***
Я проснулась в полдень. Забравшись с головой под одеяло, я закрыла глаза. Так не хочется вставать. Поэтому я решила, что ещё немного понежусь в тёплой постели. Мне сегодня спалось удивительно хорошо! Хотите узнать, что мне снилось? Мне снилось что-то по-настоящему грандиозное. На голове корона. В руках скипетр. Мне это к лицу. К лицу красный бархат, и белая горностаевая подбивка тоже к лицу. Я, кажется, была королевой. Да, так оно и было! Но это не всё! Мне ещё что-то снилось. Нужно припомнить… Ага! В моём королевстве вспыхнуло восстание! Под окнами ходили люди с факелами. Да, они очень злились почему-то. И что хуже всего, я не знала, как их всех успокоить. Тогда, я начала посылать гонцов, чтобы кто-нибудь мне помог. Но никто не приехал ко мне. Никто не захотел мне помочь. Я была совсем одна, отчаянье душило меня. А потом… Потом всё, разумеется, сложилось наилучшим образом. Ведь удача так любит меня. В мой дворец заглянули два рыцаря. Белый Рыцарь с чашкой чая в руках и Чёрный Рыцарь, который сидел почему-то верхом на Фаере. Хотя всё-таки Фаер был лошадью, но я-то прекрасно знала, что он зазнавшаяся собака и не более того. Белый Рыцарь снял забрало, и мне улыбнулся Дима. Чёрным оказался, понятное дело, Макс. Они стали на одно колено, и я начала непонятным образом поднимать над ними лёгкий золотой меч. Я ещё что-то говорила, но помню я только свои последние слова. Я сказала: «Посвящаю вас в рыцарей Анны Фаер!» А потом они ушли. Кричали что-то толпе под окнами моего дворца, а когда вернулись, то никого восстания уже не было. — Как мне вас отблагодарить? — со свойственной королевам щедростью спросила я. Макс отошёл в тень и ко мне подошёл Дима. Он наклонился прямо к моему уху и прошептал: — Я хочу пить. Мне нужна кока-кола, которую ты разлила. Я скинула с себя одеяло и улыбнулась: он получит свою кока-колу.Часть 4
15 июня 2015 г. в 07:56
Мы шли домой. Макс молчал. Дима тоже. Говорила, ясное дело, я.
— Я просто не понимаю, что мы должны делать! Мне всё скучно! Это просто напасть какая-то! Вот почему мне не может интересно житься само по себе?
— Ничего само собой не бывает, — сказал мне Дима.
— Я это понимаю. Но в чём вся соль? Я почему так злюсь? Мы ведь что-то делаем, мы не ждём, что интересная и яркая жизнь свалится на нас с неба. Мы постоянно что-то делаем, а ничего не происходит! Я не понимаю. В чём дело?
Я окинула пристальным взглядом своих друзей.
— Ты! — указала я на Макса. — Ты виноват! Ты слишком пассивный. Конечно же, ничего не происходит из-за тебя.
— И, слава богу, что ничего не происходит, — сказал он мрачно. — Только этого мне и не хватало.
— Мне не хватало, Макс! Мне! Мне этого чудовищно не хватает!
— А мне нет. Не я хочу чего-то непонятного и грандиозного, а ты. Поэтому ты и делай что-нибудь. Я лучше буду бездельничать.
— Это у тебя и так хорошо получается, — улыбнулся Дима.
Мне нужно срочно вмешаться. Пассивных людей в моём окружении быть не должно. Конечно, гораздо проще, просто выкинуть Макса из моего окружения и заменить его кем-нибудь активным, но я так не сделаю. Я лучше попытаюсь вправить ему мозг.
— Почему ты вечно ничего не хочешь делать? — важно спросила я.
— Потому что, если что-то делать, особенно то, что предлагаешь ты, всё кончится плохо.
— Глупости! — вспыхнула я. — Это всё полнейшие глупости! Конечно, если ничего не делать, то ничего плохого с тобой не случится. Только вот тогда ничего хорошего с тобой тоже не произойдёт. Риск! Нам нужен риск.
— Доза успокоительного нам нужна, — покачал головой он.
— Да, что с вами не так? — надулась я. — Вы же даже не видите проблемы! Огромной проблемы, которая касается непосредственно вас! Вы же не живёте даже. И я тоже. Мы просто влачим жалкое существование. Разве вы этого хотите? Не один человек этого не хочет.
Макс открыл было рот, но я бросила на него такой злой взгляд, что он предпочёл закрыть его немедленно.
