Death's Scenario

Она любит гулять по ночам. Мир в это время становится другим: пустынным, тихим, таинственным, совершенным. Воздух в легких не кажется таким тяжелым, от него не воротит. Все ненужные мысли сдувает прохладный ветер, унося далеко-далеко, за пределы взора. Самое чудесное в Эриоле то, что этим ты можешь наслаждаться бесконечно. Этот мир никогда не видел солнца, не чувствовал обжигающего тепла на своей земле. Вечная тьма. Лишь яркие звезды и холодные луны были ей подругами. Их свет мягко падал во владения графов-демонов, эльфов и простых жителей, что трудились не покладая рук, лишь бы добиться расположения и защиту графов. Скарлетт не решилась отдаляться от родового поместья, не желая наткнуться на существ, которых в жизни не видывала. Прогулка ограничилась только в обширном саду деда, который до глубины души поразил своей величественностью и красотой. Ни один садовник на Земле не мог похвастаться разнообразием цветов и их непревзойденным благоуханием, идеальной чистотой, прозрачностью журчащего источника, льющегося из пасти каменных саблезубых кошек, стоящих на задних лапах. Скульптор старался сделать их образы живыми и точными, что ему на все двести процентов удалось. Впервые завидев их, девушка впала в ступор и хотела спрятаться, но позже заметив воду, успокоилась. Эти громадные кошки — не более чем архитектура, при чем, великолепная. Их возвели вокруг высокого играющего фонтана, чьи воды красиво попеременно меняли свой цвет: от карминового до насыщенного лилового, от глубокого синего до изумрудно зеленого. С каждым шагом подходя ближе, она слышала прекрасное переливание струн скрипки. Ох, эти звуки! Сколько дней она не слышала этих прекрасных звуков? В ее глазах плясали огни восторга, что волшебно отражали воды фонтана. Как же давно она сама не брала в руки любимый инструмент и не играла строки Эдварда Грига, Паганини… Она не знала, какое произведение играло в саду, но ее чарующая мелодия произвела неизгладимое впечатление. Так хотелось взять в руки скрипку и сыграть… Утонув в сладострастной музыке, Йохансон не заметила, как задремала на скамье из павлиньего камня, расположенного поближе к фонтану. Кроны неизвестных ей деревьев, словно матушка, отгородили ее яркого света лун, желая ей поспать хорошенько. Даже звуки струн становились с каждой минутой все тише-тише. И вода стала медленнее бежать. Это место помнило ее. Одри с окна балкона наблюдала за сестрой, чье лицо сияло от невиданного ею прежде умиротворения. Владения деда так повлияли на нее? Возможно, это так. Она сама чувствовала те же эмоции, что и старшенькая. Запах цветов, доносящийся из сада, одурманивал своим невероятным ароматом. Ветер приятно касался ее кожи, охлаждая и принося облегчение. Сон никак не приходил к ней, поэтому тихо пробралась на балкон, оставив Джека и Джеффа одних. Бекки измученно подняла на нее свою мордашку, будто спрашивая «куда намылилась?», а потом снова опустила голову на лапы Смайла, который тут же стал облизывать ее макушку. Пес Джеффа здорово подсобил Сэл, когда ее преданная подруга скулила от жгучей боли. Остается надеяться, что в скором времени рана на лапе затянется. Ее мучили мысли о том, как пройдет встреча с дедом, если служанки нашепчут ему о живых и здоровых сестрах. Максимум удивится, может, устроит пирушку, что у графов нынче в моде. Строгий по отношению ко всему Кабадатх пугал Рейнхард. Она чересчур рано добавила его в свой черный список, ни разу не повидав его и не испытав на себе его эгоизм. Братья-безликие недолюбливают его по некоторым причинам, но кто знает, дедушка не хотел, наверное, чтобы все стало куда запутаннее. Может, он пытался как-то измениться, когда на свет появились сестры? Она не имеет права судить его, пока не узнает хотя бы половины. Ни Одри, ни Скарлетт не известны события двадцатилетней давности, кроме рассказов отцов. О деде они толковали не в самом лучшем свете. Дети затаили на него глубокую обиду и предпочли больше не пересекаться. Может, они ошибаются? За двадцать лет кто угодно может измениться. Хотя, если говорить о времени, то в Эриоле оно ясное дело течет по-другому. Худи обмолвился как-то, что трем безликим чуть больше тысячи лет по их меркам. И впервые Слендер появился на Земле, кажется, сто с чем-то лет назад (тоже по его меркам). Впрочем, не в этом суть. Кабадатх по любому мог поменять свои принципы и попытаться вернуть детей. Не терпится с ним