Ходячий замок с другой стороны

В феврале Хаул и Майкл усердно занимались колдовством. Хаул вдруг решил заполнить пробелы в знаниях по лечебной магии, и они принялись было за разнообразные заклятья, исцеляющие от головной боли, останавливающие кровь и сращивающие сломанные кости. Хаул откопал даже заклятия от ангины и пневмонии. Но тренироваться было не на ком, и его благие намерения пошли прахом. Тогда он снова попытался обучить Майкла простейшим вещам, вроде разведения огня и добывания света. Огонь у Майкла очень даже получился, причем неожиданно быстро и, по его обыкновению, так мощно, что он чуть не спалил портхавенский домик. Хаул потом весь вечер восстанавливал обгорелый стол, стулья и полки. — Майкл, не надо так сильно стараться, — твердил чародей. — Надо потихонечку, понимаешь? Майкл скорбно кивал головой. Но разведением огня они все же занялись на улице. Так что весь следующий день ветер задувал слабые попытки Майкла не стараться так сильно. В конце концов, мальчик был вознагражден за свое упорство, и огонь ему удался. Со светом было труднее. Он вспыхивал ослепительно ярко и тут же гас. Майкл неделю упражнялся, но безрезультатно. — С огнем тоже летом не получалось, помнишь? — успокаивал его Хаул. — Надо отложить ненадолго. Они еще несколько раз выбирались на каток и на горку. А в марте так споро началась весна, так быстро сошел снег, так повеяло томным, сладостным теплым ветром, что Хаул снова забросил занятия со своим учеником и почти перестал появляться в домике колдуна Дженкинса. Весной, как в детстве, его тянуло гулять. Мама, смеясь, называла его мартовским котом. Он же и родился в марте. Дни стояли солнечные, прозрачные. Пахло морем и просыпающейся степью, мокрой землей и прошлогодней травой. Клумбы в парке были усыпаны пестрыми крокусами, на деревьях набухали почки, а по песчаным дорожкам порхали премиленькие гимназистки, радостные и легкие, как бабочки. Знакомиться с ними в парке… Хаул не мог удержаться от такого искушения. Стоило только улыбнуться и заговорить… Его уже знали в городе и, хоть немного опасались (все-таки колдун), но не слишком. С незнакомцами говорить нельзя, а со всем известным чародеем Дженкинсом, наверное, можно? И тут же к весело смеющейся и щебечущей без умолку стайке девушек слетались курсанты морского училища. Какая опасность может быть в таком милом обществе? Хаул пристраивался к какой-нибудь особенно приглянувшейся ему гимназистке и заливался соловьем. Обычно на одну девушку уходило несколько дней. К концу недели даже самая упорная уже таяла под его взглядом. Этого хватало, чтобы понять: опять ничего не выйдет. И ему вдруг становилось грустно и скучно. Сколько тайных слез было пролито этой весною в подушки портхавенскими барышнями. И никому ведь не расскажешь! Сами виноваты. Как можно было связываться с чародеем? И ведь знали уже про Минну, про Адель, про Дженет… И все равно, когда он вдруг присаживался на скамейку рядом с юной мечтательницей с томиком стихов в руках, когда он улыбался и произносил ничего не значащую фразу… Ведь именно ей предназначался этот взгляд, эта лучезарная улыбка, эти слова, сказанные глубоким ясным голосом. Рут не поддавалась долго. То есть он отлично видел, что она уже его и только страх ей мешает признать свое поражение. Она с самого начала боялась его, худенькая черноволосая Рут, дочка владельца колониальной лавки. Робела, отталкивала его, пряталась, уклонялась, но лишь потому, что не верила в это счастье. Он познакомился с ней не в парке. Просто шел по улице и увидел сквозь стекло витрины милое смуглое личико. Зашел. Купил корицы и мускатного ореха и узнал, что ее зовут Рут. Неделю он ходил в эту лавку, как на службу, заваливая свой дом пряностями, чаем и кофе. На все его ухаживания Рут отвечала неизменным молчаливым упорством. Она не принимала от него ни цветов, ни конфет. Никаких подарков. Сначала он думал: она боится отца. Но познакомившись с владельцем лавки, понял, что ошибался, таким тот был кротким и тихим человеком. Мать Рут все время была занята хозяйством и многочисленными детьми: кроме Рут, их, кажется, было семеро — мал, мала, меньше. Выяснив это, Хаул перестал опасаться родственников девушки и пошел на приступ. Каким все-таки удивительным упрямством может обладать такая хрупкая и нежная девочка! Это трогало и задевало его, беспокоило и вселяло надежду. Ему казалось: еще чуть-чуть и то, что шевелится в нем, превратится в нечто большее, прорастет, раскроется, даст плоды… Однажды Рут согласилась пойти с ним в парк: там этой весной установили большие качели-лодки, карусели и чертово колесо. День, правда, был не самый подходящий для прогулок, прохладный и ветреный, но солнечный и ослепительный. Сначала они долго-долго качались на качелях. Рут смеялась, как малышка. И чем-то напоминала Мари. Может, тем, что ни за что не хотела слезать? Он с трудом уговорил ее пойти покататься на колесе. Кабинка была крохотная, ветер отчаянно раскачивал ее и трубно гудел в ушах. Рут вцепилась в поручни так, что пальцы побелели. Она была такой хорошенькой и трогательной, что у него сладко зазвенела внутри надежда: вдруг произнесенное слово чудесным образом оживет, станет тем, что он так ищет, осуществится наконец. Он чуть наклонился к ней, как бы случайно, и в тон шуму ветра проговорил: «Я люблю вас, Рут!» Она недоуменно подняла на него глаза: ей послышалось, или он на самом деле что-то сказал? Хаул сделал вид, что ничего не было: он смотрел вниз, на море и маленькие кораблики на волнах, на город и парк, окутанный зеленоватым облаком молодой листвы. Они сошли на землю. Хаул заливался, как ни в чем не бывало, Рут молчала по обыкновению, то ли слушая его, то ли нет. Эта ее манера ужасно задевала Хаула: ему хотелось ее растормошить, добиться от нее каких-нибудь неожиданных слов. — Вам понравилось кататься на колесе? — спросил он. — Да, очень, — неожиданно искренне отозвалась Рут. — Может, прокатимся еще? — Если можно… Они снова сели в кабинку. Рут была очень внимательна. Она очевидно ждала подтверждения или разъяснения того, что ей померещилось в прошлый раз. И он, отвечая ее ожиданию, по странному и, наверное, недоброму вдохновению, под вой ветра снова проговорил: «Я люблю вас, Рут». И снова поймал ее недоуменный сияющий взгляд. Она захотела прокатиться еще раз. И все повторилось опять. Произнося эти слова в третий раз, Хаул почти верил, что говорит правду. Впрочем, сойдя с колеса, Хаул был ровно ласков и любезно болтлив, опасаясь спугнуть свою хрупкую, робкую нежность. Он наслаждался тем, как переливались искорки надежды и недоверчивые грустные блики в глазах Рут, и что-то внутри него было созвучно ее тихой мелодичной радости. И вместе с тем, к сладковатой радости