Часть 29
31 августа 2015 г. в 20:58
Президентские выборы выпали на пятницу. В пятницу мне, Диме и Максу пришлось прогулять школу. Мы как обычно встретились на нашем месте, как обычно пошли в сторону школы, а потом резко свернули во дворы. Там мы подождали где-то с полчаса, а потом, как ни в чём не бывало, пошли назад к нашей улице.
Мы ждали. Алекс нам ничего почти не объяснил. Только сказал коротко, чтобы утром мы трое были у Макса дома — за нами заедет машина. Поэтому мы ждали. Я нервно ходила от двери к красивому зеркалу и тяжело дышала. Макс стоял у двери, опустив руки в карманы, и наблюдал за тем, как я шагаю. Дима смотрел в окно. Все молчали. Только Фаер, лежавший у батареи, иногда громко зевал и нарушал тишину.
Моё сердце билось не быстрее, чем всегда. Но оно билось сильнее. Сильнее от одной только мысли, что сегодня, возможно, именно тот день, когда всё перевернётся. Я не знаю, что подготовили Эрик и Марк. Я с ними виделась лишь однажды, да к тому ещё наша встреча не была долгой. Я ничего не знаю о братьях Алекса, я знаю только, что они на моей стороне. И это хорошо. Это очень хорошо.
Мысли мешались. Если бы они так не мешались сейчас, то я бы уже давно заговорила с Димой или с Максом. Меня угнетало наше молчание. В комнате стояла такая тишина, что можно было даже услышать, как медленно идут часы за стеной. С каждый ударом приближается вечер. С каждым ударом приближается что-то грандиозное, что-то, чего я ждала, кажется, всю жизнь. Я остановилась. Принялась вслушиваться в тихие и глухие удары часов. Тик-так, тик-так, тик-так. Они отбивают время до революции.
Я даже физически ощущала свой восторг. Всё внутри словно стало каменным, мощным и непоколебимым. Именно так и должно быть. Я должна стать грубее и сильнее, зная в какое именно дело я вмешиваюсь. А знаете в чём парадокс? Я понятия не имею, в какое же дело я вмешалась. Я не представляю, как старшие Берги всё это устроили. Я не понимаю, как они сагитировали людей, я не понимаю, что будет происходить там, на площади. Я ничего не понимаю. И мне смешно и грустно от этого.
На улице раздались два звонких гудка.
— Алекс, — Дима отошёл от окна.
— Идём? — спросил Макс так, словно ожидал, что я предложу махнуть на всё рукой и остаться дома пить чай.
Мы стояли рядом. Плечо к плечу. И мне вдруг захотелось плакать от радости. Вы только вспомните, как всё начиналось! Я просто трепала языком и топала капризно ногами. А сейчас происходят события, которые могут повлиять на судьбу целой страны. И если всё пойдёт по плану, то для новых революций, которых жаждет моё сердце, будет открыт шлагбаум. Он слишком долго был опущен.
— Я рада, — сказала я, чтобы просто что-то сказать.
— Да, нужно запомнить этот момент, — улыбнулся Дима.
Мы молчали и смотрели друг на друга, не скрывая гордых и счастливых улыбок. Мне ужасно повезло, что рядом стоят именно эти двое.
— Скажи что-нибудь, — я посмотрела на Макса.
— Что?
— Что-нибудь революционное, конечно же! — я почти выкрикнула это, поэтому Фаер, дремавший в стороне, подошёл к нам.
Он в точности, как и я, внимательно смотрел в бледное и почему-то очень красивое сегодня лицо Макса.
— Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк, — процитировал он.
— Неплохо! Кто автор?
— Хуан Хименес.
Понятия не имею, кто он, но хочется пожать этому человеку руку.
С улицы донеслись нетерпеливые гудки. Мы заговорчески переглянулись, вздохнули одновременно и подошли к двери. Фаер пошёл за мной. Принялся крутиться вокруг, стричь острыми ушами и размахивать своим пушистым хвостом.
— Прощаешься? Желаешь удачи? — я присела перед ним.
Он подал лапу и посмотрел на меня внимательным взглядом.
— Победа будет за нами, Фаер, — я сказала это псу, но потом мне показалось, что на самом деле я говорила это себе.
Парни уже ждали у машины. Там появился ещё и Алекс.
— Алекс! — я невероятно ему обрадовалось. — Ну, как? Всё хорошо, да?
