Шаги по стеклу

Poets of the fall «Where do we draw the line» Pain «Fade away» Что бы там ни говорил младший, но за все оставшееся до выздоровления Дина время (всего неделю, на самом деле), Кастиэль так и не появился. Во всяком случае, Охотник его не видел. Затрагивать эту тему в беседе с Сэмом он не пытался. И так после последнего их разговора еще дня три не знал, как брату в глаза смотреть. Благо Сэм, кажется, тоже не горел желанием обсуждать личную жизнь брата. Зато много и с удовольствием рассказывал о своей девушке и о своей новой работе. По поводу Амелии Дин пока не спешил делать выводы, поскольку не был с ней знаком лично, а мнению брата доверять в этом случае остерегался, помня о Руби. А вот наличие у младшего давно желанной обычной работы не могло не радовать. И пусть, на взгляд Дина, корпение целыми днями над какими-то бумажками под началом босса-придурка было тем еще удовольствием, но Сэм был прав в одном: это нормально. Так и должно быть. Когда доктор Ширли сообщил, что его лечение наконец-то закончено (сам Дин был уверен, что полностью выздоровел, еще недели за полторы до этого), вопрос о том, что же делать дальше, встал во всей своей неприглядности. Охотник не питал иллюзий насчет своих способностей влиться в нормальную жизнь обычных среднестатистических американцев. Нет, он, конечно, планировал попробовать. Вот только уже заранее со скепсисом предполагал, что вряд ли из его попыток выйдет что-то толковое. Сэм, несмотря на старательно демонстрируемый энтузиазм, похоже, думал примерно так же. Во всяком случае, тревогу в обращенном на себя взгляде Дин видел постоянно. Направляясь к выходу с немногочисленными вещами, которые успел натаскать ему младший, Дин с некоторой опаской и недоверием ожидал… чего-то. Он и сам бы точно не мог сказать, чего именно. Может, того, что его снова не выпустят за пределы дома. А может, того, что Кастиэль соизволит появиться хотя бы сейчас, в последний момент, когда они еще могут увидеться. Однако не произошло ни того, ни другого. Винчестеры совершенно беспрепятственно покинули дом и после порции восторгов, адресованных старшим уже бог знает сколько не виденной Импале, уехали. Наслаждаясь ощущениями руля в руках и ветра в полуоткрытое окно, сдувающего ненавистные больничные запахи, звучанием любимой музыки из проигрывателя и — самое главное! — свободой, возможностью ехать куда угодно, Дин старательно уверял себя, что это — все, что ему было нужно, все, чего он хотел. Когда Сэм предложил отметить его уже давно прошедший день рождения, Дин не стал возражать. Обычно он частенько забывал о какой-то там дате в календаре, отличающейся от остальных только тем, что столько-то лет назад именно в этот день его угораздило появиться на свет. Напоминал, как правило, тот же таки Сэм — своим поздравлением. Праздновать ничем не примечательную дату старший Винчестер считал глупостью. Да и с кем? Вот разве что с братом и Бобби пива выпить, или с Бенни куда сходить. Но никто не запрещал ему делать все то же самое и в любой другой день. В этом году ему вообще было не до того: лежа на больничной койке, как-то особо не попразднуешь. А сейчас… Почему бы и нет? В принципе, ему было все равно, по какому поводу пить. Заезжать никуда не понадобилось: Сэм, оказывается, пользуясь запасным ключом, уже все подготовил. Ну, вначале, конечно, озаботился тем, чтобы брата вообще не выселили за неуплату, а потом уже занялся и наведением порядка, и подготовкой к возвращению блудного хозяина. Возможно, зря. Нет, конечно, хорошо, что было куда поехать, выйдя из «больницы». Но чем больше Дин задумывался о своем будущем, чем чаще пытался себе его представить в Нью-Йорке, тем больше убеждался в бесполезности подобной затеи. В этом городе ему делать было нечего. Проще вернуться в Канзас. Там хотя бы есть мастерская Бобби. И Бенни, хороший приятель, почти друг. Думать о том, что места ему не найдется на самом деле и там, не хотелось. Но не хотеть думать и не думать — разные вещи. Такая мысль подкрадывалась все чаще и чаще. И все увереннее чувствовала себя в его голове. Да, он любил старые автомобили, ему нравилось их восстанавливать, вот только большинство его заказов были в реальности всего лишь липой, нужной для того, чтобы прикрыть настоящие дела. Действительно хорошо он умел выслеживать, пытать и убивать. Более того, пытаясь представить себе жизнь без всего этого, он не видел в ней того хорошего, что наверняка виделось Сэму, — Дину это представлялось серой, убогой безнадегой. Где риск? Где азарт? Где увидеть смысл в таком существовании тому, кто привык видеть его в выживании? Пойти в полицию? Ага, и сразу попасть в оборот к дражайшему бывшему боссу. Уж он-то не упустит такого случая. Конечно, если не сдохнет от смеха. Податься на военную службу? Ага, и убить командира-дебила за первый же тупой приказ. Да и Сэм был здесь, в Нью-Йорке, и в Канзас, похоже, возвращаться не планировал. Так что придется и Дину попытаться втиснуться в нормальную жизнь именно здесь. Старший Винчестер мотнул головой, отбрасывая не вовремя подобравшиеся глупые мысли, и решительно переступил порог. Сэм зашел следом. Надо признать, заходить в квартиру Дин немного опасался: кто знает, что там могло взбрести в голову младшему, получившему возможность безнаказанно облагородить его холостяцкую берлогу? К счастью, на первый взгляд все было как всегда. Под потолком не колыхались разноцветные шарики, на подоконниках не завелись зеленые квартиранты в горшочках, а на окнах, слава богу, не наблюдалось каких-нибудь веселеньких штор. Охотник украдкой облегченно выдохнул. С младшего бы сталось! После первого