***
Время бесконечной чередой капель стекало по циферблату. Часы его покорно считали, отбивая свое нудное «тик-так». Снова. И снова. И снова. Бомба с часовым механизмом никуда не делась — вот он, этот механизм, висит себе спокойно на стене, отмеряя жизнь. Ту, что за дверью, больше похожей на вход в тюремную камеру. И ту, что по эту сторону двери. Кастиэль никогда не понимал этого бессмысленного бдения в больнице, когда под операционной собираются родственники, а порой и те, кто вообще не связан с пациентом родственными узами, и упорно просиживают долгие часы, надоедая друг другу и медперсоналу кислыми физиономиями. Толку в таких посиделках? Чем поможет борющемуся за жизнь человеку присутствие за дверью кучки людей, до многих из которых ему самому, вполне вероятно, нет никакого дела? Не логичнее ли заниматься своими делами, ожидая вердикта врачей дома или на работе? Бесполезное и глупое, показушное времяпрепровождение. Сейчас он вел себя точно так же, как все те, кого не мог понять еще совсем недавно. И если бы кому-нибудь пришло в голову предложить ему поехать домой, то вполне вероятно, что этому неведомому доброхоту самому понадобилась бы медицинская помощь. Потому что выйти из насквозь промороженного дома и отдалиться еще хоть на метр от Дина казалось похожим на смерть для него самого. Будь его воля, Кастиэль сидел бы прямо там, возле операционного стола. Хотя и это не дало бы даже иллюзии контроля над ситуацией. Он ничем не мог помочь. Он никак не мог повлиять. И по большому счету никто не мог. Да, доктора делали свое дело, и они достаточно хорошо знали, кто такие члены Семьи, чтобы делать его максимально старательно, опасаясь за собственные жизни. Но — они не боги. Чистильщик достаточно прожил, чтобы знать, как много порой решает слепой случай, простой поворот судьбы, решившей, что ты недостоин, не тем местом. Если бы он знал, кому нужно молиться, и умел это делать — он бы молился. Хотя не так давно лишь презрительно кривился, слыша отчаянные просьбы потерявших надежду, обращенные к тому, кого не существует. Или кто просто не слышит их. Внезапно подумалось, что Мэг, верно, так же сидела когда-то под множеством дверей, ожидая, надеясь, веря или — позже — отказываясь верить. Как только она не возненавидела других, тех, кого видит на каждой своей смене в больнице, — кто еще имеет надежду выздороветь? Он сейчас ненавидел каждого, кому в этот вот конкретный момент оказывали помощь доктора, которые могли бы быть здесь, спасать Дина. Если бы, конечно, у Семьи было больше медиков на крючке. Или если бы Бальтазар не организовал тотальную охоту на Винчестеров, и они смогли бы поехать сегодня в больницу вместо этой дыры. Он бы заставил всех заняться Дином. Пусть бы это и пришлось делать с помощью пистолета. Сейчас же он мог только ждать. Ждать и тонуть в ощущении собственного бессилия. Он всегда презирал таких вот бессильных, признавших свое поражение и смирившихся с ним. Но сейчас сам сидел под дверью импровизированной операционной, скукожившись в безвольный озябший комок на жесткой табуретке, принесенной Сэмом откуда-то с верхних этажей. Если бы младшему Винчестеру не пришло в голову позаботиться об этом, скорее всего чистильщик расположился бы прямо на полу. Сам Сэм уже исходил вдоль и поперек небольшое квадратное помещение, служившее своеобразной прихожей в подвале. Да, вместо свободы выбора любого направления пути Дина пришлось снова спускать под землю. Сверху давили три этажа дома, находившего в состоянии вялотекущего, для галочки, ремонта уже довольно долгое время. Впрочем, учитывая, что использующиеся — подвальные — помещения уже давно были отремонтированы, сам дом имел все шансы простоять в таком виде вплоть до сноса лет эдак через сто. Сэм как раз заканчивал очередной тур по местным достопримечательностям, представленным четырьмя голыми серыми стенами и тремя дверьми. Остановившись в который уже раз возле той, что вела в комнату, где находился Дин, младший попытался что-то рассмотреть через маленькое окошко, но увидел только спины в белых халатах. Как и все предыдущие разы, вообще-то. Разочарованно вздохнув, он