Шаги по стеклу

На кухне капала вода. На самом деле удивительно, что она там вообще была, учитывая, в какой дыре они с Сэмом прятались уже почти две недели. Чего стоили только стены крохотной квартирки, покрытые наслоениями прошлых эпох в таком количестве, что затруднительно было сказать, от чего остался тот или иной след. К этому можно было добавить старую, на ладан дышащую мебель, покрытую такими же подозрительными пятнами, и мерзкую, въевшуюся намертво вонь, разбавляемую иногда врывающимися из-за входной двери струями «свежего» смрада, содержащего в себе запахи всех видов человеческой жизнедеятельности. Так что да, странно, что в этой клоаке в старых проржавевших трубах еще была вода. И вот это монотонное «кап-кап-кап» из кухонного крана за последние дни ввинтилось Дину в самый мозг, вызывая непреодолимое желание схватить что-то тяжелое и раскурочить гребаную сантехнику. А лучше пройтись с этим тяжелым предметом по соседним, таким же крохотным и грязным квартиркам и уменьшить количество никчемных существ, по какой-то ошибке все еще причисляющих себя к роду человеческому, несмотря на то что люди в таких условиях жить явно не могли. Впрочем, тут и не жили — здесь существовали, доживали, умирали. Те, кому не нашлось места под солнцем в прекрасном городе Нью-Йорке. Сейчас таковыми оказались и Винчестеры. Дин затруднился бы точно определить, кто из них — он или Сэм — был больше виноват в том, что они здесь застряли. Сэм наотрез отказался уезжать без своих записей, хранившихся в ноутбуке в его квартире. И только когда Дин надавил уже всерьез, пытаясь узнать, что же такого ценного мог назаписывать младший брат, не допущенный Люцием ни к какой существенной информации, признался, что ему необходимо увидеться с девушкой: предупредить, обезопасить, уговорить уехать из города, чтобы не стать разменной монетой в игре «Поймай Сэма Винчестера». Дин только закатил глаза, поражаясь наивности брата, в который раз решившего, что может позволить себе привязанность при их-то жизни. На это Сэм раздраженно фыркнул что-то вроде: «Кто бы говорил!» и «Жизнь не предлагает выбора, в какой именно момент ты встретишь того самого человека». Из чего Охотник смог сделать вывод, что, по крайней мере со стороны мелкого, это не банальное увлечение на две недели. Впрочем, Дин тоже внес свою лепту в принятие тупейшего решения задержаться в городе на несколько дней и тоже своей привязанностью: он не мог бросить Детку. Сэм сыронизировал по этому поводу, что он-то, дескать, хотя бы к живому человеку чувства питает, в отличие от старшего брата, боготворящего кусок железа. На это Дин обиделся всерьез, поскольку считал Импалу домом, символом семьи, да даже самым верным — и единственным, вообще-то, — другом, но уж никак не бездушной железкой. Как бы там ни было, сейчас они оба застряли в этом клоповнике, имея возможность лишь изредка с большой осторожностью выбраться за едой и новостями. Последние не становились более обнадеживающими. Их искала Семья, их искали бывшие соратники, их искали копы и ФБР. И каждый, кто становился источником информации, стал бы и стукачом. Так считал Дин, сразу же сводивший такую возможность к нулю. Именно поэтому сейчас он сидел в этой вонючей дыре, в то время как младший, которому надоел длинный хвост из трупов, тянущийся за ними стараниями Дина, добывал продукты и разведывал обстановку. Будь воля Охотника, они бы рискнули и попробовали выбраться. Но Сэм и слышать не хотел о такой самоубийственной, на его взгляд, эскападе, настаивая на необходимости затаиться и отсидеться, пока энтузиазм в их поисках не пойдет на спад. А если Дин, скрепя сердце, еще мог как-то решиться уехать без своей любимой Детки, то о том, чтобы оставить брата, и речи быть не могло. Старший Винчестер в который раз уже тяжко вздохнул, мысленно ругая младшего на чем свет стоит за привычку искать обходные пути каждый раз, когда, по мнению Дина, следовало рвануть напролом, положившись на удачу. Бесконечное «кап-кап-кап» с кухни бесцеремонно врывалось во все