— Всё просто отлично, Фаер! — он засверкал белыми зубами. — Смотри, на какую машину для нас мои братишки расщедрились! Даже водителя выделили!
— Конечно, тебе ведь нельзя доверить — разобьёшь!
— Больно умный, блондинчик!
Дима в ответ рассмеялся:
— Уж точно умнее, чем ты!
— Ты у меня до вечера не доживёшь! — но Дима уже нырнул в распахнутую дверцу машины.
Макс не садился, придержал для меня дверь и жестом пригласил.
— С каких это пор ты такой вежливый? — спросила я весело, сев к Диме.
Я увидела, как Макс и Алекс обменялись счастливыми взглядами, и неожиданно подумала о том, как хорошо, что они поругались когда-то в детстве, а мне пришлось это улаживать. Если бы я не познакомилась с Алексом, то всего того, что происходит со мной сегодня, точно бы не было.
В машине был какой-то приятный незнакомый запах. Я сегодня удивительно чутка ко всему. Мне кажется, что все мои чувства обострились. Я подмечаю всё. Все взгляды и улыбки, все запахи и звуки. Наверное, это от того, что я чудовищно встревожена. Если так будет продолжаться и дальше, то к вечеру я устану и на самое главное событие буду смотреть растерянно и без интереса.
Я повернула голову налево. Слева от меня сидел Дима, он смотрел в окно. Я решила не отвлекать его, поэтому обернулась к Максу, но тот закрыл глаза и только по тому, как дрожали его чёрные ресницы, были ясно, что он не спит. Мне ужасно хотелось поговорить с кем-нибудь о революции. Теперь мне вдруг стало обидно, что браться Алекса послали за нами такую хорошую машину. Здесь даже водительский салон отделялся от места для пассажиров. Как жаль, что Алекс сидит спереди! Уж с ним я бы поговорила, я сразу же увидела, как ярко у него горели глаза. Он счастлив так же сильно, как и я. Может, опустить стекло и всё-таки заговорить с ним? Нет. Меня смущает водитель. Не хочется говорить при нём. При незнакомом человеке, да ещё и о революции! Но нет, пусть человек и посторонний, но я уверена, что он посвящён в дело даже лучше меня.
Мы ехали недолго. Машина остановилась прямо перед белыми мраморными ступеньками незнакомого здания. Алекс уверено зашёл внутрь. Макс шёл за ним, казалось, безразлично, а вот мы с Димой восторженно переглядывались.
Мы недолго шли по коридору. Но пока шли, я сразу же подметила для себя, что все люди вокруг очень заняты. Коридор просто кишел людьми в костюмах. Одни были с папками, другие без, некоторые разговаривали по телефону. Все казались ужасно занятыми, и это создавало атмосферу важности. Важности происходящего.
Алекс остановился перед дверью с надписью «комната отдыха».
— Милости прошу!
Я зашла внутрь первой. Окинула помещение беглым взглядом: широкий кожаный диван, стеклянный столик, на котором были фрукты, бильярдный стол, мини-бар у стены.
— Хорошо, — сказала я вслух, усевшись на диван с ногами. — Но что мы будем делать?
Алекс упал рядом со мной, положил руку на спинку дивана и сказал, прикрыв глаза:
— Отдыхать.
— Как отдыхать? Разве нам не нужно делать что-нибудь важное? Люди в коридоре выглядели такими занятыми! Может, нужно им помочь чем-нибудь?
— Нет, нам просто нужно быть здесь, пока всё не начнётся.
— Ничего не нужно делать. Отлично, — Макс сел около Алекса и закрыл глаза.
— Энергию бережёшь? — спросил тот насмешливо, а потом сам же ответил: — Да, нужно поберечь энергию перед тем, что нам предстоит!
Дима чистил ярко-жёлтый банан и сказал то, о чём почему-то молчала я:
— А я ведь думал, что нам нужно будет делать что-нибудь важное. А вместо этого я, как видите, ем.
— Да! Неужели, мы здесь просто, чтобы отдохнуть? — я бросила на Алекса недовольный взгляд.
Он остро улыбнулся, сразу стало понятно, что скажет сейчас что-то колкое и беспардонное. Но он даже рта не успел сказать, как без стука распахнулась дверь. В проёме стоял брат Алекса. Теперь он не казался мне кем-то сверхважным. Волосы были мокрыми у висков, рукава рубашки закатаны, а галстук по-мальчишески спущен.
