Шаги по стеклу

— Дин! Голос брата прозвучал неожиданно громко и зло. Дин удивленно вскинул взгляд на младшего, еще недавно протаптывающего тропинку на старом, поеденном мышами и запыленном до полной утраты цвета ковре, а сейчас вдруг остановившегося прямо перед ним. Сэм смотрел требовательно и серьезно. Еще бы вспомнить, о чем шла речь, чтобы знать, чего тот от него требует. — Что? — Ты вообще слышал хоть что-то из того, что я тебе говорил? — А ты сказал хоть что-то новое? — саркастично скривился старший Винчестер. — Уверен, что я уже слышал все твои песенки, и не по одному разу. — Я говорил, что нам нужно уехать. — О, был неправ, этой я еще не слышал, — Дин снова склонился к разобранному оружию, чисткой которого занимался последний час. Впрочем, он занимался этим почти каждый свободный час, мало интересуясь чем-либо другим. Ну, кроме разве что выпивки. — Дин, я серьезно. Нас загоняют, как зверей. Федеральный розыск — это не шутки. Пора уезжать так далеко, как только сможем. — Мы еще не отомстили, — безразлично заметил старший, все так же уделяя внимание исключительно железкам на столе. — Да черт с ней, с местью! Мы сможем вернуться, когда все уляжется, и закончить дело. А если сейчас мы останемся… Знаешь, отомстить, будучи мертвыми, мы не сможем точно. — Хорошо. — Что «хорошо»? — растерялся Сэм. — Все, что ты скажешь. — Дин, прекрати! — Сэмми, оружие нужно содержать в порядке, разве отец тебе этого не говорил? Или я? — Ты прекрасно знаешь, что я не об этом! — А о чем? — Дин наконец отвлекся от своего занятия и внимательно посмотрел на брата. — Что опять не так, Сэм? Ты хотел уйти от влияния Семьи — мы ушли. Ты хотел отомстить Семье — мы это и делаем. Ты хотел, чтобы я был с тобой, не ввязываясь во всякие сомнительные знакомства, — я здесь. Теперь ты хочешь уехать — мы уедем. Правда, должен тебя огорчить, наивный мой братишка, если мы сбежим — нас все равно найдут. Рано или поздно. Или Семья, или копы, или Люций. Ты ведь не думаешь, что он так просто позволит нам, а особенно тебе, уйти, унося с собой кучу информации? — Если ты уверен, что затея обречена на провал, то зачем соглашаешься? — вскинул брови младший. — Потому что мне все равно, — честно признался старший Винчестер, возвращаясь к разобранному пистолету. — Вот об этом я и говорю, Дин. Прекрати. Прекрати, пока не поздно, — Сэм схватил куртку и бросил, выходя за дверь: — Пойду найду чего-нибудь поесть. — Уже поздно, Сэмми, уже поздно, — сказал Дин в пустоту старого, заброшенного дома, в котором они с братом вчера нашли приют после долгой, изматывающей игры в догонялки с местными копами. Дин прекрасно понимал, о чем говорил младший. Вот только сам Сэм никак не мог понять, что его старший брат вовсе не пытается совершить самоубийство в какой-нибудь извращенной форме. Нет, Охотник не хотел умирать — он просто видел, что на другой вариант им рассчитывать нечего. Раньше это тоже было неизбежно, но только для него самого. Сэм имел все шансы дожить до глубокой старости, корпя над бумажками под надежной защитой Семьи. Сейчас они оба колесили по ближайшим штатам, выполняя стандартные задания: добыть информацию или убрать ненужного человека. Люций не спешил доверять Сэму свои финансы, то ли не имея в этом необходимости, то ли помня о способности младшего Винчестера сунуть свой нос куда не следует с самыми неприятными последствиями. Благо пример Семьи и «преданности» ей Сэма был свеж. Предателей никто не любит. И несмотря на то, что основой создаваемой им империи Люций сделал предательство, Дин не сомневался ни секунды, что тот избавится от них двоих, как только их основная задача — уничтожение руководства синдиката — будет выполнена. Да, как Дин и предполагал, с Люцием и его планами все оказалось не так просто, как пытался изобразить брат. Вопреки искренней и непонятно на чем основанной уверенности младшего в том, что Новак стремился разрушить бизнес Семьи, цель у последнего была совсем иная, более логичная, если уж на то пошло, — взять этот самый бизнес под свой контроль. Как этого можно было не понять и не увидеть, Дин не понимал. Однако Сэм не видел, по-прежнему надеясь, что, истребив верхушку Семьи, они отомстят и освободятся. Впрочем, не имея желания видеть, можно и слона под самым носом не заметить. Возможно, раньше Дин был таким же слепым. Пока не решил, наконец, больше не притворяться и не врать себе. Это освобождало от многих иллюзий, позволяя видеть такими, как они есть, не только свои поступки, но и поступки и мотивы других. — Дин, да убей ты его уже наконец! — не выдержал Сэм, щеголяющий зеленоватым цветом лица и едва удерживающий свой завтрак внутри. Дин только молча достал другой нож — тот, которым он работал последние полтора часа, затупился и стал плохо подрезать кожу. Жертва то впадала в спасительное забытье, то выныривала из него, заботливо окатываемая холодной водой. Еще через полчаса Сэм таки выблевывал все, что осталось от съеденного утром, и еще изрядную порцию желчи в придачу. Вернувшись из ванной, он прекратил все одним точным выстрелом. В тот вечер Сэм произнес не больше десяти слов, обращенных к брату. Это было давно. Тогда Сэм еще только начал замечать некоторые перемены в старшем. Дин усмехнулся. Он был почти уверен, что с того случая Сэм начал его бояться, сомневаясь в его нормальности. Какая ирония: младший боялся единственного человека, который точно ни при каких обстоятельствах не причинил бы ему вреда, но слепо верил злобному ублюдку, жаждущему уничтожить собственную семью только потому, что ему не выделили игрушек. Еще смешнее было то, что в таком подходе старший Винчестер невольно узнавал себя. Разве что он в свое время поверил все же собственному брату, а не кому-то совершенно постороннему. А насчет своей нормальности он уже давно