Сэл очнулась из-за колющей боли в сердце. С нею подобное случалось, но редко. И с этим вороньим сердцем ощущения были наихудшими. Воздуха катастрофически не хватало, из-за чего начала задыхаться и глаза моментально наполнились слезами. Коснувшись груди руки осязали нечто схожее на опухоль. Девушка в страхе опустила взгляд и обнаружила, как со старого следа от швов стекали мелкие капли крови. Было омерзительное ощущение, как сердце стремилось выпасть. От осознания, что она может умереть в самый неподходящий момент, девушку парализовало. Страх пошевелиться заполонил ее разум, и она просидела в неудобном положении практически до пробуждения дракона. Ладони крепко прижимали место, где пульсировал инородный орган. На лице уже засохли слезы, из искусанных губ сочилась черноватая кровь. С каждой секундой паника возрастала едва ли не доводя ее до истерики. И когда тело уже онемело, она резким движением вытянулась вперед, принимая сидячее положение. По всему подземелью разнесся ее душераздирающий крик, от которого, возможно, уже все проснулись. Он эхом донесся до самой верхушки древа-дворца, испугав светлячков и главенствующих эльфов, и в голове Гватерена прозвучал, как гром среди ясного неба. Мгновенно приняв облик эльфа, перед этим осветив подземелье своим пламенем, король ночных эльфов осторожно прижался к блондинке сзади. Острый взгляд зацепился за ладони, что давили на окровавленную грудь.
— Что с тобой, Мелинэль?! — сквозь зубы прошипел дракон, стараясь успокоить плачущую в голос девушку. Его руки окрасились в черный, стоило ему накрыть ими ледяные руки.
Он почувствовал бешеную пульсацию и не на шутку испугался. В сознании обрывисто слышался ее дрожащий голос. «Мне больно», — говорила Скарлетт. Ругнувшись на своем языке Гватерен заорал так громко и пронзительно, что дворец задрожал от его неистового гласа. Примчавшиеся на всех парах стража и высокопоставленные эльфы застыли на месте, увидев обоих, но после не самого доброго зырка короля спохватились и помогли ему донести девушку до лазарета. Вслед за ними в освещенную бледным светом лечебницу вбежал и Мирэль, что чуть не пал в обморок от увиденного.
Эльфы-лекари выпроводили всех лишних и даже короля, плотно закрыв двери лазарета. Рыдающую Сэл они напоили отваром из пятилистного звездного клевера, королевского цветка, который через несколько секунд погрузил ее в сон.
Аккуратно убрав холодные ладони девушки с груди взору лекарей предстали раскрывшаяся рана и частичка того, что называлось сердцем. Черная жидкость уже испачкала платьице, врученное вчерашним вечером Гватереном, и светлые простыни койки. Более опытные лекари окружили измученную Валирию, послав молодых за чистыми бинтами и мазями.
Когда все необходимое было принесено, лекарь по имени Нарбелет приступила к необходимому. Вооружившись тонкой иглой с прозрачной прочной нитью эльфийка осторожно стала зашивать разрез, пока другая, Хейла, при помощи магии пыталась восстановить сбившееся дыхание их гостьи. Сердце все еще билось в бешеном ритме, что вызывало больше проблем. Нужно действовать максимально аккуратно, чтобы не задеть жизненно важный орган. Благо, разрез не был длинным и уже спустя двадцать минут лекарь смогла зашить его без причуд. Хейла восстановила дыхание Сэл и та уже спала спокойно. Молодой эльф заменил место Нарбелет и начал делать массаж сердце, которое тоже после нескольких минут усилий пришло в норму.
К слову, Гватерен никому еще не поведал о том, кем была Скарлетт на самом деле.
Черная кровь «небесной эльфийки» пугала их, словно она была проклята черными колдунами, если сама ею не являлась. Лекари уже надумали кучу вариантов, почему жительница Небесных Островов спустилась на земли сумеречных и захотела помочь им в грядущей хватке с ингмарами.
