Хех, я так скучал по ним, что не смог удержаться =D Да и Вас, шалунишки, я знаю, ждете ведь подобного, да? Что ж, надеюсь, смогу порадовать моих любимых фапулек этой маленькой зарисовочкой с участием все тех же лиц =)
– Эй, рыжик, может, притормозишь? – провожая взглядом содержимое уже седьмой стопки текилы, опрокинутой Доминантом, обеспокоенно поинтересовался Микки, делая небольшой глоток из своего бокала, неизменно наполненного янтарным виски. – Домой мне тебя на своем горбу потом тащить? – Йен не особо умел пить, Милкович уже успел в этом убедиться, и та скорость, с которой Галлагер сейчас поглощал обжигающую прозрачную жижу, напрягала сабмиссива. – Мик, не бузи, мы ведь празднуем, – улыбнувшись, ответил рыжий, выплюнув обезвоженную дольку лайма, которой закусывал. – Наши брат и сестра определи-Ик-лись, – нет, ему, реально хватит налегать на кактусовую водку. – И че? – конечно, повод был весомым, и Микки искренне радовался за Липа и Мэнди, неожиданно нашедших друг в друге свою истинную родственную душу, за пару недель знакомства прошедших путь к принятию своей связи и закрепивших ее навеки вчера, но к тому, чтобы надираться в стельку, обмывая черные браслеты на руках пары, особого рвения не испытывал. – Это же здорово! Подумай, теперь они вместе навсегда, и все знают, что они принадлежат только друг другу, – ответил Галлагер, ногтем указательного пальца гоняя по столешнице кристаллики просыпанной недавно соли. – Мы сейчас о них говорим? – поинтересовался Милкович, чувствуя в словах своего Дома определенный подтекст. Йен никогда не поднимал эту тему раньше, четко следуя данному когда-то сабу обещанию – браслет Микки изменит свой цвет лишь тогда, когда тот будет готов к столь важному шагу. Конечно, в крепости, силе и искренности их связи Дому сомневаться не приходилось, но полоска коричневой кожи, закрывающая три буквы на запястье брюнета, с каждым днем селила в рыжей голове все новые страхи: Галлагер боялся потерять то, что так долго искал (хоть и никогда не признавался в том, что делал это), а нежелание Милковича окончательно подтвердить свой статус, обменявшись клятвами и подписями, лишь усугубляло положение, лишая Йена сна и покоя. Возможно, виной тому стало соединение меток, все чувства и эмоции, ощущаемые партнерами, увеличивающее в разы, в том числе и не самые приятные из них – ревность и чувство собственничества. А, может, и то, что Микки не был похож ни на одного другого саба, и Галлагер просто боялся, что его любимый человек однажды сможет разорвать эту связь между ними, не подкрепленную таинством церемонии, ведь идти наперекор приказам ему как-то удавалось. Подобные мысли все чаще стали наведываться в голову Доминанта, ожидая удобного момента для того, чтобы быть озвученными, а удачно подвернувшийся поднос с шотами стал отличным помощником в том, чтобы развязать язык рыжему: – Мы говорим о тех, кто не стесняется показать всем, что занят, – проворчал Йен себе под нос, сосредотачивая взгляд на браслете саба. – Мне насрать на всех, – Микки не планировал сейчас развивать эту тему, хотя уже не раз задумывался над тем, чтобы, наконец, связать себя узами договора со своим Домом, но для принятия окончательного решения парню не хватало последнего толчка. – Или, может, тебе выгодно, что на твоей руке до сих пор коричневый, м? – предположил Галлагер сквозь зубы, вставая со своего стула, и направился к бару, намереваясь взять еще выпить. Нет, он не хотел говорить этого, но забирать слова обратно Доминант не спешил – алкоголь помог молодому человеку, наконец, признаться в своих страхах и сомнениях, а теперь он должен был помочь усмирить возникшее раздражение и злость на оставшегося за столиком парня. – Мик, куда брата моего дел? – спросил Лип, вернувшийся вместе с Мэнди с танцпола, опускаясь