мысли, взвинчивая и без того натянутые нервы. Из-за стены доносился визгливый ор какой-то вдрызг пьяной особи предположительно женского пола, которой отвечал короткими глухими репликами кто-то пола мужского, предположительно. Этажом выше гремела музыка, под которую читали рэп, причем в хоре перекрикивающих друг друга голосов собственно исполнителя не было слышно вовсе. От окна тянуло холодом, заползающим под неплотно закрытую створку. Старое дерево рассохлось и покоробилось, не позволяя ни закрыть окно полностью, ни открыть пошире, чтобы впустить побольше пусть холодного, но относительно свежего воздуха. А так и вонь несусветная, и находиться в квартире можно было только в куртке. Зябко поежившись, Дин потянулся к бутылке виски, стоявшей тут же, на полу. Бутылка оказалась пустой. Выбравшись из раздолбанного кресла, в котором сидеть можно было, только проваливаясь пятой точкой до самого пола и складываясь при этом чуть ли не вдвое, он, проходя мимо неизвестно каким чудом еще работающего телевизора, прибавил звук и отправился на кухню за последней бутылкой дешевого пойла, отдаленно напоминающего старый добрый Jack Danielʼs. Ну, во всяком случае, цвет был похож. Охотник, конечно, мог оправдаться тем, что вокруг было слишком много шума, и еще эта нудная капель на кухне, да и алкоголь бдительности еще никому не прибавлял. Но на самом деле все это ему никогда не мешало — обычно он чувствовал чужое присутствие инстинктивно, спинным мозгом, предупреждающим об угрозе легким холодком, пробегающим по нервам. Но его не услышал. И не почувствовал. Снова. Так что прозвучавшее за спиной «Здравствуй, Дин», сказанное глубоким низким голосом, стало полнейшей неожиданностью. На мгновение Винчестеру подумалось, что это просто обман слуха. Чего не причудится спьяну? Он медленно повернулся, держа в руке только бутылку виски. Пистолет был под рукой и достать его не составило бы труда, рискнув и сыграв в «Кто быстрее», но… нет. Больше — нет. Что бы там ни было и с какими бы намерениями не пришел к нему Ангел. Кастиэль был один. Он стоял в узком коридоре, почти касаясь замызганной стены плечом, бросая вызов окружающей грязи своим светлым, явно дорогим пальто, строгим костюмом с иголочки и белоснежной рубашкой, видневшейся под всем этим. Темные волосы, зачесанные чуть по-другому, твердо сжатые губы, все так же словно немного обветренные, синие пронзительные глаза — и бесконечный холод в них. И стилет в расслаблено опущенной руке. — Вот как, значит, — Дин сглотнул, отчаянно пытаясь заставить губы улыбаться, а не кривиться в жалкой насмешке над самим собой. — Неужели не нашлось кого помельче? Или ты сам вызвался? Чистильщик непонимающе нахмурился, склонив голову набок, потом проследил взгляд Охотника на оружие в своей руке и хмыкнул. — Я не собираюсь тебя убивать. Просто подстраховался. Я… не был уверен, как ты отреагируешь на мой визит.  — Кас, я… — Я пришел по делу, — поспешно перебил Кастиэль. Спрятав стилет куда-то под пальто, взамен он достал довольно большой конверт и, приблизившись, протянул его Винчестеру. — Возьми. Это для вас с братом. Дина обдало запахом парфюма, перебившим привычную уже помоечную вонь квартиры. Охотник непроизвольно вдохнул поглубже, наслаждаясь и вспоминая. Да, все тот же: свежесть с капелькой горечи. Вспоминал он явно зря. — Что там? — Дин тряхнул головой, избавляясь от лишних образов, всплывших из глубин памяти по веревочке прочных ассоциативных связей, и, отставив бутылку, взял протянутый конверт. — Предписание явиться в определенное время в назначенное место, чтобы вашим палачам не пришлось бегать самим? — прозвучало грубо и глупо, что он и сам понял, увы, уже когда сказал. Оставалось только прикусить свой дурной язык и мысленно выругаться. Кастиэль никак не прокомментировал этот выпад. Он разглядывал окружающую обстановку, безразлично скользя взглядом по крохотной кухне с засаленным столом, единственным колченогим стулом и облупившимися стенами, покрытыми пятнами и потеками. Дину стало стыдно вдвойне: мало того, что