Каррины хоть и были в глазах большинства других рас высокоуважаемыми, за счет своей могущественности и сохраненных древних знаний, их раздутое чувство собственного превосходства известно каждому. В первых войнах против ингмаров и разъяренных драконов небесные эльфы бились чуть ли не в первых рядах и рьяно кидались навстречу смерти, но, когда обстоятельства приняли иные обороты, зависть поглотила их. Посланница Великой Тройки пришла не к ним, а к детям морей, которые больше всех пытались спасти расу драконов. Первые эльфийские Палачи произошли от элдаринов, и это во веки оставило непоправимый след на их гордости, ибо каррины считали себя наивысшими эльфами среди всех живущих в Андруиле. Конечно, они сохранили некоторое высшее положение и уважение после последней кровавой войны, но они более не участвовали напрямую в судьбе свободных народов. Поселились они на Небесных Островах, что скрывались в облаках над Орлиным Пиком на севере. Об их королевстве мало что слышно, но то, что их предполагаемая представительница спустилась на землю уже доказывало, что карринам не безызвестно происходящее и они хотят помочь.
Так думали лекари. Так думают все, кто повстречал Скарлетт.
Омыв спящую от следов крови и переодев в свежие одежды, лекари покинули лазарет. Взбудораженный Гватерен начал расспрашивать их о состоянии девушки и успокоился. Облегченно выдохнув дракон вошел в лазарет и, поставив рядом с койкой прооперированной стул из красного дерева, с нескрытным беспокойством осматривал сильно побледневшую кожу и слегка дрожащие кончики пальцев. Удивление накрыло его с головой, когда лицо блондинки, грубо говоря исчезло, а волосы приобрели насыщенный темный цвет. Следов от разреза и швов и в помине не было, как и прошлых царапин с ссадинами. Все они исчезли в белизне ее гладкой кожи. Гватерен взял в свою теплую руку ее невероятно ледяную и проверил пульс: сердце билось ровно. Драконье чутье говорило, что перед ним все та же Мелинэль, только обретшая странную форму. Что она такое?
Кем бы не была, она живое существо. Проклятие или гены, кто знает, но это безликое лицо не вызывало столь ужасной паники, что была в подземелье. Эльфы чувствуют совершенно иначе, и каждая их эмоция более остра, чем у людей. Прожив среди ночных эльфов достаточно приличное время Гватерен перенял от них эти особенности и сегодня в полной мере испытал на себе остроту беспокойства и страха за жизнь. Сэл пусть и гость из другого мира, как он уже осознал, она в какой-то мере друг. Совершенно беззащитное существо, оказавшееся далеко от родного дома. Что бы ни произошло, девушка не заслуживает таких страданий. Гватерен слышал в ее криках и плаче, даже сам прочувствовал, как ей было тяжко и больно, словно это происходило с ним самим. Вспоминая это, дракон провел рукой по ее холодной щеке, успокаивающе гладя. Скорее он успокаивал себя, нежели Скарлетт.
Время летело незаметно, забирая с собой прожитые негативные чувства. Дракон не заметил, как задремал. Сквозь вырезанные отверстия, служивших окнами, проступали лучи заходящего солгца. Не так давно закончился моросящий дождик, принеся свежий воздух в лазарет. В хрустальной вазе успели заменить цветы. Пока король дремал, лекари принесли легкие закуски с вином и укрыли все еще спящую девушку вторым пледом. Тело Гватерена болело из-за неудобного положения, и кости неприятно хрустнули, когда он встал со стула. Немножко размявшись, мужчина положил ладонь на лоб безликой, примечая, что ничего серьезного не произошло. Сэл все пребывала в своем странном облике и была жива, что несомненно радовало. Решив пройтись по лесу и освежиться, Гватерен покинул лазарет и дворец, не забыв надеть излюбленный изумрудный кафтан.
Ничего не изменилось. Эльфы все так же ходили туда-сюда, занимаясь обыденными вещами: кто сажал новые фруктовые саженцы, кто охранял границы королевства, дети играли и пели, молодые пары ухаживали за животными. Мимо прошмыгнул кролик с золотистой шерстью, задев полы кафтана. Глядя крохотному существу вслед, дракон снова задался вопросом, что мучал его на протяжении всей жизни.
За что он боролся, когда с огромной охотой вызвался поразить нападавших эльфов своим огнем?