на диванчик и подхватывая свой высокий бокал в надежде промочить пересохшее за время плясок горло. – Хер его знает, – пробормотал Милкович в ответ, заставляя пару напрячься подобной интонацией. – Психанул и свалил куда-то, – добавил сабмиссив, ничего по сути тем самым не объяснив. – Я тоже, наверное, пойду, простите, – допивая виски и поднимаясь, сказал он, обернувшись в направлении входа, не желая больше оставаться в клубе, в который и поперся лишь поведясь на столь значимый повод. – Вернется, скажите, что я дома, – попросил он, разворачиваясь. – Что это было? – провожая спину брата долгим взглядом, поинтересовалась Мэнди, прижимаясь к боку своего Дома, опуская голову тому на плечо. – Сам бы хотел узнать, – ответил кудрявый, целуя макушку девушки. Пробираясь сквозь толпу танцующих, Микки крутил головой по сторонам, пытаясь найти взглядом рыжую шевелюру, но Галлагер будто испарился. – Ну и пошел в пизду, – прорычал он себе под нос, когда от двери его отделял лишь десяток метров. – Микки? – а от ухода домой – неожиданно раздавшийся прямо над ухом знакомый голос. – О, Тим, здорово, – разворачиваясь, в позвавшем его молодом человеке узнавая своего сослуживца и одного из самых давних приятелей, поприветствовал того брюнет. – Не ожидал тебя тут увидеть, – улыбнулся парень, – я думал, ты не жалуешь подобные заведения, – поделился он своими догадками с коллегой. – Сеструха затащила, – намерено не упоминая Йена, ответил Милкович. – Я уже ухожу, – добавил, указывая взглядом на дверь. – О, я тоже валю, Лорен с ребятами на улице ждут, а я за столик расплачивался. Кстати, пошли, я вас, наконец, познакомлю, – с энтузиазмом предложил Тим, приобнимая приятеля за плечи, вместе с ним двигаясь к выходу. – А то я тебе уже все уши про нее прожужжал, а ты ее даже не видел, – пояснил он, улыбнувшись, свободной рукой хватая массивную ручку тяжелой металлической двери. Но выйти ему не дали. – Блять, сука, Галлагер, харэ, – пыхтел Микки, безуспешно пытаясь оторвать своего Доминанта от Тима, лежавшего уже на полу, получая по лицу очередной удар кулака рыжего, оседлавшего его для удобства. – Йен, черт, – пришедший на помощь Лип тоже терпел неудачу. – ... МОЙ! – рычал Галлагер, разбивая нос сопернику, блокируя попытки вырваться крепко прижатыми к полу коленками. – Сука, ЙЕН! – хватая рыжего за руку, не позволяя больше калечить ни в чем не повинного сослуживца, проорал Милкович во все горло. – Какого хуя ты творишь? – сильно дергая на себя парня, заставляя того подняться на ноги, прорычал саб в лицо Доминанту. Но безумный блеск в изумрудном взгляде и сжатые желваки не позволяли рассчитывать на адекватный ответ. Впрочем, как и удар тяжелого ботинка, пришедшийся на бедро Тима. – Успокойся, блять, – хватая своего парня за плечи, встряхивая того, прокричал Микки. – Это мой знакомый, мы в дверях столкнулись, – торопливо объяснял он, пытаясь успокоить разъяренного Галлагера, продолжающего содрогаться в гневе. – Он хотел меня с женой своей познакомить, – бросая быстрый взгляд на приятеля, которому Лип помог уже подняться, проговорил саб. – Какого хуя ты завелся-то? – конечно, он знал ответ на свой вопрос, но отвлечь внимание и успокоить рыжего сейчас было просто необходимо. – Я... – Хуя, – поведение Дома разозлило Милковича, а кровавые подтеки на лице сослуживца лишь подливали масла в огонь. – Пиздуй в туалет и бошку под холодной водой проветри, – выплюнул он, отпуская Йена и толкая того в направлении уборных. – Мик, – небольшой огонек понимания появился в зеленых глазах, вынуждая Галлагера опустить голову, не желая встречаться взглядом со своим сабом или увидеть последствия неожиданного взрыва эмоций, подогретых большим количеством алкоголя. – Иди, я сказал, – в такие моменты окружающим казалось, что Доминантом в