тоста за его здоровье Сэм засуетился, извлекая откуда-то из недр единственного шкафа то, что Дин не любил еще больше, чем натужные празднования, — подарок. Не то чтобы ему дарили что-то неприятное или бесполезное — просто в эти моменты он обычно чувствовал себя как выставленная на продажу вещь, за которую расхваливающий товар продавец просит слишком высокую цену, скрывая от уже решившегося покупателя ужасный изъян будущего приобретения. И вот-вот заплативший баснословные деньги обнаружит этот не поддающийся никакому исправлению ущерб. То, что за столько лет ничего такого не произошло, никак не влияло на этот иррациональный страх. Так и тянуло хорошенько встряхнуть дарителя и спросить: «Ты разве не видишь, на что тратишься? Не понимаешь, что выкинул энную сумму, только чтобы сделать приятное тому, кто этого не стоит?» И хуже всего, что дело ведь было не в деньгах. Дело было в отношении, которого он не заслуживал. Никогда. Да, за такие рассуждения и Сэм, и Бобби врезали бы ему однозначно. Но чувствовать себя дерьмом, которое, упаковав красиво, пытаются выдать за домашнего любимца, это не мешало. — Когда ты был… — младший замялся, пытаясь подобрать подходящее название для дома Семьи, — на больничной койке, — наконец выкрутился он, — как-то было не до подарка. Потом я долго думал, что же тебе подарить. Придумав, хотел сначала принести прямо туда, но потом решил, что это все-таки лучше получать уже дома. Так что вот. С днем рождения, Дин. Охотник осторожно, словно бомбу, взял небольшой плоский сверток, который протянул ему Сэм, и разорвал бумагу. Из-под шуршащей упаковки показалась простая рамка с фотографией. Отец, мама с младенцем на руках и он сам улыбались светло и беззаботно. Единственная уцелевшая фотография, где они были все вместе. Да и эта, как он считал, затерялась где-то вместе с его курткой и рубашкой в процессе плотного общения с Бальтазаром и Аластаром. — Как тебе удалось? — Это не она, Дин. Прости, но это всего лишь копия. Да, присмотревшись внимательнее, можно было заметить незначительные отличия, еще больше сглаженные стеклом: не было перегибов, которые не могли не появиться на оригинальной фотографии за годы даже самого бережного хранения, если учесть, что снимок Дин всегда носил с собой. И краски были чуть ярче. Хотя без подсказки он бы, наверное, все равно не заметил разницы. — Была же только одна. Когда ты успел? — Давно еще. Просто… — Сэм смущенно потупился и откашлялся, — позаимствовал у тебя на время оригинал и заказал копию. — А попросить нельзя было? — делано раздраженно пробурчал старший. Чувствовал он сейчас как раз все то самое, что и всегда. Лучше бы Сэм подарил какую-то дорогую безделушку. Деньги — ерунда. Но брат знал, что для него действительно важно. Подумал о том, насколько хреново потерять последнее овеществленное воспоминание об их тогда еще полной и счастливой семье. И позаботился о том, чтобы это самое счастливое воспоминание у него было. Внутри неприятно защемило. Вот за это Дин и ненавидел подарки — понимаешь, что отплатить тебе нечем. — Я подумал, — снова заговорил Сэм, видя, что брат ушел в свои мысли, бездумно вертя в руках подарок, — что тебе это будет нужно. И, как ты заметил, фотография в рамке — ее не получится носить в бумажнике, как ты делал раньше. Тебе пора завести дом, — пояснил младший, видя непонимание во взгляде брата. — И не просто очередную квартиру, в которой ты будешь ночевать да напиваться, а то место, где ты сможешь поставить это. Где ты захочешь оставить это воспоминание, зная, что обязательно вернешься туда. Они бы хотели, чтобы ты был счастлив, Дин. Хм, забавно. Он бы тоже этого хотел. Вот только знать бы еще, как это — быть счастливым? Дин насмешливо фыркнул, прерывая поток красноречия явно увлекшегося брата. — Как только — так и сразу, Сэмми. Давай лучше выпьем, а то я еще недостаточно пьян для такого прочувствованного разговора, — он потянулся к бутылке. — Ты, главное, попробуй. Кажется, он уже слышал нечто подобное. Легко сказать. Дин пробовал. Нашел работу. И за две недели убить начальника ему захотелось всего один раз, когда тот нес какую-то чушь по поводу причин ухудшения криминогенной обстановки в Штатах вообще и в Нью-Йорке в частности. Среди прочего тот вещал что-то о необходимости ужесточить систему наказаний, желательно, до смертной казни за любое нарушение закона, через слово поминая суд Линча и прекрасные времена Дикого Запада. А еще восхищался обычаями некоторых народов, позволяющими забить камнями неверную жену. При том что сам мистер Бэнкс имел любовницу, чего и не скрывал практически, так что даже Дин, проработавший в автомастерской без году неделю, об этом знал. Винчестер сдержался. Он не набил боссу морду. Он не проследил за ним до дома любовницы, чтобы потом прицельно побросать камни потяжелее и поострее, спрашивая с каждым попаданием, по-прежнему ли тот согласен с правильностью такого замечательного обычая. Он не потащил его в какое-нибудь укромное место, где их было бы только трое: Охотник, мистер Бэнкс и любой человек, на которого бы указал босс. И где можно было бы, уверив, что никто ничего не узнает и наказания не последует, вытащить на свет белый всех демонов, живущих в грязной помоечной душонке начальника. О, Дин был точно уверен, что их там немало. И что, зная о своей безнаказанности, представление с жертвой мистер Бэнкс устроил бы такое, что Аластар бы обзавидовался. Винчестер не сделал ничего из того, что так хотелось. Худой как жердь, отчаянно косящий (так, что после десятиминутного разговора с ним у Охотника потом полдня болела голова) и еще более отчаянно тупой, судя по