иллюзий не питал. Тут младший был прав. И Дин его не винил. Но и по-другому уже не мог. Чужая боль как-то незаметно стала необходимой как наркотик, самый сладкий — самый страшный. Только глядя в чье-то искаженное мукой лицо, только заставляя жертву корчиться от ужаса и боли, он чувствовал себя живым. Живым и… свободным? Да, свободным быть тем, кто он есть. Кто же виноват, что на самом деле он оказался чудовищем? Вернувшийся через полтора часа Сэм принес чипсов и прочей ерунды, которую с трудом можно было назвать едой. А уж учитывая пристрастие мелкого ко всему витаминизированному и полезному… Видимо, полиция и впрямь серьезно взялась за них, раз Сэм не рискнул соваться в более-менее приличные магазины. — Нужно выбираться отсюда, — озвучил очевидное младший Винчестер, с брезгливой миной жуя какое-то печенье не первой и даже не второй свежести. — Городок невелик, полиции не потребуется много времени, чтобы найти нас. — Стемнеет — пойдем, — равнодушно отозвался Охотник. К счастью, он послушался Сэма, в кои-то веки говорившего не полную чушь, и перестал ездить на задания на Детке. Так что хотя бы проблема выезда из города на весьма приметной машине перед ними не стояла. — Тебя хоть что-то волнует? Кроме возможности помучить кого-нибудь? — не услышав ни слова в ответ, Сэм продолжил: — Ты понимаешь, что нас сегодня чуть не поймали из-за твоих… нездоровых увлечений? — Сэм, ты решил провести сеанс психотерапии? Больше заняться нечем? Грызи свое печенье и не лезь ко мне. — Да к черту его! Сэм вскочил с продавленного дивана и, не глядя, отшвырнул коробку. Что было, вообще-то, плохим признаком: обычно он был предельно аккуратен независимо от необходимости. Дин обреченно вздохнул и отложил пачку чипсов: судя по всему, предстояло очередное промывание мозгов. — Тебе совсем не обязательно ездить со мной, Сэм. — Ну да, конечно! И в следующий раз, когда тебе сорвет крышу, некому окажется вернуть ее на место и вытащить из неприятностей твою задницу. Как на нашем последнем деле, когда ты кинулся прямо к Новаку, хотя не мог не знать, что место уже просматривается, и точно видел, что ублюдок прикрылся своей подружкой и его уже не достать. — Если бы ты мне не помешал — я бы достал. — Ты, конечно, хороший стрелок, Дин, но не настолько. Ты только убил ни в чем не повинную женщину. Зачем? Какого черта с тобой вообще творится? Почему мне кажется, что забери у тебя сейчас возможность выполнять задания — и тебя будет ломать, как гребаного наркомана? Ты же не был таким. Ты никогда не получал удовольствия от того, чем приходилось заниматься. Что с тобой случилось? — А кто тебе сказал, что ты знал, каким я был на самом деле, Сэмми? — Дин, я знаю тебя всю мою жизнь. Ты думаешь, я бы не заметил, если бы мой старший брат был психом? — Ну, ты же не заметил, что твой старший брат был… — Дин запнулся, проглотив окончание своей фразы. — Ничего со мной не случилось. Я всегда таким был. Просто сдерживался. А теперь не хочу. — И почему же теперь не хочешь? Что изменилось? — А это принесло какую-то пользу? Мне? Или отцу? — Это позволяло вам оставаться людьми! — Нет, Сэмми. Это позволяло нам притворяться людьми, и только. Просто лицемерная попытка считать себя лучше других. — То есть ты утверждаешь… — Уже сумерки. Думаю, не стоит ждать полной темноты — только ноги себе переломаем где-нибудь. Сеанс окончен, доктор Винчестер. Идем. Дин подхватил сумку и направился к выходу, не особо заботясь, идет за ним брат или нет. Все равно догонит, никуда не денется. — Если ты думаешь, что удачно заткнул мне рот и я от тебя отстану, — начал Сэм, догоняя старшего уже на улице и пристраиваясь рядом, — то… — Ну что ты, Сэмми, я даже не смею надеяться, что мне так повезет, — бесцеремонно перебил Дин. — А теперь заткнись и шагай. Не хватало еще нарваться на патруль из-за твоего душеспасительного нытья. Сэм возмущенно засопел, но указание выполнил. Дин едва заметно усмехнулся, искоса глянув на сосредоточенное лицо мелкого: наверняка ведь составляет очередную речь, такую же проникновенную, всю пронизанную беспокойством и благими намерениями, — и такую же бесполезную, как и десяток до нее. Охотник при всем желании не смог бы объяснить брату, что с ним случилось. Просто потому, что сам этого до конца не понимал. Вот как объяснишь другому, почему тебе вдруг становится холодно или жарко? Ты чувствуешь изменение температуры — и тело реагирует, начиная потеть или дрожать. Как объяснить, почему ты дрожишь, тому, кто не ощутил никаких перемен? Почему вид и запах крови вдруг стали действовать успокаивающе? Почему каждый крик боли бьет прямо по нервам, рождая музыку, в которой хочется бесконечно менять тональности, находя все новые оттенки? И почему страх в глазах жертвы пробуждает внутри нечто такое… разгоняющее кровь в жилах, заставляющее сердце биться сильно и уверенно, так, что это позволяет почувствовать себя настоящим, живущим здесь и сейчас, конкретно в эту минуту? Это как крик: «Я здесь! Я существую! Я все еще жив, мать вашу!», обращенный то ли ко всему миру, то ли просто в пустоту. Потому как вряд ли миру может быть дело до какого-то там Охотника, ничего в нем ровным счетом не значащего. Дин был твердо уверен, что выслушав любую его попытку что-то объяснить, мелкий (с самыми добрыми намерениями, конечно же) посоветует ему какого-нибудь психиатра, а то и просто сдаст в психушку. Выбравшись из города, незадолго до полуночи Винчестеры рискнули выйти на шоссе. Причем Сэм традиционно осторожничал и был против, предлагая и дальше пробираться по лесу. Однако Дин категорично заявил, что идти пешком до ближайшего города не намерен, и повернул к дороге. Младшему ничего не оставалось, кроме как снова догонять, бросая на брата раздраженные взгляды, которых тот в темноте все равно не мог увидеть. Шоссе