этой паре был совсем не тот, кто носил свой браслет на левой руке. Не смея больше спорить, Йен последовал указаниям своего парня, услышав за своей спиной виноватую интонацию Милковича, пытающегося извиниться перед своим коллегой за Дома, ссутулившись плетущегося через расступающуюся толпу, с интересом рассматривающую главного участника недавнего махача. – Ну, че? Полегчало? – подал голос Микки, на протяжении последних нескольких минут стоявший в дверном проеме, наблюдая за Галлагером, склонившимся над раковиной, крепко сжимающим побелевшими пальцами керамический борт. – Я не собираюсь извиняться, – проговорил он в ответ, поднимая голову и поворачиваясь, встречаясь взглядом с голубыми глазами своего саба. ЕГО саба. Конечно, Йен сожалел о своем поступке, но еще не утихомирившиеся ревность, раздражение и злость не позволяли Дому признать это, продолжая рисовать в мыслях все новые отговорки и поводы для столь необдуманного действа, оставившего на лице того парня не один синяк и ссадину. – Будешь избивать каждого, кто ко мне подойдет, пока не пометишь меня своим блядским черным браслетом? – Милкович тоже злился, еще не успев остыть от состоявшегося несколько минут назад представления и неприятного разговора чуть раньше. – Да, – выдохнул Йен, выпрямляясь, делая шаг навстречу брюнету. – Ты мой, Микки, –останавливаясь в шаге от него, рычал Дом, позволяя вместо себя сейчас говорить собственнику, обычно крепко сдерживаемому внутри, но теперь рвущемуся наружу, разрывая плоть и царапая ребра. – З-а-п-о-м-н-и это, – приказал он, совершая последнее движение, поднимая руку, чтобы в следующую секунду вцепиться пальцами в горло своего парня, не сумев больше сдерживать зверя, желающего доказать строптивому сабмиссиву свое на него право. – Только мой, – прохрипел Галлагер, сжимая ладонь сильнее и подаваясь вперед, блокируя попытки Микки что-то ответить жестким поцелуем. Раздвигая языком плотно сжатые губы, пытаясь протиснуться между ними, Дом сильно толкнул Милковича к стене, вжимая того в прохладный кафель своим телом, вторую руку размещая на боку брюнета, прихватывая кожу вместе с тканью рубашки. А Микки, не планировавший завершать ссору подобным образом, отчаянно сопротивлялся, пытаясь отвернуться и оттолкнуть от себя Галлагера, упрямо стиснув зубы в нежелании уступать. Вот только сабмиссив забыл, что перед этим Доминантом он бессилен. Крепче сжимая руку на горле брюнета, кусая его нижнюю губу до разрыва мягкой плоти, рыжий довольно прорычал, чувствуя движение челюсти, разомкнувшейся и позволившей получить желаемое: язык Йена проскользнул в слегка приоткрытый рот, даря вкусовым рецепторам Милковича металлический привкус его собственной крови, смешивая алую каплю с успевшей уже в большом количестве выделиться слюной. Галлагер целовал его грубо, не обращая внимания на удары зубов друг о друга и попытки Микки вытолкнуть его язык собственным, с каждым разом становившиеся все неуверенней, пока, наконец, они не сменились ответной лаской признанной капитуляции и подчинения. Руки брюнета, уже не так активно толкающие от себя тело Дома, переместились выше, теперь притягивая рыжего ближе, царапая короткими ногтями шею, на которой, по подсчетам Микки по утрам, наблюдалось от ста трех до ста пятнадцати веснушек, в зависимости от погоды на улице и настроения его парня. Выдыхая в рот сабмиссива новое «мой», Йен переместил свою руку на ремень брюнета, торопливыми движениями пальцев скорее пытаясь расстегнуть пряжку, чтобы уже беспрепятственно справиться с пуговицей и молнией, спуская синие джинсы чуть ниже, обхватывая ладонью затвердевший член Милковича через ткань боксеров. Заставляя того громко простонать от осознания того, что подобное поведение его Доминанта пиздецки заводит. Двигая рукой по твердому стволу, сильно