Erase

Казалось бы, Лала должна переживать за своего друга, которого они только что оставили один на один с чудовищем. Волноваться за него, испытывать боль потери, переживать об его судьбе и о том, встретятся ли они вновь. Но она ничего не чувствовала. Внутри зияла пустота, и это было отвратительно. Отсутствие эмоций заставляло Лалу сомневаться в том, что она осталась прежней. Как, всё-таки, изменил её этот странный мир, в котором друзья должны жертвовать собой, а по ним даже нельзя скорбеть? Никаких эмоций, никаких чувств, одно лишь слепое следование цели. Они, бесстрашные бойцы, вынуждены бежать, бросив своего соратника! Но никому и в голову не пришло вернуться обратно. Все понимали, что Райден предпочёл пожертвовать собой не ради того, чтобы они струсили и провалились. Он дал им шанс продолжать бороться, и это понимали все четверо. Поэтому теперь они были предельно осторожны. По мере приближения к замку, твари становились агрессивнее. Только в бою Лала смогла выплеснуть всю свою злость на себя за то, что они бросили Райдена. Что не смогли поступить иначе, не придумали другого выхода. Остальные чувствовали то же самое. Элла и Аделхайд, казалось, стали ещё отрешённее, чем были. Даже Оуэн перестал разбрасываться шуточками. Потеряв одного бойца, они перестали верить в собственную неуязвимость, и теперь атаковали теневиков все вместе, без показушничества и бравады. Только Лала, по сложившейся привычке, продолжала считать уничтоженных своими пулями монстров, каждый раз желая сравнить свой счёт с Райденом. Блестящие увлажнённые глаза стали единственной доступной ей эмоцией. Ни грусти, ни слёз, лишь одна мрачная решимость, с которой она шла в бой и спускала курок пистолета. Конечно, долго продолжаться это не могло. В этот раз их не застали врасплох. Они заметили конечности теневика в чёрной траве и решили атаковать первыми, поставив на внезапность. Хотя, по части внезапности монстр их победил: в них полетела огромная паутина, едва ли не припечатавшая Эллу к земле. Оуэн, орудовавший своим арбалетом, успел отстрелить твари около четырёх ног, но когда теневик поднялся, то стало ясно, что у этого паука их в разы больше, чем хотелось бы. Паук, помимо кучки глаз, в которых словно бы плескалась сама Тьма, обладал дополнительной пастью на брюхе и ещё двенадцатью функционирующими ногами. Дополнительная пасть, как вскоре выяснилось, выплёвывала паутину. И, конечно же, Паук тоже был теневиком-переростком. Лала будто бы наперёд знала, что случится дальше. Закалённые потерей одного члена их команды, они старались действовать слаженно и не дать Пауку ни единого шанса на победу. Но, как и ожидала Лала, быстро выяснили, что большой урон членистоногому приносит только арбалет Оуэна. Девушки совместными усилиями лишили Паука ещё пяти ног, тогда как Оуэн в одиночку отстрелил ещё три, при этом оберегая остальных от паутины, вовремя посылая арбалетные болты зверюге в пасть. -Я смогу одолеть его один, если не буду постоянно пытаться спасти вас от паутины! — озвучил блондин то, о чём успела подумать каждая из девушек, -На геройство потянуло? Мы вместе его прикончим! — среагировала Лала, мешающая выстрелы по глазам Паука с попыткой раздробить его очередную конечность. Никто не хотел бросать здесь Оуэна, это очевидно. И очень очевидными были его слова: -Вы же понимаете, что это моя битва! Это теневик, которого должен убить я. Мне не хочется оставлять вас, но я должен вас защитить. В конце концов, вы же прекрасные дамы. -Вот и защищай нас, находясь РЯДОМ с нами, а не жертвуя собой!  — в сердцах бросила Аделхайд, вороны которой стали необходимым воинам щитом от паутины, из которой их сейчас и выпутывала хозяйка. -Слышали?! — прокричал довольный Оуэн. -Я ей не безразличен! Паук, почувствовав, что скоро эти странные маленькие букашки оторвут ему все лапки и сбегут, так и не став его ужином, заметался от ярости и начал оттеснять девушек от этого нахала с больными железками. -Бегите и позвольте мне спасти вас! -Вот ведь рыцарь, — изумилась Элла. -Бегите, я кому сказал! Быть может, ещё встретимся. Он продолжал стрелять в Паука, боковым зрением следя за тем, чтобы Аделхайд и близнецы смогли уйти с поля битвы без опаски. И, как бы больно не было это признавать, это было самым правильным в данной ситуации. Оуэн знал, что победит. Он был уверен в этом. И, занося свой арбалет снова и снова, он думал о девушке, ради которой он готов пойти на всё. Даже на собственную смерть.