повидаться. Но в поместье настолько тихо, что страшно нарушить ее. Все похоже спят. Если демоны в этом мире вообще спят. Кстати, что с братьями-то? До сих пор разговаривают со своим отцом? Ужинают? Одри невольно забеспокоилась. Так хотелось пойти проведать их, однако совершенно понятия не имела куда ей нужно идти. Можно было попросить служанок, но вспомнив об Агнес, как-то перехотелось. Судьба любит смелых. Но это не точно. Не попробуешь — не узнаешь. Глубоко выдохнув, Одри старалась тихо выйти, дабы не разбудить, что миленько посапывали на шелковых простынях. Двери донельзя высокие и тяжелые, к счастью, не скрипучие. Прикусив губы, Рейнхард надавила на одну дверцу и оставила открытой. Она же потом ни хрена не откроет! «Думай. Где они могли бы перекантоваться? Кста, сколько здесь этажей? Два — точно, пять — не точно. Первый отпадает, второй отпадает… А, пойду на четвертый!» Отогнав страх на второй план, девушка направилась к лестницам, ведущих на четвертый этаж. Поверх ступеней были устланы зеленые ковры, с золотистым орнаментом. «Как по-королевски», — усмехнулась девушка, осторожно поднимаясь по ступенькам. На секунду она представила себя настоящей королевой, что гордо поднималась по этой самой лестнице, а за ней, понурив головы, следовали прислуга и те надменные дворецкие, в открытую презиравшие убийц. Проблемным было то, что ступеньки были высотой почти в метр, а ее ноги до такой высоты не дотягивали. И увидь ее кто-нибудь сейчас, посмеялся бы над ее плачевным положением. Хорошо, что она не в платье, это был бы фиаско. Огромный такой, размером с Монреаль. — Бледь. Кого угораздило строить такие лестницы?! Просто пиздец. Спасите меня. Будь я… Девушка еле сдержалась, чтобы не закричать на все поместье. Почему раньше не догадалась? Так ведь было бы в стократ легче! Отматерив свою глупость самыми разными эпитетами, девушка превратилась в безликую. Одежда, которую она нацепила на себя из гардеробной, по таинственным обстоятельствам не разорвалась, наоборот, решила увеличиться в своих размерах под фигуру безликого демона. Печально, шляпа такого трюка провернуть не смогла, поэтому она спрятала в ее в широком кармане бежевого жакета. Нужно будет позже дядю Тренда попросить смагичить ей новую шляпку. Будет лучше, если она чуть-чуть будет похожа на отцовскую. А что? Она — дочь Оффа, должна соответствовать статусу. Конечно, трахать первых встречных она не станет, но зато может изрядно поиздеваться над мозгами. Теперь Одри вполне спокойно поднималась по лестнице. Дойдя до холла, она снова пожаловалась на судьбу. Ибо холл разветвлялся на четыре прохода. — И куда прикажете топать? Окей, все решаемо, — оскалилась девушка, — Вышел немец из тумана… Все довольно просто. Если наступит какая-то нерешаемая хрень, решайте ее с помощью считалочек на выбывание. Вот, например, в такой ситуации. Длинный палец указал на четвертый проход. Немедля, девушка прошла вовнутрь. Каково было ее удивление, когда глаза заприметили несколько десятков картин. Свет люстр четко освещал коридор, поэтому она могла видеть, что или кто был изображен на них. На одной была лошадка с янтарными глазами, которая была гибридом единорога и пегаса; на другой — изображение самого поместья, только ворот не было. А дальше пошли портреты безликих. Сначала, каждый по отдельности, а затем — все вместе. Ее привлекла картина, где четыре молодых безликих стояли за спинкой дивана, на котором сидели Кабадатх и еще одна женщина, чьи белые длинные волосы были собраны в объемный пучок, лишь пару прядей спадали по сторонам лица. Глядя на женщину, глубоко в сердце Одри зародилась неизгладимая печаль. Четыре отпрыска словно сияли от счастья, тот же Кабадатх на несколько секунд показался ей совершенно другим. От безликой женщины веяло добротой и мудростью, своим незрячим взглядом она прожигала насквозь Палача, которая так сильно внешне походила на нее. Только глупец не догадается, что женщина, чьи руки крепко сжимали сильные руки Кабадатха, является ее бабушкой. Одри рефлекторно покрутила свою белоснежную прядку, в лишний раз убеждаясь в схожести со своей бабушкой. Удивительным было и то, что у нее были абсолютно белые глаза, как и склера, создающие впечатление, будто глазницы пустые. На другом портрете женщину нарисовали в одиночку в полный рост. Серебристое платье с горлом идеально подчеркивало ее среднее телосложение; накинутый поверх на него лазурный узорчатый