— Эрик! — сказала я радостно.
— Марк, — поправил меня близнец.
Я вспомнила, как Марк рассказывал мне о ходе приближающейся революции, а я едва не задремала, пока слушала его. Серьёзный и до ужаса скучный Марк сейчас был похож на Эрика.
— Устало выглядишь! — кинул ему Алекс и спросил по хозяйски, будто это его собственная комната, а не брата: — Может, приляжешь? Отдохни, если хочешь.
— Иди ты, — ответил Марк, а потом посмотрел на Диму, опустошающего, как и при первой их встрече, корзинку с фруктами.
— Что такое? — спросил тот с набитым ртом.
— Пойдём со мной.
— Чего? — Дима всё ещё смотрел на него непонимающе.
— Пойдём со мной, говорю. У нас не хватает людей.
— А меня почему не зовёшь? Не хочешь утруждать любимого братца? — спросил Алекс не то серьёзно, не то шутливо.
— Дело серьёзное, а дураков там и без тебя хватает, — а потом он, как бы между прочим, добавил. — Но людей мало.
— А я? Может, я пойду?! — я не могла больше молчать.
— Лучше не стоит, — он посмотрел на меня, потом резко посмотрел на Макса, который уже открыл глаза и внимательно следил за Марком. — Ты! Тоже пойдёшь со мной, хорошо?
Макс не ответил, но встал молча и направился к двери. Дима посмотрел на ещё полную корзину фруктов, вздохнул, словно его отрывали от чего-то родного, и подошёл к Марку.
— Спасибо, что не утруждаешь меня, братец! — с едва заметной злостью крикнул Марку Алекс, когда тот, закрыл за собой дверь.
— Жаль, что это не Эрик! Эрик бы не оставил меня в стороне от дела! — меня пожирала обида.
— Это был Эрик, — усмехнулся Алекс.
— Эрик? Нет, он ведь сказал, что он Марк.
— Мало ли что он мог сказать.
— Нет, с чего ты взял, что это Эрик?
— Марк никогда не закатывает рукава, когда на работе. У него там непристойная татушка. Сделал в молодости по пьяни.
Я рассмеялась.
— А я так и знала, что Марк не может быть таким растрёпанным! Он мне сразу же показался очень деловым и серьёзным.
— Вот. Поэтому он сейчас дела поважнее прокручивает. Слишком важная птица, чтобы сидеть сейчас в нашем скромном пристанище.
Он окинул помещение хитрым, лисьим взглядом, который остановился на мини-баре.
— Что ж, если наши верные друзья покинули нас совсем одних, а сами ушли развлекаться, то нам ничего не остаётся, как взломать мини-бар!
Он спрыгнул с дивана, попытался открыть стеклянную дверцу, но она не поддалась.
— Ты посмотри! Заперто! Наверное, Марк велел запереть, когда я в прошлый раз напился!
— Нужно взломать! — я уже стояла на диване. — Взламывай!
— Не нравится мне твоя тяга к алкоголю.
— Ты сам меня спаиваешь, Алекс.
— Я делаю это ещё и осознанно!
— Боюсь представить с какими целями! — засмеявшись, я спрыгнула на пол, подошла к нему, и предложила, взглянув на стеклянную дверцу: — Выбей стекло и кончай этот спектакль!
Он посмотрел на меня так, как, наверное, мастер смотрит на ученика, который уже всему научился. Едва ли не с гордостью посмотрел.
— На улицах города будут беспорядки и похлеще. Сомневаюсь, что кто-то станет волноваться из-за испорченного мини-бара! — резким ударом локтя стекло было разбито.
— Да! Отлично! — радостно закричала я, едва ли не танцуя у Алекса, держащего в руке бутылку шампанского.
— Шампанское? — он вопросительно посмотрел на свою руку. — Словно праздник какой-то!
— Праздник? Я люблю праздники!
— И что же мы празднуем?
— Победу нашей революции, разумеется!
— Но мы же ещё не победили, — рассмеялся он, наверное, решив, что я слишком самоуверенная.
— Руководитель, который не верит в победу своих людей, — худший руководитель!
— Умеешь же ты красиво говорить! — его руки принялись умело открывать бутылку.
Но, конечно же, в итоге всё пошло не по плану. Пробка с громким выстрелом выскочила и ударила в потолок так, что там осталась вмятина. Я громко смеялась над Алексом, которого окотило белой пеной шампанского.
