий Аластар, которого в последнее время чуть ли не в полную собственность заграбастал этот нелепый коротышка из Канзаса, Кроули. Кстати, эти двое тоже были раньше в подчинении все того же Кроули. Что, по-моему, дает повод задуматься и о лояльности их босса, не находите? Впрочем, это еще не самое интересное. Самое — то, что один из наших сегодняшних героев уже давно считается мертвым. Ты, брат, убирал дом и должен был утилизировать его труп. Бальтазар повернулся к Кастиэлю, адресуя ему невысказанный вопрос. Рафаэль выпрямился и напрягся, как гончая, почуявшая добычу. Майкл тоже заинтересованно вскинул брови. Лишь Габриэлю, похоже, все было до лампочки: он увлеченно печатал сообщение в своем телефоне, поочередно прикладываясь то к стакану, то к шоколадному батончику, вынутому невесть откуда и когда. — Я много домов убирал и еще больше утилизировал трупов, Бальт, так что, если ты хочешь что-то узнать по поводу какого-то одного — обозначь его конкретнее, — парировал чистильщик. — Речь о Сэмюэле Винчестере. Заказ на уборку его дома давал тебе Рафаэль. — Хм… Кажется, помню, — протянул Кастиэль, делая вид, что вспоминает детали. Голос звучал ровно, не дрогнув при звучании знакомой фамилии, чему Ангел мимоходом порадовался, тут же, впрочем, одернув себя: а с чего бы ему дрожать? — Это было то самое дело, в котором никто не удосужился сообщить мне ни имен, ни каких-либо других подробностей, верно? Был дом, были трупы, был заказ на утилизацию и создание видимости отъезда. Заказ я выполнил. В чем суть твоего вопроса ко мне? Возможно, это был обман зрения, но Кастиэлю показалось, что на лице Бальтазара промелькнула довольная усмешка, прежде чем тот повернулся к Рафаэлю со словами: — А ведь наш Ангелочек прав. По большому счету то, что нам только сегодня стало известно о выжившем предателе, — твоя вина. Крысеныш сбежал, как оказалось, к Люцию, да еще и утащил с собой массу очень опасной информации. Во всяком случае, даже того немногого, что он демонстрировал мне, когда пытался найти себе защиту в ФБР, хватило бы, чтобы организовать веселую жизнь всей Семье. — Я не подумал, что так важно… — Не подумал, значит, — перебил Балтазар, недобро прищурившись. — А есть и другой вариант: ты подумал, да еще и очень хорошо. — Выбирай, Рафаэль: или ты — отлично все спланировавший предатель, или же со способностью думать у тебя вообще плохо, — любезно предложил Габриэль, не отрываясь от своего телефона. — Я лично ставлю на последнее. — Прекращайте балаган! — вмешался Майкл. — Я уверен, что Рафаэль действительно не задумался над тем, что что-то может пойти не так и Кастиэлю понадобится дополнительная информация. В конце концов, задание было довольно простым. Кто же мог предположить, что предателю удастся каким-то образом выжить? На Рафаэля было больно смотреть: привычная высокомерная маска трещала по швам, пропуская в прорехи растерянность и даже страх. Все прекрасно понимали, что Майкл, может, и уверен в невиновности Рафаэля, да вот только, скорее, просто на словах. И зарубку себе на будущее поставит в любом случае. Понимал это и сам Рафаэль. — Давайте вернемся к плану Бальтазара, — продолжил Майкл, посчитав тему исчерпанной. — Итак, нам нужно захватить одного из моих сегодняшних неудавшихся убийц. Кстати, Бальт, а с чего ты взял, что они вообще в курсе, где именно скрывается Люций? Что мешает им быть простыми исполнителями, получающими указания через посредника? — С того, что тот самый внезапно оживший Сэмюэль Винчестер занимался у Кроули финансами и, повторюсь, накопал о наших делах столько всего, что Люций просто не мог не пообщаться с ним лично — слишком уж ценный кадр. Пусть даже большую часть материалов он и не смог сохранить, судя по тому, что они еще нигде не всплыли. Ну, или наш любезный братец специально придержал их, чтобы использовать для чего-то грандиозного в определенное время. Так что я почти уверен в том, что эта крыса знает, где логово ее хозяина. Девять к десяти, что знает! — Возможно, — согласился Майкл. — Значит, нам нужен конкретно Сэмюэль Винчестер. — Нет, в идеале нам нужны они оба, — Бальтазар сидел, прикрыв глаза и постукивая ручкой по губам. — Они братья, — на него с разной степенью недоумения уставились четыре пары глаз. Фэбээровец понимающе усмехнулся, по-прежнему не глядя ни на кого из присутствующих. — Я читал их личные дела. Они — очень привязанные друг к другу братья. Такое бывает. Так вот, если