легкий плащ с широкими рукавами, схожий на европейский баньян, дополнял ее богатый образ. На безымянном длинном пальце гордо надет перстень с крупным опалом. Белоснежные волосы на этот раз распущены и аккуратно уложены, с двух сторон сплетены две косички, которых приукрасили разноцветными дорогими стразами. Лицо бабушки расслабленное, заметное очертание губ легко приподняты вверх, создавая добродушную улыбку. — Такая красивая, — прошептала Одри, чувствуя, как с лиловых горящих глаз потекли слезы. — Лорета! Вот ты где! Скорее собирайся, нам нужно разбудить… — послышалось из холла. Она резко повернула голову в ту сторону и заметила Локсара, который от ошеломления выронил канделябр. — Что? К-к-кто вы? Он никогда прежде не видел здесь эту безликую, до ужаса похожую на покойную госпожу Миранду! Те же черты лица, за исключением глаз, белоснежные волосы и стойка. Все указывало на Миранду, но в то же время, это была не она. Все тело Локсара задрожало, ему стоило бы потушить пламя опавших свечей, которые, если не поторопится, станут причиной ненужного пожара. Но сдвинутся с места он не мог. — Эй, уважаемый, вам бы поаккуратней с огнем, — оскалилась молодая безликая, подходя к дворецкому и подошвой лакированных туфель потушив пламя. Она чувствовала его дрожь, его страх… — Вы ведь не госпожа Миранда? — подрагивающим тоном спросил безликий-дворецкий, на висках его появились крупные капли пота. — Ну, разумеется, нет. Мое имя — Одри. Одри Рейнхард, — протянула свою руку. Локсар задрожал еще больше. — Да чего ты боишься, а? Как будто призрака увидел! — Одри… Одри Дауриэ… Миледи Одри? — Ты в порядке? — помахала перед его лицом. Локсар будто смотрел сквозь нее. — Это — она, Локсар. Ты правильно мыслишь, — произнес появившийся позади дочери Оффендер, положив на ее плечи свои руки, — моя дочь жива. — Господин Оффендер! — дворецкий оживился. Он в недоумении глядел на двух безликих. Оффендер лишь немного изменился с момента их последней встречи, а вот девушка… Да, в ней определенно есть задатки молодого господина. Взять тот же оскал, который известен всему Инферусу. И яркие глаза цвета насыщенных фиалок. У господина они проявляются только в порыве бушующей ярости. Девушка… маленькая госпожа… — Миледи Одри… Я… Я верил… Я верил всегда, что вы живы! — Локсар с нахлынувшими чувствами крепко-крепко обнял Рейнхард, невесомо целуя ее макушку. Стоящий рядом Оффендер лишь похлопал того по спине, широко улыбаясь. — Святые небеса, вы так выросли! Дайте-как поглядеть на вас! — Одри, пожав плечами, покрутилась по своей оси. Затем она решила принять свое человеческое обличье, чтобы надеть на головушку любимую шляпу. Вышло довольно эффектно. Безликий и «человек» в шляпах эпично смотрелись рядом — дворецкий аж ахнул от восторга. И почему он не мог понять этого сразу, когда они только появились во дворе поместья? Глупый Локсар, глупый. — Что за шум, а драки нет? — весело щебеча, из холла, в котором недавно была Рейнхард, выбежал Сплендор. — Огось, Локсар уже в курсе, братик? — розочник удовлетворительно кивнул. — Племянница, сними свою шляпу немедленно! Не будь как твой отец, ты должна соблюдать нынешние тенденции! — из соседнего холла вышел Трендер, одетого по последним пискам моды. Одри достаточно мыслила в моде и прочей ерунде, и ничего не имела против дядюшки, но ему иногда стоит повнимательнее выбирать аксессуары. Извините, но блестящий мех, которым безликий окутал свою шею, никак не гармонировал с красными брюками в клеточку и черной шелковой рубашкой. Она уже не говорит об оранжевых очках-овалах! С Трендером лучше не спорить. Но и шляпу Одри пока снимать не станет. — Так сшей мне другую, дядя. Желательно с широкими полами, — подмигнула девушка, намекая, что она должна быть похожа на отцовскую. Трендер намека не понял, но обещал создать такУю шляпу, что все модницы Эриола позавидуют. — Молодые господины, если вы не против, мне нужно разбудить наследника, — произнес счастливый Локсар, который готов было направится в другой холл, где было довольно темно. — Да не кипишуй, Локи, — вектором остановил дворецкого Оффендер, — Слендер сейчас со своими чертятами на втором этаже. Беседуют о будущих планах. — Чертята? Люди? — Ага, они самые, — улыбнулся Сплендор, беря Одри на руки и вихрем унося обоих вниз. — Мы идем кушать! — Положи меня на местоооо! Но когда это весельчак слушал кого-то, не считая дорогого старшего братика? Верно, никогда.