рассуждениям, человечек ушел домой живым. Это Дин записал себе в личные достижения, чем и гордился примерно дня два. Ровно до тех пор, пока не пошел сдуру на традиционные пятничные посиделки с пивом и бильярдом со своими нынешними коллегами. Сбежал он уже через два часа. Нет, он, конечно, не наблюдал нимба у себя над головой, но, по крайней мере, и не пытался делать вид, будто он там есть. Послушав же разговоры изрядно окосевших от выпитого собутыльников, Охотник пришел к выводу, что разница между этими законопослушными гражданами и его бывшими коллегами только одна — страх. Первые просто боялись. Боялись наказания, посредством закона или посмертных адских мук, не суть важно, — главное, что это не позволяло им быть теми, кто они есть на самом деле. Вторые этот страх переступили. Только и всего. Тем, что работники автомастерской тоже остались живы, Дин гордился значительно дольше. Возвращаясь в свою пустую квартиру, Винчестер с тоской думал, что нихрена у него не получилось. Может, он неправильно пытался? Или просто не там? Должны же где-то быть нормальные люди, рядом с которыми ему могло бы быть стыдно за то, какой он, а не за то, какие они. Осталось только найти этот заповедник. И не удавиться от тоски в нем, если все же повезет отыскать. Дин продолжал пробовать. Он исправно ходил в магазин и в бар неподалеку. Он старался не рассматривать окружающих людей как потенциальных жертв, прикидывая навскидку, сколько бы продержался тот или иной человек и какие виды пыток к нему нужно было бы применить. Нет, он не чувствовал себя волком среди овец, как ожидал, — он казался себе волком в окружении собачьей стаи: вроде бы и внешнее сходство имеется, и повадки в чем-то похожи, вот только суть разная. Можно притвориться. Можно замаскироваться. Но своим не стать никогда. Дин действительно пробовал. Он собирался найти девушку. Ну или, черт с ним, парня. Но взгляд скользил мимо вполне симпатичных лиц, не задерживаясь ни на одном. А того, которое искал, — не было нигде. Иногда, после энного стакана виски, ему думалось, что зря Палач не отрезал ему язык, как грозился, утверждая, что он все равно не нужен тому, кто ничего не желает говорить. Тогда бы Охотник промолчал и только очнувшись. Ведь Кас был там. И беспокоился за него — это Дин успел заметить, прежде чем его выгнал. Если бы только он научился разбираться в ситуации прежде, чем открывать свой поганый рот!.. Однако бежать за уплывшим пароходом было более чем глупо. Все нагромождения случайностей, глупостей и ошибок, которые образовались между ними, в основном его же, Дина, стараниями, представлялись теперь непреодолимой толщей океанской воды. И единственную лодчонку-шанс, что то ли был, то ли нет, он сам же и потопил. Вот и осталось теперь лишь топтаться на берегу, бессильно матеря свою неспособность ходить по воде аки посуху. Но понимание этого не помешало Винчестеру найти Кастиэля. Просто так. Просто чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Просто… На самом деле любое объяснение, которое Дин пытался придумать, звучало слишком по-идиотски даже для него самого, так что в конце концов он махнул рукой на это безнадежное дело, решив, что оправдываться-то ему все равно не перед кем. А выглядеть дураком в собственных глазах… что ж, можно и потерпеть. Проследив за чистильщиком от офиса до дома, Дин успокоился. Примерно на неделю. За неделю измениться могло многое. Так что казалось вполне разумным проверить. Убедившись, что все по-прежнему, Винчестер снова угомонился, пообещав себе, что это было точно в последний раз. Так что, обнаружив дня через три, что, задумавшись, повернул не туда и уже почти приехал к дому чистильщика, он вполне искренне удивился. Ладно, раз уж он тут, можно и понаблюдать. Еще через неделю это вошло в привычку. Ничего неожиданного в жизни Кастиэля не происходило. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд. Квартира, офис, квартира. Иногда обед в кафе. Порой офис выпадал из этой схемы — видимо, Ангел работал дома. Такие дни Дин не любил: получалось, что он зря торчал в машине по нескольку часов утром или вечером, да еще и повторить поездку на следующий же день — значило упасть даже в своих глазах ниже плинтуса. Подобные обломы случались и когда Кас приезжал в офис или уезжал из него раньше. Благо в большинстве случаев, если уж Ангел вообще выбирался из квартиры, то предпочитал придерживаться стандартного графика. Поездка к ничем не примечательной многоэтажке в Бронксе поначалу не вызвала у Охотника никакого интереса. По продолжительности пребывания там чистильщика Дин сделал вывод, что тот вдруг решил вспомнить свою старую работу. Может, ностальгия заела. Может, никого другого под рукой не оказалось, что было вероятнее. Удивило то, что обратно Ангел посчитал нужным ехать с водителем. Тип характерной для охранника наружности, но в неприметной одежде, появился откуда-то из-за угла почти одновременно с тем, как чистильщик вышел из подъезда, зачем-то сопроводил босса до машины и, получив после некоторой заминки ключи, сел на водительское место. Внутри заскреблось беспокойство: Кас всегда водил машину сам. Водитель мог ему понадобиться только в том случае, если чистильщик был просто не в состоянии сесть за руль. А быть не в состоянии он мог, только получив не самое легкое ранение. Однако машина проследовала прямо к дому Ангела, причем на обычной скорости. Никакой больницы. Никакой спешки. Может, не такое уж серьезное ранение? Или и вовсе не ранение? Мало ли, вдруг Касу просто захотелось расслабиться после долгой работы? Примерно такими размышлениями Дин удерживал себя от того, чтобы не последовать за