— За победу! — он поднял бутылку вверх.
— За нашу победу! — отозвалась я, чувствую, как весело мне становится.
Алекс сделал несколько жадных глотков, а потом передал мне бутылку. Вообще-то в помещении стояли бокалы, но нам было просто не до них. Мы праздновали победу так, как её и нужно праздновать анархистам и вечным врагам системы.
— А белого вина там нет? — спросила я, когда убрала от губ бутылку.
— А у тебя, между прочим, большие проблемы с алкоголем, Фаер!
— Нет! Просто белое вино — это ведь наш с тобой напиток! Мы должны сейчас выпить именно его.
Алекс посмотрел как-то растеряно, словно впервые в жизни увидел меня, словно я рассказала ему какую-то страшную тайну.
— Да ты, оказывается, сентиментальная! — он присвистнул.
— Сейчас шампанским оболью! — сказала я грубо, а он в ответ рассмеялся.
Мы уселись на кожаный диван. Говорили много, но не о чём. Постоянно отбирали друг у друга бутылку и смеялись над тем, что пьём прямо с утра. Я сделала два маленьких глотка, а потом пришлось оторваться, чтобы сказать:
— Эй, слепой что ли? — и я указала на табличку «не курить».
Но Алекс не спрятал назад пачку сигарет. Он решительно встал, содрал со стены зелёную табличку, бросил её в урну и сказал:
— Вот так я решаю все свои проблемы.
Он произнёс это таким тоном, что мне в голову кровь ударила, а сердце забилось сильнее. Я выпила ещё немного, а потом, когда Алекс вернулся на своё место на диване, я изменила положение. До этого я сидела, поджав ноги. Теперь же я легла, растянувшись во весь рост. Голову я положила ему на колени и стала смотреть в потолок.
— Только подумай, что когда-то мы об этом могли только мечтать, — я говорила это, размахивая бутылкой в воздухе. — А сейчас! Боже мой, у меня просто нет слов, чтобы рассказать о том, как же я счастлива! Мне сейчас ничего не хочется, только скорее бы вечер наступил! Я так хочу увидеть всё своими собственными глазами! Так хочу присутствовать! Столько радости, столько счастья! Я не пьяна, я, правда, счастлива, что мы скинем этого старого пса с престола! Пришло время для новой власти! Для новой политики!
— Ты пьяна, — Алекс смотрел сверху вниз.
Пришлось поднять руку вверх, чтобы ущипнуть его за щеку:
— Нет, Алекс, я счастлива! Меня пьянит дух авантюризма, а не градусы! Ох, в новом мире все будут чувствовать себя так, как я сейчас! Мне так уютно, так тепло, так радостно и весело! — я говорила это, зажмурив от удовольствия глаза.
Алекс выкурил две сигареты, а я, не смолкая, размахивала в воздухе бутылкой. Когда заговорила о том, что сегодняшняя революция всего лишь начало большего, я так взмахнула бутылкой шампанского, что облила нас обоих. Мы лишь посмеялись.
— Чёрт возьми, чем вы тут занимались? — раздалось с порога.
Это вошёл Дима. Он сердился, но по лицу было понятно, что пришёл он к нам с хорошей новостью. Я чувствовала, что он тоже чему-то счастлив.
— Привет, Дима, — я замахала ему пустой бутылкой из-под шампанского.
Он взял её из моих рук, перевернул горлышком вниз: лишь пару капель упало на пол.
— Я ей говорил, что это плохая идея, но разве такую чертовку можно остановить? — расплылся в улыбке Алекс.
Я резко подняла голову с его ноги и села, откинувшись на спинку дивана. Не хотелось больше лежать. Хотелось покричать.
— Что?! Ты сам предложил!
— И много она выпила? — Дима говорил с Алексом так, словно я пьяна настолько, что не могу сама отвечать.
— Полбутылки точно вылакала.
— А вторую половину выпил сам! — сказала я, толкнув его так, что он едва не полетел на пол. — Ого! Да я, оказывается, сильная!
— Пьяная, — посмотрел на меня осуждающе Дима.
Я тотчас напустила на себя серьёзный вид. Не стоит при нём дурачиться. Он не поймёт, что это у меня настроение сегодня хорошее. Он спишет на алкоголь.