было пустынно. Как из-за ночной поры, так и в силу отдаленности от крупных городов. Какое-то время они просто шли по дорожному полотну, наслаждаясь ровной поверхностью под ногами. Дин наслаждался еще и молчанием, жалея, что они не в машине и нельзя включить музыку, отсекая даже малейшую возможность очередного бессмысленного разговора. Услышав вдали шум мотора, Сэм отступил на обочину. Охотник остался стоять прямо на дороге. — Дин, не дури. — Думаешь, иначе он остановится? Ты бы остановился? Хотя ты — да. Но рассчитывать, что чувак так же доверчив, глупо. — Да, а еще он может не остановиться, несмотря на то что ты там стоишь. — Остановится. Оказавшись в свете фар приближающегося автомобиля, Дин замахал руками, изображая взволнованного и перепуганного обывателя. Машина сбавила ход, а после и совсем остановилась. Едва дождавшись, пока стекло с водительской стороны опустится достаточно низко, Охотник просунул одну руку внутрь, хватая водителя за шиворот, а второй достал пистолет и направил дуло прямо в лицо перепуганному мужчине лет сорока. — Выходи. Без фокусов. — П-пожалуйста… я… мне… — Заткнись и выходи! — прикрикнул Дин. — Что ты творишь? — прошипел Сэм, подойдя ближе. — Ты тоже можешь заткнуться, — отмахнулся старший Винчестер, выволакивая, наконец, путающегося в ногах водителя из машины. Отбуксировав к обочине мужчину, продолжающего что-то невнятно лепетать, Дин отошел на пару шагов назад, посмотрел на сгорбившегося, словно в попытке спрятаться в самого себя, человека, и, вскинув пистолет, выстрелил. Сэм с шумом втянул в себя воздух, подавившись очередным вопросом. Еще мгновение назад он готов был поручиться, что брат не собирается убивать ни в чем не повинного человека. Одно дело — девушка Главы Семьи, которую, даже называя невиновной, он и сам таковой не считал. И совсем другое — посторонний человек, вся вина — а точнее, огромная ошибка — которого состояла в том, что он остановился ночью на пустынном шоссе, желая помочь совершенно незнакомым людям. Несмотря на череду изувеченных жертв, Сэм все еще верил, что на такое его брат не способен. Однако труп, который Дин сейчас деловито оттаскивал подальше от дороги, поставил на его вере жирный крест. Вернувшись к машине, Охотник спокойно сел на водительское место. — Чего стоишь? Садись, поехали, — окликнул он младшего, статуей застывшего возле авто. И сегодня точно был не его день: проигрыватель в довольно новом на вид Опеле оказался сломан, так что с момента, как Сэм отмер и сел в машину, Дин начал ждать его — разговора. И не ошибся, конечно же. — Дин… что… какого черта это было? — с трудом сформулировал свои мысли младший. — На этом человеке не было никакой вины, он не был замешан в чем-то преступном, у него наверняка была семья, которая сегодня не дождется его домой. Почему? Или зачем? Или… я уже даже не знаю, как у тебя спросить, чтобы ты ответил что-то внятное. О чем ты вообще думал? — О том, что нам нужна машина. И что неудобно будет везти его в багажнике. А отпустить — так он бы сразу же настучал, и копы получили бы наш след намного раньше, чем это произойдет теперь. — А о его родных ты не думал? О нем самом? О его планах, надеждах, о том, что ты, черт возьми, убил ни в чем не повинного человека?! Просто пристрелил как бешеную собаку! — младший развернулся на сидении, заглядывая Дину в лицо, и беспорядочно размахивал руками, рискуя выбить стекло. Весь его вид выражал недоумение и ужас. — Нет. Не думал. И сейчас не собираюсь. В конце концов, нимб вокруг его головы нарисовал ты. С чего ты взял, что прав? За ним могут быть какие угодно грешки. От измены жене до растления собственных детей. Все в чем-то да виноваты. — Что за бред?! Это твоя новая жизненная философия?! — Не такая уж она и новая, — Дин усердно жал на газ, пользуясь тем, что дорога была абсолютно пуста. Жаль, ехать им все равно предстояло часов шесть, не меньше. Этого времени было более чем достаточно, чтобы Сэм мог вытрахать ему весь мозг. — Ты плохо слушаешь, Сэмми. Это не я изменился. Это ты хреново меня знал. — Я хорошо тебя знаю, Дин, — Сэм уже успокоился и теперь даже не смотрел на брата, сосредоточенно изучая темноту за окном. — Или знал. Неважно. Ты был другим. И то, что ты хотел сегодня сказать… что я якобы не знал о том, что ты… не совсем натурал… Я знал. Еще будучи подростком, заметил. Так что не такой уж ты и загадочный. Но того, что я вижу сейчас, раньше в тебе никогда не было. Этой бессмысленной жестокости. Этой жажды крови. Этого тупого равнодушия, в конце концов. — Хм, знал, говоришь? — отозвался Дин после непродолжительного молчания. — Чего ж ты тогда шокированную морду корчил, выражая свое недовольство и отвращение? Мне так и казалось, что моего братишку-чистоплюя того и гляди стошнит. — То есть из всего сказанного ты это считаешь самым важным? — Я не знаю, что тебе ответить на остальное. Что ты не прав? Я уже говорил. Ты не услышал, — Охотник как-то странно дернул уголком рта. — Больше мне сказать нечего. Некоторое время Сэм молчал, решая, стоит ли давить дальше. По всему выходило, что не стоит: если Дин упорствовал — переубедить его, тем более быстро, было невозможно. — Ты там что, спишь, Саманта? — Нет. Не сплю, — нехотя отозвался младший. Отвечать на вопрос брата он, мягко говоря, не горел желанием. — Ты помнишь, как приехал ко мне в колледж? Помнишь, как убеждал уехать с тобой? Что говорил тогда? — Мне казалось, мы это уже обсудили. Я смутно помню, что за ерунду я там нес, но, будь уверен, повторил бы все снова, если бы понадобилось. Не пытайся вызвать у меня запоздалые сожаления — я не могу жалеть о том, что спас тебе жизнь. — Ну, значит, ты меня поймешь. Я готов был сказать что угодно и как угодно, лишь бы ты прекратил свои… отношения с Кастиэлем Новаком. Люций объявил на