чистильщиком в его квартиру, наплевав на охрану, с целью лично убедиться, что с тем все в порядке. Правило перерыва в несколько дней было забыто, и наутро Винчестер уже дежурил у дома Кастиэля. И лучше бы тому было куда-нибудь сегодня выйти. Иначе Дин и вправду мог махнуть рукой на остатки самоуважения и подняться наверх. В офис Ангел поехал, позволив своему наблюдателю убедиться в отсутствии по крайней мере серьезных ранений. Винчестер вздохнул, наконец, свободнее и уехал на работу, куда, вообще-то, уже прилично опаздывал. Когда черная Ауди во второй раз последовала к той же многоэтажке, Дин почувствовал первый всплеск интереса. Неужели в одном и том же доме могли оказаться два объекта? Или?.. Подцепить на это «или» хоть сколько-нибудь стройную теорию никак не удавалось. Наблюдение тоже ничего не дало: Кас провел в доме почти столько же времени, сколько и в прошлый раз, и снова уехал, воспользовавшись услугами одного из охранников в качестве водителя. На этот раз вместо беспокойства Винчестера всю ночь грызло любопытство. Ближайший выходной он пообещал себе потратить на выяснение, что же такого особенного в том доме. Возможно, иногда кто-то все же слышал его желания, даже не озвученные. Слышал — и исполнял. Лучше бы, блять, не слушал! Желание Дина во всем разобраться сбылось даже раньше, чем он рассчитывал. Буквально через неделю он, следуя за машиной Кастиэля, снова оказался у того же здания. Вот только на этот раз прямо навстречу чистильщику из подъезда вышла знакомая невысокая фигура. Темные волосы, бледная кожа, яркий макияж — Мэг Мастерс. Женщина искренне улыбнулась Кастиэлю (Винчестер и не подозревал, что у этой стервы существуют в запасе такие улыбки) и, бросив ему ключи, умчалась куда-то вниз по улице, дробно стуча каблуками. Дину показалось, что они стучат прямо по его груди, впиваясь острыми ножами, разрывая внутренности и ломая ребра. Иначе почему было так больно? Хрупкие, смешные надежды, которые он прятал даже от себя самого, зазвенели, осыпаясь мельчайшими осколками. Он не видел, как чистильщик зашел в дом. Он не заметил, когда вернулась Мэг. Он даже не знал, сколько еще сидел там, просто уставившись невидящим взглядом в лобовое стекло. Потом завел машину и медленно поехал домой. Его ждала замечательно пустая квартира с хорошим запасом не менее замечательного виски. Можно было сидеть, уставившись в стену, пол, потолок, окно (нужное — выбрать), и пить стакан за стаканом, пытаясь смыть мерзкие мысли. Что, однако, оказалось не так-то просто. Они возвращались снова и снова, кружили вокруг, издевательски подхихикивая, и никак не желали оставлять его в покое. Хотелось убить Мэг. Он в подробностях представлял, как именно мог бы ее убивать, долго, со вкусом издеваясь над телом, которое эта сука посмела предложить Кастиэлю. Над телом, к которому тот прикасался, наверняка так же бережно, как помнилось Дину, ласкал и целовал, наверняка так же нежно. Стакан улетел в стену. Попялившись на получившееся пятно, Дин со вздохом поднялся и побрел за новым, в итоге так и застряв на кухне, в темноте, наблюдая бег по стенам и потолку отсветов от фар проезжающих машин. Виски был и здесь, а двигаться не хотелось. Да и мыслям было явно начхать, где именно его изводить. Нет, он не считал, что Ангел должен был провести остаток жизни монахом. Он и сам монахом не был и быть не собирался. Но… но все равно чувствовал себя преданным. И что только Кас нашел в этой наглой, стервозной, еще и некрасивой сучке?! «Может быть, доверие?» — тут же издевательски шепнул внутренний голос. «Способность доверять, способность не предавать его доверие, способность отвечать на помощь благодарностью, а не посылом подальше?» — никак не унималось его гребаное подсознание, или что там отвечает за беседы с самим собой. Тот же голосок попробовал вякнуть что-то вроде «шизофрения», но Дин только фыркнул. Не с его везением. Это было бы слишком просто. Названные причины он не оспаривал, но считал, что все может быть значительно проще: Мэг — женщина. Вот так вот. Кто сказал, что эксперименты с собственной ориентацией пришлись Касу по душе? Кто мог утверждать, что Ангел не хочет, как любой нормальный человек, завести семью? Дин точно не мог бы с уверенностью подписаться ни под одним из подобных высказываний. Что бы там ни говорил Сэм о причинах, якобы толкнувших чистильщика на убийство всей своей семьи. Мелкий мог просто не все знать или неправильно понять. А помощь им и вполне искреннее — вроде бы — беспокойство за него, Дина… ну так, как там: «Мы отвечаем за тех, кого приручили»? За точность цитаты Дин бы не поручился, да и авторство не мог вспомнить, но смысл от этого не менялся. Насколько он успел узнать Кастиэля, ответственность тому была точно не чужда. А даже если и было что-то большее… Ничто не длится вечно. Как было, так и закончилось. Дин даже, наверное, понимал решение чистильщика: с момента знакомства он, кажется, не принес тому ничего, кроме неприятностей. Винчестер вспомнил крепкую, отнюдь не изящную фигурку Мэг, ее бледное лицо сердечком, небольшие темные глаза и тонкие губы. Не красавица. Ни по его личным стандартам, ни по общепринятым. Разве с такой женщиной стоит заниматься сексом, особенно если собственная внешность позволяет довольно широкий выбор? Еще и характер у Мэг отвратительный, как для женщины. При этом улыбалась она Кастиэлю открыто и радостно, без каких-либо типично женских ужимок. И ключи бросила так, будто это было нечто само собой разумеющееся. А значит, отношения между ними ближе и доверительнее, чем предусматривает простой перепих для удовлетворения нужд тела. Очередной стакан