— Я не могу так жить, — топнула ногой я. — И знаете, что хуже всего? Я единственная, кто обо всё этом волнуется. Разве было такое, чтобы хоть один из вас, предложил взять и поехать куда-нибудь на другой конец города? Разве Дима хотя бы раз предлагал нам исписать стены какого-нибудь важного здания граффити? Нет, не было такого. Вы только и можете, что довольствоваться обычными делами.
Я замолчала. Никто не стал мне возражать. Они знают, что возражать мне не имеет никакого смысла. Я же права.
— Уже вечер, — сказала я не так громко, как раньше. — Вечер! Мы упустили целый день. Этим днём можно было сделать что угодно. А мы его упустили. И что хуже всего, его уже никаким образом нельзя вернуть назад. Ведь вся наша жизнь будет, как сегодняшний день. И никого кроме меня это не волнует, — я вздохнула.
— Волнует, — сказал Дима.
— Да? Так что же вы тогда ничего не делаете?!
— А что можно сделать? Это же просто жизнь. Много скучных дней, среди которых иногда всё-таки мелькают интересные и необычные. Вот, что есть жизнь.
— Ну, уж нет! Против этого можно пойти. Всё всегда можно изменить. Скучную жизнь тоже.
— Ты просто подумай, — сказал сухо Макс. — Как? Против законов жизни хочешь переть?
— Хочу! И хочу, чтобы вы делали так же. Вот чего тебе стоит, — я кивнули Диме, — взять и пойти гулять ночью?! Ночью ведь город становится совершенно другим. Ночью всё другое. Даже ты сам. Если бы мы все вместе выбрались на ночную прогулку, то этот день не был бы потерян. Он не был бы в списке тех дней, о которых нам нечего сказать.
Мы остановились. Я уже стояла перед своим домом, но уходить мне не хотелось.
— Вы только подумайте о том, сколько дней из своей жизни вы просто-напросто не помните! Вы будто бы их и не проживали вовсе. Будто бы их не было. Ведь наша жизнь — это то, что мы помним. Я не помню, как минимум, одну четвёртую своей жизни! Боже мой, одну четвёртую! Куда же делась одна четвёртая?! Мне она нужна.
— Никогда её не будет, — жестоко сказал Макс. — Более того, ты не помнишь гораздо больше, чем одну четвёртую. Наверное, ты даже половины своей жизни не помнишь. Знаешь, есть одна теория, я, правда, её не придер…
— Говори! — крикнула я ему прямо в ухо.
Он замолчал. Из-за таких моих выкриков, он почему-то начинает молчать, а не рассказывать.
— Лучше скажи ей, — посоветовал ему Дима. — Она ведь не оставит тебя в покое. Сам знаешь.
— Ладно, ты прав. Есть теории, что памяти человека хватает только на три года. Не больше. Ведь ты запоминаешь только какие-то отдельные фрагменты, которые тебя впечатлили. То, как ты вчера заваривала чай, ты помнить не будешь.
— Но я помню, — возразила я.
— Пока что помнишь. Через неделю ты забудешь.
— И что же делать? — не могла успокоиться я.
— Домой иди, — он улыбнулся.
— Точно. Мы ведь уже пришли, — я растерялась.
Мы наскоро попрощались.
Вечером я много думала о словах Макса. Мы помним только три года из всей прожитой жизни… Когда мне будет пятьдесят, я буду помнить всего лишь три года. Будто я и не жила вовсе. Я не хочу, чтобы так было.
Но знаете, что волнует меня больше всего? Мне кажется, что моих воспоминаний не хватит даже на три года. Их меньше. Слишком мало. И виновата в этом только я. Глупо рассчитывать, что появится кто-то и станет прилаживать все усилия к тому, чтобы сделать вашу жизнь интереснее. Всех заботит только их собственная жизнь. Поэтому, чтобы сделать что-нибудь интересное, думать и действовать должны именно вы. Никто не станет делать это вместо вас.
Ладно. Допустим, что я права. А я, конечно же, права, я не могу ошибаться. Но что тогда получается? Тогда выходит, что я просто недостаточно стараюсь. Если я только по-настоящему сильно захочу, то тогда я обязательно сделаю свою жизнь яркой и насыщенной.
Я целый вечер ходила с этой мыслью в голове. Я ужинала и думала: «Только старайся больше, и жизнь станет невероятно интересной». Я чистила зубы и думала об этом. Но когда я забралась под одеяло, я поняла, что вру себе.
Одного желания недостаточно. Будь всё так просто, то моя жизнь уже давно была бы на первых страницах всех газет. Ведь во мне столько желания жить, что больше уже, наверное, и быть не может.