Касу пришлось прийти в эту вонючую дыру, так его здесь еще и обхамили ни за что. Пока, во всяком случае, ни за что. — Прости, что не предлагаю тебе пройти в комнату из этой помойки, но это потому, что там, на самом деле, точно такая же, ничем не отличающаяся помойка. Мне даже предложить тебе нечего: кофе и чая нет, а виски ты не пьешь… — чистильщик отвлекся от изучения их убогого жилища, и под его отрешенным взглядом оправдательная речь Дина как-то сама собой затихла. Какие, к черту, реверансы по поводу гостеприимства?! Как будто Ангелу может быть дело до всей этой ерунды! Лучше бы извинился за свою давнюю истерику и за недавнюю грубость тоже. Винчестер снова беззвучно выругался. — Слушай, я бы хотел… — Посмотри бумаги, Дин. У меня не так много времени, — сказал как отрубил. Развернувшись, Кастиэль ушел в единственную комнатку, будто желая удостовериться, что Охотник не соврал насчет ее идентичности с кухней. Дин снова проглотил невысказанные извинения и последовал за гостем, на ходу извлекая содержимое незапечатанного конверта. С фотографий на документах с совершенно незнакомыми именами на него смотрели их с Сэмом лица. — Это что? — Ваши новые личности, — чистильщик прошелся взглядом по скудной обстановке тесной комнатушки, нашел пульт от телевизора и убавил звук. Только после этого он наконец повернулся и жестко добавил: — Ваши жизни, на самом деле. Потому что без этого у вас их, считай, уже нет. — Это я и сам знаю. Мы, кстати, могли себе такие же достать, но раскусить эти подделки… — Это не подделки. И их не раскусят. Дин замолчал, внимательно всматриваясь в документы. На его взгляд они, конечно, были похожи на настоящие, но он-то лишь совсем уж топорные фальшивки и отличал. Ладно, бог с ними, кто знает, где и какие еще умельцы есть в распоряжении Семьи. Вот только… — Что-то я не понимаю: Семья вдруг решила выдать нам полную индульгенцию? С какой радости? — Семья тут ни при чем, — поправил чистильщик. — На вас будут охотиться по-прежнему. У вас есть сутки на то, чтобы исчезнуть. Кастиэль вспомнил, чего ему стоили эти самые сутки… В основном, конечно, потерянной гордости. Но риск был немалый — могли стоить и положения в Семье, и самой жизни. — Тебе нужно что? — Бальтазар явно решил, что ослышался. — Сутки форы для Винчестеров. Ты сказал, что это может быть что угодно. Без условий. Ты отказываешься от своего слова, брат? Или ценишь мою жизнь ниже, чем двадцать четыре часа времени? Фэбээровец с минуту смотрел на него, не мигая, и только потом медленно, будто через силу произнес: — Нет. Не отказываюсь. Будут тебе сутки. Правда, надо бы еще придумать, как их организовать… — Пусти «утку», можно подумать, тебе впервой так делать. Либо что они погибли где-то в перестрелке, либо что уже взяты под стражу. — И с какого момента тебе нужна фора? Ах да, прости, не тебе, а потенциальным убийцам нашего брата, Майкла, да и всех нас, если уж на то пошло. — Майкл жив, если ты не заметил. И даже вполне здоров. Сутки нужны с сегодняшнего вечера. С восьми часов. — Ты знаешь, где они, — Бальт не спрашивал, он констатировал факт. — Уже пользуешься сетью осведомителей в обход Главы? Шустро ты. — Я ею уже давно пользуюсь. Причем с подачи самого Майкла. Так что тут я ничего не нарушал. — Вряд ли наш братец даже в страшном сне мог увидеть, что ты используешь доступные тебе ресурсы так. Ты хоть понимаешь, что делаешь? — Вполне, — тихо, но твердо ответил Кастиэль. — Я все равно не сомневаюсь, что их поимка не принесла бы никакой пользы. — Как и вреда, — парировал Бальтазар. — Так почему? — Я должен. — Ты говорил, что не был знаком с младшим Винчестером. Значит, ему ты не мог ничего задолжать… — Не ему. Старшему, — синие глаза бестрепетно выдержали испытующий взгляд светло-голубых. Чистильщик только усмехнулся про себя, радуясь тому, как удачно брат перевел все в привычную для себя плоскость «услуга за услугу», не уловив настоящей сути этого «должен». — Так мы договорились? — Да. Договорились. Будет мне наука, — хмыкнул старший, — не давать