***

В груди болезненно сжималось. Уложив Рокси на мягкие простыни, которую в последнее время мучила слабость и частые мигрени, он направился в соседнюю комнату, где спала Скарлетт. Но ее там не оказалось. Дворецких и слуг, как назло, поблизости не было. Не желая волновать уставшую супругу, Слендер телепортировался из комнаты в комнату, и на лице играла гримаса ярости, если в них было пусто. Слуги с опаской глазели на наследника, который чуть ли не метал все на своем пути. Дворецкие с тревогой на душе старались нагнать его, чтобы успокоить… — Думаете, будет разумно, если мы вернемся туда? — спросил Каге, наливая Слендеру крепкое вино в объемный бокал. — Пока не проверим — не узнаем, — хрустнув шеей, произнес Худи. — Однако будет проще, если мы найдем новую среду обитания. — Да. Остатки агентов, наверное, уже прочесали весь лес. Если вернемся, то на все сто процентов уверен, что мы попадем в их ловушку. — Тоби прав, — поддержала прокси Джейн. — Для нас не в новинку менять жилье. — Для нас — да, однако девушки столкнутся с этим впервые, — сказал Кукловод, массажируя Хелену затекшие плечи. — Дождемся, пока батя не достроит нам новое домишко. А потом посмотрим, куда телепортируем всех, — улыбнулся Оффендер, позже глотнув виски из горла бутылки. — Я не отказался бы поселится в Западных лесах Великих озер. Одна красотка поведала мне, что там невероятно красиво! — Мы никогда не были в Сибирских лесах, — произнес Бен, задумчиво потирая подбородок, — Там тоже красиво, вроде бы. — Если ты не чувствуешь холода, это не значит, что мы его не чувствуем, балда, — дала подзатыльник ему Клокворк. — Давайте, поселимся там, где намного теплее… Не заметив спешившую Агнес, с горячим супом на подносе, он столкнулся с ней. Вкусное, судя по запаху, первое блюдо обожгло его грудь, но тот не ощутил боли. На черной рубашке остались большие пятна и несколько кусочков мяса. Наспех разорвав ее и бросив в сторону, Слендер телепортировался в другую комнату, расположенную на втором этаже. Увидавший его Оффендер осклабился, высоко оценив его натренированный рельеф, и удовлетворительно присвистнул. «Братишка, да ты горяч!». Старший не обратил никакого внимания, но поймал в воздухе длинное коричневое пальто Оффа, надев его на голое тело. На втором этаже, как и на третьем нигде не было ее следов… Джефф и Джек последними вошли в комнату, где поселили Смеющегося и дерзачек. Найрас сразу направился к мягким подушкам, на которых вальяжно уселась Одри, крутя в руках свою шляпу. — Сэл не приходила? — спросил Джефф, хмуря брови. Слендер удивленно поднял на него голову и отрицательно помотал головой. — Черт. Я думал, она с тобой, Одри. — На балкон не выходил? — Нет… В саду, где в определенные часы звучала мелодия скрипки, безликий обнаружил своего отца, который медленно покачивал люльку. Его физиономия была слишком расслабленной, умиротворенной. Он с таким счастливым лицом смотрел на спящее улыбающееся личико внучки, которой явно понравилась игра покойной бабушки. Большие бабочки, с прекрасными большими крылышками порхали над ее головой, сверчки изредка издавали звуки. Огни фонтана неярко горели голубым светом, чтобы не мучить девочку. В душе полегчало. С ней все в порядке. Медленно подходя к двум родным ему существам, Слендер ощущал радость. Сев рядом с отцом, безликий мягко коснулся лица дочери, ощущая тепло ее кожи. Серебряные глаза распахнулись, губ коснулась широкая детская улыбка. Скарлетт еще не умела говорить, но он слышал ее мысли, которые яркой вспышкой отразились в его голове. «Папа». В душе разлился трепет. Это крохотное