I. C. G.

Микки Милкович не хотел подчиняться. Не хотел стоять на коленях, покорно склонив голову, с мазохистким удовольствием желая угодить своему Дому. И его Доминант прекрасно знал об этом, никогда не требуя от своего саба полной покорности, превращая знакомые каждому человеку отношения в нечто особенное, дарованное только им двоим. Йен Галлагер не хотел подчинять, властвовать и управлять. Но, сжимая в страстных объятиях своего сабмиссива, Дом упоенно отдавал тому приказы, с благоговением и диким восторгом отмечая в голубых глазах саба желание безоговорочно следовать каждому, угодить и исполнить волю своего Доминанта, получая заслуженную благодарность. Конечно, в этих странных отношениях были и ссоры, недопонимания и громкие крики. Но, даже в такие моменты, Микки и Йен легко находили компромисс, делая шаги навстречу, переступая гордость и упрямство, сглаживая острые углы и шероховатые поверхности искренними извинениями и тихими обещаниями. Многие пытались понять, что такого особенного в этих двоих, не похожих ни на кого другого, почему их история так кардинально отличается от признанных столетиями и законами отношений, но каждый раз терпели поражение. А ведь ответ был так прост. Восемь месяцев спустя. – Ребят, вы можете вытащить языки из глоток друг друга и послушать меня хотя бы минуту? – недовольно пробубнил рыжий, отправляя в целующуюся пару свернутую салфетку, но, кажется, столь легкий снаряд не способен был остудить пыл недавно определившейся пары. – Лип! – позвал младший Галлагер, теряя терпение. – Черт, Йен, – разрывая поцелуй, обреченно выдохнул Филлип, крепче прижимая сидевшую на его коленях девушку. – Мы уже сказали тебе, что ты зря волнуешься, все с Микки нормально, – под согласные кивки своего саба, повторил кудрявый, в упор глядя на брата. – Мы уже три дня не разговариваем, – следующий аргумент рыжего был произнесен под легкий смешок брюнетки, получившей очередную ласку губ ее Дома на чувствительной шее. – Ты сам виноват, Йен, – ответила Мэнди, звонким шлепком прерывая путь настырной ладони Липа, намеревающейся задрать короткую юбку еще выше. – Не стоило устраивать концерт прямо в клубе. – Откуда мне было знать, что Тим его сослуживец? – парировал замечание Галлагер, вспоминая непродолжительную драку на выходных, наспех организованную распаленным алкоголем Доминантом, заметившим удаляющуюся в неизвестном направлении спину своего саба в компании какого-то парня. – Ты даже не извинился, – проговорила Милкович, слезая с колен своего парня, подходя к стоявшему возле дивана другу. – Ни перед Микки, ни перед Тимом, ни, тем более, перед сотней посетителей клуба, вынужденных слушать ваши стоны из туалета, когда ты доказывал Микки, чей он сабмиссив, – рассмеялась девушка, подмигнув рыжему. Конечно, Мэнди знала, что ее брат не злится на Галлагера, а, даже, наоборот, получил огромное удовольствие от страстного секса со своим ревнивым Домом, но она обещала ему не рассказывать. – Я был пьян, – попытался оправдаться Йен, отводя взгляд. Возможно, это объяснение спасло бы его, если бы сам он хотя бы на десятую долю верил в его неоспоримость. Но приступы ревности, охватывающее естество Доминанта даже в трезвом состоянии, убеждали в обратном. Нет, он доверял своему сабу, запрещал себе сомневаться в нем, но против природы идти с каждым днем становилось все сложнее. – Просто извинись, Йен, – тихо проговорила девушка, приподнимаясь на цыпочки, из-за разницы в росте вынужденная обычно задирать голову при разговоре с другом. – Иди домой, он тебя ждет, – тепло улыбнувшись, добавила Мэнди едва слышным шепотом, и, если бы мысли Галлагера сейчас не были бы сосредоточены вокруг его саба, тот, наверняка, заметил бы заговорщический огонек в глазах брюнетки. Браслет Милковича лежал на тумбочке возле входной двери, сообщая Йену о том, что брюнет уже дома – они всегда снимали их, возвращаясь в уже давно общую квартиру. Не видя необходимости скрывать инициалы, вытатуированные на их запястьях, они подолгу разглядывали и ласкали пальцами и губами буквы, навсегда связавшие их, пропитываясь силой, исходившей от меток, и соединяли руки, даря свои эмоции партнеру, в ответ забирая его собственные. – Микки? – позвал Галагер, накрывая коричневой полоской кожи такую же и снимая кроссовки. – Я в комнате, – услышал он в ответ, заметно удивившись тому, что саб решил с ним заговорить. В последние три дня, по возвращении домой, Йен находил брюнета что-то увлеченно печатающего на компьютере, тут же спешившего молча заблокировать систему, как только рыжий пересекал порог квартиры. – Мэнди с Липом предлагают в пятницу сходить куда-нибудь, – решив воспользоваться подаренным брюнетом шансом, проговорил Галлагер, входя в спальню, обнаружив сидевшего на кровати Милковича, увлеченно рассматривающего какую-то небольшую коробочку. – У меня от прошлого похода еще жопа болит, – усмехнулся Микки, демонстративно поморщившись, напоминая Йену о плодотворно прошедших выходных. – Черт, Мик, – подходя к сабу, опускаясь перед ним на корточки, прошептал Дом, аккуратно беря в руку ладонь своего парня, переплетая пальцы. – Прости меня, – выдохнул он, поднимая их руки к лицу, целуя метку Милковича, чувствуя легкое покалывание на губах. – Я не сдержался, – признавать свои ошибки для рыжего было сложной задачей. Но, кто сказал, что отношения – простая вещь? – У меня сорвало крышу, когда я увидел тебя с тем Домом, – рассказывал Йен, большим пальцем оглаживая контуры своих инициалов на бледной коже запястья сабмиссива, с искренним раскаянием во взгляде глядя в голубые глаза брюнета. – Я знаю, что могу тебе доверять, что ты только мой, но другие... – он не знал, как сказать Микки о том, что уже давно терзало его душу и беспокоило мысли по ночам. – Другие этого не знают, – закончил за него Милкович, ловким движением вновь приподнимая их сцепленные ладони, выгибая руку, чтобы соединить метки. Дом сожалел. Саб понимал. Больше слова были не нужны – одни на двоих эмоции и чувства свели на нет необходимость дальнейшего разговора, позволяя выдохнуть в полумрак комнаты все напряжение и недопонимание, заканчивая эту ссору горячим поцелуем и тихими признаниями. – Что это? – поинтересовался Галлагер, когда Микки, разорвав поцелуй, протянул ему небольшой сверток, который он держал в руках при возвращении Йена. – Да так, безделушка, – пожал плечами сабмиссив, но легкая дрожь руки, потерявшей свою ношу, выдавала беспокойство Милковича. – Мик, ты уверен? – крепко сжимая в ладони полоску черной кожи, спросил Доминант, не отводя взгляда от голубых глаз своего парня. – Ты сам сказал «другие не знают», – тихо ответил Микки, накрывая руку рыжего с браслетом своей. – А так каждый будет в курсе, что... – Милкович сглотнул. – Договор я подготовил, если что, – кивнув в сторону ноутбука, оставленного на тумбочке, проговорил саб. – Там нужно вписать границы, запреты, наказания, стоп-слова, ну, и подписи поставить. Бля, ты знал, что существует двадцать восемь разновидностей договоров? Мэнди мне помогла, скинув тот, что они с Липом для своего в основу брали, но я, блять, все равно три дня ебался, чтобы какую-то хуйню мелким шрифтом не пропустить, – Йен прекрасно знал эту манеру разговора его саба – Микки тараторил без умолку только в одном случае: он сильно волновался. – О, а еще я удалил пункт о беременности и родах. Пиздец, прикинь, если бы пропустил, то был бы обязан тебе, хуй знает как, мелких наплодить, и хер бы потом от... – Хватит, – понимая, что продолжаться этот монолог может еще долго, прервал поток слов саба рыжий твердым приказом. – Мик, ты мне только что предложение, что ль, сделал? – губы Дома растянулись в довольной улыбке, а пальцы, крепко сжимающие браслет, ослабили хватку, предоставляя взору двух пар глаз полоску черной кожи. – Ну, тип того, – засмущался Милкович. – Но никаких, блять, торжественных церемоний, рыжий. Ставишь свою закорючку, надеваешь браслет и все. Ну, отсосать еще можешь потом, – проговорил Микки, широко улыбнувшись. – Мы еще посмотрим, кто кому, – рассмеялся в ответ Галлагер.