примешивался тонкий страх, недоверие к себе… Почему она не могла просто в него влюбиться еще неделю назад? Зачем она дразнила его своими робкими попытками оказать отпор? Чего она боялась? — Рут, разве я очень страшный? — вдруг спросил ее Хаул. Она отрицательно покачала головой, весело и даже озорно улыбнувшись ему. — Тогда чего же вы боитесь? Она вдруг стала серьезной, ее глаза потемнели: — Не знаю… Мне радостно… и очень больно. А я не хочу… У Хаула неприятно похолодело внутри. Больно. Она боится боли. И эту боль несет он со своими лучезарными улыбками и сладостными речами. Это его упрямые попытки полюбить причиняют страдания, а ведь ему лишь хотелось, чтобы и для нее, и для всех тех весенних девочек их встречи и разговоры были не больше чем игрой, попыткой. Светлым, искристым праздником, любопытным забавным опытом, не таким безнадежным, как для него… Просто душистым ветром, свежим запахом первой зелени, солнечным светом. Он молча проводил ее до лавки. Она смотрела на него выжидательно. Его дурацкая шутка на колесе что-то в ней изменила. Она и верила, и не верила в его признание. И надеялась, что всё же… А он больше никогда в эту лавку не заглянет. Он купил несколько палочек ванили, какао, кайенский перец, шафран и орегано. И еще ступку для растирания пряностей и деревянную кофемолку с некрасивой ручкой. — Кальцифер, скажи, а где-нибудь недалеко от тех болот есть города? — уныло проговорил он, выкладывая свои покупки на стол. — Майкл, будь другом, разбери это всё, а? — Ну вообще-то есть. На востоке, ближе к Кингсбери, расположен небольшой городок под названием Майлстоун. А на северо-западе, за болотами, — Маркет-Чиппинг. А что? — Да так. Надоело гулять в этом Портхавене. Парк скучнющий: ничего, кроме каруселей и качелей, нет… — А я видел там чертово колесо, — со знанием дела вставил Майкл. — Вот бы покататься! Хаул вздохнул. Подумал немного и сказал: — Ладно, завтра сходим. — Она сдалась, да? — живо поинтересовался Майкл. — Ну, в общем… — неохотно пробормотал Хаул и жизнерадостно добавил: — Давай-ка попробуем приготовить с тобой сушильное зелье! Майкл подпрыгнул от восторга и побежал освобождать стол от принесенных Хаулом колониальных товаров. *** С утра они с Майклом отправились в парк кататься на каруселях. То есть Майкл катался, а Хаул гулял рядом и улыбался проходящим мимо барышням. Потом он купил Майклу большой леденец на палочке, и они пошли обратно. На выходе их парка они столкнулись с Эммой. Она, немного располневшая и сияющая женской красотой с самом расцвете, везла коляску с толстощеким младенцем. Эмма невероятно обрадовалась Хаулу и с ходу принялась рассказывать ему о своем малыше: о том, как он мило складывает губки и смешно говорит «гу», и еще о том, что в последнее время у него в подгузниках часто остаются белые непереваренные комочки. Хаул, конечно, был рад за нее, но подобные темы его не интересовали, потому он вежливо раскланялся и поспешно улизнул у нее из-под носа. Подходя к дому, чародеи заметили небывалое столпотворение у дверей. Перед входом о чем-то громко спорили две женщины средних лет, на юбке одной из них висела пара младенцев, еще пятеро детей разного возраста скакали вокруг. А чуть поодаль стояла невысокая худенькая девушка и молчала, опустив глаза. В девушке Хаул сразу узнал Рут. — Ты совсем не смотришь за дочерью, Бекки! — говорила женщина без младенцев. — Глянь, до чего она дошла: тайком бегает к колдуну! — Джулия! У меня совсем нет времени смотреть за ней! Я думала, она уже большая… Рут! Как ты могла? Рут молчала. Хаул, сделав страдальческое лицо, тихо простонал: — Майкл, разберись с ними… И не успел Майкл ничего ответить, как Хаул исчез за углом дома. Надо надеяться, Майкл как-нибудь уладит дело с дамами… Слышать и видеть это… Вот мученье! Вскоре чародей уже ходил туда-сюда вдоль набережной и пытался ни о чем не думать. Да, выходить в Портхавен некоторое время будет опасно, для прогулок нужно поискать другой городок. Он вернулся часа через полтора, решив, что этого Майклу будет достаточно, чтобы спровадить бедняжку Рут и ее родственниц. Так и оказалось. Кальцифер встретил Хаула возмущенным возгласам: — Она чуть не залила меня слезами, бессердечный ты человек! Хаул скорбно вздохнул. Майкл от возбуждения толком ничего не мог сказать, да Хаулу и не хотелось ничего о них слышать. — Кальцифер, подведешь замок поближе к этому… как его? Майлстоуну? Думаю, пока в Портхавене даже по магазинам ходить опасно… Майкл, выпей воды, что ты так разволновался? — Ух, как эта Джулия ругалась! Ух, как она на вас ругалась! — Эти ужасные дети, чуть весь дом не перевернули, — добавил Кальцифер. — Ничего не хочу знать, — мрачно отозвался Хаул. — Отводи замок сейчас же. — У меня сил нет, бессердечное чудовище! Знаешь, сколько воды на меня вылили? — Врешь: она не плакала. Налей горячей воды, — и он хлопнул дверью ванной. Вышел он всего через полчаса, сияющий и благоухающий. — Ну что? Мы уже добрались до Майлстоуна? — До него отсюда миля: ближе не подойдешь — там яблоневые сады. — Ладно, молодец. Пойду на разведку. — И смотри! Никаких девушек больше! — напутственно протрещал Кальцифер. Не сказав ни слова, Хаул вышел на пустырь, поросший сухой травой. Сокращение пространства позволило ему уже через пять минут ступить на мощеные улочки провинциального городка. Тут его никто не знал, и это было замечательно. Дорога, по которой он вошел, судя по всему, переходила в главную улицу города, называвшуюся Кингсберийской. Здесь располагалось огромное количество лавочек и магазинчиков, ездили повозки, кареты и верховые, и вообще было многолюдно. В булочной Хаул купил свежих рогаликов с джемом и решил поискать место, где их можно было бы спокойно съесть. Он свернул направо и вскоре пришел к воротам городского парка. Вот и замечательно. Хаул постарался зайти глубже в парк и сел на скамейку у пруда с утками. Рогалики были вкусные. Хаул оставил парочку для Майкла и встал, чтобы идти обратно. И вдруг он заметил на скамейке с другой стороны пруда девушку. На вид ей было лет двадцать, не больше. Она сидела одна, может, ждала кого-то, опустив глаза, смотрела на узкий носок ботинка, которым подбрасывала сложенный зонт. Хаул положил пакет с рогаликами на скамейку и, глядя на даму как завороженный, пошел по дорожке. Нежный овал лица, светлая матовая кожа, мягкая и упругая, дышала юностью и здоровьем, прелестные свежие губы были сложены в легкую полуулыбку, как у женщины, чувствующей, что ею любуется мужчина. Из-под элегантной светло-коричневой шляпки по плечам струились великолепные густые волосы цвета червонного золота. Прежде чем подойти к ней, Хаул отлично ее разглядел. В ней было что-то колдовское. Остановившись перед скамейкой, Хаул