обещаний без конкретных условий. — Тогда для начала научись не подставлять братьев, доводя их до смерти, — отбрил младший. — Туше. — И как это понимать? — вырвал его из воспоминаний голос Винчестера. — Не надо понимать. Вы должны воспользоваться шансом, и все. Как я уже сказал, в ближайшие сутки вы сможете беспрепятственно выехать из города. И начать новую жизнь где-нибудь в Мексике или Канаде. Нормальную жизнь. И под «нормальной» я подразумеваю обычную жизнь, никак не связанную с криминалом. В противном случае вычислить вас не составит труда. А убрать — так и того легче. — Нормальную, говоришь? Ну, Сэм-то точно сможет. Он всегда хотел. А вот я… — Охотник хмыкнул и покачал головой. — Ты бы еще предложил волку влезть в овечью шкуру и поселиться в хлеву. — Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать. Просто предупреждаю, что по следу из твоих жертв найти вас будет очень просто. Тебе решать, Дин, насколько твои увлечения тебе важны и необходимы. — Это ты сейчас намекаешь, что я — психопат, неспособный удержаться от свежей крови? Если бы об этом говорил Сэм — Дин бы только поддакнул, возрадовавшись, что мелкий, наконец, оказался способен увидеть истину. Но слышать легкое пренебрежение в голосе Кастиэля оказалось отчего-то крайне неприятно. Так же, как и видеть в синих глазах только холод и безразличие. Как в самом начале. Будто ничего и не было. Лучше бы уж злился! — Я ни на что не намекаю. Я говорю, что тебе нужно остановиться. В любом случае нужно. — Я не псих! — Конечно нет. Ведь это так нормально — кромсать живых людей без какой-либо цели и смысла, просто чтобы получить удовольствие от их мучений, — тон был ровный, с легчайшим налетом сарказма, да и то не факт, что это Дин не дорисовал себе сам. — Все так делают. — И это мне говорит человек, ненавидевший собственную мать настолько, чтобы ее убить?! Уж кому бы рассуждать о нормальности, Кас! Вопреки ожиданиям, это обвинение не произвело на чистильщика особого впечатления. Он только отвел взгляд и сказал, задумчиво глядя куда-то в пустоту: — Я не ненавидел, я любил ее. Она убивала себя сама, долго и мучительно. Единственное, что я мог для нее сделать, — это прекратить агонию. Но ты прав, судить тебя я не имею права. Да и не собираюсь, — Ангел снова посмотрел прямо в глаза Винчестеру, пытливо, пронзительно, словно проникая в самую душу. — Я не знаю, за что ты себя наказываешь, Дин. Но тебе стоит прекратить. — Что ты несешь? Я вообще-то других пытаю, а не себя! — вскинулся Охотник. Он нервно прошелся по комнатке, жалея одновременно и о том, что оставил виски на кухне, и о том, что не может уйти из квартиры: сбежать хотелось почти так же, как и выпить. — А зачем? — Просто так! Для удовольствия! Чтобы смотреть, как они корчатся, и слушать, как орут от боли! Знаешь, какой это кайф?! Знаешь, каково это, когда человек загибается от невыносимой боли, и эту боль ему причинил именно ты?! — Дин подошел почти вплотную и бросал слова чистильщику прямо в лицо, как пощечины. — И это единственное, что я умею! Это, блять, единственное, что у меня охренительно получается! Это все, что я могу, — он опустил голову, внезапно выдохшись и с отвращением понимая, что сказал в итоге совсем не то, что хотел. Не то, что считал позволительным говорить. Даже себе самому. — Это неправда, — Кастиэль отступил на шаг назад и спрятал руки в карманы пальто. — Ты можешь намного больше, чем упорно, по капле, убивать в себе человека. И заслуживаешь большего. И лучшего. Просто попробуй. До этого тебе приходилось жить в прописанных другими условиях. Начни с новой страницы и напиши на ней все, что сам захочешь. Винчестер недоверчиво вскинул глаза. Чистильщик смотрел доброжелательно и участливо. Как добрый доктор. И это совсем не тот взгляд, который Дин хотел бы видеть в его исполнении: так смотрят на того, кому не желают зла просто потому, что странно хотеть чего-то плохого для совершенно постороннего человека. Так смотрят на чужих людей. На уже чужих людей. Так смотрят не прощаясь, а уже попрощавшись. «А