Анна Фаер

      Я проснулась в холодном поту. Мне было ужасно страшно. Так страшно мне ещё не было никогда. Я не думала о ничтожности жизни, я не думала о том, что в зеркалах кто-то есть. Нет, не о чём таком я не думала. Просто проснулась и вдруг поняла, что мне ужасно страшно. Ужасно.        Обычно, мои руки и ноги не слушаются, но сейчас такого не было. Сердце не стучало бешено, дыхание не было нарушенным, по мне не бегала дрожь. Мне просто было страшно. Страшно и всё. Я тихо встала и спустилась вниз. На первом этаже было уже не так страшно. Ага, значит, если я выйду из дома, то страх совсем исчезнет!        Я не вышла, я выбежала на улицу. Постояло немного на крыльце, подышала морозным воздухом. Но мне, к огромному удивлению, легче не сделалось. Нет, мне неожиданно стало хуже. Вот теперь я уже стала бояться того, что жизнь моя бессмысленна. Жизнь бессмысленна, а, следовательно, не нужна. И мне совсем не хотелось жить. Жизнь в страхе, который невозможно контролировать, — это не жизнь даже.        А потом мне стало казаться, что кто-то стоит у меня за спиной. Кто-то очень большой и прозрачный. Кто-то там есть, кто-то стоит у меня за спиной, это точно. И он внимательно следит за мной. Зачем он следит? Что ему нужно?        Я испугано спустилась по ступенькам на дорожку, ведущую к улице. Медленно шла по тропинке, а мои шаги отдавались в тишине каким-то далёким эхом. Или это не эхо?! Я на секунду остановилась. Мне стало прекрасно ясно, что это не эхо. Это не эхо, а шаги того, кто ходит за мной! Того прозрачного существа! Я резко побежала вперёд. Я бежала с закрытыми глазами. Пусть попробует меня догнать! С закрытыми глазами даже я сама не знаю, куда прибегу.        Но бегать с закрытыми глазами не очень удобно. Если не верите, то попробуйте как-нибудь сами. Сразу же поймёте, что это за кошмар! Я пробежала всего несколько шагов и тут же обо что-то споткнулась. Упала на асфальт, проехалась по нему немного и даже расцарапала до крови колени заодно с ладошками.  — Вот чёрт! — вырвалось у меня.  — Не чёрт, а собака, — ответил мне золотистый пёс, об которого я споткнулась.        Собака со мной говорит. Собака. Говорит. Со мной.  — Собака? — я переспросила.  — Да! Имею честь представиться! Лабрадор — славный и домашний пёс!  — Слушай, пёс, — сказала я совершенно спокойно.        И я даже не притворялась спокойной. Мне на самом деле стало спокойно на душе. Когда рядом появилась эта собака, моя паническая атака вдруг неожиданно прошла.  — Да? Я слушаю, — пёс сел рядом со мной.        Я посмотрела на кровь, которая текла по коленке, и спросила решительно:  — Ты чей? Мне нужно обработать рану. Видишь, я поранилась? Из-за тебя, глупое ты животное! Нельзя бросаться под ноги бегущим людям.  — Ты упала из-за самой себя, глупый ты человек! Нельзя бегать с закрытыми глазами.        Ещё никто никогда не называл меня глупым человеком. Но я стерпела это отвратительное оскорбление и спросила у лабрадора снова:  — Так чей ты?  — Димин.  — Дима! — я сразу же встала на ноги. — Где Дима? Мне он срочно нужен!  — Дом напротив, — сказал мне пёс.       Напротив меня действительно стоял красивый дом, покрашенный в белую краску. У крыльца росло много цветов, газон был аккуратно подкошен, и я сразу поняла, что тут может быть только Дима.        Но когда я подошла к белому деревянному заборчику, собака, сопровождающая меня, вдруг злобно заворчала.  — Ты чего?  — Ты не можешь зайти к нему.  — Что значит не могу? Могу! Ещё как могу!  — Сразу ты должна отгадать мою загадку.       Я посмотрела на собаку. О, это пёс не шутил! Он был настроен серьёзно! Я вздохнула так, словно подняла белый флаг. Лабрадор сразу же отреагировал на это и сказал мне: — Что общего между ламой и удавом?        Вы только подумайте! Да между ламой и удавом ничего общего нет и быть не может! Но я стала думать. Удавы. Ламы. Что-то общее. И ничего мне не приходило на ум. Совсем ничего. Совсем!  — Так, — стала я себя утешать. — Спокойствие, главное это спокойствие.  — Именно!  — Ты о чём?  — Ответ: спокойствие.        Я посмотрела на него непонимающе.  — Удавы славятся своим спокойствием. И буддистские ламы тоже.  — Лама! Это человек! — дошло до меня.        Как я сразу не подумала об этом! Ламы — это какие-то там буддистские монахи! А я-то думала о животных! Помню, я в зоопарке гладила ламу. Ламу-буддиста мне, к сожалению, пока ещё гладить не приходилось.  — Так я могу пойти к Диме? — спросила я у собаки, боясь, что она снова злобно зарычит на меня.        Но пёс устало зевнул и ответил:  — Да, конечно. Он ждёт.  — Ждёт? Разве он знал, что я приду? Как он вообще мог знать, что я отгадаю загадку, и ты пропустишь меня?        Пёс покачал головой и многозначительно мне ответил:  — Он всегда тебя ждёт.        Я медленно вошла во двор. Тут уже не было так темно, как на улице. Здесь словно утро. На траве и цветах роса искрится от восходящего солнца. Прохладно и свежо. Даже в дом идти перехотелось. Захотелось остаться во дворе.        Но я вошла в дом. Не стала даже в звонок звонить. Если уж Дима меня ждёт, то, думаю, никакой звонок мне не нужен.        Я застала его на кухне, разливающим чай.  — Дима! — крикнула я радостно.        Он улыбнулся, появились две ямочки, которые я обожаю.       Я села за стол, не ожидая приглашения. Сделала глоток чая. Ромашковый. Ромашковый чай успокаивает нервную систему. И не только. Мне кажется, ромашковый чай делает всю жизнь лучше.        Дима сидел напротив и молчал. Выпив чаю, я стала оглядывать кухню. Это была не та кухня, в которой мы с ним обычно устраиваем чаепития. Это был даже не тот дом, где живёт Дима. Я уставилась в окно. За окном было море. Спокойное-спокойное, не одной волны. И такое красивое, что кажется, будто его кто-то нарисовал и ты смотришь не на море, а на картинку с поздравительной открытки. Но нет, это не картинка. Высоко над ним летают чайки. Они не кричат своими противными голосами, они просто летают.        Я люблю чаек, мне приятно на них смотреть. Эти птицы мне кажутся, лучше всех остальных. Чайки даже лучше орлов. Чайки мне кажутся свободными. И не важно, где они живут. На море, на реке или на свалке. Чайки всегда и везде кажутся мне свободными.  — А я с собакой только что говорила, — улыбнулась я Диме.  — Это не просто собака.  — Разве? — я удивилась.  — Да. Эта собака — мой советник.  — Советник? Ты о чём?  — Неважно. Ты не поймёшь этого. Это всё очень сложно, — и он улыбнулся. — Я так рад, что ты пришла.  — И я рада, что нашла тебя! Смотри! — я показала ему разбитую коленку.  — Ничего страшного, я сейчас обработаю.        Я не смогла сдержать улыбки. Мне не пять лет, и разбитая коленка меня совсем не пугает. И всё-таки мне хочется, чтобы именно Дима наклеил мне пластырь и сказал, что всё будет хорошо.  — А что это за дом? — спросила я, пока Дима возился с моим коленом.  — Этот дом? — он переспросил, но даже не поднял глаз от раны. — Это мог бы быть наш с тобой дом.  — Наш? Мы бы жили вместе?  — Вместе.  — Вот здорово! Я бы хотела жить вместе с кем-то!  — Нет, Фаер, мы не просто бы жили вместе.  — А что?  — Мы были бы совсем вместе. Совсем.        Он сказал это мягко и дружелюбно, а мне сделалось жутко. Жутко от того, что мы бы могли быть «совсем вместе». Жутко от того, что он заклеил ранку на колене, а руку с него так и не убрал. Жутко от его покорной и тёплой улыбки.        Он всё сидел передо мной и держал руку на моём колене, когда я у него спросила:  — Ты о чём?  — Мы могли бы быть семьёй.  — Мы и так семья.  — Мы просто друзья.  — Друзья — это семья, которую ты выбираешь сам.  — Мне мало быть твоим другом, — его рука сжало моё колено. — Я бы хотел, чтобы мы были настоящей семьёй, понимаешь? Мы бы жили здесь вместе. Всегда. Это чудесное место. Здесь всегда утро, всегда лето. Мы бы купались в лучах восходящего солнца, ты пила бы чай, я бы оставлял тебя вместе с нашей собакой, чтобы сходить одному в лес за ягодами для пирога, который мы бы испекли к обеду. А вечером я бы разжёг костёр у берега моря, укутал тебя в плед и принялся читать вслух твои любимые стихи.        Мне понравилось то, что он говорил. Его рука на моём колене меня больше не смущала. Мне стало даже весело. А потом я с каким-то неожиданным даже для себя сомой недоверием спросила:  — Неужели я ничего тебе не должна сделать в ответ?  — Почему же? — он посмотрел мне прямо в глаза, а я не смогла выдержать его тёплого взгляда и отвернулась к окну, к морю. — Но я не требую много. Просто делай мне борщ, смейся над моими шутками, даже когда они оказываются неудачными и посвящай всю себя только мне.  — Но я ведь не могу посвящать тебе всё мое время. Мне нужно время, чтобы готовить революцию. Или ты забыл?  — Я помню. А вот ты должна забыть. В этом спокойном и уютном месте есть только мы с тобой. Мы будем счастливы. Счастливы друг с другом. И нам не нужна будет революция. Ты забудешь о ней быстро. Тебя отвлекут пироги с черникой, вечера перед костром и готовка борща. Не нужно забывать про борщ.  — Нет!        Я резко встала из-за стола. Рука Димы упала с моей коленки, а пустая чашка от чая упала со стола. Потом я бросила на пол ещё и тарелку.  — Нет, Дима! Мне нужно поднять революцию!  — Тебе нужно спокойствие, — покачал он головой.        Я бросила на пол фарфоровое блюдце. Оно разбилось на маленькие, наверное, очень острые осколки. Я бы ещё что-нибудь бросила на пол, но только ничего на столе поблизости не оказалась, поэтому я принялась бросаться словами.  — Мне нужно спокойствие? Мне не нужно спокойствие, если за него придётся платить такую цену! Не хочу я возиться с собакой и борщом и смеяться над шутками, которые мне не нравятся, я тоже не хочу! Тебе меня не одомашить!  — Я и не хочу этого, — он примирительно посмотрел на меня, и вся моя злость исчезла. — Послушай, но не отвечай. В первую очередь, я хочу, чтобы ты была счастлива. А для этого тебе нужно спокойствие, признаёшь ты это или нет. Оно нужно тебе. Считай, что это отдых. Ты много переживаешь. Ты много переживаешь, даже когда не хочешь этого. У тебя нервная жизнь. И характер у тебя тоже нервный. Поэтому я здесь. Кто-то должен быть рядом с тобой. Кто-то, кто заставит тебя успокоиться. Кто-то, кто будет заботиться о твоём душевном равновесии.  — Кто-то, кто даст мне чаю с ромашкой? — я ему улыбнулась.  — Да. Тебя ромашкой просто пичкать нужно.  — Я больше не злюсь. Мне спокойно. Извини, что разбила посуду. — Без этого нельзя было обойтись.  — И что теперь? Я ведь не хочу оставаться с тобой и готовить борщ. Прости.  — Ничего. Моё дело предложить. И пусть ты отказалась быть со мной рядом, просто знай, что двери этого дома для тебя всегда открыты. У меня всегда найдётся время, чтобы успокоить тебя.  — Спасибо.  — Иди на улицу. Мой пёс тебя проведёт.        А теперь, когда нужно было уходить, мне уходить совсем перехотелось. Ладно, я согласна на борщ и несмешные шутки! Хорошо! Но всё-таки я ушла. Ушла, даже не обернувшись.  — Ну, как? — меня встретил пёс.  — Проводи меня.  — Куда?  — Куда-нибудь. — Пойдём.        Он побежал передо мной. Мы вышли на улицу. Во дворе Димы было утро, а здесь всё ещё ночная темнота. На дороге нет машин, по тротуарам не ходят люди. Ночь.  — Вот. Тебе туда, — пёс наклоном головы указал на середину дороги.       Там стояла дверь. Просто дверь. Никуда не ведущая дверь.  — Туда? — переспросила я неуверенно.  — Да-да, именно туда.        Но у меня нет причин не доверять этой красивой золотистой собаке. Это же советник Димы. Дима не за что не сделал бы чего-то плохого.        Я открыла дверь. За ней уже не было дороги. Там был реденький лес. Я вошла, аккуратно закрыла за собой дверь, а она взяла и исчезла неожиданно. Мне на секунду стало страшно. Я оказалось неизвестно где совсем одна!        Но хорошенько посмотрев по сторонам, я решила, что очень даже не плохо, что я оказалась здесь совсем одна. Это был приятный маленький лесок. Здесь весна. День в самом разгаре. Всё тает, с деревьев капает, под ногами журчат ручьи. Чудесно! Солнце светит ярко и приветливо, а в небе застыли барашки облаков. Кое-где уже появились молоденькие клейкие листочки.  — Салют! — передо мной выпрыгнул огненно-рыжий лис.  — Лис!  — Именно, — он уселся на пенёк передо мной и накрыл свои лапы пушистым хвостом.  — Ты тоже чей-то советник? Тоже загадки станешь загадывать?  — А ты сообразительная.  — Ещё посмотрим, — усмехнулась я горько. — Давай загадку.  — Зачем Герострат сжёг храм Артемиды?  — Чтобы его имя запомнили, — ответила я сразу же.        Я знала эту историю. Когда-то давным-давно Герострат сжёг храм Артемиды. У него спросили: «Зачем ты сделал это?» Он ответил, что хотел прославиться. Его даже не казнили. Его захотели наказать иначе. Каждый вечер глашатаи кричали: «А вы забыли имя Герострата?» И только поэтому его имя до сих пор живо.        Я люблю эту историю.  — Нет, что за чушь, — лис хитро сощурил глаза. — Не так уж он и хотел прославиться. Копай глубже.  — Нет, он хотел прославиться, — сказала я уверенно.  — Это тебе в школе вбили в голову. А ты подумай сама!  — О, ты точно лис Алекса!  — Именно. Но ты с ним не встретишься, если не ответишь на мой вопрос.  — Я не знаю ответа.  — Тогда ты не можешь увидеться с моим хозяином.  — Подлое животное! Я требую встречи с Алексом! Слышишь, мне нужно встретиться с ним!  — Я бы пустил тебя к нему, но нет.        Я не знала, что делать. Поэтому пришлось надуться и демонстративно повернуться к этому зазнавшемуся лису спиной.  — При всём моём желании, я не могу.  — Значит, желания не достаточно, — я притопнула ногой.  — Достаточно. Я у тебя в долгу.  — Разве? — я удивилась и снова обернулась к лису, сидящему на пеньке.  — Да. Когда ты была маленькой, ты меня часто упоминала.  — Я тебя не знала даже, когда была маленькой, — ответила я честно. — Не могла я тебя упоминать.  — Могла.        Я уставилась в хитрые лисьи глаза. Лис по моему вопрошающему взгляду догадался, что я ничего не понимаю.  — Откуда у тебя веснушки? — спросил он совсем неожиданно.  — Лисичка хвостиком махнула, — ответила я так, как отвечала ещё в детском саду.        Когда я была маленькой, у меня были веснушки. Особенно много их было летом. А потом с возрастом они взяли и исчезли. И волосы с возрастом потемнели. В детстве у меня были волосы, как у Димы. Светлые-светлые.  — О, ты до сих пор это помнишь! — сказал лис радостно. — Ладно, я не могу не помочь тебе после этого. Мы будем жульничать.  — Отлично!  — Я подскажу тебе ответ.  — Спасибо большое! Спасибо!  — Что тебе нравится в моём хозяине?  — В Алексе? — я растерялась. — Ну, он крутой.  — Нет!  — Он жестокий?  — Тебе нравятся жестокие парни? Мило, — лис заулыбался грубо.  — Прекрати!  — Нет, подумай об Алексе. Какой он?  — Горячий, — сказала я и тут же закрыла от стыда лицо руками.        Но лис не засмеялся, даже не ответил мне колкостью.  — Именно. У Герострата было горячее сердце. Не удивительно, что храм сгорел.  — Горячее сердце?  — Да, иди за мной. Я отведу тебя к жестокому парню. Как тебе и нравится. — Закрой пасть, животное!        Лис захихикал. Знаете, так по-лисьи захихикал. Меленько так и противно. И я сразу вспомнила о том, что когда Алекс начинает неудержимо смеяться, он напоминает мне кота, отхаркивающего шерсть.        Лис провёл меня к густой стене из куста сирени.  — Дальше иди сама.  — Спасибо, что подсказал мне.  — Спасибо, что выдумала про лисий хвостик, — он махнул своим хвостом и в два прыжка скрылся из виду.        Я стала пробираться сквозь кусты, на которых ещё не распустились душистые фиолетовые цветы. Странно, что это сирень, а не шиповник. Шиповник мне нравится гораздо больше. Хотя всё же я рада, что это именно сирень. У сирени нет острых колючек, как у шиповника.       Выбралась я на просторную полянку. Там горел костёр, а рядом на бревне сидел Алекс. Он сидел спиной ко мне, поэтому я подкралась к нему со спины и закрыла глаза руками:  — Угадай кто!  — Ты, — я почувствовала, как Алекс улыбнулся.  — А ведь действительно я!        Я села рядом с ним. Посмотрела на костёр. Это был маленький костёр. Не знаю, зачем Алекс его разжёг. Он просто красиво горел, но не давал никакого тепла. Просто декорация. Приятно сидеть у костра. От огня заболели глаза, и я перевела взгляд на Алекса. У него на голове был венок из луговых цветов, которые росли вокруг. Боже мой, какой он милый в этом венке!  — Как чёртов ангел! — вырвалось у меня.  — Никакой я не ангел, — он одним движением снял с головы венок и бросил его в огонь костра.  — Да, ты сущий дьявол!  — Никакой я не дьявол.  — Ну, дьявол из тебя бы получился лучше, чем ангел, — сказала я беззаботно.  — Нет. Я хожу на грани. А вот раньше, я бы с тобой согласился.  — С чем?  — С тем, что я дьявол. Я ведь верил, что внутри меня одно только зло.  — Ты был дураком. Сейчас ведь ты понимаешь, что в тебе нет зла?  — Теперь я понимаю, что его не больше, чем добра.       Мы замолчали. Это в разговоре с Димой можно говорить о чём угодно. О пирогах и борще. А с Алексом лучше уж помолчать, чем заговорить о чём-нибудь скучном и обыденном.        Поэтому мы молчали, а я смотрела вокруг. Была весна в лучшей её поре. Полуденное солнце висело высоко в небе, везде таял снег, всё живое просыпалось после зимнего сна.  — Весна, — сказала я вслух.  — В моей душе весна. В моей душе оттепель. Ты не дала мне замёрзнуть, Фаер.  — Брось, — мне стало неловко, и поэтому я рассмеялась.  — Ты удивительная. Я всегда считал, что человечество — это просто большая свалка. Но, понимаешь, иногда на свалке можно найти спортивную сумку, набитую деньгами или алмаз, или ещё что-нибудь драгоценное. Бог знает, как это всё там оказалось, но априори такое иногда случается. И в человеческой свалке иногда тоже можно найти что-нибудь ценное. Иногда находятся люди, которые как бриллиантовое колье в мусорной куче. Но такое бывает очень редко. И знаю всего лишь одного такого человека. Тебя.  — Ты льстишь мне, — я толкнула его в бок. — Не могу я быть особенной. Во мне нет ничего удивительного. Я не такая талантливая, как Макс. Ты же знаешь, как он поёт! И я не такая умная, как Дима. Он точно пойдёт далеко. Во мне даже нет той дерзости, что есть в тебе. Во мне ничего нет.  — Нет, ты ошибаешься! — он заговорил жарче, чем горел костёр перед нами. — Ты особенная! Но ты никогда не согласишься с этим. Никогда. Особенные люди никогда не признают того, что они особенные. А ты такая. Я говорю правду. Ты должна верить мне. Мне удивительно повезло с тобой. Я очень тебе благодарен. И я даже не знаю, как тебя отблагодарить. Моя жизнь была бессмысленной. Мне было весело, но пусто. Алкоголь, вечеринки, девушки. Это не могло заполнить пустоту внутри меня. А потом вдруг как с неба упала ты. Ты со своими невозможными и грандиозными планами. Я и не заметил, как стал жить мечтой всемирного счастья. Счастья, которого достоин каждый. Каждый достоин, быть счастливым. Даже такие, как я.  — Мажорчики тоже заслуживают быть счастливыми, — не удержалась я.       Он только бросил на меня злой взгляд.  — Мажор-пижон!  — Как маленькая, — вдруг улыбнулся он.  — И что? Просто мне здесь хорошо! Солнце светит, весна!  — Здесь всегда весна и всегда светит солнце, — а потом он спросил у меня с волнением в голосе: — Хочешь остаться?  — Остаться?  — Да! Навсегда! Здесь! Со мной!  — Будешь мне у костра стихи читать, а я в ответ смеяться над твоими несмешными шутками?  — Мои шутки всегда смешные, — сказал самоуверенно он, а потом принялся объяснять: — Нет. Нам будет весело. Здесь весь мир — моя игра. И если ты захочешь, она будет не моя, а наша.  — И во что мы будем играть?  — Во что-нибудь весёлое. Здесь есть целые поля снеговиков, которых можно крушить битами. А ещё есть стены, пока ещё ничем не исписанные, но мы-то исправим этот недочёт быстро, верно? Можем бить стёкла, орать непристойности, сжигать всё до тла…  — Сжигать? Зачем сжигать?  — А как иначе? Я здесь всё сжигаю. Эту поляну я тоже сожгу, когда она мне надоест.  — Но мне нравится эта поляна.  — Она не будет нравиться тебе вечно. Мы сожжём её и уйдём в другое место.  — Зачем уходить? Мне здесь хорошо.  — Мы уйдём только для того, чтобы потом вернуться.  — Мы вернёмся на пепелище, Алекс! Нет, я не хочу оставаться здесь. Здесь всё превратится в руины и пепел.  — И что? Послушай меня внимательно, детка, и не перебивай! Ты хочешь всё крушить и сжигать! И тебя на самом деле совсем не волнует то, что за тобой останутся руина и пепелища. Тебе плевать. И мне плевать. Мы бы уничтожили весь мир вместе, верно? Но мы не уничтожим потому, что я люблю этот мир. И ты его любишь, пусть тебе иногда так не кажется.        А потом Алекс вдруг взял мои руки в свои и заговорил с таким жаром, что мне стало интересно, как это у него изо рта не появилось пламя:  — Проблема в том Фаер, что мы с тобой слишком горячие! Особенно ты! Ты и не заметишь, как разрушишь всё вокруг. И кто-то должен давать выход твоему жару. С кем-то ты должна давать себе отдых. Потому что тяжело быть постоянно хорошей. Не смотри так, ты понимаешь, о чём я говорю. Поэтому слушай, если тебе хочется сделать что-то плохое, то зови меня. Мы сделаем! Ты только позови! Не откладывай это на потом. Ведь если ты будешь откладывать всё на потом, то огонь внутри тебя будет всё увеличиваться и увеличиваться и, в конце концов, сожжёт всё дотла.        А потом он стал подкидывать дрова в костёр. Огонь жадно облизывал своими жёлтыми языками дерево и медленно рос. Он рос и рос, а мне становилось всё жарче и жарче.  — Ты остаёшься или нет? Сожжём здесь всё.  — Нет! Я не хочу ничего сжигать. Мне нравилось это место. — Тогда уходи! Скатертью дорога! Прикидывайся и дальше хорошей девочкой! — А ты прикидывайся и дальше плохим мальчиком!       Я с улыбкой на губах пошла к тому месту, где меня оставил лис. Если бы не улыбка на моих губах и улыбка на губах Алекса, могло бы показаться, что мы с ним поругались только что. Но нет. Нет, мы не поругались, мы довольны друг другом и нашим разговором.        Я вышла на то место, где я разговаривала с лисом. Но его там не было. Зато там была ещё одна дверь. Белая дверь, как та, что ведёт в комнату к Максу.       Я решительно вошла в неё. Теперь я в какой-то тёмной прихожей, обитой деревом. Уютно, словно это дача или какой-то деревенский домик. — А вот и ты, — раздался усталый голос над моей головой.        Это была сова.  — Ты сова Макса! — сказала я уверенно. — И ты сейчас задашь мне загадку, чтобы я могла встретиться с ним и поговорить.  — Нет, — и сова усмехнулся, как всегда усмехается Макс.        Я вообще слабо понимаю, как сова может усмехнуться. Ну, у неё как бы клюв и… Чёрт возьми, я не знаю, как она это сделала! Она просо усмехнулась, и всё тут. — Нет? — я растерялась.  — Нет, я не стану задавать тебе загадок. Просто проходи, — она расправила крыло и указала на деревянную, тёмную от времени дверь в стене.  — Здесь должен быть какой-то подвох. — Здесь нет подвоха. Я просто знаю, что тебя ужасно бесят все эти загадки.  — Откуда ты это знаешь? — Просто. Просто я знаю, что происходит в твоей голове. — Как Макс, — я улыбнулась. — Спасибо, что без загадок.       За деревянной дверью оказалась библиотека. Ну, я не знаю, чем ещё могло быть это помещение. От пола до самого потолка тянулись стеллажи уставленные сотнями, нет, тысячами книг. Я прошла в центр этого помещения. Больше всего меня интересовал пол. Он был прозрачным. Он был прозрачным, и поэтому я могла видеть, как под моими ногами проплывают облака. Потолок, если уж на то пошло, тоже оказался прозрачным. Но сверху было не небо. Сверху был океан. Там плавали стайки рыб, иногда проплывали акулы.  — Фаер, — меня окликнули.        Я едва не рассмеялась. Передо мной стоял Макс. Макс в чёрном фраке и белых перчатках. Ему шло. Ужасно шло, но мне почему-то хотелось смеяться. Наверное, чтобы он не увидел, как мне нравится его новый образ. — Что хочешь делать? — спросил он, подойдя поближе.  — Никаких серьёзных разговоров!  — Не будет серьёзных разговоров.  — Хорошо. — Ты не ответила, чем хочешь заняться.  — Ну, — я задумалась, оглядываясь вокруг. — Давай смотреть на небо!  — На небо?  — Да!        Я легла на пол и принялась с интересом смотреть вниз. Удивительное чувство. Моё сознание не хотело принимать того, что небо может оказаться снизу. Я никак не могла сообразить, как это вообще может быть возможным. Если бы пол был зеркальным, он, конечно, отражал бы небо. Но он не зеркальный. Просто прозрачное стекло, не зеркало.  — У тебя просто тяга к тому, чтобы полежать на полу, — сказал Макс, без интереса наблюдая за облаками под нами.  — Да. Это ненормально, поэтому это мне так нравится. Все сидят на стульях, креслах, диванах, кроватях, даже столах. Где угодно, но не на полу! Мне кажется это нечестно.        Во мне всё-таки есть что-то детское. Мне кажется, что пол обижается из-за того, что на нём никогда никто не сидит, поэтому мне так нравится игнорировать стулья. Я за меньшинства. Я за тех, кого жизнь обделяет, а удача обходит стороной. Мой любимый цвет — прозрачный. Только из-за того, что о нём всегда забывают. Некоторые люди его даже за полноценный цвет не считают. Мне его жаль, поэтому я поставила его на должность моего самого любимого цвета.  — Так странно! Почему под нами небо? Где мы находимся? — спросила я, не отрывая глаз от облаков, похожих на сладкую вату.  — Ты знаешь, где мы находимся. — Да, но я хочу, чтобы ты это произнёс. — Ты спишь, Фаер. Это твой сон.  — Всего лишь сон, — вздохнула я с нескрываемой горечью. — Нет. Это не просто сон. Это что-то большее.  — Разве? — Да.       Я уже не смотрела на небо. Я смотрела в прекрасные изумрудные глаза.  — И что же особенного в этом сне?  — Ты можешь в нём остаться, — с обычной серьёзности сказал Макс. — Ты хочешь остаться?  — Сегодня все предлагают мне остаться. — Да. Так и должно быть. Нужно, чтобы ты хорошенько обо всём подумала. Это важный выбор. А возможность сделать этот выбор очень редкая. Сомневаюсь, что в твоей жизни ещё выпадет такая возможность.  — Зачем мне оставаться во сне? У меня ведь где-то есть реальный мир.  — Глупая!  — Эй! Сам ты глупый!  — Стой, не горячись! Я просто советую тебе, оставаться здесь и не просыпаться. Оставайся. Доверься мне.  — Это не ты. Ты сейчас спишь. И храпишь, наверное.  — Нет, это я. И ты — это ты. Мы настоящие, а всё вокруг нет.  — Честно?  — Честно, — он улыбнулся мне своей божественной улыбкой. — Оставайся здесь.  — И что мы будем делать? Ведь если не просыпаться, то мы здесь будем вечно, да?  — Да. Но нам не будет скучно. Здесь всё возможно. — Абсолютно всё?        Макс кивнул.  — Я хочу апельсинового сока, — сказала я важно.       Он тут же неизвестно откуда подал наполненный стакан. Я сделала глоток. О, это лучший апельсиновый сок, который я когда-либо пила! — А мне начинает здесь нравиться!  — Это только начало. Дальше будет всё лучше и лучше. Ты будешь счастлива. Здесь ты сможешь сделать всё то, чего ты никогда не сможешь сделать в реальном мире. Хочешь всемирную революцию? Прекрасно! Ты её устроишь! Хочешь, чтобы твоё имя жило вечно? Здесь оно будет жить вечно! Вечно в прямом значении этого слово! И ты сама будешь жить и наслаждаться всем, что только можно пожелать. Я, как твой советчик, предлагаю остаться.        Я вдруг приподнялась с пола. Теперь я уже сидела, а не лежала. Макс тоже присел. Он смотрел на меня удивлённо.  — Ты чего?  — Ты мой советчик? — переспросила я.  — Да.  — А почему у тебя сова? А у Алекса лис? А у Димы собака? Почему у меня человек? Почему именно ты? — я забросала его вопросами.  — Так было всегда. Я всегда был в твоих снах.  — Боже мой! Это так загадочно! Так интересно! Мне нравится это всё больше и больше!  — Вот! Оставайся! Здесь будет весело. Знаешь, — он заглянул мне прямо в глаза, — я должен многое тебе объяснить.        Он смотрел мне прямо в глаза. Словно в душу. Словно читал каждую мою мысль. Словно чувствовал всё то, что чувствую я. А я не отводила взгляда в сторону. И не потому, что мне не было неловко. Нет, не поэтому. Я смотрела в ответ только из-за того, что мне нравится изумрудный цвет. Просто на него приятно смотреть.  — Мне нужно объяснить тебе, что ты, как не странно, мой самый близкий друг. Самый близкий человек. Это удивительно. Мы знакомы не так уж и много времени, но за то время, что мы провели вместе, я узнал тебя полностью. И ты узнала меня тоже. И не смотря на все твои недостатки, не смотря на то, что ты бываешь несносна порой, я очень тебя ценю. Очень. И поэтому оберегаю. Мне не нравится твоя тяга к чему-то грандиозному. Я ненавижу это. Ненавижу твою мечту. Ненавижу потому, что она может сделать тебя несчастной. Если твои ожидания не оправдаются, ты будешь страдать. Конечно, ты будешь всем улыбаться и говорить, что всё в порядке. Ты сильная, ты не любишь показывать слабость. Ты будешь делать вид, что всё в порядке, а внутри умирать. Но ты не за что не попросишь о помощи. Ты не такая. И я не хочу, чтобы такое вот могло случиться. А это обязательно случится потому, что твои мечты недосягаемы. Человеку под силу не всё.  — Нет! Человеку всё под силу потому, что он человек! — я больше не могла молчать.        А он вдруг приложил палец к моим губам и снова принялся говорить, но уже тихо, почти шёпотом:  — Человеку под силу многое, но не всё. Даже если ты и добьёшься своего, ты потратишь слишком много времени. Мечта потеряет свою ценность за время, потраченное на её достижение.  — То есть всё-таки я могу добиться своего?  — Время, Фаер. Тебе понадобится очень много времени. Как говорил Карл Маркс: «Время есть пространство человеческого развития».  — Но разве у меня нет времени?  — Нет. Столько, сколько нужно на создание утопии, у тебя нет. Поэтому я просто прошу тебя, я умоляю, останься здесь! Ты только здесь можешь быть счастливой! Не в реальном мире. Только в своём собственном. Реальный мир слишком прочный. Сложившиеся устои слишком прочные. Систему не сломать. Она уже настолько велика, что её нельзя уничтожить. Система есть бог. Люди сами её создали. Люди сами создали то, что теперь вершит судьбу всего человечества.  — Но, слушай, разве я не могу создать что-то новое? Создать, скажем, новую систему? Систему, которая будет нацелена на счастье?  — Нельзя создать ничего нового. Мир стар. Всё уже сказано. Всё уже создано. Нам с тобой просто нечего делать. Мы ненужные члены общества. Как и само общество, впрочем. Оно тоже уже не нужное. Создать что-то новое можно здесь. Не там.  — Ты так настаиваешь. Ты никогда не на чём не настаивал, — вдруг заметила я. — Фаер! — он впервые заговорил с настоящим жаром. — Я хочу, чтобы ты была счастлива! Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо! А если ты не откажешься от своей мечты, то всё кончится плохо! А я ведь знаю, что ты не откажешься. Ты слишком благородная, слишком возвышенная. Но ты не добьёшься ничего и будешь из-за этого страдать. А я просто не смогу видеть твоих страданий.  — Так ты о себе волнуешься!        На его бледном лице появился лёгкий румянец. — Все волнуются о себе! И это нормально. Если уж на то пошло, то да, я волнуюсь о себе! Я не переживу, если ты будешь разбита и несчастна, а я ничего не смогу сделать! Я знаю, что чашка чая не излечит твоё разбитое сердце. Я знаю, что сумасшедшие и вызывающее поступки не заставят тебя забыть о печали. Тебе нужен только новый лучший мир и вечная жизнь твоего имени. Только это тебя сделает счастливой. А это возможно лишь здесь.  — Ты плохой советник, если думаешь в первую очередь о себе.  — Нет. Я просто чертовски необычный советник. В отличие от всех остальных я — человек. И тебе повезло. Только человек способен понять человека. Я не о себе думаю. Но и не о тебе. Я думаю о нас. Мне хочется, чтобы всё сложилось наилучшим образом для нас обоих.  — А что будет, если я не захочу оставаться?  — Ты проснёшься.  — И всё? — И всё.  — Я хочу проснуться.  — Шуточки?  — Нет! Мне не нужен мир, где всё так просто! Мне не хочется делать счастливыми воображаемых людей! Им ведь это не нужно, они ненастоящие! А настоящие страдают, настоящие нуждаются в герое! И я просто не могу променять их счастье на своё собственное! Я не могу, понимаешь? Я не смогу есть спокойно! Я спать не смогу! Не смогу на себя смотреть без презрения! Пусть изменить настоящий мир сложнее, я все равно попытаюсь! Пусть это даже невозможно! Мог ли в древности человек подумать о том, что нога, такого как он, ступит на поверхность луны? Мог бы он подумать об Интернете? Это всё им даже и не снилось! А сейчас это есть! Так почему ты не веришь в то, что мир, где все были бы счастливы, возможен?!  — Успокойся, — он смотрел на меня испугано.  — О, нет! Нет! Я не хочу оставаться! Мне нравится наш ужасный мир! Он паршив! Он гадок! Он ненавистный мне! Отвратительный! Омерзительный! Противный до тошноты! Но он настоящий, понимаешь ты или нет? Он настоящий! И у него много недостатков, но его единственный плюс покрывает всё плохое! Это настоящий мир с настоящими людьми! И я хочу спасать настоящих людей, а не тех, которые находятся в моём сне. Макс! Я хочу проснуться, Макс!        Он смотрел на меня испугано.  — Я не могу тебя задерживать. Я хочу, но не могу.  — И не нужно! Всё, я хочу домой! Меня ждёт революция! У меня много дел, которые нужно сделать для нового мира!  — Фаер…  — Почему я не просыпаюсь?!  — Я, правда, не хочу, чтобы ты сделала ошибку, о которой будешь жалеть.  — Макс! Что нужно сделать, чтобы проснуться? Я хочу вернуться. Мне приятно, что ты волнуешься о моём счастье. Я буду счастлива. Я знаю это.  — Ты не можешь знать. — Могу.  — Нет.  — Могу потому, что у меня есть такой друг, как ты. Ты не допустишь того, чтобы я была несчастной.  — Глупый ты ребёнок. Я на многое способен, но я ведь не бог.  — А вдруг ты бог для меня? Мне только бог и нужен! Я согласна либо на бога, либо на дьявола! Не меньше!  — Хочешь проснуться? — спросил он своим красивым голосом, который стал теперь грустным.  — Хочу.  — Закрой глаза.        Я закрыла. А потом…        Он меня поцеловал потом. Я должна была догадаться об этом. Видимо, «Спящую красавицу» я смотрела в детстве не внимательно. Но сейчас я почувствовала что-то странное. Я уже целовала однажды Диму. И с ним это было иначе.        Я, не открывая глаз, дотронулась до лица Макса. Его щека была горячей и мокрой. Он плакал. Плакал потому, что думал, что я сделала неправильный выбор. Плакал потому, что решил, что я никогда не смогу быть счастливой. Дурак! Меня переполнила злость, и я неожиданно даже для самой себя ударила его рукой. Прямо по лицу. Той же рукой, которой только что гладила его по мокрой щеке.       И в этот момент я проснулась.  — Ничего себе! Вот это сон! — я села в кровати.        Райман, который спал, лёжа на мне, проснулся и стал удивлённо смотреть на меня. Ох, знал бы этот кот, что мне только что приснилось! Я больше не хотела спать. Спасибо, я уже больше, наверное, никогда не захочу спать! После такого!        Медленно запустив ноги в тёплые тапочки, я спустилась на кухню, включила свет и стала пить в одиночестве холодный апельсиновый сок из холодильника. Не такой уж он и вкусный. В любом случае он не такой вкусный, как тот, что я пила во сне.        Я вернулась в постель, но уже не засыпала. Стала слушать музыку в наушниках, пока не зазвонил будильник. Да, зимние каникулы уже давно прошли. Теперь снова начались школьные будни.        На этот раз, когда я пришла на место, где мы с парнями встречаемся каждое утро, там был только Дима.  — О, да ты сегодня не последняя! — махнул он приветственно рукой.  — А ты, как обычно, первый!  — Я называю это пунктуальностью, Фаер. Тебе полезно было бы узнать побольше об этом слове.  — Максу было бы полезно.  — А ведь ты права, — вдруг улыбнулся Дима. — Странно, что он сегодня опаздывает.        Но Макс появился. Как всегда из неоткуда. Просто у меня за спинной раздалась сонное: «Я здесь».  — Ты проспал?! — я весело обернулась.        Он был ужасно не выспавшийся. Весь помятый и растрёпанный. Всё было бы нормально, если бы не одно но. На его бледной коже было маленькое красное пятно под глазом. Словно от удара.  — Ты с кровати упал? — спросила я, зная эту его слабость.  — Да, — он в упор посмотрел на меня и сказал ужасно странным тоном: — Кошмар приснился.  — И мне тоже, — ответила я таким же тоном.        А потом он вдруг неожиданно покраснел. И я почувствовала, как тоже заливаюсь краской. Стало неловко, всё вокруг пропиталась неловкостью.  — Эй, вы чего? — удивился Дима. — Чего так покраснели?! Я чего-то не знаю?! Эй! Что такое?