подошел ко второй табуретке, принесенной сверху, и сел, прислоняясь затылком к холодной стене. Хорошо хоть в комнате, приспособленной под операционную, нашлись обогреватели, как будто специально припасенные для таких случаев. Там вообще много чего нашлось. Что порождало закономерный вопрос, для чего же могла использоваться эта комната, да и весь дом, если уж на то пошло. Однако, задумавшись об этом всего на минуту, Сэм решил, что не хотел бы ничего знать. Потому что договариваться со своей совестью так виртуозно, как Дин, он не умел. А раскапывать грязные делишки Семьи теперь значило буквально копать могилу сидящему напротив человеку. Человеку ли? Сэм бросил беглый взгляд на чистильщика. Потом, убедившись, что тот ничего не замечает, посмотрел уже более пристально. Кастиэль, казалось, за последние три часа и не шелохнулся: так и сидел, облокотившись на колени, сцепив руки в замок и уставившись неподвижным взглядом куда-то в стену. Ни застывшее, словно маска, лицо, ни пустой взгляд, ни движения, которых и не было, — ничто не говорило о том, что это живой человек из плоти и крови, способный испытывать эмоции или хотя бы просто ощущать холод, от которого у самого Винчестера уже зуб на зуб не попадал, несмотря на то что он-то периодически двигался. Мелькнула мысль подойти и потрясти за плечо, чтобы хотя бы убедиться в наличии жизни в этом застывшем изваянии. Ну не может человек так долго сохранять неподвижность! А этот… это существо — может. А нет, вот взгляд синих глаз скользнул выше, на часы, неизвестно зачем повешенные тут на стену и, что самое странное, исправно отсчитывающие время, и снова вернулся к прежней невидимой точке. Надо признать, не только часы, но и количество пыли, а точнее почти полное ее отсутствие, тоже наводило на мысль, что домом пользуются не так уж и редко. И возвращаясь к предыдущей мысли, Сэм снова решил, что не хочет об этом ничего знать. Не то чтобы Новак внезапно стал ему симпатичен, однако быть благодарным Сэм умел. И пусть люди Бальтазара вышли на них по его следу, но след этот появился из-за попытки помочь. А поймать их и так могли в любой момент. И теперь он их вытащил. Хоть и неизвестно пока, обоих ли. Винчестер снова бросил тоскливый взгляд на дверь. Лица докторов перед тем, как они закрылись там с Дином, оптимизма, увы, не внушали. Но шансы еще были, и Сэм верил в лучшее. Что брат выкарабкается. Что они смогут наконец уехать, как и планировали. Хотя тут еще следовало понять до конца намерения чистильщика. Потому что сейчас Сэму было непонятно решительно всё. До встречи с Габриэлем Новаком действия Ангела можно было интерпретировать как несколько эксцентричный переворот, в котором они с Дином просто попались под руку и из каких-то там благодарственных соображений могли быть спасены под шумок. Но диалог между Кастиэлем и его старшим братом поставил на этой версии жирный крест. Не отказываются от всего, включая собственную жизнь, только в благодарность за давнее спасение оной. А Кастиэль отказался. Не уступая давлению брата. Отказался сам. Это младшего Винчестера озадачило. Вынырнув из своих размышлений, он внезапно осознал, что сидел, бесцеремонно уставившись на чистильщика, а тот, отвлекшись наконец от разглядывания стены, сейчас отвечал ему тем же. Неловко кашлянув, Сэм спросил первое, что пришло на ум: — Почему ты это сделал? — Сделал что? — Спас нас. — Какая разница? — Разница есть. Мне надо знать, что ждет нас дальше, — решительно начал Сэм. Потом сник и закончил уже совсем другим тоном: — Если Дин выживет. — Он выживет, — в синих глазах бликом на остром лезвии блеснула злость, словно Сэм попытался опровергнуть символ веры в беседе с религиозным фанатиком. Помолчав, Ангел добавил: — Когда Дин поправится, вы сможете… Закончить он не успел, так как дверь комнаты наконец распахнулась и оттуда вышел утомленный врач. Оба, и Сэм, и Кастиэль, в мгновение ока оказались рядом. — Он жив и стабилен, — доктор Старк смотрел только на чистильщика, не обращая внимания на долговязого верзилу, топчущегося тут же. Не хватало еще ему отчитываться перед каждым встречным-поперечным. — Операцию