на что ты рассчитывал?» — вкрадчиво поинтересовался внутренний голос. Ни на что. Сегодня утром не рассчитывал даже увидеться снова. А еще не так давно — даже на то, что Кастиэль вообще жив, надеяться не мог. Дин сглотнул вязкую горечь и отвернулся. Отошел и уже внимательнее просмотрел документы у себя в руках. Новая жизнь. То, к чему они с Сэмом и стремились. «К чему стремился Сэм», — зачем-то педантично исправил он сам себя. — Ладно, спасибо, что ли, — наконец выдавил он то, что и полагалось, наверное, сказать в самом начале. — Правда, рано или поздно нас все равно найдут, но пару лет или — чем черт не шутит! — десяток-второй у нас будет. Спасибо, Кас. — Не за что. И, Дин… — Ангел запнулся, но потом решительно продолжил: — Ты же понимаешь, что сведение счетов с Семьей придется прекратить тоже? Я, конечно, помню, что Рафаэль с подачи Бальтазара отдал приказ о ликвидации Сэма. Но ты не можешь не признать тот факт, что Сэм хотел уничтожить Семью, а следовательно, мои братья были в своем праве. И раз Сэм жив, значит, мстить вам не за что. — О, как просто ты об этом говоришь. Но, знаешь ли, дело не только в Сэме. Кто-то из вас стоял за смертью Джессики, девушки моего брата, девушки, которую он любил. И кто-то из вас дал отмашку на убийство нашего отца, — Дин внимательно посмотрел на чистильщика и жестко закончил: — Кое-кто утверждает, что оба решения принимал ты. Как куратор нашего региона. Кастиэль поджал губы и весь как будто заледенел. Казалось, еще мгновение — и на словно окаменевших скулах выступит иней. — Нет, не я. И куратором Северо-Западного региона я был только в планах Майкла, мечтавшего повесить на кого-то этот обширный и довольно хлопотный кусок бизнеса. Учитывая, кем был твой отец, решение должен был принимать Рафаэль, — произнес он сухо. — Хотя с чего бы это ты мне поверил? — добавил он с едва уловимой ноткой горечи в голосе. — Черт, Кас! — Винчестер смущенно взъерошил короткий ежик волос на голове, удивляясь, как это у него получается без какого-либо желания мгновенно переключаться в режим обвинителя всех и вся. — Я не утверждал — я спросил. Я верю тебе. Да, знаю, я не отличаюсь способностями к доверию, но я и правда спросил, чтобы узнать… — Неважно, — перебил его чистильщик. — Значит, уговаривать вас отступить и жить спокойно бесполезно. Что ж… — его рука снова нырнула под отворот пальто, явив на свет еще один конверт, точно такой же, как и предыдущий. — Возможно, это поможет вам выжить. Хотя я по-прежнему считаю, что ваша война против Семьи абсолютно безнадежна и лишена смысла. — Не будет никакой войны. Я прослежу, чтобы Сэм устроился на новом месте, а потом вернусь и убью твоего братца Рафаэля. К остальным у меня, может, и есть претензии, но я — не идеалист Сэмми, чтобы стремиться сделать мир лучше. А вот жизнь этого ублюдка Рафаэля можешь даже не пытаться выторговать. — Мне совершенно безразличен Рафаэль, как и его жизнь. Но меня радует твое решение насчет Семьи в целом — попытки ее уничтожить означали бы только твою смерть, в конечном итоге. Даже с тем, что у тебя сейчас в руках. Винчестер с интересом взглянул на новый конверт, который автоматически взял, но пока так и не посмотрел содержимое. — Что там еще? Билет на другую планету? Или плащ-невидимка хотя бы? Я даже не знаю, что предположить. Ты заделался Сантой, Кас? Так Рождество уже прошло. А мой день рождения только через неделю, — Дин с улыбкой смотрел, как непонимающе хмурится Ангел, как привычно склоняет голову к плечу и, наконец, чуть дергает уголком губ в попытке не улыбнуться в ответ. Несмотря на прохладу, по-прежнему струящуюся от окна, в комнате внезапно стало как будто теплее. Точнее, даже не в комнате — это самому Охотнику стало тепло, так, словно внутри зажглось маленькое ласковое солнце. И подумалось, что, если бы у него был выбор, он бы не сомневался, что попросить в качестве подарка. Шанс. Пусть самый крохотный и невероятный. Но увы, похоже, список презентов был составлен заранее. — Это гарантии. Посмотри, ты поймешь, о чем