существо… Кабадатх ощущал эмоции сына. Одной рукой он приобнял застывшего Слендера к себе к груди, касаясь подбородком его макушки. Безликий лишь крепко сжал бархатный баньян Принца Тьмы, всем нутром чувствуя защиту отца. Если бы только он мог заплакать… Чувства страха и печали не покидают ее, сколько секунд она бы не стояла перед ним и не смотрела прямо в «глаза». Кабадатх действительно величественен и горд. Одним своим видом и аурой он напоминал ей тех аристократов, о которых читала в различных книгах и видела в фильмах. Локсар, проводив безликих господ, окрыленной радостной вестью, поспешил к Принцу Тьмы. Стоит старому графу услышать о том, что Одри жива, он вновь… Погодите-ка… И как он мог забыть?! Локсар уже стоял возле дверей к кабинету и решил отправиться обратно к братьям, как вдруг они открылись. В проеме над дворецким возвышался Кабадатх собственной персоной, готовый выйти на ночную прогулку. Старший безликий никогда не спал. С тех пор как трагедия настигла госпожу Миранду и забрала ее с собой к предкам, Кабадатх никогда больше не касался головой подушки. Стоило ему на миг вздремнуть, внезапно всплывает образ той единственной, что подарила ему неземное счастье, и боль окутывала его сердце. Слова комом застряли в горле. — А, Локсар, ты как раз вовремя, — произнес безликий, не обращая внимание на дрожащие руки дворецкого. — Сообщи Ноа: пусть готовят карету. Мне нужно будет съездить к графу Харадвесту. — Как пожелаете, господин, — тихо ответил Локсар, отходя в сторону. — Что-то случилось? — Н-нет, господин. — Хорошо. Я пока побуду в саду… Старик не ожидал увидеть кого-либо еще в саду. Бледная, златовласая девица, на которой так прекрасно сидело строгое серебряное платье, лежала на скамье, возле фонтана, и умиротворенно дремала. Мелодия скрипки играла колыбельную, которую когда-то давно четырем сыновьям играла Миранда. Какая наглость… Граф направился прямиком к ней, дабы прогнать девицу, но в груди что-то кольнуло, когда он подходил ближе и ближе. Рука невольно потянулась к ее лицу, пальцы гладили ее холодную щеку. Златовласая мягко улыбнулась во сне, даря тепло Принцу Тьмы. Невозможно… Глаза девушки медленно распахнулись. Серебряные и холодные, как луны, сияющие над Эриолом. Но в них был и страх. Не только перед ним, но и… …над тем, что он не узнает ее. Чувства страха и печали не покидают ее, сколько секунд она бы не стояла перед ним и не смотрела прямо в «глаза». Кабадатх замер на месте, в его груди стало невыносимо горячо и больно, отчего ему пришлось сесть на скамью. Девочка обеспокоенно смотрела на него, и коснулась плеча, тихо спросив: — Вы в порядке, дедушка? Ты жива… Кабадатх одним движением прижал девушку к себе так сильно, не желая отпускать. В голову ударили былые воспоминания той давности, когда они вместе сидели возле этого фонтана и слушали игру Миранды. Иногда к ним присоединялись сыновья, тяжелобольная Роксолана и Элизабет, и вместе они наслаждались теми минутами, которые определенно можно было назвать семейными. Порой Оффендер присоединялся к игре матери, и, беря в руки ее скрипку, играл. «Дитя с небес» — так называла колыбельную Миранда. И сейчас это дитя рядом с ним. Живая и невредимая. — Я… так скучал по тебе, дитя мое. — И я, дедушка, — промолвила Сэл, уткнувшись в ворот его плаща, что мигом становилась влажной от слез. Если бы только он мог заплакать. Слендер ничего не мог, кроме как смотреть на отца и дочь, что так крепко прижались друг другу. Он и не ожидал, что отец узнает внучку. Не надеялся. Однако Кабадатх вспомнил. Как и того, кому он должен отплатить за все.