***
На следующий день Джон встал чуть позже обычного. Вчерашний скрипичный концерт давал о себе знать оглушительным звоном (а может быть скрипом) в ушах. Как оказалось, Холмс, действительно прекрасно играет, но не до трех же утра! Кончилось все тем, что он все-таки ушел спать, объявив Шерлоку, что одной духовной пищей сыт не будешь, а ему ещё завтра весь дом на себе тащить без всякой помощи. Войдя на кухню, Джон с удивлением обнаружил там десяток тарелок из подаренного на свадьбу какой-то из шерлоковых тетушек сервиза с разнокалиберными дырками посередине. Он изучил на просвет разнообразные отверстия, теряясь в догадках относительно цели порчи домашнего имущества. Но так как вычислить виновника данного варварства труда не составляло, он решил спросить с него лично и уже направился к лестнице, когда столкнулся у дверей с самим влетевшим Холмсом. – Зачем ты… – Это тебе! – не дал договорить Шерлок, с торжествующим видом вручая Уотсону пузырек с подозрительной фиолетовой жидкость. – Ты вчера сказал, что я совершенно не занимаюсь домом, и это неправда. Я только что изобрел средство для мытья посуды! Теперь не нужно использовать горчицу или долго тереть мыльным корнем. Достаточно двух капель (но не больше!), и вся грязь будет полностью уничтожена. Джон тут же посочувствовал судьбе куче принесенного в жертву научного энтузиазма фарфора, но в то же время ощутил радость от хоть и небольшого, но шага навстречу. – Спасибо! Это, вероятно, на самом деле очень удобно, – сказал он с искренней благодарностью, беря неожиданный подарок. Похоже, время бесконечных ссор миновало, и можно было надеяться если и не на безоблачный мир, то хотя бы на демилитаризованное перемирие.8 часть
5 августа 2015 г. в 11:46
А через три недели почти наладившееся существование новообразованной семьи опять было самым неожиданным образом нарушено. Издалека услышав топот несущейся галопом лошади, Джон с любопытством выглянул в окно. Молодой человек, стройный, изящный и белокурый, лихо соскочил с коня и направился к их крыльцу.
– Несомненно, это из дворца. Королевский курьер, – проворчал Холмс, едва высунув нос из своей лаборатории на лестницу. – Не желаю я с ним разговаривать. Выпроводи его отсюда, и побыстрее.
Джон в который раз изумился способности супруга с полувзгляда делать выводы, причем всегда оказывающиеся верными, однако вслух, дабы не возносить его эго выше и так почти запредельной высоты, благоразумно сказал совсем другое:
– Но это же явно к тебе. Вон как скачет, спешит – может быть, случилось что-то? Нельзя же его сразу с порога выгонять из-за твоего плохого настроения?
– Никакое у меня не плохое настроение, – капризно заявил Холмс. – Я просто занят. А ещё у меня аллергия на бюрократию и графоманию. А стоит только этой заразе попасть в дом, как спасения уже не будет.
– Приветствую вас, достопочтеннейшие господа! – с трудом переводя дыхание, провозгласил распахнувший дверь гонец (за отсутствием в доме прислуги, делать это всем приходилось самостоятельно), прерывая почти завязавшийся спор. – Я сэр Арчибальд Рапидастр, и у меня сверхсрочный крайне секретный пакет для Его Высочества.
Сэр Арчибальд на несколько секунд замер, растерянно озираясь и, вероятно, пытаясь опознать принца в недовольном всклоченном существе в ультрамаринового цвета шелковом халате (от простыни Джон его отучить смог, но от прочих сверхнеобходимых вещей для интеллектуальной и прочей, не доступной обывательскому пониманию, деятельности – не очень).
Шерлок сморщился, демонстративно повздыхал, а затем с видом полнейшей апатии спустился с лестницы и нехотя принял большой конверт. Перед тем как вскрыть, он внимательно осмотрел его и заявил:
– Официальное послание из министерства по хлебу и зрелищам. Но судя по тому, как обгрызен правый нижний край, конверт уже успел побывать у Майкрофта. И он очень не хотел мне его передавать.
