Анна Фаер

       День выдался славным. С самого утра солнце светило ярко, совсем по-летнему. Пусть деревья и были голыми, пусть трава на земле и пожелтела, но мне всё равно казалось, что это какой-то летний денёк. Не представляю, каким образом он мог переместиться в пространстве и во времени, чтобы попасть в самую середину осени, но сделал он это именно тогда, когда мне было нужно. В этот день мы отправляемся загород.        Всё началось ещё ранним утром. Я, Макс и Дима ждали автобус. Мы уже купили на вокзале билеты, и теперь перед нами была лишь одна задача: нужно занять самые последнее места, чтобы сидеть вместе.        Куда мы едем? О, вам понравится! Слышали что-нибудь об аномальных зонах? Да-да, те самые, где людям становится плохо, где деревья не растут и даже птицы не летают. Вот туда-то мы и отправляемся. Вопрос нужно задавать другой. Зачем?        Зачем? Ещё спрашиваете! Мне ведь скучно! Дима это видел, Дима это исправил. У Макса выхода не было, его желания не учитываются. Учитываются только мои. А я хочу отправиться загород, неизвестно куда, чтобы найти ту старую, давно уже развалившуюся усадьбу, вокруг которой эта самая аномальная зона и появилась. Кажется, там кого-то убили. Я не знаю. Дима скинул мне несколько ссылок, но я посмотрела только картинки. Устрашающее! Именно поэтому мы туда и едим. Будет весело, готова поспорить!        Я никак не могла замолчать и всё лезла с расспросами к Диме. Он, даже не раздражаясь моей надоедливостью, отвечал. Он, вообще, последнее время стал ещё более услужливым, чем раньше. Его мягкость дошла до критических границ. Что с ним не так? Не понимаю.        Подкатил автобус. Я прорвалась вперёд сквозь толпу недовольных пассажиров. Хочешь занять лучшее места — будешь наглым. Хотя, если честно, для того, чтобы быть наглым, совсем не обязательно иметь какую-то цель. Господи, чем я вас учу! Но вы слушайте, слушайте, а ещё лучше помечайте себе где-нибудь в блокнот все мои советы.        Я добралась до задних сидений и выбрала себе место у окна. Рядом сел Макс, за ним Дима. Автобус постоял ещё недолго, а потом резко дёрнулся и поехал.  — Это чудесно! Боже мой, как же это здорово! Мы выехали! Мы выбрались, наконец, из этого ужасного города! Да!  — Помолчи, — посоветовал мне Макс. — Ты здесь не одна.        Но плевать я хотела на других пассажиров.  — Пусть радуется, плевать на всех остальных, — сказал Дима.        Он будто мои мысли читает!  — Бери с него пример, — сказала я и достала из рюкзака бутылку с водой.        Она с первого раза мне не поддалась, и я её не открыла.  — Помочь? — улыбнулся Дима.  — Да.        Он легко открыл бутылку, я сделала несколько глотков и улыбнулась. Думаю, у меня есть какой-то авторитет. Даже не просто какой-то, а очень весомый авторитет. Мы едим за десятки километров только для того, чтобы мне не было скучно. Да, мы делаем это потому, что я не могу упустить эти каникулы. Нужно, чтобы после них остались хоть какие-то воспоминания. Я в погоне за жизнью. Мне нужно испытывать эмоции, мне нужно что-то предвкушать. Нужно чувствовать себя так, как я чувствую себя прямо сейчас.  — Вы заметили, какой у меня большой авторитет? — бесцеремонно спросила я.  — Огромный, — согласился Дима.        Глаз Макса дрогнул и он тихо, но гораздо выразительней, чем я, даже когда ору, сказал:  — Нет, я больше не могу этого терпеть. Опусти чувство собственной важности немного.  — Разве оно слишком высокое?  — В этом автобусе всем тесно из-за твоего огромного эго, которое заполнило всё пространство.  — Попридержи язык, — вмешался Дима. — Нормальное у неё эго, разве что чуток больше, чем должно быть.  — Чуток?!  — Совсем капельку, — Дима сдвинул большой и указательный пальцы, чтобы показать, что эго у меня не такое уж и огромное.  — Понял? — обратилась я к Максу. — Дима не считает, что у меня большое эго. Тебе бы следовала поучиться у него, — я не знала, чему Максу нужно учиться у Димы, поэтому сказала: — почитать меня.  — Почитать?! — Макса просто распирало от негодования. — За что мне тебя почитать?  — Дима ведь за что-то почитает, — ответила я самоуверенно.        Макс приложил ладонь к переносице и глубоко вздохнул. Ну, вот! Сейчас он начнёт объяснять что-то.  — С меня хватит. Это ведь ужасно очевидно!        Но Макс посмотрел сначала на меня, заинтересованно поглядывающую в его оживлённые глаза, а потом на Диму, который следил, чтобы Макс не сказал чего-нибудь неприятного для меня, и вздохнул.  — Ладно. Вам двоим это не очевидно. Фаер, — обратился он ко мне. — У тебя нет никакого огромного авторитета. Ты себе это возомнила только из-за одного того, что Дима слушает всё, что ты скажешь. Он не только слушает, но ещё, чёрт возьми, и делает.  — Он делает это как раз из-за моего авторитета, — ответила я гордо.        Макс только покачал головой.  — К чему ты ведёшь? — спросил у него Дима недовольным тоном.        Ему, как и мне, не нравилось то, в чём принялся копаться Макс. Даже, скорее, нам не нравилось не то, в чём он принялся копаться, а сам смысл того, что он копается.  — Я веду к тому, что мне очевидно, почему ты стал таким внимательным к Фаер. Даже если бы я был каким-нибудь гопником и не прочёл за всю жизнь не одной книги по психологии, мне всё равно было бы понятно, с чего ты вдруг стал таким внимательным.  — Я всегда был таким, — не выдержал Дима.  — Конечно же, тебе сейчас так кажется. Это простая физиология. Твой мозг приказывает тебе думать, что ты всегда был добрым и хорошим. А всё из-за того…        Он сделал паузу и улыбнулся своей божественной улыбкой. Я называю её божественной не из-за того, что она очень красивая или милая. Нет. Когда я называю её божественной, то имею в виду самое буквальное значение этого слова. Только бог может так улыбаться. Улыбка существа, которое контролирует и понимает всё во вселенной, которое властвует над пространством и временем. Странная улыбка.  — Ну? Из-за чего он такой внимательный? — стала торопить и трясти его за плечо я.  — Из-за Алекса, — ответил он совершенно спокойно. — Раньше ему не было смысла быть особенно внимательным потому, что никого, кто мог бы тебя заинтересовать, рядом не было. Меня он, разумеется, не учитывал. Мне он доверяет. Но вот появился Алекс и…       Он так и не закончил предложения. Мы с Димой, не договариваясь, дали ему по подзатыльнику.  — Не умничай! — отвернулась к окну я.        Макс так и остался сидеть со своей идиотской божественной улыбкой на лице.        Что? Вам нужны от меня какие-то оправдания? Это мой друг, и я могу давать ему столько подзатыльников, сколько захочу! Будь он хоть сто раз прав. А он будет, поверьте мне. Думаю, из него выйдет хороший психиатр. Он ведь буквально считывает все мысли. Ты совершил какой-нибудь поступок, а он знает причину, по которой ты это сделал, не задав даже и вопроса.        Прошло немного времени, и у меня зазвонил телефон. Звонила мама. Она злилась. Я ведь уехала, ничего ей не сказав. Но почему я должна отчитываться кому-то о том, что делаю? Передо мной, знаете ли, никто не отчитывается. Она кричала, говорила, чтобы я немедленно возвращалась домой. Я закатила глаза и отодвинула телефон подальше от уха.  — Что? — лениво и коротко спросил Макс.  — Мама, — шёпотом объяснила я.        Он ухмыльнулся, взял из моих рук телефон и совершенно спокойно сказал:  — Здравствуйте.        Мы с Димой стали за ним наблюдать. Он говорил так уверенно и спокойно, что я сразу же поняла: мама замолчала и внимательно его слушает. Он спокойно соврал ей про нашу поездку, разумеется, ничего не сказал, про усадьбу, ради которой мы едем. А потом, попрощавшись с моей мамой, отдал мне телефон.  — Что она сказала? — спросила я.  — Можешь ехать куда хочешь, — улыбнулся Макс.  — Как ты это сделал?! Как ты её усмирил? Она ведь готова была орать весь день, когда только-только позвонила.  — Да ведь это вообще просто, когда знаешь десятки методик по общению с истериками и истеричками.  — Сам ты истерик, — сказала вдруг я и отвернулась к окну.        Но всё-таки очень хорошо, что Макс так умеет убеждать людей. Если бы не он, то у меня были бы проблемы.        За окном быстро мелькали деревья. Мы ехали мимо густого и тёмного леса. Но мне быстро надоела картина за окном. Я посмотрела на Диму. Он держал в руках телефон, листал что-то, иногда улыбался, иногда даже начинал тихо хихикать и показывать экран Максу. Тот отмахивался от него. Макс читал какую-то маленькую тоненькую книжечку. И читал довольно увлечённо. Наверное, это какая-то очень серьёзная книга. А дорога, кажется, не будет больно веселой. Я достала наушники и утонула в океане прекрасной музыке. У меня потрясающий музыкальный вкус, да. Вы должны это знать.        Я слушала музыку, мне было скучно. И мне было до того скучно, что я принялась рассматривать остальных пассажиров. Интересно, как много из них готовы к новому миру? Как много из них не испугались бы свободы? Как много из них устали быть рабами? Кажется, что не один. Глупые и скучные люди. Я окинула их всех ещё раз внимательным взглядом. И мне стало противно. Пришлось отвернуться и смотреть в окно.       Мне часто становится противно в окружении незнакомых людей. Особенно, когда их так много. Я ведь и за людей их-то не считаю. Просто не могу принять, что все они настоящие. Не могу принять то, что у них есть свои судьбы, мечты и цели. Глупые манекены. И ведь их так много. Слишком много.        