он пережил, так что прогноз вполне благоприятный, — верзила шумно выдохнул. Заказчик едва моргнул, но доктору показалось, что словно судорогой сведенные скулы и сжатые в бледную полоску губы чуть смягчились. — Естественно, в ближайшее время ему потребуется круглосуточный уход и присмотр. Мы с коллегой будем заезжать поочередно. Но мисс Саммерс понадобится сменщица. — Я позабочусь, — коротко кивнул Кастиэль. — Могу я ехать домой, мистер Новак? — осторожно спросил доктор Старк, почувствовав, как уже маячит перед глазами теплая постель. Причем сейчас, после трехчасовой выматывающей операции, которую он проводил с четким ощущением, что от ее исхода зависит не только жизнь пациента, но и его собственная, он бы предпочел остаться в ней совершенно один. — Мой коллега останется здесь, пока я не сменю его завтра, — поспешно добавил он, видя, как хмурится недовольно Новак. «Скотина ты бездушная», — добавил он про себя. — Хорошо, — буркнул чистильщик, устремляясь за младшим Винчестером, который уже просочился в комнату, миновав только что вышедших оттуда доктора Ширли и медсестру, мисс Саммерс. Сэм, миновав ширму, разделяющую комнату на две части, подошел к высокой больничной кровати, на которую уже успели переместить брата. Собственно, спешить особо было некуда, поскольку старший, естественно, еще не пришел в себя. Он лежал, опутанный трубками, прикрытый до подбородка простыней, с застывшим, разукрашенным синяками всех оттенков лицом, и только едва заметные движения грудной клетки да попискивающие рядом аппараты давали понять, что он действительно жив. Приблизившись, младший замер в нерешительности: иррационально вдруг показалось, что любое, даже самое легчайшее прикосновение может нарушить хрупкое равновесие между жизнью и смертью. Почувствовав за спиной движение, Сэм шагнул вперед и повернулся, освобождая подступ к кровати и одновременно получая возможность контролировать поведение Ангела. Не то чтобы он думал, что тот сотворит что-то дурное, но так было все равно спокойнее. Кастиэль также нерешительно замер на мгновение, но потом шагнул ближе и осторожно накрыл своей ладонью руку Дина, выглядывающую из-под простыни. Смотрел он только на лицо старшего Винчестера, игнорируя столбом стоявшего рядом младшего, а возможно, и вовсе позабыв, что тот существует. Смотрел жадно, словно не видел добрую сотню лет и даже не надеялся увидеть когда-либо снова. Сэм отвернулся, смутившись. Ему вдруг показалось, что он видит что-то, не предназначенное для чужих глаз, что-то не пошлое, но интимное, касающееся только двоих. А еще, глядя на то, как разглаживается и смягчается ледяная маска, которую он созерцал все время до этого, как трогает самые уголки губ теплая улыбка и наливаются сиянием искренней радости синие глаза, Сэм вдруг вспомнил, что так же смотрела когда-то давно Джессика — на него. Не Руби, не Амелия, его нынешняя девушка, — ни у одной из них не бывало никогда такого взгляда. Только у Джесс. Чувствовать себя третьим лишним рядом с братом было непривычно. Оглядев просторное помещение, он заметил только один стул и смиренно отправился за своей табуреткой, догадываясь, что Кастиэль отсюда и шагу никуда не ступит. Не оставляют добровольно тех, на кого смотрят так. Вынырнув из рваной дремоты следующим утром (судя по часам было десять утра, хоть в подвале это вполне могло быть и десять вечера), Сэм не увидел каких-либо перемен. Дин лежал, аппараты попискивали, Кастиэль… да, Кастиэль, можно сказать, тоже лежал, неудобно скрючившись на стуле и приткнувшись головой на краешек кровати. Почувствовав, что именно его разбудило, Винчестер отправился в самую желанную на данный момент комнату, столкнувшись в дверях с медсестрой — худощавой, со стервозным лицом дамочкой, одарившей его таким взглядом, словно он намеревался украсть писсуар, видимо, за неимением в этом доме столового серебра. Вернувшись, он, как назло, снова столкнулся с миссис Стервозиной, как он ее обозначил, хотя помнил и что она — мисс, и что фамилия у нее, конечно же, другая. Чистильщик уже проснулся и теперь прохаживался по комнате, разминая затекшие мышцы и пытаясь