я, — Кастиэль отвел взгляд и, снова засунув руки в карманы, отошел к окну. Открыв конверт, Дин быстро просмотрел несколько листов с текстом. Потом вчитался внимательнее, не веря в то, что именно читает. — Занятно. Ты понимаешь, что только что дал мне в руки оружие против своей семьи? — Да. Правда, это скорее его часть, нежели полноценное средство борьбы, но… да, я понимаю, что и с тем, что есть, можно сделать многое. — А еще по этому можно легко понять, что нам помог кто-то из Семьи — нам с Сэмом просто неоткуда взять такие сведения. И если я отправлю это письмо… Как быстро твои братья выйдут на тебя, Кас? Ты вообще о чем думал? — Дин подошел к Ангелу, статуей застывшему возле окна, и попытался заглянуть ему в глаза. — Никто ни о чем не догадается, — чистильщик не повернул головы к Винчестеру, по-прежнему вглядываясь то ли в ночную темноту, то ли в собственное отражение на стекле и позволяя видеть только свой профиль. — Это часть той информации, которую в свое время собрал твой брат. Никто не знает, что у вас ее нет. И так вышло, что никто не знает, что она есть у меня. На самом деле он бы не мог сказать, как так получилось. Или почему. Интуиция? Предчувствие? Еще что-то столь же бредовое, во что он никогда не верил? Нет, ничего такого. Просто в больнице ему было явно не до найденной флешки, потом он начал участвовать в делах Семьи, и какой-то там накопитель, содержащий информацию, к большей части которой он теперь и так имел доступ, оказался снова не в фокусе его внимания. И когда из Канзаса доставили личные вещи, собранные перед продажей дома, маленький деревянный дракончик с отверстием внутри, одна из тех считанных безделушек, что покупал он сам, а не Дафна, просто перекочевал на какую-то полку в его новой квартире. Вспоминать о содержимом полезной фигурки не было ни надобности, ни желания. Канзас был в прошлом. Все, что с ним связано, — тоже. Даже тогда, после получения известия о смерти Люция, сидя ночью на балконе и мысленно мечась в поисках выхода, он не сразу вспомнил о том, что хранил так долго. И вот — его полусознательная амнезия пригодилась. Оказалась кстати настолько, что впору было и вправду поверить в какую-то шесточувственную чушь. — И как это понимать? — Дин стоял совсем рядом, все еще пытаясь поймать его взгляд. — Я уже говорил: не надо понимать — просто используй. Отправь это письмо. Его хватит, чтобы Майкл поверил, что у тебя есть вся информация. Если захочешь действительно использовать это против Семьи… ну что ж, так тому и быть. Но я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор и предпочтешь жизнь, свою и брата, борьбе против ветряных мельниц, — Кастиэль отступил назад, увеличивая расстояние между собой и Охотником, на мгновение все же взглянул в растерянные, непонимающие зеленые глаза, но тут же прервал контакт, разворачиваясь и бросая уже на ходу: — Прощай, Дин. Удачи. Ангел направился к выходу, и Винчестер сообразил, что — все, сейчас тот выйдет за дверь и больше никогда… никогда. Дин догнал его буквально на пороге, накрыв ладонью руку, уже лежащую на ручке двери. От прикосновения вздрогнули оба. Кастиэль застыл в этой своеобразной ловушке: прямо перед ним была закрытая дверь, сзади… сзади был Дин, почти прижавший его к этой самой двери своим телом, тепло которого он чувствовал, несмотря на все еще существующее между ними расстояние. Крохотное на самом деле, судя по тому, как мгновенно стало жарко. — Кас… — хриплый, почти беззвучный выдох пощекотал шею, пуская вниз по позвоночнику стаю мурашек. Полустон. Полупросьба. Кастиэль зажмурился, отчаянно закусив губу, чтобы не ответить на эту едва слышную мольбу, и сжал в кулак правую, свободную руку. Левую все еще прижимал к ручке Винчестер, вряд ли осознавая, как сильно давит — наверняка останутся полосы на ладони. — Кас, зачем? Почему ты все это делаешь? И вот как можно ответить что-то более-менее осмысленное, когда губы, задающие вопрос, почти касаются кожи, словно нарочно, медленно скользя вдоль шеи. Хотя почему «словно»? Мысль о том, что