— Ладно, мы напились. Вы знали, что этим закончится, когда уходили и оставляли нас двоих наедине с мини-баром, — сказала я с лёгкой улыбкой. — Но чем были заняты вы? Зачем вас позвал Эрик?
— Ты знаешь, что это Эрик, а не Марк?
— Конечно! Мой опытный глаз следопыта нелегко обмануть, — важно сказала я.
— Ну, устраивайся поудобнее! Сейчас будет что-то потрясающее! Можешь, даже снова улечься на Алекса, — последнюю фразу он сказал шутливо, но я видела, что он недоволен.
Я села по-турецки.
Дима ходил по комнате и рассказывал. Им с Максом дали какую-то скучную монотонную работу. Кажется, ставить галочки да сравнивать списки. Макс с этим справлялся отлично, ну, а Диме, конечно же, быстро стало скучно. Он отвлёкся, стал слушать, как спорит Эрик с какими-то людьми, наклонившимися над картой. Он незаметно подошёл к ним со спины и стал смотреть на пальцы, бегающие по карте и указывающие, где лучше всего поставить то-то и то-то. Они планировали, какими путями нужно будет идти к Дому Правительства. Одним словом, они что-то планировали, но план был неудачный, и поэтому Эрик злился.
А потом рассказ Димы начал сопровождаться оживлёнными взмахами руками и ярким блеском в глазах. Он, оказывается, не смог смолчать и предложил свою идею, как лучше всего, всё провернуть. Сначала Эрик слушал его просто так, из вежливости. Но потом он вдруг начал кивать головой, а потом и вовсе, понял ход мыслей Димы и закончил идею вместо него самого. Поэтому сейчас Диму распирало от гордости.
Мне же было немного завидно. Я тоже хотела как-нибудь помочь в этом великом деле, которое мы все так ждали. А вместо того, чтобы сделать хоть что-то полезное, я пила шампанское вместе с Алексом.
Мы провели в этой комнате несколько часов. Было бы скучно, если бы Алекс не травил разные шуточки. От его шуточек даже Макс с Димой иногда краснели, но я хохотала и била ладошкой по своему колену. Я уже привыкла к грязным шуточкам Алекса. Да к тому же меня здорово смешила почти девчачья скромность Димы и Макса, когда Алекс совсем выходил за рамки приличного. Кончились его шуточки тем, что Дима не выдержал и приказал ему замолчать. Но Алекс ведь не из тех, кто позволяет другим приказывать. О, нет. Они с Димой едва не подрались. Хорошо, что Макс как всегда легко и непринуждённо смог остудить пыл Алекса и тот совсем перехотел размахивать кулаками.
Ещё позже у меня заболела голова. Дима вышел из комнаты, а когда вернулся, принёс с собой целую аптечку. Я выпила таблетку, положила на лоб полотенце, которое до этого окунула в холодную воду, и улеглась на диване.
— А вы знали, что как минимум половина аптечки — это готовые наркотики? — Алекс принялся копаться в аптечке. — Вот! Цитрамон! Если выпить пачку, то башню снесёт полностью.
— Тебе не нужен цитрамон, ты уже и так отбитый в край, — Дима забрал у него аптечку.
Я наблюдала за ними и улыбалась. Мне нравится, как они на первый взгляд не ладят. Но на самом деле Дима уважает Алекса, а тот уважает Диму. А тут, посмотрите, они, как малые дети, обижаются и даже хотят сделать что-нибудь назло друг другу. Я устало опустила веки, стало темно и спокойно.
Я проснулась от того, что кричал Алекс:
— Нет, ты возьмёшь нас, как и договаривались! А мне плевать, что там изменилось! Слышишь ты меня или нет? Если выедешь без нас, то я тебя спокойной жизни не дам!
Он нервно ходил по комнате и кричал в телефонную трубку. Выругавшись трёхэтажным матом, он сказал:
— Отлично! Сразу бы так!
— Что? Что такое? — я встала с дивана и скинула, прилипшее к голове полотенце.
— Собирайтесь! Сейчас выедем! Всё уже началось.
— А чего ты кричал? — спрашивала я, быстро застёгивая свой тёплый пуховик.
На нём, между прочим, сегодня висела бело-красно-белая ленточка.
— Эрик хотел без нас уехать. Опасно, видите ли! Мы ещё не доросли! А это дурак очкастый дорос, будто бы!