отправился в свой последний полет. За следующим Дин даже не стал вставать, приложившись прямо к бутылке, пытаясь жжением от крепчайшего алкоголя заглушить другое — от расползающегося внутри, словно кислота, отчаяния. Охотник хрипло рассмеялся. Оказывается, все это время он еще на что-то надеялся. Довольно искусно скрывая это от самого себя. Смешной, смешной идиот! Он покачал бутылку с остатками виски в руке, раздумывая, не швырнуть ли куда-нибудь и ее. Потом передумал и, сделав еще один большой обжигающий глоток, аккуратно поставил ее обратно на стол. Можно разбить все стаканы и бутылки и вообще разгромить всю квартиру. Но это ровным счетом ничего не изменит. Он мог бы завтра пойти и убить Мэг. Так, как хотел, или просто и быстро. Но это на самом деле не изменит тоже ничего. Потому что дело не в ней — дело в нем самом. А Кастиэль заслужил чего-то хорошего. Ну, во всяком случае, чего-то, чего он сам хочет. Кого-то, кого он хочет. Кого-то, кто не страдающий патологической неспособностью доверять неудачник, склонный к насилию и жестокости. Всю следующую неделю он держался. И еще одну тоже. Схема «работа-бар-квартира-работа» была хороша, как и любая схема, тем, что не предполагала активного участия мозга в принятии решений. Да и решений-то никаких не предполагала. Просто иди. Просто делай. Просто пей. Главное — не думай. Главное — не чувствуй. Однако никакая схема не могла избавить от того, что рождалось и копилось внутри, от той необходимости, что росла и крепла, копошась своими отвратительными, ледяными лапками, казалось, прямо в его внутренностях. Жажда. Мерзкая, липкая, она ширилась внутри, как бензиновая клякса на воде. И все сложнее было отвести в сторону взгляд, ищущий уже не возможную партнершу на ночь, а жертву. Все сложнее было удержаться от того, чтобы не представлять, как просто было бы уволочь первого попавшегося человека, такого беспечного, такого слабого, куда-нибудь подальше от стада ему подобных и открыть перед ним царство боли. То царство, где полновластным хозяином, устанавливающим правила, был сам Винчестер. То единственное — пусть и воображаемое — пространство, где он чувствовал себя живым, действительно существующим. Где он был правильным, всему соответствующим. Там было его место. Все чаще, глядя на окружающих людей, он не чувствовал ничего, кроме ненависти. Как бы они не рядились в маски счастливых обывателей — он знал, что за каждой такой маской полно грехов и грешков, или по крайней мере желания их совершить. Как бы они ни притворялись — он знал их нутро. Ничем не отличающееся от его собственного. Знал — и ненавидел их за лицемерие. За успешное лицемерие, которое давалось им так просто, тогда как ему приходилось прикладывать максимум усилий — и все равно, по ощущениям, все катилось к чертям. Познакомившись с девушкой Сэма во время совместного ужина, Дин убедился, что и от брата ему теперь нужно держаться подальше. Это было неприятно и неожиданно. Нет, он не завидовал. Он был рад за младшего, наконец-то реализовавшего свою мечту насчет нормальной жизни. Но себя он на этой пасторальной картинке ощущал отвратительным черным пятном, способным замарать весь идеальный вид. Амелия, милая, но ничем не примечательная, на его взгляд, девушка, нервничала весь ужин. Возможно, это было вполне нормально, учитывая, что Сэм знакомил ее, по сути, со своей семьей. Но сам мелкий тоже явно был на взводе, словно ожидая в любой момент какой-то крупной лажи со стороны старшего брата. Возможно, он был даже прав в своих опасениях. Нет, Дин на самом деле ничего не сделал. Но вокруг было так много людей, довольных своей жизнью, кичащихся своей нормальностью, своим соответствием всем стандартам современного общества, усердно создающих видимость полного благополучия, что удержаться было действительно сложно. Выйдя из ресторана, Охотник глубоко вдохнул прохладный воздух раннего весеннего вечера, принуждая себя не смотреть по сторонам, на снующих туда-сюда потенциальных жертв. Вышедшие следом Сэм с Амелией что-то говорили, наверняка врали о том, как чудесно прошел вечер. Амелия, скорее всего, еще и о том, как приятно было с ним познакомиться. Дин не слушал. Ему нужно было поскорее сесть в машину. И уехать. Подальше от людей. Подальше от их раздражающего вранья. Пока он не занялся привычным делом, тем единственным, что умел в совершенстве, — добыванием из них правды. Ничто не могло излечить его от этого безобразного вывиха души. Однажды поддавшись своим внутренним демонам, человек обязан кормить их снова и снова. Скрывшись в темном нутре машины, как улитка в своей раковине, Винчестер еще минут пять решал, куда же поехать. Домой, точнее в квартиру, не хотелось. А больше было и некуда. Сэм и Амелия уже давно уехали, когда он наконец решился и завел мотор. Да, там его тоже не ждут, но и не прогонят. Хотя бы потому, что не увидят. Криво ухмыльнувшись собственному отражению в зеркале, он повернул к знакомому дому. И не надо, оказывается, никаких выдуманных причин-отговорок. Можно просто поехать. Потому что хочется. Хочется увидеть. Убедиться, что этот человек — не плод воображения. Что они оба все еще существовали в одной вселенной. Даже в одном городе. О том, что Кастиэлю совершенно не обязательно куда-то выходить в этот воскресный вечер, не радующий хорошей погодой по причине на редкость слякотного марта, думать не хотелось. Как и о том, как будет выглядеть это его дежурство под окнами со стороны. Плевать. Если его вычислят охранники чистильщика и попробуют что-то предпринять… ну что ж, у него просто появится повод наконец-то дать волю своим потребностям, этой чертовой глодающей его