него охоту, и быть рядом — значило тоже стать мишенью. Дин ударил по тормозам так резко, что машину занесло и развернуло поперек дороги. Сэм едва успел упереться рукой в приборную панель, чтобы не встретиться с ней же лицом. Охотник сидел, мертвой хваткой вцепившись в руль и напряженно глядя прямо перед собой. Воздух в машине словно загустел и наэлектризовался. Если бы тут был кто-то еще, Сэм без колебаний посоветовал бы ему бежать. Но сам он, вопреки уверенности брата, боялся вовсе не его — он боялся за него. Наконец, длинно выдохнув, Дин спросил: — Это была месть за Джесс? — голос его звучал глухо, но хотя бы спокойно. — Что? Ты меня вообще слышал? Все, чего я хотел, — это чтобы ты остался жив! И если бы для этого пришлось убедить тебя, что на Луне идет снег, а я тебя ненавижу, — я бы убедил! — Так все, что ты тогда сказал, было враньем? — Не все. То, что я говорил о Новаке, по большей части было правдой. Может, несколько преувеличенной, но правдой. — Знаешь, а твое… преувеличение, возможно, стоило ему жизни, — все так же не глядя на него, отстраненно произнес Дин. — С чего бы вдруг? Да, его подстрелили с полгода назад, но я-то там при чем? А если бы ты оказался рядом, то просто получил бы пулю тоже. Сейчас же он вполне себе жив и здоров. И то и дело ломает Люцию планы, так что тот уже готов собственноручно его придушить. Только пока, видимо, не может придумать, как к нему подобраться. — Откуда ты знаешь? — Что? — Что он жив. Ты… уверен? Дин с такой отчаянной надеждой посмотрел на брата, что тот неожиданно для самого себя проглотил уже рвущееся с языка резкое «Да какая разница, жив ублюдок или нет?!», сказав вместо этого: — Да, я уверен. Люций часто о нем говорит. Кастиэль ему много крови попортил, — помолчав, он все же не удержался и продолжил: — Только не говори, что ты все еще… — Заткнись, — грубо перебил Дин, спешно заводя и выравнивая машину. И это можно было считать вполне исчерпывающим ответом. Во всяком случае, Сэму его хватило с головой. — Тебе куда? — опомнившись, спросил Дин за квартал от своего дома. Над Нью-Йорком уже брезжил тусклый зимний рассвет и бессонная ночь за рулем давала о себе знать: виски давило, мысли текли мутным, вязким маревом. И только вместе с мыслью, что брату может быть в другую сторону, пришло и соображение, что краденую тачку можно оставить где угодно, кроме как возле собственного жилища. — Я сейчас в гараж к Биллу проедусь, оставлю ему эту крошку, — он одобрительно хлопнул по рулю, — а потом пробегусь к Анне, раз уж все равно рядом буду. Могу тебя забросить, куда надо. — Да мне б домой, переодеться и поспать нормально. Кстати, не думал, что ты все еще с Анной. Так нравится щекотать нервишки, шагая по лезвию? — Во-первых, я не с Анной — мы просто иногда видимся. А во-вторых, не понимаю, какой риск тут может быть? Женщина как женщина. Две руки, две ноги, ну и остальное как полагается, — старший пошло ухмыльнулся. — Фу, Дин, избавь меня от своего плоского юмора, — Сэм возмущенно взмахнул руками. — Я говорю о том, что эта женщина — неуравновешенная наркоманка и сестра твоего босса в придачу. Кто знает, что может взбрести ей в голову в один не-прекрасный момент? — Это ты мягко сказал, Сэмми. Неуравновешенная? Да она шизанутая на всю голову. Но! Жениться я на ней не собираюсь, так что какая разница? — Дин остановил машину за несколько домов от места обитания брата, не желая светиться прямо под окнами. — Все, твоя остановка. — Ладно, созвонимся. — И еще, Сэм, — окликнул Охотник. Младший, уже вышедший из машины, остановился и неудобно согнулся к открытому с пассажирской стороны окну. — Послушайся доброго совета: не заикайся Люцию о своем желании свалить куда подальше. — Дин, он и сам должен понимать, что нам нужно спрятаться и отсидеться. — Сэм! Просто сделай, как я прошу! Промолчи. Окей? — Но Люций мог бы помочь нам скрыться. — Сэм! — Ладно, ладно, будь по-твоему, перестраховщик. Вроде бы еще вчера тебе вообще на все было начхать. — Увидимся, — бросил Дин, получив нужное ему обещание и явно не желая слушать все остальное. Он предупредительно газанул и Сэм понятливо отступил на тротуар. Минута — и серебристый Опель скрылся за поворотом. Что в Анне было выше всяческих похвал — это отсутствие необходимости думать в ее присутствии: все равно бесполезно. Чтобы проследить хитросплетения путей, которыми шли ее мысли, оформляясь в совершенно непредсказуемые поступки, нужно было быть психом или наркоманом. Или и тем, и другим. Нормальному человеку это было не под силу. Поэтому стоило просто расслабиться и принимать все как должное. Например, она вполне могла встать и выйти из комнаты прямо посреди разговора и обнаружиться через какое-то время в своей мастерской за работой над очередной совершенно бессмысленной мазней, по какой-то прихоти именуемой картиной. При этом Анна искренне не понимала направленного на себя возмущения, словно гость в ее квартире материализовался из воздуха незаметно для нее и никакого внимания она ему уделять не обязана. И это была только одна из постоянно растущего множества ее изумительных привычек. Ничто не мешало ей встретить любовника без единого клочка одежды на теле, а на попытку хотя бы поцеловать закатить истерику на тему: "Ты видишь во мне только красивое тело!" К слову, особо красивым ее тело Дину никогда не казалось: слишком сухощавое и угловатое. Да и вся она, со своими большими глазами раненного олененка на худом, нервном лице, обрамленном тонкими рыжими волосами, идеалом красоты не была. И, наверное, единственной причиной, по которой они все еще иногда встречались, являлась как раз ее ненормальность. Нормальную нужно было бы вначале заарканить, а потом или уделять ей массу внимания, или искать другую. Для всей этой ерунды у Охотника уже давно не было ни