это вполне осознанная провокация, позволила собрать остатки рассыпающегося карточным домиком самоконтроля. — Какая разница? — о да! Браво! Он мог сразу сказать: я до безумия хочу тебя, Дин. Потому что маловероятно, чтобы тот ничего не понял, слыша этот хриплый, сдавленный, на тон ниже, чем обычно, голос. Охотник вздрогнул, на мгновение еще сильнее сжав его кисть. Потом, опомнившись, отпустил, взамен ухватив за плечо и разворачивая лицом к себе. — Разница есть. В последний раз, когда мы разговаривали, ты просил о помощи, а я орал какой-то бред. Ты должен был бы ненавидеть меня. Но ты здесь. И делаешь все, для того, чтобы дать мне шанс выжить. Снова. Так что это, пожалуй, я спрошу: какая разница? Какая тебе разница, Кас, буду я жить или сдохну? Дин все еще стоял ненужно близко. И в глазах его было столько всего разом: недоверие, непонимание и — в самой глубине — отчаянная жажда. Чего? Чего ты хочешь, Охотник, так сильно и безнадежно, что загоняешь саму мысль об этом куда-то на самые задворки разума? Откуда она все равно прорывается этим вот отсветом неутоленной потребности в глазах. Кастиэль прикрыл свои, чтобы не видеть. Потому что на секунду, на одно мгновение, растянутое в бесконечность хитрыми вывертами психики, вдруг показалось, что он может утолить эту жажду. Именно он. И что можно позволить себе это сделать. Нет. Нельзя. Больше он на эту удочку не попадется. Двух раз было вполне достаточно, чтобы убедиться, что ничего хорошего из этого не выйдет. В его мире этого человека быть не должно. Вдох-выдох. Это просто. Он всегда мог заставить себя сделать то, что нужно. Дин непонимающе уставился на руку, твердо упиравшуюся в его грудь и настаивающую на соблюдении дистанции. Ангел, который вот только что стоял, безвольно привалившись спиной к двери, сейчас выпрямился и замораживал его своим фирменным взглядом, памятным еще с первых встреч. А ведь еще какие-то минуты назад Винчестер мог поклясться, что чувствовал ответную реакцию: в едва заметной дрожи руки под своей ладонью, в изменившемся тембре голоса, в сбившемся дыхании. — Мне не за что тебя ненавидеть, Дин, — голос чистильщика звучал спокойно и размеренно. Равнодушно. — Возненавидеть можно за то, что человек не выполнил своих обязательств, не сделал того, что должен был сделать. Ты никогда ничего не был мне должен. — Я должен был тебе помочь. Я должен был быть с тобой там. — С чего вдруг? Простой вопрос. На который Дин не смог бы ответить при всем желании. Не потому, что не знал ответа, — потому, что не мог заставить себя произнести это вслух. Кастиэль криво усмехнулся и покачал головой, продолжив говорить практически без паузы, показывая тем самым, что вопрос был чисто риторическим: — Нет, ты не был обязан. Так что, повторюсь, ненавидеть мне тебя не за что. И ты хороший человек, Дин. Ты заслуживаешь шанса на жизнь, на нормальную жизнь, такую, какую ты сам захочешь построить. Я могу тебе помочь. Так почему бы и нет? — То есть ты всем помогаешь? Вокруг ведь много хороших людей. Почему бы не помочь и им тоже? А может, у тебя даже открыта контора для оказания помощи хорошим людям? — Мне нет до них дела. — А до меня, значит, есть? Что же такого особенного во мне по сравнению с остальными? Одержимость чужой болью и умение ее причинять? Сволочной характер? Или хренова туча трупов, тянущаяся за мной, как хвост за собакой? Что из этого делает меня таким охренительно хорошим человеком, что ты готов рискнуть благополучием своей, пусть и не шибко любимой, семьи, чтобы дать мне гребаный шанс на гребаную жизнь?! Что, Кас? Дин снова придвинулся вплотную, выдыхая свои вопросы прямо в губы Ангелу. Уже почти чувствуя их вкус. Дурея от этой близости, от запаха его кожи, от того, что рука на груди уже не отталкивала, потеряв волю к сопротивлению. Когда в замочной скважине заскреб ключ, Охотник чуть не взвыл от разочарования и злости. Сэма принесло крайне некстати. Кастиэль встрепенулся, словно приходя в себя после сеанса гипноза. Дин отступил вглубь крошечной прихожей, давая и ему