жажде. Винчестеру повезло: буквально через полчаса после его приезда черная Ауди выехала из подземного гаража. И направилась в Бронкс. Кто бы сомневался. Ведь в еще по-зимнему зябкий весенний вечер так хочется тепла. Дин зло выругался, но поехал следом. На полпути резко развернулся, едва не попав в аварию, и уехал прочь под возмущенные гудки других машин. Что за детский сад, в конце концов? В ближайшем баре было темно и дымно — как раз то, что ему нужно. И такая же потерянная душа, как он сам, там нашлась: невысокая, пышная брюнетка, наливающаяся виски, как бывалый алкаш. Дин затруднился бы сказать, была она симпатичной или нет. Ему было просто не до этого. Женщина, свободна, согласна. Все. И втрахивая мягкое тело в жесткий матрас в ее спальне, он занимал голову не какими-то сексуальными фантазиями — он пытался не думать о том, сколько боли можно причинить этому телу и как изменится тональность ее стонов, если стонать она будет не от удовольствия. Чисто механическая разрядка не принесла ничего, кроме чувства гадливости. И отвращения к себе, но это было не ново. На следующее утро он снова был у дома Кастиэля. Просто потому, что… Просто. Вероятно, его попытки наладить обычную жизнь, ну или хотя бы достаточно правдоподобно притвориться, что она налажена, отвлекли его, рассеяли внимание, притупили инстинкты. Так Дин пытался оправдаться перед самим собой, когда во время своего очередного, уже снова ставшего привычным за последние три-четыре недели, дежурства напротив офиса официальной компании Семьи, увидел выходящим оттуда вовсе не Кастиэля. Нет, Винчестер не проводил в такой своеобразной засаде за столиком кафе каждый вечер. Он наведывался на свой наблюдательный пункт максимум дважды в неделю. Сегодня была пятница и первый день на этой неделе, когда он посчитал нужным проверить, все ли в порядке. И знакомая долговязая фигура в строгом костюме с длинноватыми, как для мужчины, волосами, вышедшая из здания напротив, стала для Охотника полнейшим сюрпризом. Дин просто застыл на месте, будучи не в состоянии поверить в то, что видит. Результатом такого ступора стало то, что Сэм преспокойно сел в такси и уехал, пока брат ловил мух открытым от удивления ртом. Пришлось спешно прыгать в Импалу и догонять, пытаясь не потерять одно типичное такси среди потока других, точно таких же. Благо хоть номер Дин успел увидеть и запомнить. Правда, как выяснилось, можно было особо не напрягаться: мелкий все равно приехал к своей старой квартире. Дин хмыкнул. Ну надо же, еще не съехался со своей разлюбезной Амелией. Сэм едва успел закрыть дверь, как в нее тут же позвонили. На пороге красовался старший брат собственной персоной. И лицо его кривила до крайности неприятная ухмылка, не сулившая младшему ничего хорошего. Чего и следовало ожидать. Сэм обреченно вздохнул и, кивком предложив брату следовать за собой, пошел в гостиную. Там он уселся в кресло и выжидательно уставился на Дина, севшего напротив, не пытаясь никак ускорить неизбежный разбор полетов. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — вкрадчиво начал тот, поняв, что мгновенного чистосердечного признания не получит. — А что должен? — вызывающе прищурился младший. — Ну, например, что ты забыл в офисе Кастиэля? — Я там работаю. — Ты что?!. Ты сдурел?! — с лица старшего можно было писать картину «Офигение как оно есть». — А как же твои подробные рассказы о нормальной работе? Ты, получается, врал мне? Это такое твое братское доверие?! — Дин, притормози. Успокойся. Ни о чем я тебе не врал. У меня действительно была работа, о которой я и рассказывал. Просто теперь ее нет. А есть другая. — И что же случилось? С твоей работой? И с твоими мозгами, раз ты, так жаждавший вырваться из лап Семьи, снова полез в ту же клоаку?! Чем тебя взяли, а, Сэмми? Угрозами? Мне, Амелии? И кто? Ты же сам рассказывал, что от Семьи никого не осталось, кроме Каса и его старшего брата! Это этот мудак Габриэль?! — Да угомонись же ты! — с досадой воскликнул Сэм, едва улучив момент, чтобы вставить свою реплику в непрерывный поток возмущения брата. — Я сам так решил! Это я тебе говорю сразу, пока ты не пошел мстить неизвестно кому и за что. Я так решил. А Кастиэль дал мне шанс в ответ на мою просьбу. Не думаю, что так уж охотно, но дал. С минуту Охотник недоверчиво смотрел на брата, пытаясь решить, кто же из них двоих сошел с ума. — Повторю свой вопрос, — наконец определился он, — ты сдурел? Совсем с катушек съехал, да?! Больше во всем Нью-Йорке работы для тебя не нашлось? — Нашлась бы, наверное. И, случись что, я бы снова не смог ничего сделать. — Так. Хватит говорить загадками. Я тебе не провидец какой-нибудь. — Ну, если ты готов послушать, то я расскажу. Только обещай не орать, пока не дослушаешь, — придирчиво изучив скептическую мину на лице брата, Сэм уточнил: — Договорились? — Давай выкладывай уже, что там у тебя стряслось, что перевернуло твои мозги вверх дном, — буркнул Дин. — Обещаю дослушать, — не орать он не пообещал, поскольку чутье подсказывало, что это будет трудновыполнимо. — Примерно недели две назад на Амелию напали. Ограбили, напугали до чертиков и намеревались сделать еще много всего, если бы не случайный прохожий с собакой, спугнувший этих отморозков. Я их выследил, — на этом моменте Охотник дернулся было что-то сказать, но Сэм только предупреждающе выставил вперед руку. — Ты обещал выслушать молча, — вообще-то, ничего такого Дин не обещал, ну да ладно. — Выследив, я собирался только проучить их, чтобы впредь неповадно было. Но эти козлы оказались не так просты. Богатенькие отморозки, бесящиеся с жиру и от безнаказанности. От привычки, что богатый