улыбнулся своей самой лучезарной улыбкой и мягко проговорил: — Почему столь юная и прекрасная леди сидит в одиночестве? Вы кого-то ждете? — Нет. Я просто гуляю одна, — отозвалась она и подняла глаза на Хаула. От ее взгляда у него похолодело внутри. Эти светло-карие, будто выцветшие глаза, глядящие на него тяжело и оценивающе, не могли принадлежать женщине моложе пятидесяти лет, очень недоброй женщине. Страшное противоречие между свежим красивым лицом и жестким взглядом злой старухи повергло Хаула в смятение. Однако он, продолжая солнечно улыбаться, отразил ее смертоносный взгляд блестящим приветливым взглядом. Отступать было невозможно: в ней чувствовалась смертельная опасность, к которой нельзя было повернуться спиной. — Тогда разрешите представиться? — он глянул на нее восхищенно, она чуть кивнула: Хаул, не раскрывшийся под ее пронзительным взглядом, не мог не заинтересовать ее. — Меня зовут Дэвид Гвинт. А вы? — Сесиль Моруа, — ласково улыбнулась дама, глядя на него так, словно хотела увидеть все его чувства и помыслы, вывернув его наизнанку. Имя звучало знакомо, но сейчас разбираться было некогда. Хаул, сияя восторгом, проговорил: — Я никогда не видел красоты, подобной вашей. Поистине, вы волшебно прекрасны, вы само совершенство… Она самодовольно улыбнулась и отвела взгляд. Хаул вздохнул с облегчением и любезнейше спросил: — Вы не сочтете за проявление дурных манер дерзкое приглашение в кафе? — О, нет. — Вы не подскажете, куда нам лучше пойти? Я лишь недавно прибыл из столицы… — Кажется, здесь неподалеку есть кондитерская, где можно заодно выпить чашку шоколада. — Идемте? — он подал ей руку. За время, проведенное в кафе, он узнал, что Сесиль живет с племянницей в своем имении недалеко от Майлстоуна, в городе бывает изредка, когда хочется свежих впечатлений. Сегодня вечером будет концерт приехавшего из столицы камерного оркестра. Почему она живет в такой глуши, когда могла бы блистать в столице, при дворе? У нее давняя ссора с королем. Давняя, у столь юной дамы? Довольная улыбка: насколько это возможно. — В чем же суть вашего разногласия со двором? Вы можете признаться без смущения: меня самого король изгнал из Кингсбери. — Неужели? Из-за чего же? — Из-за дамы, — понизив тон, проговорил Хаул. — А вы чем не угодили его величеству? — Я хотела стать придворной волшебницей, а он избрал этого бездарного тупицу Салимана. — Вы волшебница? — Хаул деланно удивился. Конечно, он подозревал. Она снисходительно проговорила: — Я самая сильная волшебница в Ингарии. От вас я не смогла бы это скрывать, я вижу: вы не простой человек. Вы ведь тоже чародей. — Начинающий, — скромно улыбнулся Хаул. Она чуть повела бровью, как бы давая понять, что ее не так просто обмануть, но если он так скромен, она это принимает. Чем больше Хаул общался с Сесиль, тем яснее ему становилось, что встретились они неслучайно и что нельзя с ней теперь запросто расстаться. В ней было что-то жуткое и что-то неуловимо знакомое. Она завораживала. Он отправился с ней на концерт. В городской филармонии он постоянно ощущал внимание Сесиль к себе, жадное и хищное. От тончайших острых чар, что она направляла на него, он старательно защищался, потому не мог спокойно слушать музыку. — Флейтист неплохой, — заметила Сесиль в антракте. — Но скрипач никуда не годится. А еще из столицы! Мог бы приехать Истрас — вот он скрипач… а это… Я люблю скрипачей. — Чем же плохи флейтисты? — возразил Хаул, немного насторожившись. — Звук флейты так похож на звонкий голос, его рождает теплое дыхание музыканта, наполняющее тело инструмента. — Дыхание — воздух. Каким бы оно ни было теплым, в нем нет истинной жизни, густой, как кровь. То ли дело скрипка! Она лежит на левом плече так близко к сердцу, что впитывает его торопливые, взволнованные, горячие удары… Голос скрипки особенный, хоть не похожий на голос человека, но звучащий человеческими интонациями. И потом флейта — просто палка с дырочками, а скрипка изысканна и изящна и напоминает изгибы человеческого тела. Я покажу вам как-нибудь одну скрипку. Она почти совершенна. Сейчас я ищу для нее владельца. Снова заиграла музыка, и неожиданно для себя Хаул понял, что Сесиль Моруа — это Смарагда Моррас и что она знает, кто он такой. От ясного сознания всего этого ему стало жутко. Сколько времени придется ему теперь провести в опасной близости к столь прекрасной и смертоносной даме? Во всяком случае, столько, сколько понадобится для того, чтобы найти средство защиты от нее. После концерта они вышли на улицу. Похолодало, лужи затянулись льдом. Хаул хотел было подозвать извозчика, но Сесиль, насмешливо прищурившись, качнула головой: — Незачем, Дэвид. И не провожайте меня. — Мы еще увидимся? — как бы ему хотелось никогда ее больше не видеть, но она кивнула: — Завтра, в парке. И не успел он глазом моргнуть, как она исчезла, ничуть не смущаясь впечатлением, произведенным ею на окружающих. Наверное, такая могущественная ведьма может себе позволить роскошь демонстрировать свое колдовское искусство, не заботясь о том, что о ней подумают. Хаул же пошел к себе пешком: ему надо было всё хорошенько обдумать. В ванне он провел примерно час, предаваясь размышлениям. И потом, за чаем, сколько Майкл ни пытался его разговорить, ничего у него не получилось. Хаул сидел, уткнувшись в толстую колдовскую книгу. Потом он посмотрел на Кальцифера и спросил: — Не знаешь, где тут можно достать неграненый рубин? — В Кингсбери есть лавочка магических предметов и амулетов. — Кальцифер! — с упреком проговорил Хаул. — Ты же знаешь, что амулеты и прочие магические предметы — это шарлатанство. — Но в качестве амулетов могут использоваться драгоценные камни. А тебе зачем? — На всякий случай… Я не для себя. Надо сделать хороший оберег, талисман неуязвимости. — Почему не алмаз, оникс или красный агат? — Неуязвимость. Об остальном позаботится его мать. Спать пойду. Майкл, да брось ты эту посуду: будешь тут греметь полночи. Надо бы тебя научить… — он махнул рукой, и чашки и тарелки стали чистыми. *** Утром он пошел на тренировку, потом гулял с Мари и Нилом. Нил вздумал играть в битвы и сражения, Мари тоже хотела меч, однако Нил строго сказал: — Ты будешь дозорным, тебе не нужно оружие. Вот тебе подзорная труба, — он выдал ей палку. — Ты должна в нее смотреть. — Не-ет! — возмутилась Мари. — Это плёсто панька! — А по игре, — рассудительно заметил Нил, — это подзорная труба. Мари посмотрела в «трубу», но ничего интересного там не увидела и сообщила: — Я буду пифпафать, — и прицелилась в Хаула. Однако все пули пролетели мимо. Мари немного обиделась. — Что же ты хочешь, Мари? Во-первых, в людей стрелять нельзя. А во-вторых, из подзорной трубы не стреляют. — Тогда ты будесь делево, а