ладонью пригладить волосы, ставшие за ночь дыбом с одной стороны. Обернувшись, он поприветствовал Сэма легким кивком. — Доброе утро, — решил быть традиционно-вежливым Винчестер. — Не знаю, как ты предполагал все тут организовать, и предполагал ли вообще, но я хотел бы спросить… Я не могу оставить брата и даже телефона, да и денег, чтобы что-то заказать, у меня сейчас нет… Понимаю, это совсем наглость, наверное, но… Невысказанная просьба повисла в воздухе, но Кастиэль, внимательно слушавший до этого, кивнул, не дожидаясь, пока Сэм подыщет несуществующие слова, которые могли бы сделать менее унизительной его просьбу. Особенно если вспомнить, как он сам не так давно, пусть и с благой целью, чернил имя Новака перед братом. Не замечая его душевных мучений, Ангел даже решил дополнить свой кивок словесной формой: — Я обо всем позабочусь. Скоро… Договорить ему помешал слабый стон с кровати. Дин пошевелил рукой и скривился, пытаясь открыть глаза. Правый глаз открываться не пожелал, утонув в опухшей коже. Левый с трудом приоткрылся, снова зажмурился, реагируя на свет, потом все же распахнулся опять, пытаясь сфокусироваться. Когда это удалось, первым делом Охотник столкнулся с беспокойством в знакомых синих глазах. Сглотнув густую и вязкую, как клей, слюну, он с трудом прохрипел: — Исчезни. Ангел дернул головой, как от пощечины. Но послушно отошел, давая больше места Сэму, маячившему за его плечом. Брата Дин был рад видеть. — Как ты? — Сэм схватил его за руку, встревожено заглядывая в глаза, точнее, в один здоровый глаз. Да уж, судя по ощущению боли и скованности в мышцах лица, Дин сейчас был тот еще красавчик. — В норме, — попытка улыбнуться обернулась кривой болезненной гримасой, а вместо голоса был только какой-то полузадушенный хрип. Услышав удаляющиеся шаги и тихий стук закрывшейся двери, он быстро спросил: — Где мы? — Это дом Семьи. Где-то недалеко от Нью-Йорка. Кастиэль… — Хватит, — решительно оборвал он Сэма, настроившегося, видимо, объяснять, каким образом получилось, что Дин удостоился-таки лечения, а не просто пули в висок. Вот только ему на это было решительно начхать. Какая разница, по каким причинам чистильщик решил в очередной раз проявить сомнительную заботу о своей «ручной зверушке», как выразился Бальтазар? — И так все ясно. Как ты? — Я-то в порядке. Я же не упрямился, отказываясь отвечать даже на простейшие вопросы. И на Палача не набрасывался, будто нарочно нарываясь на смертельный удар. Голос младшего звучал так привычно, устало-раздраженно, словно тот был родителем, в который уже раз выговаривающим нерадивому отпрыску за очередную сумасбродную выходку. Хоть что-то оставалось неизменным в этой жизни! Дин бы улыбнулся по этому поводу, но предыдущая попытка была еще свежа в памяти. Он просто прикрыл здоровый глаз, почти не вслушиваясь в обычную ворчливую нотацию, а потом и вовсе незаметно соскользнул в сон. — Дин, — тихонько позвал Сэм через некоторое время, заметив наконец, что Дин лежит как-то слишком уж тихо. На его зов он тоже не откликнулся. Вот засранец! Младший Винчестер улыбнулся, глядя на нагло дрыхнущего, пока он пытался его пропесочить, брата.***
Выйдя из комнаты, Кастиэль на какой-то момент просто замер возле двери, не совсем понимая, что теперь нужно делать. Сказывался более чем насыщенный вчерашний день и почти бессонная, еще более выматывающая ночь — голова казалась набитой мокрой ватой вместо мозгов. И думала примерно так же. Он сжал и помассировал виски, пытаясь хоть так заставить нормально функционировать бастующий разум. Помогло мало, разве что появилось соображение, что предыдущие посетители дома наверняка пили кофе, а учитывая, что работать им здесь приходилось иногда по нескольку дней, то и вполне могли оставить запасы на кухне. Отправившийся на разведку по дому Сэм нашел чистильщика в гостиной, наполовину заваленной строительными материалами, наполовину — представляющей собой вполне нормальную комнату с не новой, но еще прилично смотревшейся обстановкой. Кастиэль перемещался по небольшому пространству, лавируя между немногочисленной, но крайне бестолково расставленной мебелью. Держа