Сделав подобное умозаключение, он уже с большим энтузиазмом открыл письмо и принялся за чтение.
– Ничего интересного, – заявил он через несколько секунд. – Король приглашает нас на восемьдесят четвертую годовщину возведения моста через Кривой ручей в Болотистой Низине.
– А что – это знаменательное событие? – с любопытством спросил Джон. – Мы поедем?
– Все это ерунда, – пренебрежительно бросил Шерлок. – Очередное помпезное деньготратство с речами, фейерверками и хором щупленьких, но голосистых сироток из приюта. Но Майкрофт не слишком жаждет нашего там присутствия, поэтому не хотелось бы радовать его отказом. Мне нужно подумать. Пусть сэр Арчибальд подождет ответа. Но не создает никакого шума, это может отвлечь меня от мыслительного процесса.
И Шерлок, драматически тряхнув кудрями и со свистом махнув полами роскошного домашнего халата, молнией взвился наверх, не преминув, как бы в подтверждение важности своих слов, раскатисто хлопнуть дверью.
Джон уже давно привык к своеобразным манерам Холмса, но сэр Арчибальд, скорее всего, не сталкивавшийся ранее с его Высочеством лично, приоткрыв рот, все еще наблюдал за опустевшей лестницей.
– Может быть, пока немного отдохнете и перекусите с дороги? – предложил Уотсон донельзя впечатленному гонцу, не забывая о вежливости и гостеприимстве. – Шерлока, если он погрузится в размышления, можно ждать часами.
– О, я с удовольствием, – без колебаний и обычно свойственных придворным условностей, согласился посланник, чем сразу заслужил негласное одобрение Уотсона.
– Тогда дайте мне пару минут, и потом можно будет перейти к столу.
Джон, не ожидавший прибытия гостей, бросился на кухню, а заодно и переодеться. Хотя он, все последнее время ходивший в серых холщовых штанах, из-за проведенных недавно заборо- и стенопокрасочных работ приобретших оригинальную пятнистую расцветку, не слишком заботился о своем гардеробе и прочей официозной чепухе. Но сейчас, когда было необходимо хоть как-то соответствовать статусу если не члена королевской семьи, то хотя бы просто приличного человека, он с неудовольствием обнаружил, что кроме свадебного костюма, вещей, подпадающих под определение «приличных», у него не оказалось. Решив, что черное бархатно-гипюровое творение столичного модельера все же не соответствует масштабу нынешнего события, Джон спокойно достал свой единственный верный мундир, бережно сохраняемый от моли в сундуке с сушеной мятой.
На обед у Джона был борщ и картошка. Сэр Арчибальд после первой же тарелки выразил восхищение кулинарными талантами капитана Уотсона:
– Это невероятно! Какой прозрачный бульон с непередаваемым ароматом и так изысканно нарезанная морковка! – с видом знатока заявил он.
– А вот Шерлоку не слишком нравится, – с сожалением пробормотал Джон. – Он называет суп жидкой отравой для интеллекта.
– Между нами говоря, ничего он в кулинарии не понимает, – заговорщицки пробормотал Сэр Арчибальд, энергично приступая уже ко второй тарелке с добавкой. – Во дворце вечная неразбериха с местными поставщиками, заграничными поварами и очередностью подачи блюд. Там действительно не обед, а рискованное мероприятие, и пока стол сервируют – все уже остынет. А вот у вас тут все просто бесподобно.
Спустя еще две порции жареной картошки и три стакана вишневого компота (Джон отметил весьма немалый аппетит своего довольно миниатюрного гостя) Сэр Арчибальд, давно не ощущавший себя настолько хорошо (на что были свои печальные причины), развалившись на диване, довольно произнес:
– Эх, хорошо у вас тут…
– Ну, воздух, конечно, чистый и продукты кругом натуральные, но слишком уж далеко от города, – с некоторым сожалением произнес Джон. – А хочется иногда и культурного времяпрепровождения, драму посмотреть или оперу послушать.