времени, ни сил, ни желания. Общение же с Анной давало приятное ощущение проникновения в другую вселенную: сюрреалистичную, непредсказуемую и, главное, позволяющую забыть о существовании настоящей хоть на короткое время. Дин лениво перекатился на бок и открыл глаза. Унылый серый свет, пробивающийся в широкую щель между тяжелыми черными шторами, не давал каких-либо представлений о том, день сейчас или вечер. Или вообще следующее утро. Часы внесли ясность, показывая два пополудни. Анна спала, повернувшись к нему спиной. Трогательно хрупкой спиной, которая, по идее, должна была будить истинно мужские инстинкты: оберегать и защищать. А на деле вызывала только желание спросить, помнит ли она еще о существовании в мире еды? Сегодня Анна была на удивление тихой и вроде бы даже «чистой». Задумавшись об этом, Дин недоверчиво хмыкнул: неужели рассорилась с Люцием, и тот в отместку оставил ее без наркоты и без денег на покупку? В возможность добровольного отказа и последующего лечения он не верил ни секунды. Слишком слабая для реальности, Анна вряд ли смогла бы выжить, лишившись своих спасительных наркотических грез. Женщина пошевелилась, видимо, разбуженная его движениями. Повернувшись, она уставилась на него печальными, без единого признака сонливости, глазами. Не спала. Но ждала, пока проснется он. Не ушла в мастерскую. Не ушла вообще никуда. И похоже, что сегодня она действительно ничего не принимала. В голове прозвенел тревожный звоночек. Кажется, Анна хотела от него самого страшного: поговорить. Ну вот, час от часу не легче! Грустные оленьи глаза начали наполняться слезами. — Что-то случилось? — спросил он обреченно. В ответ раздался первый всхлип. — Ну перестань. Дин неуклюже приобнял одной рукой привалившуюся к нему женщину, мечтая оказаться в любой точке земного шара, удаленной отсюда не меньше, чем на сотню миль. Через какое-то время (показавшееся Охотнику вечностью), заполненное только всхлипами и судорожным комканьем краешка одеяла, в невнятном бормотании начали появляться первые членораздельные слова и фразы: — Люблю… не могу так… не могу, что он… он хочет… не буду… — Анна, успокойся, пожалуйста, — Дин попытался выпутаться из цепких объятий, но тонкие руки впились в его плечи с неожиданной силой. Смирившись, он снова откинулся на подушку. — Успокойся и расскажи, кто тебя обидел и что вообще случилось. — Люций! — выдохнула она со страхом. — Он сказал, что вы с Сэмом слишком подставились. Что вы теперь бесполезны. И опасны. Он собирается… — не закончив, она зарыдала с новой силой. Впрочем, окончание Дину уже не требовалось. Все и так было предельно ясно. Бесполезных и опасных людей принято переводить в разряд безопасных трупов. — Когда? — Не знаю, — сквозь всхлипы выдавила Анна. — Он думал, я не узнаю. Он думал, я ничего не слышу. Он убьет меня, когда узнает, что я сказала тебе. Но я люблю тебя. Я не могла молчать. — Ну, ну, тише. Он не узнает. Обещаю. Все будет хорошо. Он ничего тебе не сделает, — Дин механически поглаживал женщину по спине, позволяя заливать свою грудь слезами, и напряженно думал. Попытки дозвониться до Сэма, чтобы предостеречь его от визита к Люцию, оказались бесполезны. Дин метался по своей квартире и не знал, что предпринять. За каким чертом они вообще вернулись в Нью-Йорк?! Надо было сразу рвануть к мексиканской границе. И плевать на личные вещи! Дину так уж точно: у него их и не было-то, по большому счету. Только оружие и рабочие инструменты, которые он и так всегда возил с собой. Разве что Детку он бы бросить не смог. Так что все равно возвращаться бы пришлось. Успокоив себя этим умозаключением, он тут же пошел на второй круг самоедства, укоряя самого себя тем, что не додумался сразу по приезду в город схватить Сэма за шкирку, запихнуть в Импалу вместе со всем, что тот посчитал бы жизненно необходимым для себя, и увезти куда-нибудь подальше, пусть даже везти пришлось бы в багажнике. Благо багажник у Детки вместительный — доехал бы мелкий почти что с комфортом. Сейчас же он мог быть уже мертв, если верить словам Анны о планах ее брата. А причин не верить не было. Во-первых, она, конечно, могла порой городить полнейшую чушь, но только будучи под наркотой. В трезвом уме Анна общалась не то чтобы адекватно, но ко лжи склонности не имела. А во-вторых, то, что она сообщила, не противоречило логике как преступного мира в целом, так и привычкам Люция в частности, насколько Дин успел узнать своего нового босса за те полгода, что проработал под его началом. У Люция не было доверенных людей. Для Люция не существовало незаменимых людей. Он с одинаковой легкостью принимал решения как о приеме очередного перебежчика под свое крыло, так и о его ликвидации при возникновении малейшего подозрения, а иногда и вовсе без него. Чем руководствовался босс в таких случаях — оставалось загадкой. Интуицией? Звериным чутьем? Гаданием на картах? Или банальным параноидальным бредом? Звонок мобильного прервал дальнейшие размышления. Увидев на дисплее имя младшего, Дин облегченно выдохнул и ответил. Через десять минут он уже спешил на встречу с Люцием, у которого как раз и обретался младший. И, несмотря на бодрый тон Сэма, твердившего что-то о крайне важном задании, которым собирался осчастливить их босс, предчувствие у Охотника было самое что ни на есть скверное. За все полгода работы на Люция Дин бывал в его тщательно охраняемом логове всего дважды: сразу по приезде, когда Сэм представлял его новому боссу, и не так давно, получая задание на убийство Майкла Новака, Главы Семьи, которое они с братом в итоге провалили. Сам внешний вид и интерьер дома — в стиле хай-тек, строго в серо-белой цветовой гамме с небольшими вкраплениями черного — никак не мог ассоциироваться со звериным логовом, однако именно такое определение пришло в