я буду с тебя матеть в тлюбу, — и Мари вскарабкалась на дядю. Она огляделась и завопила: — Я визю злого длякона сизяветного! Он отень злой и сясебный! — Нил, — спросил Хаул. — Готов ли ты сразиться со злым волшебным разноцветным драконом? — Драконов не бывает, — отрезал Нил. — Зря ты так говоришь. Настоящие рыцари всегда сражаются с драконами. Нил только хмыкнул и яростно набросился на куст. — Победил? — спросил его Хаул, когда мальчик отошел от куста. — Почти. Он очень сильный. — Кто хоть? — Дартвейдер, разве не видишь? Хаул с таким не был знаком и просто отнес Мари в дом. Немного задержался, просматривая свои книги, оставленные у Меган на сохранение. Уходя к себе, он слышал, как Гарет отчитывает Нила за то, что тот не старается, когда играет в бейсбол. — Нет, я стараюсь! — отчаянно спорил Нил. — Я старался! Просто ты не видел! Ты просто не был мной! *** Перекусив привычной яичницей, Хаул занялся чарами, изменяющими внешность. Для этого он сходил на майлстоунский рынок, купил два плаща и прихватил два волоска: один он незаметно снял с плеча рыжего бородатого детины, а второй вырвал из лошадиного хвоста. Вообще-то, конечно, он мог бы просто, прочитав соответствующее заклинание, обрести ту внешность, какую хочет. Но с плащами было интереснее, тем более, ими мог пользоваться Майкл или кто-нибудь другой. Мало ли, вдруг понадобится? Он вдумчиво составлял чары, добавляя к рыжему волосу корень-перевертыш, крошку бирюзы для верности, стебель изменчивого вьюнка… Измельчив все это в ступке и прочитав коротенькое заклинание, Хаул высыпал получившийся порошок на плащ и равномерно распределил его по поверхности легким движением руки. Когда волшебная пыль окончательно соединилась с нитями ткани, Хаул накинул плащ на плечи. — Что это с тобой? — ворчливо спросил Кальцифер. — Разве не видишь? Я временно изменил внешность. Понимаешь, нужно же побывать в Кингсбери, в этой твоей колдовской лавке. А вдруг меня там кто-нибудь увидит? Кто-то из Академии, например. Не хочется сердить короля понапрасну. — Ну-ну, — вздохнул Кальцифер вслед уходящему чародею. Из магазинчика амулетов в Кингсбери Хаул вернулся с небольшим рубином и попросил Кальцифера проверить его на подлинность. Камень оказался настоящим. — Тебе повезло, — заметил демон. — Могли бы подсунуть какую-нибудь ерунду. Эй, куда ты опять? — Надо кое с кем встретиться. — Надеюсь, это не очередная барышня? — Не барышня, — мрачно отозвался Хаул. — Тогда кто? Но тот вышел на майлстоунский пустырь, не удостоив его ответа. Ему пришлось подождать примерно четверть часа. Конечно, о времени-то они не договорились… Наконец в конце аллеи он заметил ее. В первый момент он испытал сильное желание сбежать, но взял себя в руки и, лучезарно улыбаясь, устремился ей навстречу. — Здравствуйте, — сказала она, снисходительно ему улыбнувшись. — Вы ведь не Дэвид? — Нет, — признался Хаул. Всё равно пришлось бы признаваться рано или поздно. — Но и ваше настоящее имя не Сесиль Моруа. — Я назвалась так лишь потому, что вы скрыли свое имя. Итак, как же вас зовут? — Хаул Пендрагон, — выдохнул он. — А вы? — Ваше имя мне знакомо, — кивнула она. — Я — Смарагда Моррас, или, хотя я очень не люблю это прозвище, Болотная Ведьма. Вы, вероятно, слышали обо мне? — не без самодовольства спросила она. — Я много слышал о вашем могуществе, Смарагда. — А раз мы с вами уже давно друг друга знаем, не стоит тратить время на формальности. Я приглашу вас к себе, чтобы мы могли спокойно побеседовать, как чародей с чародеем. Она вела себя точно королева, не ожидающая сопротивления своему высокому благоволению. Хаул склонил голову в поклоне, должном изображать восхищение и благодарность. На самом деле его охватили тоска и скука. — Возьмите меня под руку, — повелительно сказала Болотная ведьма. И едва Хаул коснулся ее локтя, как вокруг закрутился вихрь и через мгновение они оказались перед высоким замком, точно построенным из песка и глины, очень странной конструкции, вызывающей ассоциации с чем-то из земной архитектуры ХХ века — жуткая смесь авангарда и модерна. Вокруг этой замысловатой постройки, неуловимо напоминающей изогнутый дымоход, ничего не было. У входа стояли уже знакомые Хаулу одинаковые мальчики в диковинных ливреях. Интересно, она видела его тогда, зимой, на концерте? Узнала его? Не затащила ли она его сюда, чтобы отомстить? Смарагда любезно пригласила Хаула войти. Внутри всё было как у людей: передняя, гостиная, столовая, где был накрыт стол для чая. Едва они вошли, в комнате появилась невысокая очень хорошенькая смуглая темноволосая девушка. Быстро перебирая маленькими ножками, она буквально скользила, чуть касаясь пола. Хаул в недоумении уставился на ее ноги: ее походка показалась ему довольно подозрительной. Смарагда перехватила его взгляд: — Бедняжка Лилиан, повредила ноги, упав с большой высоты. Из жалости я подарила ей возможность передвигаться таким образом. Лилиан, это господин Пендрагон: он может помочь нам. Девушка подняла на него темно-карие огромные глаза и опалила его взглядом. Хаул поежился. Кругом опасности. Интересно, чем же он может им помочь? — Не смущайтесь, Хаул, — снисходительно проронила Ведьма, — Лилиан так смотрит на вас, поскольку чувствует, что у вас прекрасное сердце. Хаул улыбнулся, как мог лучезарно, показывая, что польщен вниманием таких прекрасных дам. Они пили чай, ведя светскую беседу ни о чем. Лилиан оказалась мастерицей пустых непринужденных разговоров. Ее низкий вибрирующий голос странным образом напоминал Хаулу Кальцифера. Чем больше она говорила и смеялась его шуткам, тем сильнее он убеждался в том, что Лилиан не племянница Смарагды, а ее демон. Хаул любезно поддерживал беседу, но чувствовал, что главное впереди и Болотная ведьма нарочно тянет время, испытывая его на прочность, делая всё для того, чтобы их чаепитие походило на триллер. Столичная мода, придворные игры и развлечения, великосветское общество — всё это занимало Смарагду. Особенно ее интересовала Академия магии и преподаватели. Хаул изо всех сил хитрил и лавировал, чтобы не называть некоторые имена, но про миссис Дингл Ведьма знала. — Вы учились в Академии, и чему же вы научились? — О, я был таким разгильдяем, что не выучил ни одного заклинания от простуды. — Да, я всегда знала, что в этой Академии не могут ничему толком научить, — победоносно воскликнула Смарагда, кажется, не уловив в словах Хаула иронии. — Магия битвы, боевая магия, считается у них опасной! В Академии ее не изучают. На кафедре защитной магии могли бы изучать хотя бы элементы магии металлов — магию свинца и меди. А так перед настоящей опасностью вы оказываетесь беззащитными, как цыплята. Даже сражаться с вами неинтересно: вас можно раздавить одним