– Ну, если вы любите музыку, я могу и сам вам спеть несколько последних столичных новинок, – сразу же любезно предложил Арчибальд.
И, даже не дожидаясь согласия, посытневший и разрумянившийся, он тут же запел зычным, хорошо поставленным баритоном (что не совсем вязалось с его субтильным телосложением) балладу о несчастной любви, беспросветной тоске и терзаниях разлуки. Периодически он лукаво вскидывал глаза на своего единственного слушателя и заливался еще громче. На вкус Уотсона, песня была немного длинноватой, а все эти пронзенные огненным взглядом сердца и трепещущие уста в интерпретации королевского гонца казались иллюстрациями из анатомического атласа. Но Джон, на своей памяти исполнявший только походные марши (то, что он пел без памяти, лучше было вообще не вспоминать), не привык критиковать чужие способности. Поэтому на заключительном, сорок восьмом куплете песни он выразил свою искреннюю благодарность и восхищение исполнителю.
Сэр Арчибальд, пораженный столь радушным приемом, со слегка кружащейся от избытка эмоций головой, хотел поклониться, однако качнулся в обратную сторону, зацепился ногой за скатерть и чуть было не опрокинул стол, рискуя такой неприятностью загубить все впечатление от романтической баллады. Но Джон успел вовремя подхватить его, подставив укрепленные постоянными хозяйственными нагрузками руки и аккуратно возвращая в устойчивое положение. На секунду ладони Уотсона оказались на талии Арчибальда, обычно тонкой, но в данный момент ведущей усиленную борьбу за свою свободу со ставшим слишком тугим кожаным ремнем. Арчибальд вздрогнул. Будь он героем недавно исполненной песни, можно было бы сказать, что между ними искра пролетела или угодила стрела Амура, но сейчас это более всего напоминало внезапное урчание в переполненном желудке. Уотсон удивленно отстранился и сел, вероятно, боясь вызвать ещё какие-нибудь нежелательные последствия, а взволнованный Арчибальд, с трудом сглотнув, тут же счел хозяина дома не только крайне гостеприимным, но ещё и весьма привлекательным мужчиной, откровенно пожалев о том, что из-за столь отдаленного проживания им не приходилось встречаться чаще. Он поклонился, прижимая руки к груди, на этот раз гораздо более элегантно, и потом, оглянувшись по сторонам и как бы не найдя более подходящего места, уселся на диван рядом с Джоном.
– А Его Высочество всегда такой хмурый и раздражительный? – наивно хлопая ресницами, спросил он, без удовольствия вспомнив об основной цели (кроме восхитительного обеда) своего приезда в поместье.
– Ну, он не раздражительный, просто интеллектуально-озабоченный, – попытался защитить характер супруга Джон.
– Да, я слышал про его странные взрывоопасные занятия еще во дворце. А чем-нибудь ещё он озабочен? – хихикнул Арчибальд. – Например, семьей или супружеским долгом?
– Он посвящает все свое время служению во благо науки, – строго ответил Джон, уловив в вопросе слишком фамильярные намеки.
– А-а, по-прежнему только наука… Далека же эта монархия от народа, – Арчибальд многозначительно взглянул на Джона и осторожно придвинулся ближе. – Вот, допустим, Холмсы, не умеют они ценить то, что имеют. Например, такого супруга, как Вы.
Джон промолчал, но мысленно согласился с подобным утверждением.
– А мы… то есть вы, – поправился сэр, – Простые люди, вполне способны на бескорыстное искреннее чувство.