Угнетение, страх, ненависть… Господство, война и смерть… Все это видел король-дракон. И видел во всем этом увядание самой сути жизни. Сильные защищают слабых, учат их. Но все происходит наоборот. Он убивал и пожирал, пока не стал участником ужасающих войн. Весь его род практически исчез, а его само прошибло озарением. Нить жизни столь тонкая, что обрывается мгновенно и неожиданно, и заново ее никак не завяжешь. Сменив свою роль беспощадной ящерицы на мудрого правителя и защитника ночных эльфов, Гватерен обещал себе помнить об этом до конца. Каждому нужно прожить жизнь, вкусив ее радости и горечи. В этом истинная ее суть. И, к сожалению, не все ингмары понимают это. Они зацепились за тень своих прошлых деяний, обратились в жалкое подобие драконов, что для него просто унижение, и теперь шаг за шагом стараются обратить этот мир в пепел. Ибо по-другому не будет, если они добьются своего. Они погубят жизнь.
Наверное, он правильно поступил, что отпустил Мирэля одного. Сумеречный эльф отправился домой, чтобы спасти его.
И Скарлетт не обязана участвовать в творящемся беспорядке между ингмарами и эльфами — это не ее война. Да, в ней увидели луч надежды, ее растущую силу, но сама девушка была довольно слаба физически. Ее едва удалось вытащить из лап смерти. Не успей лекари помочь ей, она погибла бы бессмысленно. У этого существа есть за что бороться, и она хочет пробудить то, что дремало в ней годами. Было бы жаль, если Сэл не осуществит свою мечту, если ее таковой можно назвать.
Сумеречный эльф оставил земли ночных эльфов именно из-за этого. Пусть лучше он сам завоюет свободу своему народу, чем привлечет в кровавую суматоху ту, что ничего знает об этом мире, никак не связанную с этими народами деву. Эльф сглупил, поддался наваждению, и корил себя за это. Видеть в Сэл ту, которую полюбил в совсем юном возрасте… Не хорошо. Они просто похожи внешне. И все.
Белоснежный тигр стремительно несся по зеленым полям, миновав плато и косогор, оставляя после себя пыль. Боевой кот был во много раз быстрее их пантер, крупнее и сильнее, и практически не чувствовал на себе тяжесть эльфа и его оружий. Тот держался за мягкую длинную гриву, стараясь не упасть: ночные эльфы не были любителями узд. Одежда промокла до ниток под сильным дождем, закончившемся не так давно, из-за чего тело слегка подрагивало от холода. Распущенные волосы неприятно прилипали к лицу, закрывая взор желтых глаз. Когда впереди показались знакомые статуи драконов, стоявших на задних лапах, и смотрящих друг на друга, создавая подобие арочного прохода, очертания губ на черной маске приподнялись. Сразу же за арками простирался величественный лес, деревья чьи достигали небес. Над ним стояла плотная пурпурная завеса с мрачными тучами.
Он дома.
Остановившись у прохода в деревню, где он несколько дней назад нашел Скарлетт, Мирэль сбросил с тигра свой груз и уважительно поклонившись умному зверю, в знак благодарности, накормил припасенной рыбой и отпустил. Бежал тигр так же быстро, словно не чувствовал тягость многокилометровой дороги. Устало выдохнув, бывший командир точо накинул меч и лук за спину, а колчан нацепил на железный пояс. Спрятав кинжалы в ножны на сапогах и за поясом, эльф накинул на себя капюшон и умчался вглубь леса, скрываясь за густыми зарослями кустарников и толстыми стволами.
От изнурительной поездки ноги почти что не держали его, однако эльф усердствовал, чтобы не упасть на пол пути к дому отдыха. Жители деревни были заняты своими делами и не замечали его, но его тревожило их гробовое молчание. Они не поднимали голов, будто не желая встречаться с кем-то взглядами. Забравшись на ветку и понаблюдав за обстановкой, Мирэль увидел, как из дома отдыха начали выходить королевские гвардейцы с закованной в кандалы хозяйкой заведения. На голове эльфийке был мешок с завязанным узлом на шее и на уровне глаз проступали заметные следы слез. По обнаженным рукам и плечам красовались исполосованные следы от ударов плетью. Гвардейцы грубо тащили хозяйку за собой к запряженной карете с клеткой, сооруженной из достаточно мощной магической стали, которую не пробьет ни одно сокрушающее заклинание. Открыть клетку можно было специальным ключом и таковой найдется только в самой тюрьме под полами дворца. Эльфы как в ни в чем не бывало продолжили свои дела, даже не шелохнувшись и на мольбы не отзывались. Наблюдавший уже хотел напасть исподтишка, однако заметил в дверном проеме дома отдыха еще несколько фигур. Одну из них он узнал сразу — Зуламан собственной персоной.