И он так сказал «дурак очкастый», что я едва не засмеялась. Я бы, наверное, и засмеялась, если бы не знала, как сильно это может задеть Алекса. Когда он начинает злиться, у него иногда проскальзывают совсем нелепые и детские ругательства. А когда такой плохой парень, как Алекс, кричит что-то вроде «дурака очкастого», очень сложно не засмеяться.
Мы вышли через какую-то заднюю дверь. Прямо напротив двери стояла та же машина, которая привезла нас сюда. Алекс снова сел спереди, а я с парнями уселась на заднее сидение.
Когда мы ехали, все снова молчали. Но даже мне не хотелось говорить. Чем ближе мы подъезжали к центру, тем больше я видела людей. А когда мне открылась площадь, я немедленно оттащила от окна Диму и сама стала смотреть с восторгом на площадь. Это не была площадь. Это было человеческое море. Я никогда в жизни ещё не видела так много людей в одном месте. Даже на праздниках не бывает столько людей. И лица у всех были точно такие же, как было лицо Алекса, когда я впервые его увидела. Все казались решительными, счастливыми и взбудораженными. Все эти люди были со мной, а я была с ними.
Мы медленно ехали прямо по площади к памятнику, на котором стоял человек и что-то громко кричал в мегафон. Я всё не могла отодвинуться от окна. Над головами людей покачивались огромные бело-красно-белые флаги, красные полотна с изображением «Погони» и меня переполняло такой радостью, что хотелось выскочить из идущей машины и обнять каждого, кто стоял там.
Мы остановились у памятника. Стекло, разделявшее нас от Алекса с водителем, опустилось. Водителем оказался Эрик.
— Никаких штук не выкидывайте, — сказал он устало. — Если что-то случится, быстро возвращайтесь в машину. Я буду здесь всё время.
— Ничего не случится! — ответила я радостно.
Эрик как-то улыбнулся неискренне, посмотрел на ленточку, приколотую к моему пуховику и сказал вдруг мягко, словно мы с ним знакомы всю жизнь или я его сестра:
— Я помню эту ленточку. Тогда я ещё сказал тебе, что если захочешь, на выборах флагом будешь размахивать.
Я улыбнулась.
— В багажнике флаг. Бери, если хочешь.
Я улыбнулась ещё шире.
— А сказать дяде «спасибо»? — подмигнул мне Алекс.
Я произнесла не своим голосом: «Спасибо большое».
Ни Дима, ни Макс что-то не торопились открыть дверь машины и выбраться на улицу. Дима поднял шарф так, чтобы половины лица не было видно.
— О, парень, ты далеко пойдёшь! — рассмеялся добродушно Эрик, наблюдавший за нами в зеркало заднего вида.
— А ведь умно, — Алекс начал повязать шарф так же, как это сделал Дима.
Мы с Максом переглянулись и повторили за ними. И только после этого Алекс, а потом и мы с парнями выбрались из машины.
— Держи, — Алекс протянул мне флаг.
— Тяжёлый, — я покачала им в воздухе.
— И что теперь? — Дима насторожено посмотрел на площадь, переполненную людьми.
— Братика будем поддерживать! — озорно и весело подмигнул нам Алекс и поднялся на памятник.
Какой-то человек хотел его остановить, но второй, который был моложе первого, сказал что-то, что я не услышала, и нас пропустили.
Мы стояли за спиной у Марка. Теперь он говорил не так, как это было у него в кабинете. Он теперь кричал воодушевлённо и интересно о том, что пора взять власть в руки народа. Он много чего кричал, но я была слишком поражена всем, что мне открывалась с моего места, чтобы что-либо слышать. Я больше смотрела, чем слушала. Яро размахивая флагом, я смотрела на площадь, которая теперь словно лежала у меня на ладони.
Столько людей! Если бы здесь собралось всего десять человек, то ничего бы не изменилось. Но сейчас, мне кажется, здесь собрались все жители города. Нет, наверное, здесь собрались все жители области, а то лучше и всей страны! И когда они собрались все вместе, они сразу же стали сильными. Сразу же появилась сила и мощь, способные перевернуть строй целого государства. Появилась возможность вырвать у судьбы право на счастливую и лучшую жизнь.
Я не слышала слов Эрика, хотя мне уже и болели уши от громкого голоса, кричащего рядом. Я даже не видела лиц друзей. Всё, что меня волновало, — это море из живых людей. Море, над которым висели бело-красно-белые знамёна независимости и свободы. Сердце переполняла гордость и любовь к каждому, кто стоял здесь.