в одной руке чашку, а во второй телефон, он выслушивал чьи-то длинные отчеты, прихлебывая мерзкий, судя по гримасе, напиток, и давал короткие, четкие распоряжения. Выглядел он… ужасно: запавшие глаза в обрамлении темных кругов на бледном лице; мятый пиджак, распахиваясь при движении, открывал голую грудь, покрытую кое-где засохшими кровавыми разводами. Закончив очередной разговор, он убрал телефон в карман и вопросительно уставился на Сэма. — Эээ… — начало получилось очень содержательным, поскольку Винчестер успел как-то и подзабыть, что он хотел, а точнее, считал нужным сказать чистильщику. Прокашлявшись, Сэм попытался снова: — Я хотел извиниться. За Дина. Ну, что он так грубо… — Не стоит, — перебил Кастиэль, едва заметно поморщившись. Нельзя сказать, что реакция Охотника на его присутствие была приятной, но неожиданной она не оказалась точно. Впрочем, ему было безразлично. Почти. Главное — Дин жив. А там, пусть хоть ненавидит его всю оставшуюся жизнь. Кастиэль все равно позаботится, чтобы эта жизнь была как можно более долгой. Он решительно перевел разговор на другую тему: — Сейчас сюда приедут охранники. Еду доставят в течение часа. Ближе к вечеру появится вторая медсестра, Мэг Мастерс. Мэг была отнюдь не в восторге от его новой просьбы: «Ты совсем охренел, Кларенс?! Теперь, кроме смен в больнице, я еще должна буду таскаться куда-то к черту на кулички, потому что тебе так захотелось?!» — «Нет, потому что я тебе заплачу. Сколько захочешь». — «Сто штук баксов заплатишь?!» — «Хоть двести». На этом, к счастью, ее аргументы против иссякли, погребенные видением приличной такой кучи денег. — Пока же здесь побудет мисс Саммерс. — Не думаю, что она будет в восторге. — Это ее проблемы. И в ее же интересах, чтобы это не стало твоей или моей проблемой. Если что-то будет не так — сообщи. — Как? Кастиэль на мгновение нахмурился, потом сказал: — Возьмешь телефон у любого охранника. Я предупрежу, — услышав шум подъезжающих машин, он рассеянно взглянул на чашку в своей руке, словно не понимая, как она там оказалась, поставил ее на подлокотник ближайшего кресла и направился к выходу. — Спасибо! — крикнул Сэм ему вдогонку, предварительно потратив некоторое время на выбор подходящего обращения, но так и не найдя его. Чистильщик обернулся, недоуменно хмурясь. — Я понимаю, что ты спасал Дина, а не меня, но все равно спасибо, ведь я тоже жив благодаря тебе. И я уверен, Дин все поймет правильно, когда я расскажу, как… — Не стоит, — снова оборвал его Кастиэль. Помолчал, глядя куда-то в пространство, и добавил: — Не стоит рассказывать. Это лишнее. По дороге домой чистильщик отчаянно пытался не только не заснуть, но еще и вспомнить, ничего ли он не забыл из задач первостепенной срочности. Как, например, дать заказ на тех, кто вчера обеспечил его взрывчаткой. Но, уже потянувшись к телефону, он остановил сам себя. Планируя их убрать, он исходил из того, что о вчерашнем не должен узнать Габриэль. Теперь, когда старший брат и так был в курсе, смысла в таком заказе уже не было. Давать официальные показания они не побегут. Болтать будут, конечно, но только в своем кругу. А это, если подумать, ему даже на руку: психа, не постеснявшегося пройти к власти по трупам собственных братьев, будут бояться. Не все, но многие. Для большинства же — страх равен уважению. Особенно в их среде. А вот если ты не нападаешь — значит, ты слаб. В конце концов, если бы Бальтазар не считал его слишком слабым, неспособным ответить на удар ударом и на подлость — подлостью, он бы никогда не решился на шантаж. Он бы просто убил. Что, возможно, было бы не худшим вариантом для всех. Вот кого следовало найти точно, так это Аластара. Не потому, что он мог кому-то рассказать что-то лишнее. Просто мразь, чуть не ставшая причиной смерти Дина, жить не должна. Кастиэль ожесточенно потер рукой слипающиеся глаза. Состояние было странным: сонливость перемежалась то какой-то бессмысленной суетливой нервозностью, то просто тупой апатией. По-хорошему, ему бы сейчас не помешал душ и нормальный сон. Увы, рассчитывать он мог только на первое, а вот второе предстояло заменить лошадиной