Когда на небе появились первые звёзды, я всё ещё не спала. Я думала и не могла остановиться. Я хотела распутать этот клубок. Что же мешает мне стать, наконец, счастливой? Ведь всё, что нужно у меня есть. Меня окружает целый мир. А мир может сделать нас счастливее. Если ваше окно выходит на кладбище, например, это же не значит, что другие окна не выходят на кусты цветущей сирени. Нет, не значит.
Мир, который нас окружает, легко может заставить нас забыть обо всём плохом и улыбнуться. Вот только люди, да, именно люди, сделали всё, чтобы убить наше счастье. Ведь нам бы хватило солнца и воды. Но сплыв по реке нужно оговаривать с властями иногда даже за несколько лет вперёд, а за шезлонг под солнцем повышают цену. И всё это сделали люди. Хорошо было бы, если бы появился кто-нибудь, кто всё это отменил бы. Нужно возвращаться к забытой простоте. Из-за прогресса мы потеряли слишком многое.
Мне не спалось. Ну, как тут уснёшь! Я решила считать овец, прыгающих через маленькие белые ограждения. На четвёртой овце я принялась думать о том, куда это она бежит. И почему она прыгает через ограждение? Его ведь можно просто обойти. Не такое уж оно и большое. Ну, и глупая же овца!
А потом, к моей большой радости, я услышала, что в окно бросают камушки.
Отлично! Мне именно этого и не хватало! Нужно поговорить с Максом. Он обязательно расскажет что-нибудь интересное. Я распахнула окно. Сделала я это слишком уверено. Почему-то я забыла о том, что Макс никогда не бросает мне камни в окно. Это всегда делаю я.
Я выглянула на улицу. Окно Макса была закрыто, зато прямо под моим стоял Дима.
— Вау! — сказала я.
— Ага, — как-то растеряно ответил он.
— Гулять зовёшь?!
— Типо того.
Он был ужасно растерянным. Я бы, наверное, захохотала, если бы не вспомнила, что родителей мне сейчас будить совершенно не к чему.
— Жди меня тут! — шёпотом крикнула ему я.
Быстро переодевшись, я спустилась на улицу и обошла дом кругом. Теперь я подкралась к Диме со спины, приблизилась к его, ничего не подозревающему, уху и крикнула:
— Ночная прогулка!
Он отпрыгнул в сторону, а я захохотала. Насмеявшись вдоволь, я сказала ему радостно:
— Просто не верю, что ты это делаешь! Я думала ты никогда не пойдёшь на такое.
— Ты же умираешь от скуки.
— О, ты должен сделать всё, чтобы человек не умер! Клятва Гипократа, да?
— Она самая, — улыбнулся он.
— Пойдём в центр! На площадь?
— Давай, — он был очень рад.
— Отлично! Нужно только Макса разбудить. Вот он удивится!
Я подняла с земли маленький серый камушек. И Дима, наверное, подумал, что я не заметила, как растерянно дрогнули его брови, и как опустились кончики его губ. Неужели он думал, что Макса мы оставим одного? У него, я уверена, воспоминаний и на три недели не хватит! Поэтому мы обязаны создавать ему новые.
— Давай ты бросишь ему камушек в окно, — сказала я, а потом засеяла улыбкой. — Да, это должен сделать именно ты! А я спрячусь куда-нибудь. Тогда он подумает, что ты серенаду ему собираешь петь! Мы должны это сделать, будет так весело!
— Нет-нет-нет, — начал отступать он.
— Ну, и зря! — я швырнула камнем в окно.
— Ты же его чуть не разбила! — широко открыл глаза Дима.
— И что? Это ведь камень. Мне что, из-за безопасности нужно носками бросать в его окно? — а потом я задумалась. — А ведь это хорошая мысль…
— Господи, — раздался над нами сонный и злой голос. — Что такое?
— Пойдём гулять! — помахала рукой я.
— А спать, кто будет?
— Не мы, — улыбнулся ему Дима. — Спускайся, давай.
— Вы у меня уже в печёнках сидите, — проворчал Макс.
Над нами, как утка, крякнуло окно, и злая голова Макса исчезла. Зато она уже совсем скоро появилась над забором.
Теперь, все трое, мы стояли на улице. Я стала зачем-то прыгать и приговаривать:
— У нас ночная прогулка! Мы идём гулять! Этот день ещё не безнадёжно потерян!
— День? Уже ночь, а не день, — ворчал Макс.
Но его глупые ворчания никогда не смогут испортить моего прекрасного настроения. Глаза Димы горели радостными огоньками, и поэтому я знала, что всё будет хорошо. Если двоим весело, то рано или поздно, третьему станет тоже. Я же знаю, что в глубине души Макс этого желал всем сердцем. Ему тоже скучно.