возможность отойти от двери. Войдя, Сэм первым делом наткнулся на убийственный взгляд старшего брата. И не убийственный в плане: «Где тебя так долго носило и что ты опять натворил?», а скорее: «Какого хрена ты вообще сюда приперся?!» Сэм удивленно вскинул брови в ответ на эту непонятную претензию и тут заметил гостя, который стоял чуть поодаль, возле входа в единственную комнатку их временного обиталища. Стройный подтянутый брюнет, одетый дорого и строго, смотрелся в их прихожей, как какая-нибудь экзотическая орхидея на грядке с картошкой. Кастиэль Новак собственной персоной. — У нас гости? — Сэм задал вопрос тоном, подразумевающим: «У нас проблемы?» Потому что этот надменный сноб точно выглядел как проблема. Да и что бы здесь делать правой руке Главы Семьи? — Эм… да. Сэмми… — Я уже ухожу, — прервал невнятное блеянье старшего Винчестера Новак. От голоса, как и от всей фигуры в светлом пальто, веяло холодом. До невозможности явственно, так, что становилось непонятно, почему стены еще не покрылись изморозью. — Прощай, Дин, — младшему достался только вежливый кивок и короткий замораживающий взгляд синих глаз. Благо Кастиэль сразу же отвернулся и направился к двери. Сэм зябко передернул плечами, стряхивая непрошеное ощущение проползшего по спине холодка. Снежная Королева в штанах, блин! — Кас! — Дин, что… Чистильщик шел по узкому коридору, не оглядываясь. Он слышал оклик Дина и реплику Сэма и надеялся, что младший Винчестер удержит своего брата от глупостей, вроде попыток догнать и продолжить никому не нужный, мучительный разговор, схожий с танцем над пропастью: один неверный шаг — и даже костей не соберешь. Выбравшись из многоэтажной помойки, почему-то именуемой домом, он глубоко вдохнул морозный воздух, не такой уж свежий в этом районе, но все же лучше той вони, что насквозь пропитала коридоры только что покинутого здания. Стайка угрюмых подростков получила обещанное за сохранность машины вознаграждение и вальяжно последовала его тратить. Кастиэль мрачно посмотрел им вслед, думая, что они даже не подозревают о своем везении, вследствие которого они ему совершенно безразличны. В противном случае он бы посчитал за благо вытащить пистолет и перестрелять их всех, избавив от того будущего, что уже наложило на них лапу, явственно проступая в рваных движениях и мутных, туповатых от регулярного обдолбывания, глазах. Сев в машину, он на мгновение прикрыл глаза, пытаясь привести в порядок свое внутренне состояние, пережившее нехилую встряску за последние полчаса. Слабо улыбнулся, вспомнив ошарашенный, с немалой долей неприязни и опаски, взгляд младшего Винчестера. Тот смотрел так, как и смотрят на него обычно: как на ядовитую змею, решившую внезапно заговорить, вместо того чтобы напасть. Знал бы Сэм, чего стоила ему эта внешняя невозмутимость рядом с Дином, который, играючи, разбивал вдребезги стену за стеной, вскрывал заслон за заслоном, добираясь до голой, беззащитной сути. Зачем? Вроде бы Охотник специализировался только на телесных пытках. Решил попробовать себя на новом поприще? Или просто сложно удержать инстинкты в узде, когда слабость жертвы так пьяняще очевидна? Ну, это он зря. Кастиэль еще способен бороться со своей зависимостью. Хотя… не приди Сэм так вовремя — и итог этой борьбы мог оказаться под вопросом. Чистильщик с отвращением вспомнил собственную слабость, вспомнил, как приходилось то и дело отводить глаза, чтобы не дать прочитать в них что-то лишнее, как приходилось прятать руки в карманы, сжимая кисти в кулаки, чтобы не поддаться желанию прикоснуться, острому и болезненному, как стилет, вонзающийся в сердце. Как хотелось сдаться, поддавшись этой слабости и этому желанию, забыть обо всем на свете и просто быть рядом. Просто быть живым. Он завел мотор, и, резко вывернув руль, сорвался с места, чуть не зацепив мусорный бак. На то, чтобы проследить за отъездом Винчестеров, как собирался, сил уже не осталось. Благо он точно знал, что все можно пережить. И все можно забыть. Было бы желание. Ну или, точнее, — необходимость.