Всех этих людей я, вероятно, вижу в первый и в последний раз. Вряд ли я снова их увижу. Я увижу их только в своих снах. Нам снятся только те, кого мы видели когда-то в реальной жизни. Это доказанный научный факт. И в моих снах они все будут массовкой. Массовка в реальной жизни. Массовка во сне. И ведь для них я — тоже массовка. Плохо. Как же мне не нравится это. Это угнетает. Не понимаю, как они все могут спокойно с этим жить. Или никто из них даже не задумывается об этом?        Меня тихо начала грызть тоска. Я решила попробовать уснуть. Не вышло. Тогда я решила притвориться, что уснула. Когда мне нужно заснуть, а я никак не могу, всегда приходится притворяться. Если хорошенько сделать вид, что спишь, в это можно поверить даже самому. Всю дорогу я усердно делала вид, что сплю.        Автобус остановился. Я решила не открывать глаз.  — Приехали, — сказал Макс, и сбоку от меня началось движение.       Я всё ещё не открывала глаз.  — Просыпайся, мы приехали, — повторил он и потряс меня за плечо.        Я никак не отреагировала. Мне, разве что, захотелось засмеяться.  — Фаер! — раздался голос Димы, и я почувствовала, что теперь он начал трясти меня за плечо.        Нужно было что-то делать. Что-нибудь грандиозное и неожиданное. Но у меня совсем не было идей. Поэтому я резко открыла глаза, надела рюкзак и сказала важно:  — Я не спала. Я притворялась.        Макс закатил глаза, а Дима улыбнулся. Мне было ужасно скучно. Но только мы выбрались из автобуса, только я вздохнула чистым загородным воздухом, как моё настроение улучшилось:  — Отлично! Новое место, новый вид! Куда теперь? — я обернулась к Диме.  — Наверное, по этой дороге, — он указал на главную дорогу, вдоль которой тянулись старенькие деревянные домишки.  — Наверное? — переспросил Макс.  — Я ведь не знаю точно, — стал оправдываться Дима. — Знаешь, я не смотрел, как добираться.        Макс уже собирался возразить, сказать что-нибудь ядовитое и колкое, но вмешалась я:  — Ведь это же гораздо интереснее! Интереснее, когда не знаешь точной дороги! Вдруг мы заблудимся?!  — Из твоих уст это звучит так, словно речь идёт о чём-то хорошем.  — Конечно! Ведь я о хорошем и говорю! Заблудится в незнакомом месте, за десятки километров от родного дома! Это же просто потрясающе!  — За что мне это наказание? — вздохнул Макс.  — Пойдёмте! — скомандовал Дима и пошёл по дороге.        Мне, конечно же, не понравилось, что командует кто-то другой, а не я. Но пускай. Как-никак, это всё благодаря ему.        Мы шли по дороге. Солнце стало светить ещё ярче, на улице потеплело. Я даже расстегнула свою куртку, настолько стало тепло. Совсем не по-осеннему. Дорога, которую выбрал Дима, вывела нас на тропинку. Тропинка шла через поле и вела прямо в лес. — Мы правильно идём! — сообразила я. — Я ведь смотрела картинке на том сайте, где рассказывалось про усадьбу. Она должна быть прямо в лесу. — Что за гений решил поставить усадьбу в лесу? — спросил Макс.  — А что, если это лес вырос вокруг усадьбы?! — возмутилась я.  — Никакой логики. У тебя нет никакой логики.  — Помолчи лучше! — разозлилась я.       Но он не стал молчать. Сегодня у Макса было то редкое настроение, когда он не кажется таким уж желчным и раздражительным. Он был в своём лучшем расположении духа. Мы были приблизительно на середине тропинки, когда Макс вдруг начал весело петь. Я не знала слов, наверное, потому, что он выдумывал слова на ходу. Песня была какая-то глупая, со старинным напевом. Что-то о том, как хорошо выбраться в поле ранним утром. Но пел он так славно, что моё и без того хорошее настроение стало ещё лучше. Мне даже кажется, что Макс может петь о чём угодно, даже о чём-то мерзком и отвратительном так, что всем будет приятно его слушать. У него, правда, невероятный голос. Ему нужно быть музыкантом, а не психиатром. Да! Из него вышел бы отличный музыкант! Надо будет с ним об этом серьёзно поговорить!        Когда тропинка привела нас в лес, мне стало настолько хорошо, что я больше уже не могла молчать: — Как же потрясающе! Как же невероятно! Ведь это прекрасно! Я так рада! Даже если мы и не найдём то место, я всё равно останусь довольна! Мне просто необходимо было выбраться загород! Мне так не хватало всего этого! Старые деревянные домики, покосившиеся заборы, лес, поле, тропинка заросшая! Мне так тесно в городе! Так хочется вырваться из него! Огромные серые здания загораживают мне солнце! Как же всё-таки здорово, что мы здесь! — я вдруг замолчала, а потом воскликнула: — О, палка!        Поперёк тропинке лежала отличная палка, наверное, отломанный ветром сук. Я взяла её в руки.  — Зачем тебе палка?  — Это ведь необходимая вещь в любом путешествии! Ты замечал, что во всех фильмах, путешественники всегда находят себе какую-нибудь чудесную палку? Потом ходят, опираясь на неё.  — Есть такое, — согласился Дима.       Мы прошли совсем немного от того места, где лежала моя находка. На этот раз остановился и воскликнул радостно, как я, Дима. Он тоже нашёл палку. Взял её, внимательно рассмотрел, а потом многозначительно кинул: она ему понравилась.  — Дети, — вздохнул Макс.        И он был прав. Нам с Димой хорошо было там, на свежем воздухе, в такой тёплый и ласковый день. И мы совсем забыли, сколько нам лет, мы чувствовали себя детьми.  — Я вызываю тебя на дуэль, — сказала я, подняв высоко палку.  — Вызов принят!        Мы стали сражаться на мечах. Ну, ладно, не на мечах. Но найденные нами палки легко было превратить в мечи с помощью воображения. Мы сражались, пока я не выбила Димин сук из его руки.  — Моли о пощаде! — сказала я.  — Смотри! — он указал мне за спину.        Я обернулась. Ничего интересного там не было, зато в следующую секунду из моих рук была выбита палка. Теперь победителем был Дима. Он поднёс свой сук к моему горлу и улыбался радостно. На его лице появились две симпатичные ямочки.  — Я тебе просто поддалась, — сказала я, рукой отодвинув от себя палку.  — Конечно, поддалась, — усмехнулся он, прекрасно понимая, что я вру.  — Чёрт! — вырвалось у меня. — Макс уже ушёл! Побежали!        Мы побежали по тропинке вперёд. Хорошо, что она ещё негде не раздвоялась. Макс успел уйти далеко, но как только мы его догнали я, тяжело дыша из-за бега, заговорила:  — Ты должен был подождать! Что, если мы бы заблудились! У нас, между прочим, опасное приключение! Аномальная зона, — я повторила это слово ещё несколько раз.        Всё-таки я филологический маньяк, это точно. Меня ужасно привлекают некоторые слова, и я ничего с этим не могу поделать.  — Аномальная зона, понимаешь?! Аномальная! — говорила я с жаром. — Здесь, может быть, люди пропадают! А ты нас двоих оставил!        Макс зевнул, ему было скучно слушать то, как я возмущаюсь.  — Чего ты молчишь? — спросила я у него строго.  — Жду, когда ты замолчишь, чтобы сказать, что мы на месте, — он показал рукой в сторону.        Я отвернулась. Наверное, он, как и Дима раньше, просто хочет меня отвлечь. Но нет. За спиной у меня на этот раз было что-то интересное. За ровным рядом непонятного кустарника было старое, покосившиеся на бок, здание.  — Боже мой! — из меня вырвался целый вал восхищений.       Мы тут же стали подходить поближе. Зрелище было жалкое, но меня оно вдохновляло. Крыша в одном месте провалилось, окна были забиты досками, а в тех местах, где досок не было, стёкла были кем-то разбиты. Дверь весела на одной только петле. Деревья вокруг стояли высокие и голые, а под ногами был один только мох, никакой травы.        Больше всего меня почему-то впечатлили совсем голые деревья. Я остановилась, подняла голову вверх и замерла так на несколько секунд. Осенью мне всегда кажется, что золотисто-огненная листва будет долго радовать глаз, но листья могут опасть меньше чем за неделю и останутся только уродливые, голые ветки. Это чем-то похоже на счастье. Когда мы счастливы и всё хорошо, нам кажется, что так будет всегда или хотя бы долго. Но всё хорошее заканчивается и причём заканчивается быстро.        Мы добрались до старой, покосившейся на бок усадьбы. Я остановилась перед дверью и стала смотреть в темноту здания:  — Жутко, да?        Дима и Макс ответили одновременно, но по-разному.  — Ещё бы! — согласился со мной Дима.  — Ничуть, — сухо возразил Макс.       Я хитро улыбнулась:  — И ты зашёл бы внутрь? Там ведь в любой момент всё готово развалиться!  — Сомневаюсь, что здание развалится сейчас, если оно уже простояло здесь в таком состоянии десятки лет.  — И всё-таки здесь жутко!       Мне почему-то казалось, что из темноты усадьбы на нас кто-то смотрит. Странное такое паническое чувство. Именно паническое. Когда у меня бывает паническая атака, я всегда думаю, что за мной кто-то наблюдает. Кто-то злой. Но мне кажется, такое бывает со всеми. Вот, бывает, останешься дома один, и начинает казаться, что за спиной кто-то есть. А когда оглядываешься, там всегда пусто.        На голом дереве закаркала ворона. Мне стало ещё более жутко:  — Нет, я туда первая не пойду!  — Я пойду, если хочешь, — предложил Дима.  — Да! Иди! А потом, когда вернёшься, расскажешь, — обрадовалась я.  — Ты идёшь? — обернулся Дима к Максу.        Тот покачал головой:  — Я добровольцем не вызывался. Лучше уж я здесь, на свежем воздухе, побуду.  — Как знаешь, — Дима безразлично пожал плечами и шагнул через порог.        