Мы пошли по дороге. Прямо по её центру. И было так хорошо, что всё-таки Макс улыбнулся:
— Ну, это лучше, чем спать в душной комнате.
И всё. Он сказал только это, но мы с Димой многозначительно переглянулись. Макс счастлив! Мы с Димой его ещё никогда не видели счастливым. На самом деле счастливый Макс от обычного почти не отличается. Но сияние его глаз, говорит само за себя. Они сияют, только когда он счастлив. И судя по тому, как дрожат в его глазах весёлые огоньки, сейчас он счастлив безумно.
— Давайте петь! — сказала я.
Во мне было столько радости, что её непременно нужно было как-то выплеснуть наружу. И я запела какую-то незатейливую песенку, которую помнила ещё с детства.
Дима, который знал слова, запел тоже. Дима, между прочим, поёт очень неплохо. Не так хорошо, как Макс, но гораздо лучше меня. У меня же нет никакого слуха. Это феноменально! У меня абсолютно нет слуха. Я могу ценить музыку, могу различать хорошие песни от плохих, но сама воспроизвести не могу ничего. Чтобы объяснить вам, насколько всё плохо, я просто расскажу о том, что бывает со мной каждый раз, когда я прихожу на какой-нибудь концерт. На концерте, рано или поздно, зрители начинают хлопать. И я тоже. И, как бы я не старалась, я всегда хлопаю не в такт. Со стороны, наверное, смешно.
Но, когда на сердце так радостно, что молчать нет сил, начинаешь петь, даже если нет ни голоса, ни слуха.
— Не могу слушать, как ты фальшивишь, — шутливо скривил лицо Макс.
И тогда он запел. Не так запел, как он поёт мне, когда я грущу. Теперь он пел во весь голос, он почти проорал песню. И мне сразу же стало всё ясно. Он притворяется, что у него нет никакой энергии! Её у него полно. Человек-выжатый лимон не может петь так, как это делает он.
— Ничего себе ты поёшь! — присвистнул Дима, который ещё никогда не слышал настоящего голоса Макса.
— Он и на гитаре играет замечательно! — добавила я, а потом улыбнулась. — Он играет дьявольски хорошо!
— Да? Почему ты не рассказывал? У меня есть барабаны! Мы должны сыграть как-нибудь вместе! Было бы так круто! А ты ещё и поёшь, и…
Макс понял, что ему нужно срочно спасаться. Он безошибочно нажал на слабую точку Димы.
— Может, поедим?
— Поедим? Но все магазины ведь закрыты. А я так голоден! Но мы же должны поесть! Ночью вся еда становится вкуснее. Где бы нам что-нибудь достать? — совершенно забыв обо всём, говорил Дима.
Я тихо улыбалась тому, как же легко отвлёк его Макс.
— Смотрите! — крикнула я.
Мы проходили мимо заправки, которая, как и всё остальные заправки во всём мире, работала даже ночью.
Мы зашли в маленькое помещение, окинули всё внимательным взглядом, в то время как продавец окидывал внимательным взглядом нас. Наверное, у него дрожали коленки, и он решил, что банда подростков, вооружённая острыми, как ножи, улыбками, решила его ограбить. Но вместо этого Дима указал пальцем на хот-доги и сказал:
— Вот!
Мы выгребли все деньги, которые были разбросаны по карманам наших курток. Хватило не только на подозрительного вида хот-доги, но и на литр кока-колы. Вот теперь Дима был по-настоящему счастлив.
Мы вышли на улицу.
— Любишь кошек? — спросил у Димы Макс.
— Конечно. Люди, которые говорят, что не любят кошек, врут.
— А ты замечал, что на заправках никогда нет кошек, но всегда есть хот-доги? — Макс заиграл бровями.
— Иди ты!
Я разразилась хохотом. Потом откусила кусочек хот-дога и с видом знатока заявила:
— Никакой кошатины. У кошатины вкус совсем другой.
— Ты пробовала, да? — Макс криво улыбнулся.
— Ещё только слово, — пригрозила я.
А он встал прямо передо мной, широко улыбаясь.
— Иначе что?
Недооценивает меня! Вы только подумайте!
Я, что есть силы, потрясла бутылкой кока-колы, и, не успел он ещё ничего сообразить, как оказался полностью облитым. Правда, закончилось тем, что я тоже была вся мокрая и липкая. Но нам было весело, а вот Диме не очень.
— Ну, вы чего? Совсем больные? Я же пить хотел!