дозой кофе. Слишком много всего нужно еще сделать, слишком о многом подумать, решить, запланировать. И все это в одиночку. Не то чтобы раньше ему требовалась компания, однако сейчас почему-то особенно ярко встала перед глазами его будущая жизнь: долгий (или не очень) бег по кругу, всегда с оглядкой, всегда на пределе, потому что остановка — смерть, и невнимательность — смерть, и доверие — смерть тем более. И зачем? Для чего это нужно? Он никогда не нуждался в сомнительном удовольствии тешить свое самолюбие властью, положением, возможностью распоряжаться чужими жизнями. Не нужно все это было ему и теперь. Так ради чего? Что мешает ему сейчас выехать на автостраду и просто умчаться к канадской границе, затерявшись потом где-нибудь в отдаленном поселке за полярным кругом? Он невесело усмехнулся. Нельзя получить правильный ответ, задавая неправильный вопрос. Не «ради чего», а «ради кого». Ведь находясь в том самом отдаленном поселке за полярным кругом, он точно не сможет помешать какому-нибудь новому «Аластару», «Бальтазару» или «Люцию», если — когда — кому-то снова понадобится голова Охотника в очередной безумной игре.***
Для Дина потянулись однообразные больничные будни. Конечно, он помнил, что находится вовсе не в больнице, и знал, что с этим нужно будет что-то решать. Но пока никто не приходил в его импровизированную палату с клещами наперевес, чтобы задавать вопросы. Ни Бальтазар, ни Палач его не навещали. По правде говоря, вообще никто не навещал, кроме брата, что и позволило Охотнику погрузиться в ленивое полурастительное существование, тратя время на то, чтобы есть и спать, потихоньку поправляясь и набираясь сил. Однако спустя несколько дней это же отсутствие гостей по его душу начало беспокоить. Его решили оставить в покое? С чего вдруг? Дин вспомнил, что Бальтазар говорил со своим братом о сговорчивости. Но тогда Кастиэль четко дал понять, что плевал он на средство шантажа — то бишь на Охотника — и договариваться не намерен. Передумал? Может, об этом хотел рассказать Сэм, когда Дин его так решительно оборвал. Теперь старший Винчестер с удовольствием послушал бы подробности внезапных перемен в окружающей обстановке, но спрашивать об этом брата, после того как сам же заткнул ему рот, было глупо. Да и какая-никакая гордость не позволяла. Не скажешь же: «Хэй, Сэмми, так о чем там Кастиэль был вынужден договориться со своим братцем, чтобы спасти мою шкуру?» Снова, блять. Иначе отсутствие желающих пообщаться объяснить было нечем. А окончательно прояснить ситуацию мог только мелкий, который, как назло, молчал, не пытаясь больше ничего рассказать столь неблагодарному слушателю. Кроме Сэма Дин видел только докторов, по очереди исправно навещающих его, даже после того, как он примерно через неделю-полторы весьма недвусмысленно дал понять, что не желает больше видеть их постные рожи. Доктор Ширли только покивал на его слова, неуверенно улыбаясь, словно подозревал в этом какую-то слишком замысловатую шутку, и ушел, заверив напоследок, что послезавтра обязательно зайдет снова. Доктор Старк смерил Охотника презрительным взглядом (каким, в общем-то, смотрел и всегда) и процедил, что его мнение, возможно, кого-то и интересует в масштабах всего мира, но вот лично его, Старка, волнует только мнение мистера Новака, и ничье больше. «Вы, случайно, не мистер Новак, нет?» — саркастично поинтересовался врач напоследок. Дина перекосило. Он даже не спросил, мнением которого из Новаков так трепетно озабочен этот высокомерный мудак. Медсестры, постоянно ошивающиеся где-то поблизости, были ничуть не лучше. Что одна — тощая, как сушеная вобла, рыжая стерва, что вторая — изящная, как табуретка, невысокая брюнетка с манерами грузчика. Последняя хотя бы умела шутить, и Винчестер даже, возможно, оценил бы ее своеобразный черный юмор, если бы был здоров и свободен. А так он только пытался огрызаться и кипел от раздражения. В какой-то степени это даже тонизировало. Кастиэль больше не появлялся. Что было, конечно же, к лучшему. Нет, Дин уже не злился. Имея более чем достаточно времени на размышления, злиться он перестал довольно