движением, — она замолчала, сверля Хаула взором. — Что-то я припоминаю про медь и свинец, — проговорил он, сделав легкомысленный вид. — Медь — металл Венеры. Она представляет телесную Душу, стремящуюся к сбережению жизненных сил, охраняемых чувственностью. А свинец — металл Сатурна. Это материальное Тело, основание жизненной системы, без которой никакая работа не будет завершена, — он пересказывал содержание каких-то трактатов, прочитанных в библиотеке Августины. Смрарагда снисходительно улыбнулась: — Есть такое учение… А что за странные названия: Венера, Сатурн? — Так в моем мире называются планеты Тэлэйя и Лайкас. — Вы из другого мира? — Да. Он очень похож на этот, даже солнечная система один в один, но сам мир немного другой по сути. — Любопытно. Но поговорим о магии. Это учение не основывается на истинных свойствах металла и их истинной связи с планетами. Волшебники, занимавшиеся подобными изысканиями, не удосужились проникнуть в суть, а скользили по поверхности. Я говорю о другой магии металла, о той, где медь связана с планетой Эмпорос, ближней к солнцу: ее характер изменчив и непостоянен, она исполнена хитрости, изворотлива, как и божество, в чью честь названа планета. Медь, гибкая и податливая, дает возможность менять облик, обманывать и лукавить. Без хитрости редкий бой может быть выигран. Свинец — металл Даугаса, дающий уверенность, твердость и в некотором роде защиту, как ясное небо, еще более древнее, чем земля. — То, что вы говорите удивительно. Я ничего подобного никогда не слышал. — Еще бы! В вашей Академии слишком поверхностные знания. Если кингсберийские чародеи ничего не смыслят в магии металлов, то об истинной магии камня они и не подозревают. — Почему же? Удивительные свойства драгоценных камней широко применяются в магии… Смарагда оборвала его речь острым холодным взглядом: — Магия драгоценных камней — это детские игрушки по сравнению с настоящей боевой магией камня. Что могут эти красивые пестрые безделушки, пригодные лишь для того, чтобы блестеть в дамских уборах? Смертоносная мощь гранита, злоба каменного угля, хладнокровие и ясность мысли, присущая кварцу… Из драгоценных камней имеет ценность лишь алмаз, он дает силу жизни, — она задумалась ненадолго, потом, вздрогнув, словно вспомнив о чем-то неприятном, проговорила: — И потому я никак не могу понять, как эта Дингл смогла использовать редкую и изысканную силу титана и всю силу алмаза, сделавшую ее защиту столь прочной, что ни я, ни Лилиан не смогли ее пробить. Или кто-то ей помог? — она пронзительно посмотрела на Хаула, но он сделал невинный вид, давая понять собеседнице, что не имеет представления, о чем та говорит. Для убедительности он пожал плечом, попирая все великосветские приличия, и сказал, ясно и лучисто глядя на Ведьму: — Даже не знаю, о чем вы толкуете. — Ей сыграло на руку, что луна была в Тэлэйе, потому, связанные с ней силы алмаза и титана — энергия жизни и защиты, — умножились. Иначе я бы раздавила ее и ее помощников и получила бы этого недотепу скрипача со всеми потрохами, — глаза Смарагды жадно и зло блестели. Она совсем не таилась, не скрывала своей сущности. Она не боялась напугать: она понимала, что теперь Хаул не уйдет от нее, зная о ее мощи, которую ему не одолеть без нужных знаний. Он сможет лишь бегать и отбиваться, но когда ей надоест играть, она поглотит его и следа не оставит. Она помолчала немного, и Хаул видел, как в ее глазах тлеет ненависть, и было ясно, что она не забывает никаких обид — все они будут отмщены со временем. Затем она мягко проговорила: — Впрочем, что касается скрипача — не велика потеря. Хаул, я научу вас всему, что умею сама. Вы будете могущественнейшим чародеем не только в Ингарии, но и во всем мире. Хотите? Хаул молчал. Конечно, она предлагает это неспроста. Даже взявшись обучать его, Смарагда никогда не допустит, чтобы он стал сильнее, чем она. Смарагда пристально посмотрела на него: — Чего вы испугались, Хаул? — насмешливо спросила она. — Но ведь боевая магия — это очень опасная штука, — проговорил он наивно. Смарагда рассмеялась: — Опасно! Как может бояться боевой магии тот, перед кем лежит весь мир. Вместе мы покорим не только Ингарию, Ингландию, Верхнюю и Нижнюю Норландию, Дальнию и окрестные страны. Мы подчиним себе все государства, лежащие за пустыней и за морем. Наконец-то я встретила мага, способного оценить меня и помочь мне. Двести лет я ждала чародея, наделенного силой, подобной вашей и моей, Хаул! И теперь, когда вы на моей стороне, вы по-детски пугаетесь боевой магии. На Хаула нахлынули противоречивые чувства: с одной стороны, он неожиданно для себя ощутил неловкость из-за того, что обманывает старую женщину, выжившую из ума за долгие годы одиночества и злобы на весь мир; с другой — ему было жутко. Ему совершенно не хотелось подчинять весь мир и делить его с Болотной Ведьмой, хотя теперь ее мотивы становились немного яснее: за обучение она потребует помощь, которая, в свою очередь, станет достаточной платой за власть над частью покоренного мира. Но ему-то это совершенно не было нужно. Однако уйти от нее никак нельзя. Если он открыто заявит ей, что не собирается ей помогать и что он вовсе не на ее стороне… страшно подумать, что тогда будет. Конечно, у нее не останется шансов завладеть миром, хотя кто знает, может, она еще двести лет протянет: вон у нее демон какой… молоденький на вид. Но для самого Хаула такой поворот таит смертельную опасность. Смарагда его так просто не отпустит. — Нас так стращали в Академии боевой магией, что я немного растерялся сначала, — Хаул улыбнулся. — Но покорить мир… Это звучит заманчиво. — Я знала, что вы разумный чародей, — удовлетворенно кивнула Ведьма. — Итак, начнем занятия? — Прямо сейчас? — Почему бы и нет? Или вы устали? Хаул качнул головой. Лучше попробовать сразу, что это за боевая магия. — Начнем по порядку или что-то интересует вас больше? — Меня интересует всё. Но в первую очередь хотелось бы узнать о защите… — Весьма разумно. Защита связана с Тэлэйей, поскольку это планета богини жизни, любви и радостного света. Ее металл — легкий и прочный титан. Чтобы овладеть этой силой, нужно проникнуть вглубь металла, почувствовать его сущность. Идемте, я покажу вам мою тайную комнату. Тайная комната оказалась обширной залой с четырнадцатью колоннами, выстроенными в два ряда. Наверное, Миртис, как Плутон, не считается полноценной планетой… Смарагда показала Хаулу титановый столб. — Лишь прикоснувшись к металлу, приникнув к нему, можно проникнуть в его сущность, постигнуть всю его мощь, — Смарагда отошла в сторону, предоставляя Хаулу возможность самостоятельно погрузиться в суть магической силы титана. Прижав к колонне ладони, Хаул вдруг почувствовал, как внутри