сжимая пальцы на возбужденной плоти, рыжий разорвал поцелуй, перемещая губы к уху, продолжая крепко сжимать покрасневшую уже шею саба пальцами, ограничивая поступление кислорода в легкие хрипевшего Микки, и сильно прикусил мягкую мочку, прошептав: – Еще раз увижу, что тебя лапает кто-то, прибью, – слова Дома впечатывались в сознание, заставляя лишь крепко жмуриться, чувствуя, что подобная интонация и содержание только сильнее распаляют возбужденное тело. Дышать становилось все сложнее, но Милкович не мог оттолкнуть от себя рыжего, продолжающего сосать его кожу за ухом, попутно надрачивая ему через трусы – цепляясь пальцами за напряженные плечи, толкаясь навстречу движениям руки в паху, Микки готов был уже признать свое полное поражение в сегодняшнем споре, и дать Йену амнистию на совершение любого убийства, только бы Дом прямо сейчас трахнул его. – Сука, – прошептал он, выпуская из легких остатки кислорода. Пытаясь сдержать на искусанных губах мольбу о большем, сабмиссив опустил руки к штанам рыжего, быстро расстегивая ремень и пуговицы, спуская их на бедра сразу с трусами, и облизнул губы, рассчитывая ощутить выпущенный на свободу толстый член на своем языке. Но у Доминанта в планах, кажется, минет не стоял ни одним из пунктов. Отпуская шею Микки, перемещая руку на его ключицу, Галалагер оторвал податливое тело от стены и толкнул к раковине, над которой еще недавно стоял сам, заставляя повернуться к себе спиной, попутно второй рукой спуская джинсы и боксеры Милковича к коленям. – Прогнись, – приказал Дом, встречаясь в зеркале над белоснежной фаянсовой чашей взглядом с голубыми глазами, прозрачной радужки которых было почти не видно из-за огромного размера расширенных в возбуждении зрачков. Сабмиссив подчинился тут же: чуть наклоняясь и выгибая поясницу, Микки оттопырил задницу навстречу рыжему, в нетерпении сжимая колечко, требующее к себе внимания, протяжно простонав в момент, когда смоченный слюной палец Галлагера проник в неподготовленное отверстие сразу на все фаланги, пропуская по телу Милковича мощный разряд наслаждения испытанной боли. Отсутствие смазки, кажется, сейчас беспокоило только брюнета, продолжающего громко рычать и материться, крепко сжимая зубы, ощущая болезненное проникновение уже второго облизанного пальца в его анус, спустя всего несколько секунд присоединившегося к своему собрату. – Блять, больно, – хрипел Микки, выгибаясь сильнее, пытаясь расслабиться, но Йен его не слышал: начиная двигать рукой, пытаясь растянуть мягкое отверстие хотя бы немного, Галлагер плевал на другую ладонь и растирал вязкую слюну по своему собственному члену, нетерпеливо подрагивающему в районе паха, желая поскорее оказаться в горячей плоти. – Сууука, – простонал Милкович, когда рыжий решил добавить третий палец, чувствуя неприятную резь и жжение в заднем проходе, обильно смоченном слюной, но просить остановиться не стал – слишком возбуждала и распаляла его эта грубость, да и болевые ощущения, испытываемые им сейчас, не перешли еще грани терпимости. Пока массивная головка мощного органа не сменила тонкие пальцы. – Бляяяаааать! – проорал сабмиссив, срывая голосовые связки, чувствуя сильное давление на воспаленные стенки, расширяемые и растягиваемые толстым членом, толкающимся все глубже, даже не думая остановиться. – Галлагер, сука, – смаргивая нежелательные слезы и закусывая губу, наполняя рот собственной кровью, хныкал Микки, впуская в себя Йена, борясь с желанием отстраниться самостоятельно или попросить об этом Дома. Рыжий мог бы облегчить задачу, приказав своему парню расслабиться, но до сих пор не потухший в зеленых глазах огонь ревности не позволял произнести нужных слов, а задетая честь собственника требовала наказать строптивого саба новой порцией боли, заставляя резко