– Надеюсь, вы и правда так считаете, сэр Арчибальд, – с воодушевлением согласился Джон. – Потому что некоторые, насколько я знаю, думают, что я женился из корыстных соображений, но это совершенно не так! Никакой выгоды из этого брака я не извлек, а одно только беспокойство и хронический недосып.
Последнее утверждение прозвучало несколько двусмысленно, и Джон хотел было уже объяснить, что ему просто приходится вставать на рассвете, чтобы успеть разобраться с неожиданно свалившимся на голову хозяйством, но Арчибальд прервал его:
– Я уверен, что вы очень благородны и никогда бы так не поступили. Но давайте не будем сейчас говорить о вашем муже.
Он опять чуть повернулся к Джону и, уставившись куда-то в район пятой серебряной пуговицы его мундира, застенчиво прошептал:
– Вам очень идет этот синий цвет. И зовите меня просто Арчи, пожалуйста.
– Спасибо. Ну, тогда и вы можете обращаться ко мне просто Джон, – вернул любезность Уотсон.
– Мне очень приятно, Джон. Я так рад нашему знакомству, возможно, мы скоро сможем стать друзьями. Я глубоко ценю ваше доверие и твердое плечо. И кулинарное искусство. Ну и все остальное, разумеется, тоже.
Джон подумал, что, пожалуй, было бы неплохо, если бы кто-то и в самом деле оценил его старания. К тому же весьма симпатичный.
Жуткий грохот, раздавшийся откуда-то сверху, прервал едва оформившуюся мысль. Вслед за грохотом на лестнице появился Холмс. С видом безжалостной Немезиды он окинул грозным взглядом развалившегося на диване Арчибальда и бросившегося к лестнице Джона.
– С тобой все в порядке? – взволнованно спросил Уотсон.
– Да, все нормально, – поморщился Шерлок, незаметно потирая ушибленный палец ноги. – А вы, я тут смотрю, особо не скучаете.
– Сэр Арчибальд, как ты и просил, ждет твоего письма.
– Поэтому он сидит у стола и голосит на весь дом?
– Я просто предложил ему перекусить, пока ты определишься с ответом.
– Что? Он ел мой борщ? Да ещё, судя по натяжению камзола, не одну тарелку?
Холмс окинул гостя таким кровожадным взглядом, будто собирался сейчас же изъять обратно всю поглощенную пищу, причем без анестезии. Ещё более свирепо он посмотрел на облаченного в до этого случая не надеваемый, но неожиданно прекрасно на нем сидевший, мундир мужа, допустившего все это безобразие.
– Шерлок, – полушепотом проговорил Джон. – Да что с тобой? Не будешь же ты устраивать скандал из-за порции обеда.
Шерлок яростно раздувал ноздри, как будто до последнего вздоха собираясь защищать все кухонные запасы от коварных захватчиков.
– Никакой это не скандал! Просто констатация фактов, – заявил он. – А вообще, ему уже давно пора уезжать. Мое послание готово.
Сэр Арчибальд без особого энтузиазма поднялся с дивана и принял запечатанный конверт.
– Если будет ответ, я обязательно его доставлю. Без малейшего промедления, – галантно пообещал он, смотря при этом больше не на Его королевское Высочество, а на его капитанского супруга.
– На вашем месте, я бы не стал отлучаться из Лондонии, – самым ледяным тоном ответил Шерлок. – Вам же необходимо быть на сегодняшних скачках. Ставка на Лампедузу – ваша последняя надежда. Хотя я бы не стал уповать на ее победу: дыхание слабовато и правая задняя нога слегка кренит. Но если вы не вернете в срок наделанные долги, об этом станет известно графу Рокфельшильду. И помолвка с его дочерью, на которую вы возлагаете так много надежд, может сорваться. Тогда вам придется экономить не только на еде, как сейчас, но и распродавать остатки имущества.
Побледневший Арчибальд замер, безмолвно приоткрыв рот.