словно струится живой поток, переливаясь и гудя. Этот гулкий поток был готов при первом движении Хаула превратиться в прочную стену, окружить, закрыть, защитить. Он попробовал вытянуть струю этой прозрачной несокрушимой силы из титанового столба и почувствовал, в ладонях теплую волну. Она подчинилась ему легко и, следуя за его движением, накрыла его невидимым куполом. — Да, — проговорила Смарагда. — Защита — это самое простое. Тэлэйя — планета, обращенная лицом к человеку, всегда готовая прийти на помощь, как мать. Уверена, что совладать с железом вам будет не так легко. Хаул все еще держал ладонями прочную полусферу защиты, наслаждаясь ее легкостью и теплом, ощущая себя в полной безопасности, желая запомнить это чувство, чтобы потом в любой момент можно было вызвать его снова. Смарагда резко повернулась к нему и, чуть поведя рукой, бросила в него невидимую молнию. Защита лопнула, точно мыльный пузырь. Хаул вздрогнул. — Я слегка, — снисходительно обронила она. — Вот оно, железо. Сила кровавой и жестокой планеты Крауяса. Конечно, чтобы использовать ее всю, хорошо бы знать еще и магию камня. И до нее дойдет дело. Хаул прикоснулся к железному столбу и вздрогнул. Там кипела и бурлила нечеловеческая мощь, подобная огненному водопаду, падающему с огромной высоты. Хаул невольно отшатнулся. Смарагда рассмеялась: — Да, железо не для неженок. К нему надо привыкнуть. Попробуйте еще раз. Хаул снова приложил ладони к железной колонне. Этот поток не хотел подчиняться просто так, он требовал приложения огромного усилия. Хаул уткнулся лбом в шершавую поверхность столба. Огненный водопад оглушительно грохотал, вырываясь из рук. — Может быть, есть какой-то секрет? Тайное слово, заставляющее его подчиниться? — спросил он, повернувшись к Болотной Ведьме. — Только ваше желание овладеть им. Хаул опять коснулся колонны. Но разрушительная мощь потока ему не поддавалась. — Что, трудно? — насмешливо спросила Смарагда. — Да, нелегко… — тяжело выдохнул Хаул. — Хотите отдохнуть? — Пожалуй. — Тогда до завтра. Найдете дорогу? Мой замок находится в самом центре болот. Ни одной живой души окрест, — гордо проговорила Ведьма. Хаул поблагодарил Болотную Ведьму за урок и поспешил к себе. Сначала он немного растерялся и не сразу сообразил, где оказался. Позвав Кальцифера, он устремился навстречу своему замку. *** Он рухнул в кресло у очага: — Уф, Кальцифер! Ну она и чудовище, эта Болотная Ведьма! А ты и вправду знаешь магию металла? — Да, и камня, и вообще всякую другую. Разве что растительной не владею. — А почему никогда не говорил мне? — Я не могу об этом говорить: я могу только применять по наитию. — Вот еще! Почему? — Я не теоретик, я практик. — А научить можешь? — Могу показать. — Вот такое, например? — Хаул сосредоточился, вспоминая тихий могучий поток магической силы. Потом развел ладони и укрылся прозрачным куполом защиты. — Да… А ты откуда знаешь? — Ведьма научила. Ты ведь можешь справиться с железом? — Я же говорю: я не теоретик — я практик. Я могу только показать, как эту силу использую я. Только не в помещении: это очень опасно. — Ладно, завтра. Сегодня нужно доделать оберег, — Хаул достал из кармана рубин, подержал на ладони. — Где у нас там защитные заклятья? — он обратил взор на полки, где вперемежку стояли книги, посуда и магические ингредиенты. Найдя нужную книгу, он открыл ее и, по-прежнему держа на ладони рубин, стараясь напитать его защитной силой, теперь доступной ему, прочел: — «Да избавлен будешь от сети ловца, от гибельной язвы. Не убоишься ужасов ночи, стрелы, летящей днем, зла, таящегося во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысячи врагов, но к тебе не приблизятся. Не приключится с тобой беда, и болезнь не приблизится к дому твоему. Ты будешь охраняем на всех путях твоих, на аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона»*. — Для кого все-таки ты делаешь талисман, если не секрет? — протрещал Кальцифер. — А у этой ведьмы демон очень миленький, — сообщил Хаул, кладя рубин в карман. — Ну, спокойной ночи. Скажи Майклу, чтоб долго не сидел. И он поднялся к себе. *** Утром Хаул был бодр и полон сил. Обучаться боевой магии — это весьма занятно. — Кальцифер! А ну-ка продемонстрируй, что ты делаешь с железом. Сегодня мне непременно нужно с ним справиться. — Выйди на пустошь, я тебе покажу, — прошипел демон. Хаул выскочил за дверь. И не успел он как следует настроиться, рядом с ним бабахнуло нечто пламенное и очень мощное. Яма образовалась, как от приличного метеорита. Из нее валил дым. — Ого, Кальцифер! Вот это сила! Как ты это делаешь? — Беру и делаю. Вот так, — и рядом с Хаулом, в то же место, снова бабахнуло. Хаул вернулся внутрь замка. — Нет, ты мне объясни, как у тебя это получается? Я вчера никак не мог даже мало-мальски организовать эту энергию, а ты так здорово ей владеешь! — Демон у Ведьмы миленький, да? — ехидно поинтересовался Кальцифер. — Ты что, такой ревнивец злопамятный? Мало ли, какой у нее демон. Ты же мой — значит, для меня ты самый лучший. Я бы ни за что с Ведьмой не поменялся: они обе какие-то жутко опасные. Так как ты управляешь силой железа? — Попробуй сначала на чем-нибудь маленьком. Например, гвоздик возьми… — Гвоздик, говоришь? — Хаул покопался на полках, где хранилось всё на свете и можно было отыскать совершенно неожиданные вещи. Гвоздик там, действительно, был. Хаул зажал его в ладони и попробовал ощутить силу, заключенную в этом маленьком кусочке металла. Ладонь кольнуло, и острый огненный язычок завибрировал в кулаке чародея. Хаул сосредоточенно пытался придать форму этой обжигающей упругой капле, и в конце концов она поддалась и стала принимать в пальцах волшебника любые формы, как комок нагретого в руке, хорошо размятого пластилина. Выйдя на пустошь, Хаул попробовал раздуть это пламя и ощутил в ладонях огромный пылающий шар, бросил его, стараясь попасть в яму, сделанную Кальцифером. Но все-таки по сравнению с тем, что делал демон, упражнения чародея казались детской игрой в мяч. Однако теперь Хаул чувствовал себя готовым к обузданию энергии железного столба в тайной комнате Болотной Ведьмы. Так и случилось. Железо сдалось почти без боя, так что Хаулу удалось даже отделить узкую струю от мощного потока и, прогнав ее по залу, вернуть обратно в родную колонну. Ведьма осталась довольна успехами своего ученика и подвела его к столбу, сделанному из стекла, внутри которого находилась ртуть. — Вот ртуть. Истинная сущность ее — смерть. Она связана с планетой Лайкас, ибо время и смерть идут рядом. Попробуйте, прикоснитесь к этой силе, и вам откроются страшные, глубинные тайные знания. Хаулу совсем не хотелось постигать смертоносную энергию ртути, но отнекиваться и уклоняться здесь было