толкнуться, погружая девятидюймовый ствол в Милковича до самого основания. – Т-е-р-п-и, – сбиваясь с ритма, онемевшими уже пальцами крепко сжимая бока партнера, продолжая вдалбливаться в уже растянутое отверстие, ударяя головкой по простате при каждом новом движении вглубь, рычал Йен, пытаясь перекричать оглушительные стоны и отборный мат, извергаемый брюнетом в чрезмерном количестве. – Сука, блять, мудак чертов, – теряя контроль над своим телом, орал Микки, не имея больше сил сдерживать закипающую в звеневших яйцах сперму. – Дай мне кончить, сука, – надрывался он, получая очередной удар по самой чувствительной точке, чувствуя, как простата начинает сокращаться самостоятельно, пренебрегая воле Дома. – Посмотри на меня, – приказал Галлагер, заставляя поднять голову, чтобы встретиться взглядом с зелеными глазами в отражении зеркала, увеличивая темп и глубину проникновения до максимума. – Кончишь, когда я разрешу, – блокируя извержение, прохрипел Доминант, упиваясь своей властью и силой, наблюдая за гримасой отчаяния на лице саба. – Пожалуйста, – выпалил Милкович, совершенно не желая этого, но достигшее своего пика напряжение вынудило брюнета молить о приказе Йена, в очередной раз толкнувшегося навстречу, набухшей мошонкой ударяясь о задницу Микки, чувствуя горячую жидкость, устремившуюся по каналу в направлении головки. Кончая сильно и мощно, наполняя сабмиссива своей спермой, Доминант открыл было рот, чтобы разрешить тому освободиться, но самостоятельное движение партнера, насаживающегося на его член, не позволило произнести нужных слов, заставляя изнывающего в желании любовника помучиться еще немного. – Давай, Мик, заслужи это, – не отводя взгляда от голубых глаз в зеркале, прорычал рыжий, отпуская бока Милковича, с усмешкой встречая новый толчок его задницы навстречу своему паху, испытывая уже другого рода оргазм от вида того, как его саб трахает сам себя его членом. – Блять, ну, давай, сука, ну, – толкаясь рвано и быстро, хрипел Микки, не чувствуя уже ни ног, ни рук, которыми крепко держался за раковину раньше, прожигая взглядом ухмыляющееся отражение конопатой физиономии, легко скользя смазанным теперь спермой отверстием по твердому стволу, теряя связь с реальностью. – ДАВАААЙ! – проорал он, насаживаясь так сильно, что недавно лишь высохшие слезы вновь собрались в уголках глаз, грозя испачкать солью щеки. – Кончай, Микки, – выдохнул Доминант в пространство, и долгожданные слова разорвали выдержку сабмиссива, закатившего глаза к потолку, погрузившегося в вязкую липкую тьму экстаза и наслаждения, в очередной раз громко вскрикнувшего, кончая так мощно, что капли спермы испачкали не только керамическую чашу, но и украсили зеркало, стекая по отражению продолжающего улыбаться рыжего.***
Выходя из туалета, едва сдерживаясь от того, чтобы не ебнуть всем тем любопытным зевакам, что дежурили возле двери, обсуждая происходивший за ней процесс, Микки похромал к выходу, следуя за своим Домом, думая о том, что бесить Галлагера иногда даже очень полезно. Неприятное жжение в изнасилованном на сухую отверстии не позволяло рассчитывать на частые повторения подобного опыта, но испытанный оргазм, пожалуй, один из лучших и сильнейших в его жизни, перечеркивал все отрицательные аспекты подобного секса. Разглядывая прямую спину рыжего, Милкович в очередной раз понял, насколько ему повезло с парнем и, пожалуй, впервые пришел к выводу, что носить черный браслет на правой руке, обозначающий его принадлежность Йену – честь, а не лишение так желаемой когда-то им свободы. Ревнивый, взрывной, скорый на расправу. Или заботливый и понимающий, готовый перешагнуть через свои принципы ради сабмиссива. Грубый и властный. Или нежный и любящий. Йен мог быть разным. Но одно всегда оставалось неизменным. Он был лучшим для него.