Я всматривалась в его спину, пока она не растворилась в темноте.  — Храбро, да? — сказала я тихо.  — Ничуть. Строит из себя героя.  — А откуда ты знаешь, что он не герой? — уверенно усмехнулась я.  — Знаю. Среди нас героев нет.  — Разве?! А я?  — Ты всего боишься.  — Герой — это не тот, кто ничего не боится.  — А кто это, по-твоему?  — Я, разумеется.  — Кто бы мог сомневаться в этом ответе, — улыбнулся одними глазами Макс.  — Давай отойдём от двери подальше, — предложила я и, не дожидаясь ответа, сделала несколько шагов в сторону.  — И зачем мы отошли? — подошёл ко мне Макс.  — У меня такое странное чувство…  — Какое?  — Будто из темноты кто-то резко выскачет.  — Конечно же, выскочит.        Я посмотрела на него удивлённо, а он добродушно улыбнулся мне:  — Дима. Уверен, что он захочет нас как-нибудь напугать.  — Точно! Он ведь не может сделать что-нибудь нормально, без его шуточек!        Мы ещё постояли немного, а потом я стала переживать. Димы не было слишком долго. Чего он там застрял? Я решительно подошла к двери и крикнула во весь голос:  — Дима!        Ответило мне только эхо. И больше ничего.  — Макс! — сказала я решительно. — Ты должен сходить за ним!  — Сам придёт.  — Он не отзывается!  — Дурака валяет.  — А что, если нет?! — я не на шутку начала переживать. — Ты обязан пойти!  — Обязан? Сомневаюсь, — он кашлянул и произнёс очередную цитату: — Мы не перед кем не обязаны. У нас есть одна обязанность — быть счастливыми.        Я нервно рассмеялась:  — Ничего более ванильного ты ещё не цитировал!  — Это Брэдбери.  — Тогда Брэдбери очень ванильный автор, — хмыкнула я и ещё раз сказала важно: — Ты обязан пойти и посмотреть, что там с Димой!  — Обязан, — вздохнул он. — Скорее бы уже появился тот мир, где я был бы свободным, а не твоим рабом.  — Ты делаешь это не потому, что я приказываю! Ты делаешь это потому, что переживаешь за Диму.        Стоя на пороге Макс обернулся:  — Ну, ладно, я пойду, найду Диму. А вот ты-то будешь здесь стоять совершенно одна, — и он ушёл.        Зачем он это сказал? Я стала озираться по сторонам. Ох, почему я не пошла вместе с ним? Это ведь было бы лучше! Лучше в той тёмной и сырой усадьбе вдвоём, чем здесь одной. Я постояла немного, раздумывая, что мне делать. Потом решившись, я сняла рюкзак и стала в нём копаться. Я брала с собой фонарик. Я много чего брала. Знаете, это для меня особый бонус к любому путешествию. Я очень люблю собираться в дорогу. Может быть, многое из того, что я беру с собой, мне даже не пригодится, но я чувствую себя уверенней, когда в моём рюкзаке есть вещи на все случаи жизни.        Я достала фонарик и сразу же посветила в темноту за дверью. Ничего особо не изменилось. Этот фонарик не очень яркий, зато он розового цвета. Такого приятного и нежного. Здорово, правда? Он очень красивый. Жаль только, что света от него немного. На некоторых людей похоже, если задуматься. Но я задумываться не буду, нужно скорее догнать Макса. Не хочу оставаться здесь одной.        Я шагнула внутрь. Потолок на меня не обрушился, это уже хорошо. Я медленно стала продвигаться вглубь. Здесь был один длинный коридор, вдоль которого находились двери. Ну, дверей там не было, там были пустые дверные проёмы. Но это так, это неважно. Я освещала фонариком каждую комнату. Обычный старый и заброшенный дом: всё перевёрнуто вверх дном, на стенах граффити, на полу бутылки. Луч света от моего фонарика быстро мелькал из комнаты в комнату, а потом замер. Замер и задрожал. Это тряслась моя рука.        Я осветила ноги. Да, это были ноги Димы, его белые кроссовки я всегда узнаю. Он лежал. Почему? Что-то не так! Он ведь ненавидит грязь, даже чтобы подшутить, он не за что не улёгся бы на этот грязный-грязный пол. Я смотрела испуганно, а сердце у меня просто рвалось из груди. Ладони стали потными и холодными. Я, сделав над собой огромное усилие, сделала шаг вперёд… и испугано вскрикнула. С нового ракурса я увидела ещё и ноги Макса. Они, наверное, лежали в ряд. Следующей буду я?        Нужно было бежать, но я не могла. Я не могла даже пошевелиться. Моя рука стала опускаться — луч света скользил по полу, пока не остановился на красной лужице. Вот тогда я беззвучно заплакала и уронила фонарик на пол. Он глухо ударился и единственный свет погас.        Страшно. Я не понимаю, что нужно делать. Могу только плакать.  — Вот так всё и должно было закончиться, — я вздрогнула от этого голоса.        Это был голос Алекса. Жестокий и ледяной.  — Нет-нет-нет, — выдавила из себя я.       Ноги подкосились, и я опустилась на пол. Я даже не остановилась плакать, я, наверное, уже никогда не остановлюсь.        