голову Охотнику, после того как он впервые там побывал, и уходить не собиралось. Следуя за провожатым — явно охранником, а не слугой, судя по телосложению и повадкам, — через длинную застекленную веранду, опоясывающую почти весь дом, в кабинет босса, Дин пытался просчитать возможные варианты окончания сегодняшней встречи. Окружающая обстановка всех оттенков серого с пятнами ослепляющей белизны только усиливала неприятное гнетущее чувство, поселившееся внутри. Казалось, что изо всех углов в него впиваются враждебные взгляды — что вполне могло быть правдой; кто знает, сколько тут камер? — а в мозг проникают невидимые щупальца, считывая мысли и передавая их прямиком хозяину. Поежившись, старший Винчестер переступил порог кабинета с таким ощущением, словно взошел на эшафот. Люций с Сэмом сидели в глубоких удобных креслах возле окна и мирно беседовали. Судя по расслабленным позам и донесшимся обрывкам фраз, беседа носила сугубо отвлеченный характер. Во всяком случае, вряд ли обсуждение их с Сэмом провала могло потребовать таких слов, как «экзистенциализм», «постструктурализм», и прочих «-измов». Садиться Дин не стал, хотя свободных кресел было еще два, а просто подошел ближе, всем видом показывая, что прибыл получить задание, а не вести светские беседы. Возможно, это была и не самая лучшая тактика в данный момент, но по-другому он все равно не умел. И основной задачей на вечер для себя определил вывести брата живым и невредимым из этого дома, а не налаживать отношения с боссом, с которым все равно больше не собирался пересекаться никогда в жизни. — Здравствуй, Дин. Присаживайся, — доброжелательно улыбнулся Люций. Что, впрочем, ничуть не смягчило циничного, чуть насмешливого выражения его глаз — голубых, прозрачных, холодных. — Здравствуйте, мистер Новак, — вежливо отозвался Охотник, занимая-таки одно из свободных кресел. Увы, слишком тяжелое, чтобы его можно было непринужденно отодвинуть подальше, как того требовали все инстинкты. Зубы свело оскоминой от фальшивых улыбок: его собственной и Люция. — Сэм говорил о новом задании, — добавил он с намеком. — Новое задание. Да, — Люций подался вперед, разом переходя из состояния вальяжной расслабленности к хищной собранности и становясь похожим на гиену: хитрую, опасную, готовую напасть в любой момент. Поставив прямо на пол бокал с вином, который до этого баюкал в руках, он продолжил: — Есть новая цель. Куда более легкая, нежели Глава Семьи. По крайней мере, толпа охранников за ним в открытую не таскается. А в ближайшие дни и скрытого сопровождения не будет. Так что вам предстоит просто легкая прогулка, можно сказать. — Если это так легко, то зачем там мы? — не удержался Дин, раздражаясь из-за невысказанного упрека в том, что сложное-то задание они провалили, а значит, теперь им только и можно доверить, что бегать по мелким заказам. — То, что до него легко добраться, еще не значит, что так же легко с ним будет работать. Зачем вы? Вы — незачем. Там нужен конкретно ты, Охотник, со всеми своими навыками. Возможно, придется приложить некоторые усилия, чтобы добыть информацию — братец несколько упрям, а знает немало, — но я не сомневаюсь в твоем таланте дознавателя. За то время, что я тебя знаю, ты его не единожды подтверждал. Дин задумался над тем, кого бы ему больше хотелось увидеть на месте жертвы: Рафаэля или Бальтазара? Только к самому старшему Новаку, Габриэлю, у него никаких счетов не было. Но в качестве объекта он бы его тоже вполне устроил. — Объект? — коротко поинтересовался он, прекратив гадать. — Папка на моем столе, возьми, — Люций кивком показал куда-то за спину старшего Винчестера. Дин поднялся и подошел к столу, чувствуя почти физическое удовольствие от увеличения расстояния между собой и боссом. Как будто даже дышать легче стало. Но еще через мгновение весь воздух словно выбили из легких мощным ударом. И все, что ему осталось, — это стоять и тупо пялиться на фотографию на первом листе в злополучной папке, бесполезно открывая рот в попытке вдохнуть. Взъерошенные темные волосы, твердо сжатые губы; синие глаза смотрят строго и пронзительно, как и вживую. Голос Люция донесся как сквозь вату: — Кастиэль Новак, мой младший брат. Заноза в заднице, а теперь еще и официально утвержденный преемник Главы Семьи. Ты мог с ним сталкиваться в Канзасе. Но, зная нелюдимый нрав своего братишки, я все же решил подстраховаться и подготовил кое-какую информацию. Старший Винчестер все еще стоял спиной к сидящим и не мог их видеть, однако сразу почувствовал, как напрягся и занервничал Сэм, услышав знакомое имя. Только бы смолчал! Только бы не задергался! — Сэм, ты выглядишь так, словно призрака увидел. В чем дело? «Не в этой жизни», — обреченно подумал Охотник, разворачиваясь и одновременно выхватывая Беретту. И глушителя нет. Выстрел грохнул, казалось, на весь дом, отдаваясь звоном в многочисленных стеклах. Люций сидел на прежнем месте, только голова с неаккуратной дырой во лбу неестественно запрокинулась назад, вперившись стекленеющими глазами в потолок. Брызги крови обильно усеяли стекло позади. Младший Винчестер подхватился со своего места и, потеряв дар речи, с минуту только нелепо открывал рот и растерянно взмахивал руками. — Ты сдурел?! Что это, нахрен, было?! — выпалил он наконец. Ответить Дин не успел, так как одновременно с воплем брата дверь в кабинет стремительно распахнулась, впуская запыхавшуюся Анну. Эта уже здесь откуда, да еще и так быстро? Специально рядом ошивалась, что ли? Охотник вздохнул было с облегчением, видя, как женщина быстро закрывает дверь за собой, но тут же подумал, что это все равно лишь отсрочка: сейчас сюда набежит вся немаленькая армия охранников, конечно же, услышавших выстрел. — Это была необходимость, — с опозданием ответил он Сэму, возвращая пистолет