папа от всего отмажет, им совсем снесло крышу. А еще их оказалось больше, чем я думал, — младший снова жестом запретил брату перебивать, видя, что тот уже буквально кипит от возмущения. — Я не пытаюсь сказать сейчас, что поступил умно. Нет, умно было бы разузнать все получше и последить за ними подольше. Но ты бы видел лицо Амелии! Эти уроды разбили ей губу и бровь — пришлось швы накладывать. А она даже не захотела в полицию сообщать, так они ее напугали! Что мне было делать? — Блять, Сэм! Мне позвонить! Вот что тебе надо было сделать! — не выдержал Дин. — Я не хотел тебя впутывать. У тебя только-только начала налаживаться обычная жизнь, без всей этой ерунды, — Охотник только саркастически хмыкнул, но Сэм не стал ничего уточнять, продолжив дальше: — Я не хотел, чтобы ты сорвался, Дин. И, повторюсь, я собирался их только припугнуть. Ну, еще морды начистить. Не больше. А вот они решили, что могут себе позволить все, в том числе убийство. И не удивлюсь, если это было не в первый раз. И кормить бы мне червей где-нибудь в ближайшем лесу, если бы не примчались два неприметных фургона с ребятами посерьезнее тех придурков. Отморозки и понять-то ничего не успели, как их уже перестреляли, как собак в загоне, и погрузили в машины. Я и сам не сразу пришел в себя. Едва успел тормознуть одного. Уж не знаю, что они там обо мне подумали, но разговаривать им, видимо, никто не запрещал, так что мужик совершенно спокойно сказал мне, по чьему приказу они там оказались. Ну а на следующий день я уже сам пришел к Кастиэлю и спросил, что это было. — И что? — А то ты не знаешь своего бойфренда, Дин! — Он не мой бойфренд! — зарычал старший, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Пусть Сэм и был в курсе его… прошлых отношений с Касом, такие определения по-прежнему очень… смущали. — Ну, возможно, он так не считает, — Сэм полюбовался задохнувшимся от возмущения старшим и продолжил: — Не знаю я, на самом деле, что он там считает, потому что все, чего я удостоился, это был его ледяной взгляд и недоумевающе приподнятая бровь на высокомерной маске, заменяющей ему лицо. Так что пришлось сбавить обороты. Я поблагодарил за спасение жизни. А потом предложил свои профессиональные услуги. И не надо на меня смотреть как на полного идиота! Он на меня, кстати, посмотрел точно так же, — младший раздраженно фыркнул, отбрасывая назад мешающие волосы. — Пришлось потратить довольно много времени на то, чтобы изложить свои соображения и доказать, что это не пустая блажь из благодарности или, еще хуже, попытка втереться в доверие и предать. Это оказалось сложно, но, видимо, я говорил все-таки достаточно убедительно. Правда, пока что я не занимаюсь ничем достаточно серьезным, но я уверен, что это временная мера. Проверка, так сказать. — Ну а теперь потрать еще немного своего драгоценного времени, Сэмми, и объясни все то же самое мне, — потребовал Дин. — Потому что пока я не понимаю, за каким чертом тебе понадобилось туда лезть! — Да потому, что в следующий раз, когда какие-нибудь мудаки посчитают себя вправе напасть на мою девушку, я хочу быть уверенным в том, что смогу ее защитить, пусть и прибегнув к помощи. Да, Семья была отвратительна. Тем, что не давала выбора. Но еще отвратительнее оказалось понимать, что за твоей спиной никого нет. И что какие-то уроды, имеющие слишком много денег и наглости, могут творить все, что захотят, а ты не в состоянии ничего им противопоставить. Если бы это касалось только меня — черт с ним! Пережил бы! Но это касается тех, кто мне дорог. — А как же твое нежелание быть замешанным во всякие темные делишки? Как же вся эта ерунда о недопустимости потворствования преступности и прочее бла-бла-бла, которым ты мне постоянно заливал уши? Сэм смутился. — Возможно, я просто повзрослел? — Да, буквально за пару недель малыш вырос, — голос старшего просто сочился сарказмом. — Один из тех подонков был сыном моего босса, Дин. Вполне нормального человека, на первый взгляд. Я и сына его видел раньше, и никогда бы не подумал, что эта мелкая мразь на такое способна, — Сэм нервно прошелся руками по волосам, растрепывая их, а потом пытаясь снова пригладить. — Может, я и не особо изменился, но понимаю, что черного и белого нет. Возможно, это не хорошо. Даже наверняка это плохо. Но это так. И я понимаю, что от того, что я не буду участвовать в деятельности Семьи, а точнее того, что от нее осталось, эта самая деятельность никуда не денется. Даже более того, если не останется ни одного Новака и вся их сеть развалится — по сути ничего не изменится. Просто придет кто-то новый, и все начнется сначала. — Ого, как ты заговорил, — присвистнул Дин. — Саманта подалась в философы? — Ну уж как есть, — криво улыбнулся младший, не реагируя на провокацию брата. — Просто я понял, что, когда дело касается близких, я предпочитаю быть в рядах сильнейших. Вот и все. Прости, что не сказал тебе, но… Глядя на замявшегося Сэма, Дин лишь покачал головой. Он и так понимал, почему тот ничего не решился ему сказать. Конечно, было там и беспокойство о том, как бы не сбить его с пути истинного, на который он якобы встал. Но самым надежным кляпом явно стал стыд, с которым младший воспринимал собственную капитуляцию, не понимая, что из таких вот уступок суровой правде жизни эта самая жизнь обычно и состоит. — Ладно, это, конечно, все очень трогательно, но я все-таки по-прежнему не понимаю кое-чего. Например того, как Касу вообще стало известно, что ты попал в переплет и тебя надо срочно оттуда вытаскивать? — Ну, собственно, так же, как узнал бы, если бы что-то произошло с тобой, — усмехнулся Сэм, радуясь, что неприятная для