невозможно. Чародей нехотя подошел к стеклянной колонне, оглядел ее. «Похоже на градусник», — усмехнувшись, подумал он и положил ладони на гладкую прохладную поверхность. Темный холод обжег ему руки, тяжелый, но податливый, собравшись в шар, он так и просился наружу. Страшнее всего было то, что сила ртути сама хотела, чтобы ее использовали, и Хаул с трудом удержал ее внутри, хотя искушение обрушить всю эту мощь на Смарагду было велико. Отойдя от колонны, Хаул облегченно вздохнул. — Что ж, неплохо, — кивнула Ведьма. — На сегодня довольно. Идемте обедать. Хаул хотел было отказаться, но колдунья его не стала слушать. Они оказались в столовой, где был сервирован стол на три персоны. Демон Ведьмы регулярно ест человеческую пищу! Может, потому он такой человекообразный? — Ваш мир, Хаул, довольно занятный. Магия в нем действует как-то иначе, чем у нас, этот вопрос нужно изучать пристальнее, однако у вас есть вещи, невиданные в нашем мире. Невероятные открытия! Поразительные свойства водорода! Уран! А другие невероятные элементы, которые в нашем мире еще не открыты? Удивительная мощь! — Я бы не советовал вам пытаться применять то, что вы узнали, Смарагда. Эта сила, к сожалению, действует не только на того, на кого направлена. Она слепа и неорганизованна. Ее не так легко прибрать к рукам, как энергию железа или ртути. — Вы думаете? — Люди как-то приспособились, но все равно… это очень сложно и опасно. Я, впрочем, никогда подобным не занимался. Я интересовался силой слова. Она более изысканна, но иногда не менее действенна. Смарагда язвительно улыбнулась, отпивая глоток вина. Их занятия продолжались таким образом, пока они не обошли весь зал. Особенно Хаула поразила алмазная колонна. Она поистине была великолепна. — Нравится? — усмехнулась Ведьма. — Да, впечатляет… — Я сделала ее еще в молодости. Если постигнуть силу алмаза, драгоценные камни можно делать из воздуха. — Из воздуха? — изумился Хаул. Больше его удивило, что блистающую, прозрачную колонну Ведьма сделала сама: было непонятно, как ясная, чистая сила жизни могла подчиниться этой страшной женщине. — Из углекислого газа, — улыбнулась Смарагда. — Попробуйте. Хаул повернул руку ладонью вверх и сосредоточился. Через минуту на ладони замерцали крошечные кристаллики. — Невероятно! — Я сделала этот столб не из воздуха, конечно, — снисходительно обронила Смарагда. *** В начале мая Хаулу принесли приглашение на крестины малютки Дэвида Дингла. Крестины должны были состояться в Рождественской церкви в Портхавене. Хаул приглашался в качестве восприемника, как и говорила Мут. Церемония состоялась в полдень. Присутствовали только родственники. Хаул краем глаза заметил Лору под руку с Габриелем, Ричарда и Шарлотту, которая, кстати, стала крестной малыша. Когда священник вынул из купели плачущего младенца, Шарлотта, стоявшая ближе, растерялась и Хаул, шагнув к купели, взял на руки своего крестника. Шарлотта, очнувшись, накинула на Дэвида в пеленку. Малыш отчаянно рыдал, и пришлось немного поколдовать, чтобы кроха успокоился. Когда крестины закончились, приглашенные отправились в портхавенский особняк Динглов, где состоялась церемония вручения подарков младенцу, который все это время благополучно спал на руках у няни. Хаул подарил рубин-оберег: для него он накануне наколдовал серебряную цепочку из части серебряной ложечки. Затем в столовой пили чай. После чая, когда гости начали расходиться, миссис Дингл задержала Хаула. — Ваш подарок, Хаул… Это очень сильные защитные чары, незнакомое мне. Вы чего-то опасаетесь? — с тревогой спросила она. — Можете относиться к моему подарку как к некоей мере предосторожности. Дело в том, что я познакомился со Смарагдой Моррас. И, знаете, Мут, я понял: она не забывает никаких неудач. Мне бы хотелось оградить моего крестника от возможных посягательств этой особы. И вы будьте осторожны, Мут. Что же касается колдовства, Болотная Ведьма кое-чему научила меня… Миссис Дингл кивнула. Помолчав, она сообщила Хаулу, что говорила о нем королю, и тот согласился принять помощь Хаула. — Для заклятья мне нужно что-нибудь характеризующее королеву, — проговорил Хаул. — Я так и подумала. Вот ее волос, — Мут достала из комода шкатулку, извлекла из нее крошечную коробочку и протянула Хаулу. — Когда будут готовы чары? — Хоть завтра. Но только в том случае, если вы уверены, что это волос королевы, — улыбнулся чародей. — Не сомневайтесь, — Мут улыбнулась в ответ. — Как вы доставите их королю? — Мой помощник может завтра же отнести во дворец бонбоньерку. — Так скоро? Ему же еще нужно добраться до Кингсберри… — Это не займет много времени. Но надо, чтобы его приняли во дворце… — Да, я думала об этом. Я напишу письмо. Даже если его не пропустят, принесенное им передадут королю, — миссис Дингл присела к столу, черкнула несколько строк и, запечатав своей печатью, передала Хаулу. — Что касается платы, Хаул… Тут ведь дело очень деликатное. Король сказал, что вы будете вознаграждены лишь тогда, когда он убедится в действенности ваших чар. Но посещать Кингсберри он вам позволяет. Даже грамоту особую просил вам передать, — Мут снова выдвинула ящичек комода и подала Хаулу лист гербовой бумаги с несколькими беглыми строчками, подписью и печатью короля. Хаул, взяв документ, встал. — Вы уже уходите? Жаль, что мы с вами теперь нескоро увидимся, — вздохнула миссис Дингл. — У вас прибавилось забот, Мут. Да и у меня тоже… свои заботы. — Вы имеете в виду Болотную Ведьму? — миссис Дингл озабоченно глянула на него. — Хаул, будьте с ней очень осторожны. Не позволяйте ей взять власть над вами. Вы ведь… — она смущенно улыбнулась. — Вы ведь очень хороший. А она… — Мут, — Хаул посмотрел на миссис Дингл сверзху вниз с легкой насмешкой. — Я прекрасно понимаю, кто она. И зависеть от нее не хочу. И не буду. Уж поверьте. Разрешите откланяться? — он вдруг почувтствовал, что забота и тревога Мут, такие трогательные, теперь для него стали тягостны. — Что ж, ступайте… На следующий день Майкл отправился во дворец с изящной бонбоньеркой и письмом миссис Дингл. Весна была в разгаре, май стоял теплый и солнечный, всё цвело. Однако Хаула это мало радовало. Общение с Болотной Ведьмой отнимало много сил и времени, а если Хаул не виделся с ней, ему порой казалось, будто она следит за ним. Ему чуть ли не в каждой мухе мерещился соглядатай Ведьмы. — Кальцифер, сделай с ними что-нибудь! — восклицал чародей, прихлопывая очередное насекомое. — Я ничего не могу сделать с твоими параноидальными маниями, — насмешливо шипел демон. — Ты же знаешь, что ничего опасного я не пропущу в замок. Всё лето прошло в немых или многословных поединках со Смарагдой. Хаул чувствовал, как она понемногу вытягивает из него то, что он хотел бы