в кобуру. — Помоги кресло к двери придвинуть. Может, это их задержит, пока мы не придумаем, что делать дальше. — Какое кресло?! Какой в этом смысл, Дин?! Тут кругом полно людей Люция, у нас ни единого шанса выйти отсюда живыми! — Заткнись и помогай! — грубо оборвал его причитания Дин, пихая тяжелое кресло и проклиная про себя покойника, который не озаботился замком на двери собственного кабинета. — Вообще-то я тоже не вижу необходимости в баррикадах, — внезапно подала голос Анна. Старший Винчестер оставил в покое мебель и удивленно посмотрел на нее. Женщина настороженно приближалась к трупу, словно опасаясь, что тот внезапно вскочит и бросится на нее. По мере сокращения расстояния в глазах ее все больше разгорался огонек нездорового азарта, переплетаясь с откровенным восторгом. Никакого оленьего взгляда! Подойдя вплотную и потыкав ногу мертвеца носком туфли, она залилась тихим ликующим смехом, как-то нелепо подергиваясь всем телом, словно желая подпрыгнуть, но каждый раз сдерживаясь в последний момент. Казалось, еще минута — и она пустится в пляс, окончательно свихнувшись от радости. — Боже, наконец-то! Я так долго ждала этой минуты! Я с девяти лет мечтала увидеть остывающий труп этого больного выродка! — бормотала она, блаженно улыбаясь. — Спасибо, Дин! Я знала, что ты сделаешь это ради меня! Выражение лица у Сэма стало еще более ошалевшим. К слову, Дин чувствовал себя тоже не совсем в своей тарелке, не зная, как бы потактичнее объяснить явно окончательно съехавшей с катушек женщине, что о ней-то он как раз не думал ни секунды, нажимая на курок. А впрочем, надо ли? Пусть себе тешится. Он мотнул головой, отбрасывая ненужные сейчас мысли, и вернулся к задаче блокирования входа. Кажется, вдалеке послышались крики и топот ног. Анна тоже прислушалась ко все возрастающему шуму. Быстро согнав с лица восторженное выражение и вернув вместо него привычную мину перманентного страдания, она сказала: — Прости, Дин. Ты мне действительно нравился. Эти приготовления, словно перед выходом на сцену, и предельно серьезный тон, и сожаление в голосе — все это мгновенно сложилось в мозгу Охотника в невероятную, но единственно возможную картину, подсказывая, что именно сейчас сделает Анна. Правда, поверх сложившейся картины крупным шрифтом шла еще надпись, обвинявшая его в идиотизме, но Дин решил не обращать на нее внимания. О том, насколько ошибочным было его мнение о собственной любовнице, он подумает как-нибудь потом. Если выживет. Он успел схватить женщину, ощутимо сдавив ей горло, буквально за секунду до того, как она закричала. Подавившись уже заготовленным для вопля воздухом, Анна захрипела, выпучив глаза. Острые ногти больно расцарапали его руку. Чертыхнувшись, Дин перехватил ее левое запястье и, не церемонясь, заломил руку назад чуть ли не до хруста, одновременно еще сильнее сжав ладонь на горле. Хрип превратился в отчаянное сипение. — Дин! — Сэму, как обычно, было больше всех надо. — Займись, наконец, чертовым креслом, — рыкнул на непрошеного благодетеля Охотник. И тут же зашипел на ухо почти потерявшей сознание женщине: — Сейчас освобожу тебе горло. Попробуешь открыть рот — сверну шею. Ясно? Анна мелко закивала. Дин медленно ослабил хватку, готовый в любой момент привести свою угрозу в исполнение. Женщина молчала, восстанавливая дыхание. Сэм дотолкал кресло до двери, придвинул вплотную, создав ненадежную преграду преследователям и выпрямился, растерянно глядя на брата. Что делать дальше, он не представлял. Топот множества ног и гневные выкрики слышались уже совсем рядом. Видимо, охрана не могла сориентироваться, где именно стреляли и сейчас обшаривала близлежащие помещения. Можно было только поблагодарить счастливый случай, унесший в неизвестном направлении того типа, который провожал в кабинет старшего Винчестера и, соответственно, точно знал, где следовало искать. Однако их обнаружение все равно было только вопросом времени. — Сэм, свет. Младший понятливо кивнул и хлопнул ладонью по выключателю, погружая комнату в темноту. За окном царила почти такая же, чуть разбавленная светом фонарей возле главного входа. — Давай на улицу, — коротко скомандовал Дин. — Там полно охраны. — Здесь ее через пару минут будет не меньше. Это единственный путь. Прекратив, слава богу, препираться, Сэм едва различимой в темноте тенью метнулся куда-то к столу. Дин, одной рукой по-прежнему придерживая Анну, вновь извлек Беретту и настороженно прислушался к звукам по ту сторону двери. Вопль «Кабинет!» прозвучал одновременно с грохотом удара металла по стеклу. Однако ожидаемого звона осыпающихся осколков не было. Охотник похолодел. Неужели показательно беспечный босс на деле страховался по полной? Дверь попытались открыть. Хриплый голос рявкнул: — Все сюда! Третья группа — к окну кабинета! Еще два удара не принесли никаких результатов: окно и не думало разбиваться, эффектно взрываясь роем осколков. На нем даже трещин, похоже, не было. На дверь навалились с той стороны и она начала открываться, подвигая недостаточно тяжелое кресло. — Твою мать! — выругался Дин, судорожно пытаясь придумать выход. — Сэм, сюда! И свет включи! Вспыхнувшее освещение больно резануло по глазам. Охотник покрепче прижал к себе притихшую Анну и приставил пистолет к ее виску. Оставалось молиться, чтобы это хоть что-то им дало. — Дин, ты же не собираешься… — начала было женщина. Дин бросил ей коротко и тихо: — Заткнись! — и продолжил уже громче, обращаясь к охранникам, продолжающим методично вдавливать дверь внутрь: — Эй там, у нас сестра вашего хозяина! Сунетесь сюда — я ее пристрелю! Сейчас мы выйдем. Криво глянете в нашу сторону — я ее пристрелю! — Дин, они не поведутся на такое, на Анну им плевать! — Сэм, прикрываешь сзади. Смотри в оба и не отставай. — Дин, любимый, ты же это не