Эльф был высок, статен, смугл, с высокомерным огоньком в темных глазах, но не столь крепок телом, как их предшественник. Фигура его тонка, казалось даже, что слишком, и ни один доспех не смог бы скрыть это: она просто висела на нем. На обнаженной коже у шеи присутствовали мелкая бледноватая сыпь, больше похожая на рыбьи чешуйки. При свете дня они не сильны заметны, но в глаза бросаются, если он не прикрывал шею. В одежде он предпочитал длинную тунику из плотной ткани и такой же плащ с длинным воротом, украшенного золотым орнаментом, и коричневые приталенные брюки. К поясу привязаны ножны для сабли и кармашек для кнута. Упомянутую вещь Зуламан держал в руке, облаченную в перчатку под цвет бежевой туники. Походка короля была очень ленивой и легкой, на лице покоилось блаженство от содеянного и губы растянуты в зловещей ухмылке.
К нему немедленно подошел один из гвардейцев, что вероятно искали что-то. Мирэль предположил, что его.
— Мой господин, они не оставили следов. Доми не солгала: они ушли еще вчера.
— Послать за ними хайсам? — отозвался другой.
Зуламан лишь фыркнул, глядя на обоих. Пройдя мимо них, он подошел прямиком к клетке, где в угол зажалась хозяйка дома отдыха.
— Ты сказала, Мераскулу убила небесная эльфийка, да? — Доми кивнула, дрожа всем телом, — Не знаешь, как? Не знаешь. Ну тогда, — король махнул рукой, отдав таким образом приказ. Гвардейцы не колеблясь схватили двоих юных эльфов, которые от ужаса забрыкались и заплакали. Их родители вмиг набросились на гвардейцев, пытаясь отбить своих детей, но их тут же повалили, сильно ранив, — Вы видели небесную потаскуху и оставили в живых? Игнорируете волю своего короля?
Эльфы тряслись, как осиновый лист, не в силах что-либо ответить. Часть гвардейцев окружила их сзади, направив на них острия копий. Прячущиеся в домах дети затихли, не смея более высовываться. Они боялись короля-тирана. У них не было защитников, и не смогут постоять за себя, ибо оружия не было. Все забрали во дворец, на пользование гвардии, хайсам и солдатам. У жителей ничего не было для самозащиты. Один приказ — и все они погибнут за считанные минуты.
Пока король что-то говорил о их безалаберности и предательстве, неожиданно один из гвардейцев намертво упал на мокрую землю, со стрелой в области шеи. Затем последовали еще несколько выстрелов, убивших нескольких гвардейцев. Личная охрана короля мгновения ока закрыла собой Зуламана, пятясь назад к убежищу.
В колчане оставалось меньше десяти стрел и использовать следовало их как следует. Гвардия сильна и заметит стрелявшего, но они не посмеют оставить короля и на метр. Нужно подкрасться к Зуламану, пока тот не скрылся в доме, и так, чтобы гвардия не открыла атаку. Бросаться в лобовую чревато плохими последствиями, а обход займет слишком много времени. К тому моменту псы короля окружат весь дом и не позволят Мирэлю ранить его, стреляй он хоть сотней стрел. Плана не было, да и не придумается за секунды. Просто обстреливать остатками гвардию не имеет смысла, как и атаковать мечом. Мирэль был охотником, умело скрывающимся в тени, но против гвардии не попрешь с его заученными трюками, ибо те во многом превосходили точо. И саму тень разрежут на куски без проблем. Обстрелять и укрыться в другой деревне?
В голову не лезли полезные мысли, а стрел осталось всего две. Но случилось непредвиденное: эльфы вооружились первыми попавшимися вещами и растолкали гвардию, взяв их внимание на себя. Некоторые вломились в убежище Зуламана и его охраны, тем самым умудрившись выпроводить из дома отдыха. Невинные погибали от рук разъяренных, их кровь оросила землю. Мирэль не стал ждать и выстрелил. Первая стрела попала в так не вовремя упавшего перед королем гвардейца, проломив лоб через золотой шлем. Осталась последняя. Вложив всю волю в кулак и понадеявшись на удачу, эльф выстрелил, и она молнией летела прямиком в грудь беззащитного Зуламана. И уже когда наконечник настиг жертву, король сумел выкрутиться, и стрела пролетела мимо него, убив одного из охраны.