– И поберегите свой голос, а то подобные вопли, которыми вы имели дерзость нас потчевать, весьма скоро могут вас его и вовсе лишить, как же вы тогда будете вешать лапшу на уши вашим многочисленным кредиторам.
Арчибальд схватил свою шляпу и, сделав над собой неимоверное усилие для соответствующего этикету прощального поклона, торопливо попятился к выходу.
– Что ты набросился на несчастного курьера? К чему были эти грубости? – сердито спросил Джон, едва за оскорбленным сэром закрылась дверь.
– Он явился в мой дом и покушается на моего… Неважно. Но я спущу его с лестницы или испытаю на нем мой новый усовершенствованный пулестрел, если он еще хоть раз появится поблизости.
Джон с удивлением наблюдал за неожиданным и непонятным гневом обычно равнодушного ко всему, кроме химии, Холмса.
– Если тебе так жаль борща, то не переживай, там ещё много осталось.
Шерлок поджал губы.
– Еда меня не интересует, это тебе должно быть уже давно известно.
Уотсон расстроенно покачал головой. Если сейчас опять начнется бесконечная лекция о вреде пищи умственным способностям, да еще и с Джоном в качестве главного примера, он этого не вынесет. Чтобы переключить Шерлока с его любимой темы на что-то другое, он быстро спросил:
– Так что ты решил про мост? Мы поедем?
– А ты, видимо, очень хочешь? Уже соскучился по трелям этого недострелянного воробья? – вместо того, чтобы успокоиться, Холмс ещё более распалился. Он с видом судебного обвинителя приглядывался к Джону, выискивая в нем одному ему ведомые улики предполагаемого преступления.
– Да никуда я не хотел, с чего ты взял? – попытался успокоить его Джон.
– А мы никуда и не поедем. Даже не надейся, – Шерлок был по-прежнему сердит. – Думаешь, я брошу свои важнейшие изыскания и эксперименты ради того, чтобы тащиться за тридевять земель в столицу, где все равно нет ничего интересного? И только таким простофилям, как ты, любая чепуха кажется привлекательной и достойной внимания.
– Отказался – ну и хорошо, сэкономим на проезде, – тут же покладисто согласился Джон. – А я и не знал, что ты, оказывается, хорошо разбираешься в лошадях, – он снова попытался отвлечь мужа от беспочвенных нападок. – Как ты ловко оценил шансы Лампедузы.
Шерлок по–прежнему выглядел раздраженным, но взгляд его немного потеплел:
– В прошлом году я занимался случаем отравления королевских рысаков на ипподроме. Тогда были замешаны мошенники с востока, которые подсыпали слабительное в корм фаворитам перед заездом, а потом делали ставки на слабейших, срывая большой куш. Тогда мне пришлось переодеться жокеем и ночевать в конюшне (о, помню, как потом меня обходил за полмили Майкрофт!). Но в результате всех удалось поймать.
– О, я и не знал, что это был ты, – с неподдельным восхищением заявил Джон. – Даже у нас в полку много говорили о том случае.
Шерлок слегка улыбнулся. Возможно, он и был польщен признанием своего успеха, но показывать это ни в коей мере не собирался.
– Я не только в лошадях разбираюсь, если ты еще не заметил. Я ещё и превосходно играю. К твоему сведению, у меня есть скрипка, а сольфеджио у нас во дворце преподавал сам маэстро Нинипага. И мой классический репертуар во стократ приличнее той бульварщины, которую ты тут слушал, если уж ты так любишь музыку… Могу тебе это продемонстрировать.
– О, это было бы превосходно, – радостно согласился Джон (хотя он никогда в жизни не слышал о таком маэстро, но полагался на вкус Его Величества короля, нелюбовь которого ко всяким плохоперевариваемым шумам успел заметить). – Давай прямо сегодня и начнем.
– Хорошо, тогда я настрою инструмент и вечером устрою небольшой концерт, – благосклонно согласился Холмс.
– А я наконец-то устрою себе отгул, – тут же поддержал его Джон.