него тема позади. — За нами следят, а точнее, я бы сказал, приглядывают, — добавил он, видя непонимание на лице брата. — Что? — а вот этот тихий голос Дина можно было расценивать как очень, очень плохой знак. — Что ты сказал, Сэмми? — Видимо, Кастиэль не был уверен на все сто, что нам ничего не грозит. Может, опасался оставшихся в живых приспешников Люция, которым вдруг засвербит в одном месте, может, конкурентов или еще кого. Я не знаю. Знаю только, что ко мне был приставлен человек, наблюдающий, но не вмешивающийся. Он-то и сообщил, что мне скоро будет крышка. Кстати, его самого я даже не видел. — И откуда ты это знаешь? — Охотник изо всех сил пытался сдержать рвущуюся наружу ярость, отчего говорить получалось только очень тихо, контролируя каждое движение губ и языка. Чтобы не сорваться на крик. Внутри все пылало от унижения и злости. — Я спросил. Кастиэль ответил. Насчет тебя он ничего не говорил, но и так понятно, что если уж он озаботился моей безопасностью, то к тебе наверняка штук десять наблюдателей приставлены, — не удержался от подколки Сэм, даже видя по лицу Дина, что тот едва удерживается от взрыва праведного негодования. Ну, на взгляд младшего, не такого уж и праведного. Заботятся о тебе? Так надо спасибо сказать. Хотя, возможно, с позиции Дина это все виделось немного по-другому. — Ясно, — все, что он еще хотел сказать мелкому, вдруг куда-то выветрилось из мозга, занятого сейчас только одной мыслью: все это время он находился под колпаком! И все его поездки-наблюдения мгновенно становились известны Кастиэлю. Сволочь! Он скомкано попрощался с братом, какой-то частью сознания отмечая, что говорит вполне подходящие слова, и ушел. У него было одно очень срочное дело. Выйдя из подъезда, Охотник, вместо того чтобы сесть в машину, неспешно пошел по тротуару, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Это же как нужно было отупеть в своих попытках притвориться нормальным, чтобы даже не заметить слежки за собой! Не заметить вот этого царапающего спину взгляда! Через триста метров, в первой же подходящей подворотне он поймал наблюдателя. Мужчина лет сорока пяти, неприметной наружности, но с острым, профессиональным взглядом серых глаз, смотрел на него без страха, скорее недоумевающе. — Расскажешь все сразу или как? — угрожающе поинтересовался Винчестер, поигрывая небольшим ножом у лица пленника. — Что ты хочешь услышать? — Зачем ты за мной следишь? — Для обеспечения твоей безопасности, — спокойно, как нечто само собой разумеющееся, ответил мужчина. Охотник встряхнул свою добычу, разочарованный показательной сговорчивостью. — Кому ты докладываешь о моих передвижениях? — Никому. — Не ври, — зло зашипел Дин, наконец-то получив ожидаемое. — Да с какой стати мне тебе врать? У меня указание докладывать только о возможных угрозах и все! Босса ничего не интересует, пока все в порядке. Ага, как будто он мог поверить в такую чушь! Обидно: такой замечательный объект — и такое неудобное место. Да и времени совсем не было. Слишком уж сильно Винчестеру хотелось поскорее добраться до главного виновника, чтобы отвлекаться на обычного подручного. — Где сейчас твой босс? — Откуда мне знать? — по лицу мужика было понятно, что тот начинает подозревать, что один из них — идиот, и не надо было долго гадать, чтобы понять, к какому варианту он склоняется. Это взбесило еще больше. Винчестер зло фыркнул и окинул своего личного соглядатая подозрительным взглядом. Тот хорошо держался, сохраняя полную невозмутимость, но в глубине глаз было заметно эдакое усталое пренебрежение, красноречиво говорящее что-то вроде: «Когда ты уже наиграешься, деточка, и перестанешь мешать взрослому дяде делать его работу?» Наверняка раньше ему не раз приходилось ненавязчиво охранять каких-нибудь взбалмошных богатеньких детенышей, обожающих поиграть в самостоятельную жизнь. Понимание, к кому его сейчас приравняли, воспламенило, кажется, всю кровь в жилах Охотника. В глазах потемнело. Он едва сдержался, чтобы не свернуть шею этому ничего не понимающему придурку. Запретив себе даже думать об этом, он пошарил по карманам пленника, нашел телефон и дал тому в руки. — Звони. Скажи, что есть срочная информация, которую ты должен передать лично. Узнай, где он, — он приблизил острие ножа вплотную к начавшему подергиваться серому глазу. — И только попробуй что-то напортачить. Твои кишки будут собирать по всему этому закоулку. Понял? — Понял я, понял, — охранник закивал. По его лицу скользнула тень страха. Похоже, что-то в глазах объекта наблюдения наконец-то подсказало ему, что тот совсем не один из тех беспомощных существ, которых он «пас» прежде. Первый звонок остался без ответа. Глядя на злого как черт подопечного, мужчина быстро набрал новый номер. На этот раз ответили ему почти сразу же. Винчестер требовательно уставился на закончившего разговор охранника. — Я бы не советовал беспокоить босса сейчас, — начал тот, но тут же исправился, увидев гримасу, искривившую лицо Охотника. — Он в Бронксе! Черт! — он оборонительно выставил вперед руку с телефоном. — Адрес… — Нахер адрес! Номер квартиры?! — Семь-девять… Дин выхватил телефон и швырнул его об стену. Оттолкнув наблюдателя, он хрипло выдохнул: — Исчезни. И чтоб я тебя больше не видел. Увижу — убью. Охранник попятился. Не глядя больше на него, Винчестер вышел из подворотни и вернулся к машине. Внутри бурлил сплошной поток эмоций, разделить который на отдельные, сколько-нибудь определенные, было ему пока не под силу. Единственное, что он понимал точно: сейчас он поедет в Бронкс, и плевать, насколько там занят Кас со своей потаскушкой — отвлечься Ангелу придется.