От увиденного руки Мирэля задрожали в неверии. Он вложил в этот выстрел все. Как? Почему? Но ответа так и не последовало. Нечто зажало ему рот своей чешуйчатой лапой и ударило по затылку. В разуме помутнело, и эльф без чувств свалился с дерева. Перед тем как полностью провалиться во тьму, он заметил несколько пар горящих янтарным глаз и их обладателей в обличии ящериц. Вдали на него смотрел ухмыляющийся Зуламан, что направлялся к нему.
***
На первый взгляд казалось, что она сидела в знакомой отцовской комнате, в его кресле, объятым недешевой тканью. Она настояла на том, что оно должно быть именно в кабинете Слендера. Ибо кому, как не отцу, отдающего всего себя работе, сидеть на нем? На этом же кресле раньше сидел покойный мистер Йохансон, когда они только переехали в Монреаль. Частенько блондинка, в то спокойное время носившая имя Селена, приходила к приемному отцу и просила помочь с некоторыми уроками, и вместе они решали непонятные задачи. Несмотря на свою занятость мистер Йохансон всегда откладывал дела ради нее, ибо любил больше всех на свете. У них с женой не получилось родить собственного ребенка после двух выкидышей и только Селена осталась для них единственным чадом. Они не были связаны кровными узами, да и принадлежали к разного рода существам, но они существовали как настоящая семья. Тихо-мирно жили на Земле, переезжая из страны в страну, и тесно общаясь с Рейнхардами.
Их отголоски эхом разносились по комнате. Навевало воспоминаниями о беззаботной жизни. Они бы продолжили так жить, не случись нежданное.
Тяготы наступили с того злополучного выстрела в сердце и жертвой Марселя, чье лицо уже исказилось. Скарлетт помнит его голос, его тепло, но более не было той огромной любви к нему. Она стерлась, словно никогда и существовала, и совместное прошлое не приносило прежней боли. Марсель был, однако он не был родным ей существом. Уже нет.
Почему? Ведь первой любовью дорожат до конца дней, нет? Или это очередная выдумка? Возможно, это так. Хотя, все равно странно. В те годы она была счастливой девочкой, с твердыми намерениями быть с этим человеком, и Марсель думал так. Что же…
Неважно. Уже не важно.
Сквозь не зашторенное окно скользили лучи полнолуния, освещая комнату своим бледным светом. Он был очень холодным и тусклым, навевающим тоску и некое смирение? Поднявшись с кресла Скарлетт подошла к окну и ахнула от удивления, когда увидела… ничего. Абсолютная тьма с бледным огромным диском, нависшим над этим местом. Обернулась — все та же отцовская комната. А впереди тьма. Она спит?
Из невесть откуда всколыхнувший морозный воздух заставил ее поежиться. По обнаженным шее и плечах, лицу он прошелся ножом, но боли не последовало. За спиной Сэл ощутила чье-то присутствие. Его появление не сулило чего-либо хорошего, однако и опасности особой существо не проявляла. И все же… Его аура была очень ужасающей, завораживающей, и от нее ее тело было скованно плотным страхом. На стене она видит, как тень обретает очертания высокого человека, а за спиной вертятся вектора.
Отец?
Хотела обрадоваться, но чувствует, что это не он. Медленно с опаской оборачивается назад, лицом к центру кабинета. И действительно видит отца. Точнее его облик. То, что двигало им, — не Слендер. Существо сидело на его кресле и с задумчивостью смотрело на шахматную доску с выстроенными в нужный порядок фигурами. Это были не его шахматы. У Слендера другие фигурки, иного выреза и формы, а эти больше похожи на… Она не может дать описание, но и находит их довольно искусно изготовленными. Едва слышно сглатывает, так как остро почувствовала странную ауру существа. Она всем нутром ощущает его зрелость, мудрость, величественность.
Безликий поворачивает к ней голову и очертания губ приподнимаются.
— Присаживайся, — сказал он отцовским голосом и от него ее бросило в дрожь. Скарлетт покорно следует к креслу, видимо, созданный этим же существом и садится напротив. В серебряных глазах громко читается страх и желание уйти, но она сидит, стараясь не показывать трусость.
Безликий делает ход пешкой. Фигура глухо касается доски. Ставит руки на стол и сжимает длинные пальцы в плотном замке. А «взгляд» устремлен на гостью. Да, именно гостью. Страх заполоняет атмосферу над ними и его это не совсем радует. Наверное, стоит принять более дружелюбный облик?