давно. Собственно, сразу же, как только действительно подумал, вместо того, чтобы сходить с ума от бессилия, бросаясь на всех без разбору, как бешеная собака. Так что сейчас ему было просто и незатейливо стыдно. И он бы даже извинился перед Ангелом за то, что так сходу его выставил, даже не поблагодарив. Однако, похоже, Кастиэль в его извинениях не нуждался. Как там говорил фэбээровец? Мартышки? Дин чувствовал себя скорее надоедливым, неуклюжим, постоянно куда-то вляпывающимся щенком, которого хозяин, отчаявшись образумить питомца, сбагрил куда подальше, лишь бы с глаз долой, и вздохнул с облегчением. От такого было совсем кисло. И вообще, с чего это ему взбрело в голову, что Касу пришлось чем-то там поступаться? Они ведь с Бальтазаром братья, в конце концов, — договорились, видимо, по-родственному, вот необходимость в заложниках и отпала. Попытавшись как-то выйти из дома, представлявшего собой странное сочетание вполне обустроенных помещений и откровенных свалок, Охотник столкнулся с вежливым, но вполне однозначным запретом. Угрюмые охранники никак не ограничивали его передвижения внутри здания, но ни к парадному входу, ни к задней двери не дали даже приблизиться. Так что, может, с мыслью, что он не заложник, Дин и поторопился. Хотя подобные ограничения никак не касались Сэма: младший приходил и уходил, когда хотел, на все возмущения брата по этому поводу реагируя лишь пожатием плеч и вялыми отговорками типа: «Тебе все равно еще рано. Долечись сначала». Первое время Сэм надоедал ему своим присутствием почти круглосуточно, развлекая разговорами ни о чем и отлучаясь, только чтобы принести одежду, книгу или еду. Причем за последним младшему приходилось ходить аж на кухню, поскольку все необходимое исправно доставляли в дом каждое утро, в чем Дин убедился, как только встал на ноги и смог выходить из комнаты. Однако прошла уже почти неделя с тех пор, как мелкий начал приходить только под вечер, пропадая где-то целыми днями. Да и задерживался он ненадолго, успевая лишь передать старшему какую-нибудь беллетристскую макулатуру, поинтересоваться самочувствием и выслушать очередную порцию брюзжания. Вот и сегодня Сэм, одетый в строгий официальный костюм и явно уставший, появился только после семи вечера. Дин какое-то время сверлил брата подозрительным взглядом, а потом, поняв, что тот все равно ничего не замечает (ну или не хочет замечать), плюнул и спросил прямо: — И откуда это ты такой весь отутюженный приходишь так поздно? Сэм встрепенулся, прерывая на полуслове свой — как только что понял старший, полуавтоматический — рассказ о каких-то незначительных событиях и наблюдениях, и, откашлявшись, сознался: — С работы. — Та-ак. А с этого места давай-ка поподробнее, — опасно тихим голосом попросил Дин, выпрямляясь на кровати, где полулежал до этого. Был он бледен, раздражителен и мрачен, как, впрочем, и все время до этого, по наблюдениям Сэма. И нельзя сказать, что младшего Винчестера это ничуть не беспокоило. В этой нервной порывистости он видел признаки копившегося негативного заряда. Тронь только — рванет сверхновой. И если раньше брат сбрасывал все это на очередном задании, то куда направит теперь? Теперь, когда некому прикрывать его нездоровые потребности? Более того, сейчас и перед собой-то прикрыться будет нечем. Раньше можно было отговариваться тем, что жертвы все равно были подонками и в той или иной мере все заслуживали смерти. Сэм старательно гнал от себя мысли, что такой смерти не заслуживал никто, и о мужчине, убитом Дином на дороге просто ради машины, старался не вспоминать. Но о том, что будет, когда брат выйдет из этого дома и ему потребуется жертва, он не думать не мог. И пусть сам Дин даже бравировал чудовищностью своих поступков — Сэм видел в этой браваде не что иное, как самое черное отчаяние, с которым только может широко улыбаться человек, стоя на краю пропасти. — Люди обычно работают, Дин, — тихо вздохнув, попытался он урезонить вспыхнувшего раздражением брата. — Чтобы обеспечить себя и свою семью. Что тебя удивляет? Это нормально. И тебе, кстати, предстоит то же самое. — То есть мы уже никуда уезжать не