— Перехотел, — беззаботно пропела я. — Пойдёмте скорее! Я хочу оказаться в центре! Там ведь сейчас так тихо и спокойно! Это же бывает так редко!
— Всего лишь каждую ночь, — ухмыльнулся мне Макс.
— Помолчи! Наслаждайся лучше видом. Ночной город такой красивый!
Мы шли тихо по улице, а город спал. И я не была его частью. Нет, мы были вне этой системы. В каждом доме, в каждой квартире кто-то спал. Потому что так принято, что ночью нужно спать. Но мы вырвались из этого круга. Мы отделились от той массы, что засыпает тогда, когда это принято.
В небе сверкали звёзды, и скромно сияла луна. Фонари у дорог освещали нам путь. И больше ничего. Город был мёртв. Я раньше и не подозревала о том, что каждый вечер он умирает, а утром делает вид, что ничего не произошло. Одним словом, мы существовали отдельно от города, а он отдельно от нас.
Как только мы добрались до главной площади, я тут же легла на землю. Куда ещё идти, когда ты ровно на середине площади? Завтра днём так беззаботно здесь не за что полежать не удастся. Я, очень глупо улыбаясь, смотрела в небо. Сегодня оно удивительно красивое. Днём не было облаков, поэтому звёзды сейчас видны очень хорошо. И луна просто огромная. И жёлтая, по-настоящему жёлтая. Может, даже немного золотая. Но это неважно. Даже если бы она была бледной и совсем некрасивой, она бы мне нравилась. Луна — это тоже солнце. Просто она светит только ночью.
Правда, я больше люблю месяц. О нём все постоянно забывают. Его недооценивают, а он тоже хорош. Особенно когда звёзд ещё нет и солнце не село, а он уже висит в небе, такой белый и холодный. Да, смотреть на ночное небо, — это удовольствие! Это как море. Нет, моря мало, это как океан! Именно! Прекрасным, как океан, может быть только небо и, пожалуй, только ночное.
Я потянулась, лёжа на остывшим асфальте городской площади.
— Ты чего? — засмеялся Макс.
— Хватит валять дурака. Простудишься ведь, — стал надо мной Дима.
— Это вы, а не я валяете дурака! Знаете, как хорошо отсюда смотреть на небо!
Макс молча улёгся рядом.
— Ну, что с вами не так? Там же грязно! Сотни ног…
Тогда я ухватила Диму за ногу и со всей силы дёрнула к себе. Он не упал, но пошатнулся.
— Ладно-ладно, — сказал он.
И мы лежали всё трое под огромным звёздным небом.
— Так хорошо! — я не могла сдержать улыбку.
— Ещё как! — согласился Дима.
Макс промолчал, и я бросила на него взгляд. Улыбается. Значит, всё хорошо.
— Это что? — спросила я его, указывая пальцем в небо.
— Луна, — непонимающе усмехнулся он.
— А это? — я подняла палец выше.
— Медведица, — вмешался Дима.
— Неплохо, — улыбнулась я.
Теперь я перешла в наступление:
— А это что?
Я указала на Орион, заранее зная, что они даже не поймут, куда смотреть.
— Ты о чём? — не понял Дима.
— Что это за созвездие? — спросила я.
— Какое? — теперь спросил Макс.
— Так и думала! — я победно заулыбалась. — Я здесь единственная, кто хоть немного разбирается в звёздном небе!
— Сама себя похвалила, — язвительно сказал Макс.
— Вы ведь не за что не догадаетесь этого сделать, — обиделась я.
— Может, потому что не за что тебя хвалить? — спросил Макс холодно.
— Это тебя хвалить не за что!
— Да ну?
Мы бы, наверное, подрались, если бы не Дима со своим неуместным вопросом.
— Так что за созвездие ты хотела нам показать?
— А?
— Созвездие! — потребовал Дима.
— О, ну это легко, — я подняла руку вверх и стала показывать. — Видишь там много звёзд? Это Орион!
— Не вижу, — просто сказал Дима.
— Песочные часы? — спросила я.
— Нет, не вижу. Где?
— Да вот же! — Макс поднял руку тоже. — Видишь? Там ещё три звезды яркие. Три звезды стоят в ряд.
— А! Вот вы о чём!
— Просто кто-то явно не умеет объяснять, — снова уколол меня Макс.
Но я пропустила его замечание. У меня родилась просто гениальная мысль. И я её тотчас же озвучила:
— Это же прямо, как мы! — бодро заговорила я. — Смотрите, та звезда, которая самая яркая, — это буду я! Та, что слева — Дима. А оставшаяся — это ты, Макс! Мы так похожи, на эти три звезды, стоящие в ряд! Так похожи!