********

Что такое верность, я впитал ещё с молоком матери. Верность себе, верность своему долгу. Верность своему лорду. Когда я родился, родители почти сразу решили, что меня ждёт великое военное будущее. Моим мнением, конечно же, никто не интересовался. Ещё бы, откуда им знать, что я был рождён для того, чтобы рисовать прекрасные полотна, лучше отдадим ребёнка в рыцари и будем рады. Да и я, когда вырос, не жаловался. Я был силён и хорош собой, победы в битвах приносили мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Рыцарь на коне — это же мечта всех девушек. По крайней мере, так считали все подруги моей сестры. А сама сестра всегда говорила, что я стал рыцарем только для того, чтобы оберегать её. И не сказать, чтобы она была не права. Женевьева, моя возлюбленная сестра… Глаза, как лесные озёра, в которых отражаются деревья, чудесные каштановые кудри ниже пояса, звонкий, хрустальный смех. Моя сестра была для меня самым главным сокровищем. Она была такой чистой и наивной, что, казалось, её нельзя выпускать за пределы родного поместья. Враждебный внешний мир мог принести ей только боль и страдания. Поэтому я был категорически против того, чтобы она блистала на балах, и желал оставить её дома под присмотром матушки. Я хотел, чтобы она вышла замуж за достойного человека и обрела своё счастье. Если счастлива она, то счастлив и я. «Ах, братец,» — щебетала Женевьева, — «разве я могу найти себе мужа, сидя в четырёх стенах? Ты участвуешь в турнирах по всей округе, а я же ничего, кроме родительского дома, не вижу. Не будь так строг ко мне!» Женевьева, наивное дитя. Я не мог отказать ей, если она что-то просила, но я так боялся, что не смогу её защитить от жестокости моего мира. Рыцарские турниры, которые она посещала вместе с нашими родителями, вызывали у неё восторг. Больше всего ей хотелось попасть на бал, который устраивал мой лорд. Долго, очень долго просила она меня отпустить её туда. И кричала, и плакала, и пыталась обвинить меня в том, что я недостаточно люблю её. Но я был непреклонен, потому что знал, что ничего хорошего из этого не получится. Мой лорд, которому я служил верой и правдой, был очень падок на хорошеньких девушек. Ни одна молодая красавица, появлявшаяся в его владениях, не оставалась без его внимания. В этом они были похожи — старались получить самое лучшее. Конечно же, я боялся, что моему лорду приглянётся моя сестра, и тогда, по понятным причинам, о счастливом замужестве, которое я для неё планировал, навсегда придётся забыть. Я был так слеп. Женевьева, прекрасная, словно первые лучи солнца после долгого дождя, сразила всех на очередном балу. Я был в ярости, узнав, что родители всё-таки поддались на её уговоры и отпустили дочь «искать жениха» во владения лорда. Как же я был слеп, но мой лорд слепцом не был. Кто я такой, чтобы встать между своим господином и своей сестрой, красота которой не могла не привлечь даже самого искушённого в дамах любовника? Женевьева и слушать не хотела глас рассудка в моём лице. Весь вечер она кружилась в танце, пьяная от внимания к своей персоне и своей красоте. И без конца щебетала, что лорд Арайгн станет чудесным мужем для неё. Моя бедная, наивная сестра. Красота прельщает мужчину лишь однажды. Я говорил это тебе, но ты не верила. Мой лорд не знал, чья ты сестра. И, конечно же, не ждал того, что после ночи любви, оставив ставшую ненужной девушку рыдать от отчаяния, я услышу плач, разрывающий моё сердце. Моя нежная, любимая сестра. Мой лорд, я был верен вам, но после того, что вы сделали с моей сестрой, я больше не могу служить вам, как и прежде. Этой ночью я возьму свой арбалет, тот, что вы сами подарили мне за верную службу, и пойду в ваши покои, думая о девушке, за которую не страшно умереть. Ни вам, ни мне.