собираемся? Нас уже ни ФБР, ни копы не ищут, и Семья не преследует, так?! Можно расслабиться и позволить мозгам вытечь в связи с большой взаимной любовью, или что там у тебя с твоей… как ее хоть зовут-то?! — Амелия. Мою девушку зовут Амелия, — младший встал, прошелся по комнате и остановился в самом дальнем углу, словно опасаясь, что брат бросится на него с кулаками. — И ты понял правильно: ни копы, ни федералы нас не ищут. А Семьи и вовсе больше не существует. Некому преследовать. — Как это не существует? — переспросил Дин после недолгого молчания. — Ты же сам сказал, что этот дом принадлежит Семье. — Ну, можно также сказать, что он принадлежит Кастиэлю. Не думаю, что его старший брат, Габриэль, претендует на это здание. А больше никого и нет. — И что произошло? Что я проспал? — Я там лично не присутствовал. Мне известен только результат. — Не вешай мне лапшу на уши, Сэмми, — фыркнул старший. — Ты-то был в сознании. В жизни не поверю, что ты не в курсе, что случилось со столь горячо нами «любимой», — он изобразил кавычки, — Семейкой! — Кастиэль твой с ними случился, — буркнул младший. В конце концов, он ведь не давал обещания молчать, верно? — О, чувак, значит, радикально решил проблему наследования… Что ж, наверное, его следовало поздравить с обретением целого синдиката. И никакой он не мой, что за чушь?! — Ты вообще думаешь, что ты мелешь, Дин? — Сэм поморщился. — Хоть Кастиэлю такого не ляпни. Дин аж задохнулся от возмущения, а поймав скептический взгляд младшего, и вовсе взбесился. — А вы что, прям скорешились за какие-то две недели, да?! Ты же сам о нем гадости рассказывал, а тут вдруг взял и проникся безграничным доверием?! Думал бы лучше о том, как свалить нафиг из этого города! А не расслаблялся как баран на бойне, не замечающий, что его помаленьку ведут под нож! — Дин вскочил и, нервно обойдя комнату, остановился перед братом. — Что с тобой не так, Сэм?! С чего ты вдруг решил, что можешь тут обживаться, прямо под носом у того, кто, глазом не моргнув, перебил всю свою семейку, чтобы власть захапать? Младший закатил глаза. — Может, с того, что перебил он ее, только чтобы спасти тебя? Кстати, мы точно братья? Вроде бы я никогда так не тупил, — он вопросительно поднял брови, но как только Дин открыл рот, чтобы ответить, сам же продолжил, не дав тому и слова сказать: — Или с того, что он предложил своему брату весь этот самый синдикат вместе со своей жизнью в придачу, только чтобы тот отпустил нас с тобой? А, нет, погоди, точно! С того, что пока не-твой Кастиэль смотрит на тебя, как на единственное, что имеет значение во всем мире, мне как твоему брату, который, надеюсь, для тебя важен, бояться нечего! — заканчивал он свой разнос, на каждом слове тыкая Дину пальцем в грудь. Старший Винчестер молчал, растерянно хлопая глазами. Пару раз он открывал рот, порываясь что-то сказать, но со словами так и не сложилось. Сэм посмеялся бы над его глупым видом, не будь так раздражен. Вот кто бы ему сказал еще месяц назад, что он будет выступать в защиту Кастиэля Новака, вправляя мозги собственному брату? Более того, что будет приводить Дину факты, доказывающие любовь к нему другого мужчины… брр… Если бы сказали — он бы врезал наверняка. Да и сейчас, несмотря на всю его толерантность, это было слишком уж странно. Но позволять старшему лелеять свою паранойю, измышляя какие-нибудь идиотские способы сбежать из воображаемой клетки, было глупо и нечестно. Тем более что Сэму нравился Нью-Йорк. И Амелия, которая явно не хотела бросать свою клинику и куда-то уезжать. Поняв, что Дин, похоже, выпал из реальности надолго, младший просто обошел его и направился к выходу. Обернувшись на пороге, добавил: — И кстати, он приходит. Каждый день. — Кто? — Тот, кого ты не ждешь, и чье отсутствие тебя, конечно же, не огорчает, когда вместо него захожу я. Он поспешно выскользнул за дверь, довольно улыбаясь увиденному напоследок на лице старшего зверскому выражению. Из-за захлопнутой двери донеслось что-то, подозрительно напоминающее рычание. Сэм улыбнулся еще шире и, посчитав месть за необходимость выполнять роль сводни удачной, пошел наверх.