— Что у тебя за бредовые идеи?
— Ничего они не бредовые. У нашего общества ведь даже нет названия! Назовём его Орион! Просто гениально!
— Какое ещё общество? — удивился Дима.
— То, в котором мы состоим, — уверенно ответила ему я.
— А мы, значит, по-твоему, состоим в каком-то обществе?
— Конечно! У нас тайная организация! Это же весело!
Макс почему-то захохотал. Да так захохотал, что стал бить ладошкой по асфальту.
— Чего это ты смеёшься? — грубо спросила его я.
Он хитро улыбнулся:
— Повежливее будь, Фаер. Иначе останешься одна в своём обществе.
Он сказал это с весёлой улыбкой на губах, но мне почему-то не было весело. Я заложила руки за голову и открыла глаза шире. Теперь я смотрела в небо. Обиженная. Несчастная. Грустная.
— Ну, ты чего? — виновато спросил Макс.
— Я плохая, да?
— Ты чего? — спросил всё ещё весело Дима.
Я эту его весёлость устраню быстро.
— Чего я? Ты ещё спрашиваешь! Ты же знаешь. Ты как никто другой должен знать, — у меня даже голос от волнения начал дрожать. — Я же боюсь этого мира. Он меня пугает. Всё, что является нормальной частью жизни, меня пугает. Вот почему я такая наглая и самовлюблённая?
— Так ты это даже не отрицаешь? — спросил Макс.
— Завтра буду отрицать, но сейчас я это признаю. У меня ужасный характер. Просто отвратительный! Но я просто не верю, что можно иначе. Я не могу сказать, что повидала жизнь, что знаю этот мир, но я уверена, что, чем ты добрее и лучше, тем хуже с тобой обойдутся.
Я замолчала. Мне стало почему-то жарко. Я глубоко вздохнула и сказала:
— Я плохой человек, я это знаю. И поэтому я знаю, что когда-нибудь я останусь совсем одна. Даже самым терпеливым надоест то, как о них вытирают ноги. Это меня пугает больше всего. Я не хочу остаться одной. Я боюсь.
— Фаер! — Дима присел на асфальте. — Есть многое, чего стоит бояться, но точно не это. Разве ты будешь одна? Разве это возможно?
Макс кашлянул и тоже приподнялся.
— Этого бояться не надо, — сказал он.
Я продолжала лежать и смотреть в небо. Мне ужасно не хотелось вставать, мне хотелось затянуть этот момент. И я, не понимая зачем, спросила:
— В чём смысл жизни?
— Э, куда тебя потянуло, — махнул рукой Макс.
— Не уходи от ответа, — строго приказала я.
— А разве тебя это волнует? Тебе ведь не так уж и хочется узнать ответ.
— Хочется! Ещё как! Если я раньше об этом никогда не говорила, это ещё не значит, что я об этом не думала! — мой голос подымался всё выше и выше. — Я много думаю об этом. Меня этот вопрос мучает. Я не хочу жить просто так. У всего должен быть смысл!
— Аристотель говорил, что смысл жизни — это служить другим и делать добро.
— Не хочу я знать, что думал какой-то там Аристотель! Ты мне лучше, скажи то, что думаешь сам!
— Зачем? Моим мыслям до мыслей великих людей далеко.
— Нет, ты всё-таки не ссылайся на слова других, а говори сам!
— Фаер, все великие мысли были уже сказаны. Поэтому лучше пользоваться тем, что уже есть, и изъясняться лаконично.
— Дима! — с надеждой позвала я.
— В чём смысл жизни? — он сам озвучил вопрос. — Я не знаю. Но я тоже когда-то об этом думал.
— И?!
— Смысл жизни мы видим в том, чего нам не хватает. Одинокие думают, что смысл жизни в любви. Те, кто сидит за решёткой, думает, что смысл заключается в свободе. Скучающее думают, что смысл жизни в чём-то великом и грандиозном, — улыбнулся одними глазами Дима.
— Как тебе? — с радостным вызовом спросила я у Макса.
— Ничего интересного. Я слышал идеи и лучше.
— Так расскажи мне их!
— Нет, я тебе не стану их рассказывать. Я лучше объясню тебе кое-что, — он провёл рукой по не расчёсанным запутанным волосам. — До тебя точно ни один человек искал смысл жизни. И все они приходили к выводу, что его либо нет, либо всё предопределено, и он ещё всплывёт. Однако я считаю, что первые были более рациональными в своих суждениях. Пусть они и уничтожали последние надежды на присутствие смысла.