сохранить в тайне, оплетая его паутиной своего колдовства. Он упрямо отстаивал свою независимость, исчезал когда хотел, ничего не обещал, но понимал, что все равно далеко ему не уйти. Он словно был связан с ней нерушимыми узами и каждый раз снова возвращался в ее замок среди высушенных болот. *** В конце лета в замок Хаула явился гонец из дворца. Он сообщил, что чародей удостаивается аудиенции у короля. Хаул со вздохом принял приглашение. На следующий день в великолепном сером с алым костюме с вошедшими недавно в моду крылатыми рукавами Хаул явился во дворец. Король принял его в своем кабинете. И первым делом поинтересовался, сколько следует заплатить чародею за прекрасное заклятье для королевы. Хаул не удержался и невежливо пожал плечами. Король улыбнулся в усы и выдал волшебнику мешочек монет. Потом он спросил, не сможет ли Хаул сделать для этого ребенка хороший оберег. — Разве изготовление талисманов не входит в компетенцию придворного мага? — поинтересовался Хаул. — Да, но мне сказали, вы владеете чарами, не известными даже очень сильным магам нашей страны. Не иначе как миссис Дингл рассказала королю о его подарке крестнику. Хаул вздохнул. Король понял его вздох по-своему и проговорил: — Я могу назначить вас вторым придворным магом. Ваши с Салиманом дарования очень различны: вы прекрасно дополняли бы друг друга. — Благодарю вас, Ваше величество, за предложенную честь… Но я еще недостаточно опытен и, честно признаться, слишком безответствен для такой высокой должности, — с легкой усмешкой проговорил Хаул. — Что ж, — король чуть улыбнулся в ответ. — Но вы ведь не откажетесь изготовить оберег для младенца? — Как вы прикажете, ваше величество, — склонил голову Хаул. — Что вам нужно для этого? — Всего лишь драгоценный или полудрагоценный камень, свойства которого будут положены в основу талисмана. — Какой же камень лучше выбрать? — Красный агат и аквамарин дают здоровье, алмаз — силу жизни, берилл и оливин — счастье, кошачий глаз — долголетие, рубин — неуязвимость, халцедон — крепость тела, яшма — радость… Что вам нравится больше, ваше величество? — Можно ли использовать в талисмане несколько камней? — Думаю, для ребенка королевской крови это вполне возможно. Король вызвал придворного ювелира и принялся совещаться с ним. Потом, словно вдруг вспомнив о Хауле, обратился к чародею: — Господин Пендрагон, благодарю вас. Вы можете идти. Через несколько дней вам принесут то, о чем мы говорили. Хаул поклонился и вышел. С одной стороны, получать заказы от короля — совсем неплохо. Он хорошо платит. С другой — не хочет ли король его прибрать к рукам, закабалить? Хватит с него и Болотной Ведьмы. Хаул поежился. И вдруг вспомнил, что давно не видел Мари. Наверное, она выросла и поумнела за это время. *** Мари была в ударе. Она, правда, выросла, и речь ее стала чище и богаче. В этом Хаул имел возможность убедиться, потому как она не закрывала рта все время, пока Хаул был с ней. Более того, он заметил на столе альбом с рисунками и с удивлением обнаружил, что прежние каракули обрели форму, и весьма занятную: — Мари, что это? — поинтересовался он, указывая на нечто мохнатое на тонкой ножке. — Это трамбаль — такой цветок. Он очень большой и пахнет духами. — Где же растет это дивное растение? — В лесу, — уверенно отозвалась Мари. — А это… кто такие? — Совесоки. Они бегают по траве и висят на деревьях. А это — прыгутик. Он только прыгает. — А это что за каляка-маляка? — Это лол, он хрустальный, — ничуть не обидевшись, ответила Мари. — Лол? А что с ним делают? — На нем играют. Это симфонический инструмент. — А ты знаешь, что такое симфонический инструмент? — удивился Хаул. — Это для музыки. На нем играют в большом оркестре. — Кто же тебе все это рассказал? — Моя няня. — Ее не Мери Поппинс зовут? — улыбнулся Хаул. — Не-ет, ее зовут Дженнифер. Она очень веселая. Мы с ней всегда играем. Давай с тобой поиграем: ты будешь серым зайчиком, а я маленьким лошаденком, которого зовут Лошадка. — И как же мы будем играть? — Ну, надо просто бегать. И они стали просто бегать. И бегали до тех пор, пока к Мари не пришла няня. Дженнифер, высокая и стройная, в тонком джемпере и короткой юбке, короткие, слегка растрепанные волосы… Хаул бегло окинул ее взглядом, остановился на лице, спокойном и полном очарования. Если ему удастся появляться здесь чаще… — мелькнуло у него в голове. Он озарил девушку улыбкой и вышел из комнаты. *** Осень выдалась серая, холодная и дождливая. Кажется, это плохо действовало на Ведьму, потому что почти каждый раз, как Хаул приходил, она встречала его вспышками железной энергии, мощью гранита и злостью каменного угля. Он еле успевал отбиваться. После подобных упражнений, Смарагда удовлетворенно вздыхала, присаживалась в кресло и выглядела довольно-таки свежей. А ведь она — древняя старушенция. Эти тренировки очень утомляли Хаула, а уж как его утомляла сама Ведьма! Она вообще оказалась особой весьма вздорной и раздражительной, она постоянно изводила Хаула, перемывая косточки преподавателям Академии магии, министрам, придворным (откуда она столько всего про них знала, если не жила в столице и не бывала при дворе?), изливая на их головы потоки яда и грязи. Или же она донимала его расспросами, пытаясь припереть к стенке. Но тут уж у Хаула включалась мощная самозащита, и, не выдержав, он сам запускал в Ведьму каким-нибудь заклятьем. После импровизированной битвы, Смарагда падала на диван, тяжело дыша. И Хаул сделал вывод, что она нападает на него лишь тогда, когда чувствует себя достаточно бодрой, а мучит его своими занудными речами, когда силы ее на спаде. Однажды Смарагда встретила его смертельным заклятьем: Хаул едва успел отскочить и укрыться двойной защитой. Ведьма зло усмехнулась. В тот день она строила планы по захвату мира. Хаул чуть не уснул от скуки. У него потом всё лицо болело от любезной гримасы, которую он корчил весь вечер. Про прелестную Дженнифер он почти не вспоминал, так только, иногда, отмокая в ванне после очередной битвы со Смарагдой. А вдруг что-нибудь получится? - мечтательно думал он, вызывая в памяти короткую юбку и стройные ножки девушки. Но когда он в следующий раз заглянул к Мари, выяснилось, что Дженнифер вышла замуж и уехала в другой город… Неужели прошло так много времени? Всего лишь месяца три. Или четыре? Плату за оберег для королевского младенца Майкл, кажется, куда-то припрятал. Во всяком случае, Хаул не помнил, чтобы он получал эти деньги. Ну и ладно. Хаул, в общем-то, ценил то, что Майкл взял на себя заботы по хозяйству. Очень уж много сил забирало у него общение с Ведьмой. Так прошли осень и зима в мучительных поисках предлога рассориться со Смарагдой. Уйти просто так, без всякого повода, Хаул не решался.