Зрачки увеличиваются и почти сливаются с естественным серебряным цветом, когда перед ней уже сидит не «отец», а «Джефф». Бледный юноша, с зажитыми ранами на щеках, едва заметными темными кругами. Все бы ничего, но в глубине его глаз горят крохотные синие огоньки. Существо выдыхает и облокачивается на спинку кресла, терпеливо ожидая. Он слишком стар и за все то время, что существует, научился многому.
Кажется, Скарлетт понимает намек и делает свой ход. Губ «Джеффа» касается добрая и яркая улыбка, и огоньки в глазах засветились еще ярче. Он снова делает ход.
— Так, кто же вы? — тихо, без намека дрожь, спрашивает блондинка, когда ставит блок существу, тем самым ставя в почти затруднительное положение. Отец научил ее играть и довольно преуспела в этом. Если оно хочет играть, тогда она подарит ему завораживающую и интересную игру, где несомненно окажется победительницей.
— Странно слышать это от тебя, — насмешливо начинает «Джефф», — я — Джефф. Или по мне не видно?
Издевается, да?
— Не стоит выдавать меня за дурочку, — голос уже обрел нотки смелости. И тело не сжато в напряжении, — Я узнаю своих близких за километр, и никто не сможет одурачить меня, лишь переняв их облик и голоса. Да, ваш трюк вышел на все сто, но вы не смогли обвести меня вокруг пальца. Так, кто же вы? Или что?
Несколько секунд «Джефф» отмалчивается, а потом заливисто и красиво смеется. Сказать честно, ей нравился этот смех.
— Я подскажу. Скажем так, твой демон в последнее время вдоволь наигрался с душами, превратив их практически в ничто. Он до сих пор занимается этим. Это добавило моим детям немало работы, — существо все же выкарабкалось из неловкого положения, и вместо того, чтобы съесть пешку, сделал ход башней, — Ломать естественный порядок не так весело, когда тебе приходится наводить чистоту.
Неужто…
— Вы — жнец? — осторожно спрашивает Скарлетт. «Джефф» улыбается.
— Близко.
…
Смерть?
Дико, но она более не чувствует страха. Только умиротворение и что-то сродни радости, как будто встретила старого друга.
Но значит ли это, что уже все? Она умерла? Так и не отомстив за смерти Роксоланы и Элизабет, за боль Слендера и Оффендера, за себя и сестру?
— Пока нет, — отвечает за нее Смерть.
— Тогда почему я сижу здесь с вами и играю?
Древнее существо поднимает на нее взгляд после очередного хода и пристально смотрит прямо в душу, будто обнажая ее.
— Всего лишь недолгий тет-а-тет. Хотелось взглянуть на тебя другими глазами. У тебя довольно интересная семейка.
— Не спорю.
— И даже не спросишь, почему Я, а не кто-либо из моих детей пришел к тебе? — сколько раз он уже ухмыльнулся?
— А не все ли равно?
— Действительно.
Когда фигур осталось меньше, игра принимает напряженный оборот. Скарлетт чувствует, что может проиграть Смерти, но и у того есть такие шансы. Один неправильный ход, и либо она, либо он проиграет. Непонятно как, Сэл ощущает его неподдельный интерес и полное внедрение в игру, Смерть искренне наслаждается этим. И ей почему-то тоже в радость это. Сердце колотится в энтузиазме. Проступает даже тень гордости, что сам Смерть перед ней, а не кто-то из жнецов.
Хотя, его вопрос заставил задуматься, почему именно Он? Вероятно, он не ответит. Но тогда почему спросил?
Смерти не особо-то и важно, что и как все вертится во Вселенной. Вместе со жнецами он приходит за душами и выносит должный приговор. Но если она не умерла, что же заставило Смерть появиться перед ней?
Или…
— Ты мыслишь в правильном русле, дитя, — отзывается «Джефф» и в итоге проигрывает. Он с удовольствием снова облокачивается о спинку и пронизывающим взором оценивает каждую проступающую эмоцию девушки.
— Как? — шепотом спрашивает она.
— Все возвращается туда, где и родилось. Рано или поздно.