— Как уныло! — вырвалось у меня. — Просто живём, просто умираем. Я не хочу это воспринимать!
— Не воспринимай, — безразлично ответил он. — В конце концов, всегда можно надеть розовые очки.
— Нет! Я хочу видеть правду. Как можно больше. Какой бы она не была. Я просто не могу закрывать глаза на все проблемы, не могу не замечать их.
— Принимать всё в себя тоже невозможно, — тихо сказал мне Дима. — А ложь иногда даже и лучше правды.
В этот момент он стал мне противен. Ложь никогда не будет лучше правды.
— Когда-нибудь я всё-таки найду смысл жизни.
— Когда-нибудь, — сухо сказал Макс.
И я замолчала. Макс и Дима не нарушали тишины. Им было видно, что я сейчас напряжённо думаю.
Смысл жизни. Вот зачем он нужен? Разве знание этой истины сделает меня счастливее? Разве, если я узнаю, в чём смысл жизни, мир станет лучше? Нет! Миру нужны новые больницы, новые технологии и новые лекарства. Миру больше не нужны ответы на вечные вопросы. Вот только они нужны мне.
Наверное, я никогда не смогу сказать: «Я знаю, в чём заключается смысл жизни!» Но разве это грустно? Вся прелесть и весь ужас смысла жизни заключается именно в том, что его невозможно обрести.
— Я думала о том, что смысл жизни — это остаться живым, — сказала я, а лицо Макса сразу же изменилась.
Оно говорило: «Я тоже!» Но рот его сказал другое:
— Не ты первая, не ты последняя.
— Нет, но ведь в этом и есть смысл. Мы всё умрём. Те, кто хочет жить, умрут. Те, кто хочет поскорее покончить со всем, тоже умрут. Всё умрут. А что после нас останется? Ведь лет, эдак, через пятьсот о нас уже никто не будет знать. Даже родные. Вы же не помните своих прабабушек и прадедушек. И единственное, что я понимаю, это то, что нужно что-то изменить. Что-то изменить кардинально, и тогда тебя уже никогда не забудут.
— Ты просто боишься смерти, — сказал вдруг Макс.
— Сейчас нет. Но, когда…
— Нет, Фаер, ты боишься смерти, — повторил Макс.
И я поняла, что он прав. Чёрт возьми, он всегда прав!
— Да! — крикнула я, чтобы прогнать подступивший ко мне страх. — Да, я боюсь!
— А это ненужно. Это же бессмысленно. Тот, кто боится умереть, и тот, кто не боится, по любому умрут оба. Умирать придётся всем. Поэтому о смерти нужно помнить, но не бояться её, нет. В жизни многого можно избежать. Если хочешь, ты можешь не выходить замуж, можешь не заводить детей, можешь отказаться от престижной работы и не закончить школу. Но, когда речь идёт о смерти, ты можешь только замедлить процесс или наоборот ускорить его. А совсем уйти от неё не может никто.
— Ничего себе, — у Димы высоко поднялись брови. — Много же ты наговорил.
— Потому что много думал.
— О смерти?
— Нет, о ландышах.
— Зачем же ты так много думал? — спросила я. — Может быть, ты тоже боишься?
— Нет. Из моего окна видно кладбище. И каждое чёртово утро я вижу напоминание о том, что умру.
— Какие-то странные темы вы выбираете для разговоров. Причём не только она, — Дима кивнул на меня.
Да, он прав. Мы затрагиваем не те вопросы, которые нужно затрагивать тёплыми летними ночами, лёжа под звёздным небом.
Я, наконец, поднялась с асфальта и спросила:
— Орион всегда будет существовать?
Сначала никто не понял моего вопроса, но потом как-то странно и мягко Дима сказал:
— Всегда.
— Всегда, — выдавил из себя Макс.
О, как он не хотел этого говорить! Эту неохоту даже слепой бы заметил! Но всё же он сказал. Наверное, он понимает, как сильно врёт, но не соврать для меня просто не может. Всегда — слишком громкое слово, чтобы им разбрасываться.
— А чем, собственно, наша организация занимается? — начал отвлекать меня Дима.
А действительно?! Я стала ходить, размышляя. Подошла к фонтану, стала ходить по его ровному краю и говорить вслух:
— Я ещё не придумала. Но когда придумаю, я расскажу обязательно.
— А когда ты придумаешь? — спросил Дима, тоже забравшись на фонтан.
— Когда? — я задумалась, а потом спросила у Макса, наблюдающего за нами. — Когда?
— Когда придумаешь, как сделать мир нестрашным?
— Слышал? — обратилась я к Диме.
— Я глухой, по-твоему?