Передо мной вспыхнул свет и осветил безразличное и скучающее лицо Алекса. Он держал в руках мой фонарик.  — Вот так всё и должно было закончиться, — повторил он. — Потому что всё это меня тоже бесит. Бесят люди, которые кричат об анархии. Те, кто действительно хочет устроить переворот, молчат. Те, кто имеет серьёзные намерения, а не просто болтун, понимают, что нужно затаиться. Меня ужасно бесят болтуны, которые способны только трепаться, а как дойдёт до действий, они бросаются в слёзы и раскисают. А знаешь, кто ещё меня бесит? — он взял меня за подбородок. — Меня бесят те, кто не задумывается о жизнях других, не задумывается о жизнях даже близких людей. Бесят такие эгоисты.        Я всё ещё плакала. Слова Алекса до меня долетали словно сквозь толстую стену.  — Дима, — едва смогла проговорить я, — Макс…  — Дима? Макс? Их больше нет. Теперь это просто слова. И знаешь, что самое веселое? Это всё из-за тебя, — улыбнулся Алекс и развёл руками. — Ты слишком много думаешь о себе. Ты думаешь о себе и забываешь о других. А ведь от твоих действий может зависеть чья-то жизнь. Но ведь что для тебя чья-то жизнь по сравнению с твоими желаниями? И во всём этом мне нравится то, что ты не только теряешь близких людей. Ты теряешь всё. Тебе хотелось стать кем-то важным и известным? Нет. Никогда. Тебе хотелось сделать мир счастливее? Никогда. Из-за тебя люди могут только страдать. Но никак не быть счастливыми, — Алекс усмехнулся и закусил губу.        Меня бросило в дрожь, а из глаз с новой силой хлынули слёзы.

***

 — Эй, проснись, мы приехали, — Макс тряс меня за плечо.  — Фаер! Проснись! — весело сказал Дима, нагнувшись через Макса.  — Живы! — закричала я на весь автобус и почувствовала, как по щекам покатились слёзы. — Вы живы! Живы!        Я бросилась на парней и сжала их в своих объятиях. Как хорошо! Как хорошо, что это был только сон! Как хорошо, что они здесь, рядом! Как хорошо!        Первым из моих объятий вырвался Макс. Он выглядел ужасно растерянным.  — Зачем орать на весь автобус?       Я повернула голову: на нас удивлённо смотрели все пассажиры. Даже водитель, который сидел всё время спинной к нам, обернулся. Плевать мне на них. Парни живы! — Вы живы! — я всё ещё не могла поверить в то, что с ними всё в порядке. — Вы точно живы?  — Точно, — растерянно улыбнулся мне Дима.        Я принялась утирать слёзы. Мне даже стало неловко, что я заплакала наяву из-за какого-то там сна.  — Пойдёмте, нужно выбираться из автобуса, — поддельно улыбнулась я.        Мы вышли, остановились на секунду у остановки, и Макс указал направление:  — Туда.        Мы медленно шли вперёд. Я рассказала им свой сон.  — Ты могла бы сразу догадаться, что это неправда, — пожал плечами Макс. — Чтобы я цитировал Брэдбери? Нет, спасибо.        Я улыбнулась. Но улыбка моя была тревожной, и Дима это заметил.  — Ты точно в порядке?  — Точно? Она вообще не говорила, что в порядке. Очевидно, что она не в порядке, — говорил вместо меня Макс.  — Нет, я в порядке, правда, — я снова неискренне улыбнулась.  — Она врёт.  — Помолчи ты! — я разозлилась на Макса.  — Нет, мне не хочется молчать, — ответил он, свернув с широкой дороги за Димой. — Мне очень хочется поговорить о твоём сне. Мы должны это обсудить.  — Да? Ты этого хочешь? Я ведь так люблю говорить о моих снах!  — Нет, я просто хочу разобраться в одной вещи. Я пока ещё не всё понимаю.  — Пусть она забудет этот идиотский сон, — вмешался Дима. — Что ты лезешь к ней с расспросами?  — Нет! — горячо возразила я. — Это всего лишь сон. Он меня ничуть не тревожит!        Я, разумеется, врала. Людям следует предавать снам куда больше значения, чем они это делают. И я предаю.  — Любой сон — это человеческое желание. Тебе снится только то, чего ты хочешь. Поэтому меня немного смущает, что тебе снимся мы с Димой мёртвые, — сказал задумчиво Макс.  — Желания? Что за глупость! То, что снится мне, даже врагу не пожелаешь!  — Поверь, я знаю, что говорю.  — Что-то мне несильно верится.  — Я тоже что-то сомневаюсь, что наши сны — это то, чего мы хотим, — поддержал меня Дима.  — Конечно, это то, чего мы хотим, — сказал Макс уверенно. — Зигмунд Фрейд целый труд этой теме посвятил. Уж в его выводах я не сомневаюсь.  — Ну, если Фрейд, — сказала я задумчиво.  — Так ты желаешь нам смерти? — спросил у меня Дима, улыбаясь.  — Нет! Нет! — я замахала руками.  — А что тогда? — спросил он у Макса.  — Помолчите, поговорите друг с другом, но не отвлекайте меня. Я думаю.        Мы с Димой переглянулись, он скорчил рожицу, и я засмеялась.  — Смотри, — сказал он тихо, чтобы не отвлекать Макса от его мыслей.        Я посмотрела, куда указывал Дима. Он указывал на шаткий деревянный мост, проходящий через реку.  — О! Пойдёмте туда!  — Да ведь нам не по пути, — ответил мне Дима неуверенно.  — Я не хочу больше искать эту усадьбу. Меня от неё тошнит. А пройтись по этому мосту мне хочется.  — Ладно.        Мы свернули к реке. Шли тихо, пока Макс вдруг радостно не стукнул себя кулаком по ладошке.  — Что?! — спросила у него я.  — Понял. Ты боишься, что с нами что-нибудь случиться. Поэтому тебе и приснилось то, что мы умерли. Твоё подсознание хотело тебя уверить, что мы можем умереть только в твоих снах, но никак не на самом деле. Это было просто.  — Ты будешь хорошим психиатром, — сказала я.  — Да, запишу тебя на приём по блату.  — Мне не нужен будет приём! — возразила горячо я.        Он легонечко постучал меня по плечу.  — Конечно же, он будет тебе нужен.        Я громко фыркнула и отвернулась. Ещё чего!  — Не нравится мне этот мост. Зачем мы вообще сюда пришли? — спросил Дима, поглядывая на тёмные доски моста.        Это было шаткий деревянный мост. Наверное, он весь был сделан из дерева. Правда, кое-где видны были шляпки поржавевших гвоздей и мотки проволоки, но это неважно. Это ведь настоящий старинный мост! Не те жалкие бетонные мостики, которые есть, наверное, в каждом городе. Это что-то интереснее! Это что-то опаснее. Ведь это же так здорово — пройтись по тому, что, кажется, готово развалиться в любую секунду. Любознательность всегда должна быть превыше осторожности.  — Пойдёмте! — я подошла поближе и остановилась, поставив ногу на деревянную доску.  — Зачем нам на ту сторону? — спросил Дима.  — Нам не нужно на ту сторону! Мы просто так пройдёмся. Потом пойдём к усадьбе, если она тебя так волнует.  — Так куда мы идём? — раздражённо спросил у меня Макс.  — Мост! — сказала я.        Он перешагнул через мою ногу и уверенно зашагал вперёд. Дима неуверенно оглянулся на меня, посмотрел ещё раз на мост, вздохнул и пошёл вслед за Максом. Я всё время держался за балки, которые были по краям моста. Местами они исчезали, и тогда я шла особенно осторожно. Но мне нравилось. Мне нравилось, как подо мной неслась вода, нравилось, как пугающе прогибались тонкие доски, нравилось, как шутил Дима. Он шутил, чтобы отогнать от себя страх, я уверена. Но мне не страшно, мне весело.        Макс вскрикнул, а потом из его рта посыпался мат. Я, чёрт возьми, не знала, что он способен так ругаться! Мне стало ужасно смешно. Нелепо, что Макс ругается, как какой-нибудь пьяный сантехник.        Но потом я поняла, что смеюсь зря. Дима почему-то стал ко мне спиной. Я Макса не видела.  — Что? — спросила я, когда подбежала к ним.  — Он на гвоздь наступил, — объяснил мне Дима.  — Вот чёрт! У меня есть пластырь, — я сделала резкое движение, чтобы снять рюкзак, но нога моя оступилась.        Под ней ничего не было. Воздух. А внизу вода. Сердце упало куда-то вниз, а глаза сами собой закрылись. Я падала.        Но, к моему огромному счастью, меня за руку схватил Дима и с силой потянул к себе. Нога нашла какую-то опору, и я снова стояла на мосту.  — Идём назад, — сказал Дима строго.        Я, всё ещё под шоком, шла осторожно по мосту. Скорее бы добраться до ровной земли! Как только у меня под ногами зазеленела трава, я облегчённо вздохнула. Прямо за мной появился Дима, держащий Макса. Одна его рука была на плече у Димы. Макс сильно хромал и, если бы не Дима, то не шёл бы, наверное, и вовсе.  — Пойдёмте к автобусу! Он ещё, наверное, не уехал! Там должна быть аптечка! — сказала я и положила свободную руку Макса себе на плечо.        Мы медленно шли к автобусу. Он никуда не уехал и стоял на месте. Макс ничего не говорил, только иногда, когда наступал на пораненную ногу, начинал стонать. Гвоздь, видно, был большой. Рана была сквозной, и крови было слишком много. Но ничего, Макс кое-как держался.        У автобуса, я опустила руку Макса и неуверенно постучала в закрытую дверь водительской кабины. Водитель спал на руле. Я постучала сильнее. Он всё ещё спал. Стукнула со всей силы ногой по двери. Он поднял голову, посмотрел на меня злобно и открыл дверь:  — Что? — совсем неприветливо спросил он.        Я его тон не поддержала. Вместо того, чтобы быть с ним грубой в ответ, я улыбнулась неловко:  — Извините, но нам бы аптечку. У нас ранение.        Это хорошо, что я не поддержала его грубый тон. Ведь водитель оказался очень хорошим человеком. Он не только дал нам аптечку, но даже сам стал перебинтовывать ногу Макса. Мы разговорились. Как же я ошиблась, когда решила, что он злой и неприветливый!  — Сильно болит? — спросил он у Макса сочувствующе.  — Терпимо, — поморщился Макс, когда тот нечаянно задел рану, переворачивая бинт.  — Если больно, то ты только скажи. Мне не нравится то, какой ты бледный.  — Всё в порядке, — улыбнулась я. — Он всегда такой бледный. А знаете почему?        Мне стало чуть веселее, и я захотела поговорить о чём-нибудь с этим мужчиной. — Почему? — заинтересованно спросил он. — Потому что он происходит из древнего аристократического рода, — сказала я важно. — Вы когда-нибудь должны были слышать фамилию Райман! Хотя бы в школе на уроке истории! Его древний предок, Тадеуш, сделал всё, чтобы Речь Посполитую не отдали Австрии! Вы только посмотрите на его руки! — я взяла руку Макса и тыкнула её водителю едва ли не под самый нос. — Видите какие у него вены голубые! А почему? Потому что он из голубых кровей, да-да!        Я завралась окончательно, но растерявшийся водитель мне верил.  — Так я, выходит, наследника какого-то древнего рода спасаю?  — Именно! — согласилась я радостно.        Потом ему позвонили. Это была его жена. Мы начали говорить о его жене и о детях. Потом мы уже заговорили совсем о посторонних вещах. Когда ступня у Макса была перебинтована, к остановке начали подходить люди. Водитель посмотрел на часы и сказал:  — У нас ещё есть немного времени. Если хотите занять какие-нибудь места, то я пропущу вас первыми.  — Да, спасибо, — улыбнулась я.  — Да ведь вы мне так и не рассказали, зачем полезли на тот мост! — вспомнил вдруг мужчина.  — Ах, это, — я улыбнулась ещё шире. — Я просто захотела пройтись по нему! Мне ужасно нравятся такие вот старые мосты! Ну, а эти двое всегда рядом. Кто-то в любом случае на этот гвоздь наступил бы, — сказала я беззаботно.  — Бедные парни, — улыбнулся мне в ответ водитель. — Видно, приходится им из-за тебя страдать.        Я ничего не ответила. Мне стало не по себе. Когда мне снился Алекс, он сказал что-то подобное. Да-да, он говорил о том, что я способна только заставить всех страдать. Да, этот случайный мужчина, который попался мне под руку, сказал именно то, что я сегодня уже слышала в своём сне.  — Чего ты так побледнела? — спросил он растерянно. — Или ты тоже королевских кровей?  — Королевских кровей, — попыталась улыбнуться я.       Дальше уже разговор не вязался. Я не хотела больше говорить, да и времени больше не было. Нужно было выезжать. Мы с парнями заняли те же места, на которых приехали сюда.        Постояв совсем недолго на месте, мы поехали. Я молчала. Я была очень тихой. Меня сильно впечатлил сегодняшний день. Ладно, ещё сон. Сон — это не реальность, чтобы из-за него сильно переживать. Но ведь из-за меня Макс действительно пострадал. Я же знаю, что ему очень больно, он просто вида не подаёт. А всё это из-за меня. Неужели это так очевидно, что из-за меня все страдают? Ведь даже случайный встречный мне это сказал, не то, что Алекс из моих снов. Разве это правда?        Всю дорогу я была очень тихой. И Макса с Димой это почему-то немного пугало.  — Ты-то чего переживаешь, будто у тебя дыра в ноге, а не у меня? — усмехнулся мне Макс.  — Да! Что с тобой? — спросил Дима оживлённо.  — Ничего! — я отвернулась.        Пусть видят, как сильно я переживаю. Мне почему-то захотелось произвести на них впечатление. Пусть думают и отгадывают, что это меня так расстроило. Пусть пытаются меня понять.        Но выглядеть задумчивой и грустной у меня не получилось. Дима так удачно шутил и острил, что я не смогла удержаться и стала смеяться. Но он, правда, хорошо шутил! Даже Макс, которому совсем не нравится юмор Димы, начал смеяться.        Дорога была весёлой. Когда я достала кое-что перекусить, то всё самое вкусное я решила отдавать Максу. Мне было ужасно жаль, что это именно из-за моего желания погулять по тому дурацкому мосту, он проколол себе насквозь ступню. Ведь это, на самом деле, очень серьёзно.  — Знаешь, лучше дай что-нибудь Диме тоже, — сказал Макс, откусив ярко-красное яблоко, которым я его угостила.  — Зачем?  — Хотя бы ради меня.  — Ради тебя? — я не понимала, о чём он.  — Если ты будешь такой доброй ко мне, то он начнёт меня ненавидеть так же сильно, как ненавидит Алекса. В нём сидит ужасный собственник. Дима у нас ревнивиц.        Макс получил два подзатыльника: один от меня, другой от Димы.  — Эй, полегче! Я и так из-за вас двоих с ногой покалеченной остался, не хватало ещё, чтобы вы мне сотрясение мозга устроили!  — Будешь и дальше выкидывать такие штуки — не сомневайся, устроим! — улыбнулась ему я.        И мы рассмеялись, и мне снова стало хорошо. Да, всё хорошо. Ничего страшного сегодня не случилось, а то, что Макс поранился — это ничего. Рана заживёт. Всё всегда заживает, все раны затягиваются. Поэтому, наверное, я и верю, что дальше всё будет хорошо. Всё плохое заживёт обязательно.        Слышите? Обязательно! Обязательно заживёт!