поодиночке они еще могут заартачиться и даже — чем черт не шутит? — устоять перед уговорами нашего Палача, то угроза одному непременно сломает второго. Кстати, старший — Дин Винчестер — был исполнителем в Канзасе и достойным учеником Аластара, так что Кастиэль наверняка может подтвердить обоснованность моих выводов о крепости их семейных уз, не так ли, брат? Ты ведь пересекался по работе с Охотником? Бальтазар распахнул глаза и в упор уставился на чистильщика. — Да, несколько раз мы встречались лично, — спокойно подтвердил Кастиэль. Ведь и вправду встречался ему в Канзасе некий ничем не примечательный Охотник. Светлые волосы, солнечные зеленые глаза, полные, мягкие губы… Стоп. Откуда бы ему знать о мягкости его губ? Неоткуда! Неоткуда, и точка! — То, что мне приходилось слышать о Винчестерах, подтверждает выводы Бальтазара. Но с младшим я вообще не был знаком, так что мне сложно судить определенно. — Да какая, в конце концов, разница? Попробуем взять обоих, а если не выйдет, то, я уверен, Аластар и одного разговорит. Боль и страх за свою жизнь творят чудеса со сговорчивостью людей. — Да, Рафаэль, слушая тебя, я в который раз убеждаюсь в правильности утверждения, что каждый судит по себе, — фыркнул Габриэль и добавил, повернувшись к Майклу: — Но с общей идеей я согласен: задача — взять обоих — ясна, исполнителем у нас вызвался Бальтазар с небольшой помощью ФБР, — старший Новак насмешливо подмигнул Бальтазару, — и смысла обсуждать этот этап дальше нет. Как и строить планы касательно устранения нашего злосчастного брата, еще даже не зная, где он. Так что самым разумным, на мой взгляд, будет закончить это воздухосотрясание и отправиться по своим делам. Мне, во всяком случае, точно пора, — с этими словами он поднялся с дивана и устремился к выходу, не особо интересуясь мнением Главы Семьи или чьим-либо другим. — Удели нам еще минуту своего драгоценного времени, Габриэль, — остановил его уже на пороге голос Майкла. Габриэль развернулся и сложил руки на груди, всем своим видом демонстрируя недовольство и согласие задержаться не дольше, чем на обозначенную минуту, и то в порядке большого одолжения. — Сегодняшнее покушение напомнило мне всем известную истину: все люди смертны. И следующая попытка меня убить может произойти когда угодно и быть удачной, — Глава Семьи откинулся на спинку кресла. Как-то неожиданно стали заметны и тени под глазами, и морщины, которых вроде бы еще вчера было меньше, и первые седые волосы в, казалось бы, еще недавно полностью черной шевелюре. — Во избежание недопониманий, я хочу объявить вам всем одновременно, что моим преемником будет Кастиэль. Ему перейдут все активы и все рычаги управления. Документально все уже оформлено. — То есть самый младший из нас, тот, кто все время прохлаждался в каком-то захолустье, пока мы тут пахали, будет всем заправлять? — на лице Рафаэля было написано искреннее удивление, смешанное с чем-то сродни брезгливости. Кастиэль машинально отметил, что с приемышем они явно никогда не сработаются: либо придется аккуратно убрать чернокожего братца, либо тот сам лопнет от возмущения тем фактом, что пришлось подчиняться младшему. Решением Майкла Ангел удивлен не был. Кое-какие моменты в их совместной работе уже давно свидетельствовали в пользу такого исхода. Не сказать чтобы ему так уж хотелось возглавить Семью, но… а почему бы и нет? В своей способности управлять синдикатом — и управлять успешно — Кастиэль был вполне уверен. И, в конце концов, нужно же ему чем-то заниматься. Чистка, конечно, дело интересное и прибыльное, но не требующее больших умственных усилий и оставляющее слишком много возможностей думать, вспоминать, сожалеть. Хоть и не о чем ему вспоминать и сожалеть. Однозначно не о чем. Габриэль безразлично пожал плечами и, проронив: «Мне без разницы», вышел за дверь. Бальтазар подмигнул Кастиэлю, одобрительно подняв вверх большой палец и пытаясь выглядеть удивленным. Вот только чистильщик не настолько плохо знал брата, чтобы поверить в его искренность. Бальтазар скорее попытался бы скрыть, что какая-то новость застала его врасплох, нежели так настойчиво демонстрировать свою неосведомленность, будь она реальной. Похоже, что известие о планах Майкла насчет преемника оказалось действительно новостью только для Рафаэля. На какой-то момент Кастиэлю даже стало его жаль: всю жизнь провести в тени братьев, не имея ни единого реального шанса занять равное