Ледяные руки Смерти сдвигают стол, и он оказывается очень близко. Его дыхание чувствуется на лице, цепкие пальцы касаются подбородка и осторожно приподнимают. «Джефф» мягко улыбается, любуясь красотой серебряных глаз, что сейчас отчетливо сияли его же огнем. А после он медленно сокращает расстояние и холодные губы венчают долгим поцелуем ее губы. Она чувствует обжигающий холод и ловит себя на мысли, что вот-вот умрет по-настоящему. Но ничего не произошло. От Смерти веет некой добротой, что просто нереально, и крупицей властности. Он отрывается и в этот миг весь мир засветился ярким золотом дня.
***
— Вот, что по истине потрясающе, Мирэль, — издевательски пропел Зуламан, стоя в тюремной камере перед эльфом, которого приковали цепями к гладкой стене. На шее висел ошейник с зубьями с внутренней стороны. Лишнее движение — и умирать тебе в агонии, пропитанной собственными криками и слезами, — Ты мог бы присоединится к нам и заполучить этот мир. Ну, стал бы немножко драконом, но это — ничто по сравнению с тем, что ожидало бы тебя. Величие и власть. Мы бы стали новым божеством…
Эльф плюнул ему в лицо, ухмыляясь во все зубы. Как же жалко он, небось, сейчас выглядел. Тюремщики не оставили и живого места на его некогда красивом лице, исполосовали всю спину до костей, сломали ребро. Однако он все еще жив. Слишком огромна его воля.
Мирэль не хотел такого мира. Никто не хотел, но отчего-то такие, как Зуламан в конце концов добиваются своего. Поддаются лести, обещаниям, предают и убивают, принеся хаос всему живому. Почему он не остановил его, когда была такова возможность?
Теперь он умрет в этой затхлой камере и последнее, что он увидит, будет его улыбающееся лицо. О Звезды, как же он хочет разбить эту милую мордашку о стены этой камеры! Кандалы насмешливо напоминают ему, что он беспомощен.
Никто уже не остановит их. Жители проявили смелость, но деревню, наверняка, уничтожили и спалили дотла. Подобное не впервой Зуламану и ингмарам. На их счету десятки таких деревень. И подчиненная гвардия с армией спокойно ходят по их могилам, без капли сочувствия.
— Невежливо, мой друг, — с презрением ворчит король и ударяет кулаком по животу, вызвав хрип, — Как же ты не поймешь, этому миру суждено быть в объятиях огня.
Мирэль не сдерживается и громко смеется. Пронзительно и истерично. Зубья ошейника царапают шею, но эльф не чувствует. Тюремщики уже вдоволь насладились его страданиями. Сколько они игрались с ним? Кажется, целый день. Он сбился со счета. С виска и подбородка стекает пот, смешанный с кровью. Руки немеют от сильно натянутых кандалов.
— Убейте нас всех, ублюдок, но найдется тот, кто уничтожит вас, — обрывисто шипит он. Его слова вызывают смех Зуламана.
— И кто же? Ты? — от «догадки» король развилисто смеется, — Боже, ты поразительный малый, Мирэль. Понятно, почему Эрида взяла тебя под опеку. Хотя нет, — Зуламан подходит вплотную и грубо хватает за волосы, притянув эльфа к себе, — она поэтому тебя бросила. Глупый-глупый Мирэль. Мне даже жаль тебя. Вся твоя жизнь — сплошная полоса неудач. Кого бы ты не встретил — все бросают тебя. Ты — один. И даже твоя эльфийка не…
Пронзительный гул оглушил эльфов. Стража в недоумении покосилась в сторону выхода. Переглянувшись они выбежали, дабы проведать, что произошло. Однако не успев и добежать и до выхода из тюрьмы, по ним ударил столп молний, эхом разразившихся по всей темнице. Каменные балки с грохотом повалились, разрушая фундамент некогда огромного дворца. Он держался едва ли не на соплях. Испуганно озираясь по сторонам, в ожидании своих слуг, Зуламан уже не знал куда себя деть. Дворец рушился.
Затем, в проеме в камеру Мирэля появилась темноволосая девушка, чьи руки были полностью объяты голубым пламенем. Зуламан отчаянно бросился в атаку, однако в следующую секунду его голова покатилась к закованным ногам бывшего командира точо. Тот сфокусировав взгляд, в удивлении распахнул глаза на голову короля, чье лицо застыло в гримасе ужаса. Подняв голову, Мирэль услышал знакомый голос, и в душе он разлился теплом.
— Кажется, я говорила, что помогу, забыл?