— Да! — я его шутливо толкнула.
Я просто его толкнула! Честно, я ничего не планировала. Я просто толкнула его, что есть силы, а он взял и упал в фонтан! Кажется, даже ударился.
Я сразу же прыгнула к нему, попыталась помочь ему подняться, поскользнулась и упала сама.
Мы с ним захохотали. Макс подошёл поближе. Протянул нам руки. О! Это он зря! Даже не обмолвившись с Димой словечком, мы со всей силы дёрнули за протянутые нам руки помощи, и Макс оказался в фонтане рядом с нами. Мы с Димой захохотали ещё сильнее.
— Придурки, — покачал головой довольный и счастливый Макс.
Я, сидя в тёплой воде, стала брызгаться на парней. Теперь уж я уверена, что сегодняшнюю ночь я точно запомню! У меня на секунду появилось чувство, что мы празднуем день ВДВ. Наверное, только в этот день все фонтаны кем-нибудь заняты.
А потом я заметила, как красиво искрятся капельки воды в воздухе. Это поднималось солнце. И стоило только солнцу показать свой красный бок, как я поняла, что всю ночь не спала. Тогда я громко и вдохновляюще зевнула. Дима зевнул мне в ответ.
Мы вылезли из фонтана. С нас ручьями стекала вода.
— Домой? — спросил на удивление бодрый Макс.
Да-да, он был бодрым. Я не оговорилась. Даже после трёх чашек крепкого кофе, он не бывает бодрым.
— Домой! — сказала я, — Нужно хорошенько поспать, чтобы придумать, каким образом можно сделать мир интереснее и лучше!
— Ты, конечно, придумаешь, — снова язвительно сказал Макс.
— Конечно, она придумает! — толкнул его в бок Дима.
Мы шли уже не по дороге: начали ездить машины. Редкие прохожие удивлённо смотрели на нас и на мокрые следы, которые мы за собой оставляли. А нам было на всё это плевать. У нас на глазах наступал новый день. Солнце вставало у нас на глазах.
— Не я придумаю, как сделать мир лучше. Мы вместе придумаем. Это дело для Ориона.
— Точно, — согласился Дима, подыгрывая мне. — Я уверен, что мир обязательно со временем станет лучше. И, если уж на то пошло, то это мы трое его сделаем таким. Уберём всё лишнее, добавим всё нужное…
Это был мёд для моих ушей, но тут вмешался Макс со своей холодной рассудительностью.
— Ты так говоришь, будто знаешь рецепт идеального мира.
— А что если знаю? — с вызовом спросил у него Дима.
— Не знаешь, — уверенно ответил ему Макс. — У мира не может быть никакого рецепта. Мир — это абсурд.
— Но если в абсурд добавить ещё щепотку абсурда…
— То лучше не станет, — перебил его Макс.
— Он же просто хотел меня подбодрить, — сказала, наконец, я. — Я ведь не дура! Я понимаю, чего хочу. Понимаю, насколько это невозможно. Но ведь никто не может запретить нам строить грандиозные планы! Мечтам нет границ!
— Да! — поддержал меня Дима.
— Можем говорить, что угодно! — громко сказала я. — Мы можем кричать, о чём угодно!
— Да! — во всё горло крикнул Дима.
— Орион сделает этот мир лучше! — тоже во всё горло прокричала я.
— За нами будущее! — орал Дима.
— Да что с вами не так? — спросил, улыбаясь Макс.
А потом он вдруг засмеялся заливистым смехом и закричал так, что, наверное, во всех зданиях задрожали окна.
— Мы станем историей! — кричал он.
Потом мы крикнули это все трое. Думаю, это должно стать девизом нашего общества. Лозунгом. Должен ведь быть у нас какой-нибудь лозунг.
А потом мы как-то оказались на нашей улице, на нашем переулке. Мокрые, замёрзшие, измученные и уставшие, но невероятно счастливые.
Мы стояли и молчали. Потому что никаких слов не нужно было. На лицах у нас повисли какие-то нелепые, но прекрасные, потому что искренние, улыбки.
— Орион, — тихо сказала я, указав высоко в небо.
Половину песочных часов уже сожрало огромное жаркое красное солнце. Но три звезды продолжали ярко светить. Этих звёзд будто бы даже не волновало то, что настанет день, и они исчезнут. Эти звёзды были как мы.
— Орион, — отозвался Макс.
— Станем историей, да? — зевнув, спросил Дима.
— Конечно, станем, — беззаботно и счастливо сказал Макс, подмигнув мне.
И кто бы мог подумать, что он не соврал.
Но это всё ещё не скоро…