положение, — удовольствие ниже среднего. Однако это минутное сочувствие ничуть не помешало чистильщику по дороге домой прикинуть некоторые варианты устранения приемыша на случай, если убийцам и впрямь удастся достать Майкла в ближайшее время. Дома на автоответчике его ждало несколько сообщений от Мэг. Это был ее не совсем понятный, но вполне одобряемый им принцип: никогда не звонить ему на мобильный, словно каждый раз оставляя на его усмотрение решение, перезванивать или нет. И это при всей ее самоуверенности и наглости. Сегодня он в очередной раз решил перезвонить. Как решал вот уже месяцев пять как. С тех самых пор, как выписался из больницы и Мэг потеряла возможность каждодневно третировать его на правах медсестры. Смешливая, остроумная, откровенная порой до грубости, не красивая, но вполне симпатичная, низенькая, крепко сбитая брюнетка вносила в унылые больничные дни хоть какое-то разнообразие и краски. А еще не была ни на кого похожа. Так что, когда Мэг со свойственной ей бесцеремонностью попросилась в гости в день выписки, Кастиэль, глядя в ее темно-карие, без каких-либо признаков зелени, глаза, согласился. О чем пока еще ни разу не пожалел. Мэг умела отвлекать не хуже работы, умудряясь при этом оставаться словно бы всегда немного в стороне. Его просторная квартира, подобранная еще во время пребывания в больнице, была по-прежнему только его личным пространством. Мэг появлялась там, проводила какое-то время и исчезала, не оставляя никаких следов: ни забытых вещей или косметики, ни волос на подушке, ни окурков в пепельнице. Пожалуй, единственным свидетельством того, что девушка не была воображаемой, выступал запах табачного дыма, державшийся в квартире еще несколько часов, несмотря на хорошую вентиляцию. Она даже не готовила никогда, ограничиваясь заказанной едой. А Кастиэль до сих пор не имел ни малейшего представления о том, где живет его любовница. И такое положение дел устраивало обоих. Перезвонив, он предложил Мэг приехать, несмотря на позднее время, уже близившееся к полуночи. Обычно это не было препятствием. Не стало и сегодня. Заказав еду и сварив себе очередную, неизвестно уже какую по счету чашку кофе, Кастиэль сел в кресло в неосвещенной гостиной и уставился в темноту за окном. Сегодняшний вечер вроде бы и не принес никаких особо неприятных неожиданностей, однако последствия вряд ли можно было ожидать положительные. К примеру, после заявления Главы Семьи ему, Кастиэлю, придется разделить с Майклом сомнительную честь быть мишенью будущих покушений, поскольку информация однозначно распространится со скоростью лесного пожара, а Люций точно не оставит новость без внимания. И Майкл об этом не мог не подумать. Хитрый сукин сын! Кастиэль едва заметно улыбнулся, отдавая должное смекалке старшего. Аманду тот уже пустил в расход, теперь будет прикрываться младшим братом. И все это наверняка с необыкновенно одухотворенным, полным чувства собственного достоинства видом. А еще эта идея Бальтазара поймать Винчестеров и вытрясти из них информацию о местонахождении Люция! Нет, идея-то, конечно, хороша. Хотя бы тем, что она существует и пока что является единственным вариантом. Предыдущие попытки следить, покупать, анализировать имеющуюся информацию, коих было предпринято немало, результатов не принесли. Скрывался Люций с отменным мастерством. Так что честь и хвала Бальту за то, что оказался способен предложить хоть какой-то вариант. Вот только Кастиэль искренне надеялся, что вся эта история обойдется без его участия. Даже как чистильщика. Не было никакого желания утилизировать чьи-то изувеченные тела. Особенно учитывая, что тела эти будут после художественной работы Аластара. В груди заныло. Кастиэль машинально потер сквозь рубашку участок над сердцем, сильно надавливая, словно пытаясь проникнуть в грудную клетку и вручную утихомирить болящий орган. Опять чертово ранение дает о себе знать. Запах кожи и разогретого металла, солнце, тепло, смех… боль. Не было такого. Просто сон. Сон и игра воображения. Нашарив в темноте пульт, чистильщик включил первый попавшийся канал, на котором оказалось какое-то кулинарное шоу. Этого хватит до прихода Мэг. Пригласить Мэг — это была отличная идея. Рядом с ней воображение молчит. И память молчит тоже. Жаль, что при всех своих талантах Мэг всегда остается где-то далеко, вне, и ей никогда не добраться до той пустоты, что представляет собой его душа, и никогда ее не заполнить.