серьезно? — Анна попыталась вывернуться и заглянуть ему в глаза, но Дин бесцеремонно ткнул дулом ей в висок, заставляя вернуть голову в прежнее положение. — То есть ты думала, что свернуть тебе шею я обещал в шутку, дорогуша? Топай, помалкивай и молись, чтобы гориллы твоего братца хоть во что-то ставили твою жизнь. Сэм отодвинул кресло, открыл дверь и, пропустив брата с заложницей вперед, вышел следом, держа пистолет наготове. Охранники выстроились двумя рядами вдоль веранды, образуя живой коридор, по которому им троим предстояло пройти. Стоило кому-то сделать неверное движение — и все закончилось бы отменной мясорубкой. Дин внимательно всматривался в лица людей, пытаясь вычислить какого-нибудь случайно затесавшегося ярого сторонника покойного Люция. Или просто типа со слабыми нервами. Некоторые явно едва сдерживались, чтобы не прикончить их вместе с Анной. — Спокойно. Теперь хозяйка — я. Мой брат мертв — и заплатить вам смогу только я. Так что сохраняйте спокойствие. Голос женщины звучал ровно и уверенно, поражая явственно слышимой в тембре властностью. Дин почувствовал непреодолимое желание развернуть ее лицом к себе, чтобы убедиться, что ведет перед собой в качестве живого щита именно Анну. Но с такими актерскими данными, которые она сегодня уже продемонстрировала, сомнительно, чтобы даже Люций был в курсе истинного лица своей сестрицы. Охранники хмурились, нервничали и переглядывались исподтишка, но упоминание о волшебных бумажках, видимо, все же сделало свое дело: все оставались на своих местах, держа проходящих мимо Винчестеров с заложницей на прицеле, но не стреляя. Только заводя машину, Охотник почувствовал, как его потихоньку отпускает сумасшедшее напряжение: руки подрагивали, в голове проносились какие-то совершенно абсурдные образы и зверски хотелось выпить. Анна сидела рядом, на пассажирском сидении, и молчала, сосредоточенно глядя на дорогу. Сэм присматривал за ней с заднего сидения. Впрочем, Дин откровенно сомневался, что младший решился бы выстрелить, случись такая необходимость. Оставалось надеяться, что Анна об этом не догадывается, поскольку вести машину и следить за пленницей одновременно Дин бы все равно не смог. Оказалось, что Анна очень даже догадывалась. Ну или просто решила рискнуть, поняв, что в живых ее вряд ли оставят. Стоило Дину затормозить на очередном светофоре, как она толкнула уже открытую дверь, кинулась прямо в гущу машин и мгновение спустя скрылась из виду за каким-то фургоном. — Сэм, какого хрена ты ее не пристрелил?! — Дин, ты в своем уме? Прямо посреди дороги, на глазах у десятков свидетелей? Проще уже сразу поехать в полицейский участок и сдаться. Да и что она тебе сделала? Мы выбрались с ее помощью, пусть и пассивной. Зачем убивать? — Затем, что она та еще сучка. И, судя по сегодняшним метаморфозам, неизвестно, чего от нее вообще можно ожидать. Преследования под видом праведной мести за убитого брата так уж как пить дать. А значит, нас будут загонять сразу с трех сторон: Семья, ФБР и люди нашего босса-покойничка. И все потому, что ты не удосужился вовремя выстрелить. — Нет, все это потому, что ты удосужился выстрелить не-вовремя. Объясни хоть сейчас, на кой-тебе вообще понадобилось убивать Люция? — Да потому, что кое-кто не умеет «держать лицо»! И кто бы это мог быть, а? — И что с того? Ну показалось ему что-то, так кто мне мешал сказать, что я забыл выключить утюг дома? Или ты думаешь, что я на элементарную ложь не способен? Не во мне причина, Дин, не придуривайся. Я же видел, как ты столбом соляным застыл, как только открыл папку, а услышав имя — понял почему. Я забеспокоился, как раз предположив, что ты можешь сотворить какую-то глупость несусветную, и, как оказалось, не ошибся. Может, скажешь мне правду для разнообразия? Дин упорно молчал, до скрипа сжимая руль. — Дин? — Что ты хочешь услышать? Правду? Какую именно? Мою или ту, которая устроит тебя? И зачем это тебе, Сэмми? — он заехал в какой-то темный, отчаянно воняющий всем, чем только возможно, двор и остановился. Повернувшись, он в упор посмотрел на брата. В тусклом свете единственного фонаря лицо Охотника казалось состоящим из двух частей: одной, совершенно темной и лишенной каких-либо черт, и второй — причудливо искаженной неровными тенями, наложенными неестественным освещением и усталостью, в какую-то мистическую маску. Почему-то вторая половина выглядела гораздо более жуткой. Сэм невольно поежился, внезапно почувствовав иррациональную уверенность, что только сейчас, наконец, видит истинное лицо своего старшего брата. — Я твой брат, Дин, ты можешь доверять мне, — младший чуть тряхнул головой, сбрасывая непонятное наваждение. Приверзится же такая ерунда! — Всегда мог. Я бы хотел, чтобы доверял и сейчас. — Ты прав, я бы все равно убил Люция, — смерив младшего испытующим взглядом, глухо проговорил Дин. Потом устало откинулся на спинку и прикрыл глаза. — Просто, наверное, чуть позже и более продуманно. Хотя что бы там дала продуманность? Если он где-то и бывал, кроме своего логова, то только с тучей охранников за спиной. Что его, что Майкла завалить можно было только по счастливой случайности. Но назвав объектом своего младшего брата, он сам подписал себе смертный приговор. Вопрос был только во времени. И наверное, даже к лучшему, что все закончилось сегодня. Теперь мы свободны. Уехать, оставив этого урода и дальше планировать убийство Каса я бы не смог никогда, — помолчав какое-то время, он добавил уже своим обычным, грубоватым и наигранно-грозным, тоном: — И если ты сейчас спросишь почему — я тебе врежу. Сэм мог бы сказать, что ему незачем спрашивать, так как он и так уже знает причину, но он счел за лучшее промолчать. Зубы были ему дороги, да и лишние синяки никого не украшают, а врезать Дин мог не только за вопрос.