Доверие.

Солнечный свет приятно играл на веках, предвещая пробуждение. Юноша поднялся, протирая заспанные глаза, которые уже принялись исследовать витиеватые теневые узоры на постельном белье, будто бы окно, сквозь которое пробивался свет, было занавешено причудливым тюлем. Конечно, на самом деле это была лишь игра солнца с зелеными кронами за стеклом. Блондин потянулся, похрустев встающими на места позвонками, и оглянулся. Отец все еще спал. Одеяло успело сползти с его тела, а утренняя прохлада нехорошо завладеть оголенной кожей. Драко наклонился, чтобы рассмотреть поднявшиеся от холода волоски и мурашки, и сам не заметил, как его губы невесомо коснулись чужого плеча. Он улыбнулся той нечитаемой улыбкой, свойственной Малфоям, когда они особенно счастливы. Пальцы осторожно погладили тронутую поцелуем кожу. Драко отругал себя за то, что нарушил данное сегодняшней ночью обещание не рисковать, а затем поднялся с постели, укрыл одеялом спящего и прошел в ванную комнату. *** Люциус не мог разомкнуть глаза все утро, при это упрямо отказываясь вставать раньше, чем сын, лежавший рядом. Сны у него сегодня были нехорошие, недобрые, и оттого стряхнуть с себя сонливость хотелось вдвойне, но… Глупое и беспричинное упрямство, а ведь что-то просило его оставаться в постели все это время. Что примечательно, предчувствие в кое-то веки не обмануло зрелого мага. Когда юноша поднялся, выгибая тонкую точеную спину, тот едва удержался, чтобы не попытаться сосчитать выступавшие на ней позвонки. А после губы Драко едва ощутимо коснулись его кожи. … Люциусу казалось, что он точно вздрогнул и выдал себя, но, к счастью, к сожалению ли, этого не случилось. Голова мужчины вдруг стала совершенно пустой, однако, даже в таком состоянии в ней никак не представлялось возможным уложить произошедшее только что. Он даже порывался было проверить, не снится ли ему. Не снилось. И только, когда сын, временами казавшийся в свете утреннего солнца существом вовсе неземным, что само по себе являло глупую игру мысли, повернулся спиной, чтобы скрыться в уборной, Люциус открыл глаза. Жизнь, однако, непредсказуемая штука. … А какие временами выдает ироничные сюжеты… Заглядишься так, что свернешь шею. *** - Боюсь, что оставаться здесь надолго вам никак нельзя. Впрочем, полагаю, вы сам осознаете всю шаткость как моего, так и собственного положения, – тихо излагал Северус прописные истины. «Так скоро…» - пронеслось в мыслях младшего Малфоя, со скрываемым страхом смотрящего на зельевара. Губы отца же в ответ на ранее прозвучавшую реплику, непроизвольно дернулись в странной гримасе, и мужчины после непродолжительного разговора, в который Драко больше не вслушивался, распрощались. Юноша облокотился на узкий подоконник и с фальшивым интересом стал разглядывать происходящее за зачарованным стеклом. – Куда мы дальше? – озвучил он навязчиво вертящуюся на языке фразу. - Не думай об этом, – парировал Люциус, понимая волнение сына, но не до конца усмирив своего собственного. - Это, должно быть, шутка? – со злой усмешкой осек собственного отца юноша. – Мне не пять лет, чтобы успокаивать меня этими глупостями. Отцу не нравилась манера сына разговаривать с ним в таком тоне. И ранее это случалось в моменты особенно крупных скандалов в семье, заканчивалось же значительно хуже, и Люциусу приходилось прилагать усилия, чтобы этого не произошло и в этот раз. Его точеные ноздри недобро раздувались, а на скулах ходили желваки. Но остановить мальчика, когда тот имел неосторожность зайтись отчаяньем, было более чем просто невозможно. Впрочем, отец чувствовал себя обязанным попытаться. - Тебе стоит взять себя в… - договорить ему не дали. - Ей ты тоже говорил не думать, – юноша задохнулся от отчаянной смелости и собственных слов, выпаленных раньше, чем он осознал, что подписывает свой приговор... Глаза заблестели неприятной теплой влагой, спешившей скопиться в их уголках. Драко набрал в грудь воздуха, чувствуя, как дрожит от беспомощного гнева. – А мама верила тебе. Вот так. Не Нарцисса, не мать, а мама… - Она верила тебе во всем. Она поддерживала тебя, даже когда ты пошел на этот самоубийственный союз с Волан-де-Мортом, – голос говорящего дрожал как натянутая струна, которую неумело и резко дернули ногтем. Драко понимал. Со всей отчетливостью и ясностью понимал, что сейчас бьет по больному, что точно так же он мог бы ударить отца ножом под ребра и получить тот же результат как сейчас. И не собирался останавливаться, ощущая болезненное удовольствие в этом не менее самоубийственном шаге. - … И как же она расплатилась за свое доверие? – голос юноши стих, и последние слова расслышать было значительно сложнее предыдущих, будто это самое слово «доверие» само интуитивно желало скрыться от своего адресата. Драко отстранился от окна и наконец-то прямо взглянул на отца, ощущая, как все сильнее дрожат его руки. Он закусил губу, силясь не дать непрошенным слезам скатиться по щекам. И тогда же его вдруг оглушила резкая, обжигающая боль, от чего юношу сначала с силой бросило в сторону, а после на пол. На щеке стал наливаться пылающий болью след тяжелой отцовской ладони. В тот же момент сильная рука схватила тонкий подбородок и заставила его обладателя едва подняться с колен. – Не смей рассуждать о том, чего не знаешь, – и та же рука с силой оттолкнула его от себя. По щекам мальчика наконец-то побежали долгожданные слезы.