***

Микки Милкович долгие годы ненавидел себя, стараясь побороть в себе сущность сабмиссива, не желая подчиняться и следовать воле других. Особенно сильно пропитываясь этой ненавистью, граничащей с дикой злобой, в моменты, когда одноразовые Доминанты заставляли его падать ниц, покорно склонив голову, наслаждаясь своей властью и силой, упиваясь слабостью изможденного ломкой тела перед собой. Микки Милкович ненавидел стоять на коленях. Но, опускаясь на пол перед Своим Доминантом, он совершенно забыл об этом. Чувствуя приятное покалывание от ворса ковра на обтянувшей коленные чашечки коже и трепетный восторг в каждой клеточке тела, сопровождающийся легкой дрожью конечностей, сабмиссив получал искреннее удовлетворение, протягивая руку Йену, ожидая от рыжего последнего шага. Но тот не спешил. Согревая в ладонях полоску черной кожи, Дом не отводил взгляда от своего саба, стараясь запомнить этот момент во всей его простоте и обыденности, но такой особенный для них двоих. Он не хотел видеть Микки перед собой в подобной позе, но требования церемонии оспаривать не стал. Задумавшись на мгновение, нежно улыбнувшись голубым глазам, смотревшим на него снизу вверх, Йен опустился на колени напротив сабмиссива и, прежде чем покрыть кожу запястья того браслетом, тихо прошептал в ночной воздух: – Мы всегда будем на равных... И никому никогда не узнать, что такого особенного в этих двоих. А ведь ответ так прост. Микки Милкович не хотел подчиняться. А Йен не хотел подчинять. Неправильный Дом. Поломанный саб. Неподходящие никому, но чертовски идеальные друг для друга.