Я была благодарна каждому, кто стоял на этой площади. Отдельный человек, быть может, не способен что-то изменить. Но когда люди с одинаковыми целями и идеями объединяются, они превращаются во что-то сильное. И власти больше всего на свете боятся того, что люди могут объединиться. Слабые и несчастные, разбитые и сдавшиеся, в толпе единомышленников они становятся сильными и уверенными. И самое главное, что они готовы пойти на всё, чтобы сделать свою жизнь, наконец, достойной. Если государство обращается с народом, как со скотом, то настанет день, когда народ будет готов пойти на всё, чтобы показать, кто на самом деле в этой игре скот, а кто человек.
И только теперь, увидев то, как много людей вышло этим вечером на площадь, я поняла, что всю жизнь была эгоисткой. В своих мечтах о новом лучшем мире, я всегда представляла, как этот мир возникает благодаря мне одной. А сейчас я ясно осознала, что одному человеку ничего не изменить. Если мечта глобальная, если она касается всех людей, то участвовать в её осуществлении тоже должны все люди. Чтобы создать новый мир, люди должны объединиться. Забыть про разногласия, плюнуть на отличия в религии, национальности, цвете кожи и языке. Ведь когда строишь новый мир, в первую очередь нужно убедиться, что не ты один жаждешь перемен. Я чертовски ошибалась, когда решила, что смогу всё провернуть в одиночку. Но теперь я и не хочу ничего делать в одиночку. Теперь я хочу, чтобы в один день, как-нибудь вечером, в каждом городе и на каждом континенте люди вышли на улице со своими условиями для тех, кто довёл целые страны до бедности, а людей до отчаяния.
Если я одна стану кричать о мире, где все счастливы, меня, вероятно, уберут быстро. Так всегда бывает. Тех, кто начинает кричать и призывает открыть шире глаза, убирают первыми. А знаете почему? Потому что если вовремя убрать первого, то никогда не будет второго и третьего. Никогда не будет разъярённой толпы. Поэтому тех, кто способен закричать, всегда убирали.
Они надеялись, что если уберут крикливых, то останутся только покорные. Но они ошибались. Если человек молчит, то это ещё не значит, что он не хочет кричать. К сожалению, а может и к счастью, все всегда ждут, пока кто-то сделает что-то рискованное первым. И лишь потом это делают остальные. Я закричала. Кричите теперь и вы. Кричите так громко, как только можете. Кричите так, чтобы в итоге собралась целая толпа тех, кто готов поддержать нашу идею о лучшем мире. Только, пожалуйста, не трусьте и не молчите.
Снега тем вечером не было. Вообще весь день не было снега. А я очень хотела, чтобы он пошёл. Было бы красиво. Я стала думать о снеге. Жаль, что на земле лежит вчерашний. Я отвлеклась от революции и всерьёз стала думать о снеге.
Постепенно даже что-то грандиозное начинает казаться обычным. Это как-то, когда люди что-то хорошее, начинают считать само собой разумеющимся. Мы с вами не ценим крышу над головой, воду и холодильник, в котором есть что-то съедобное. Это нам кажется чем-то обычным. Вот так и революция вдруг перестала меня интересовать. Руки устали от тяжёлого флага, я передала его Диме и теперь думала о том, не слишком ли оскорбительно было бы, если б я пошла в машину погреться. Теперь я снова, как при первой встрече с Марком, ждала, когда же он замолчит.
Но он не молчал. Мне стало скучно. То, что сейчас вокруг столько людей, собравшихся ради высоких целей и моих идеалов, меня уже не волновало. Вы только подумайте! А ведь когда-нибудь при самом удачном раскладе наши потомки будут жить в утопическом мире и считать все те прелести, которые они заимеют, чем-то само собой разумеющимся, как я теперь думаю о революции.
Мне стало стыдно от того, что у меня перед глазами вершится история, а я думаю о чём-то постороннем. Захотелось забрать у Димы флаг, но он слишком уж радостно им размахивал. Я решила не лишать его этой радости. Он её заслужил.
«Возьми себя в руки! Тебе просто не может быть скучно! Это ведь революция!» — думала я. А потом сама же отвечала себе в мыслях: «Тем не менее, мне скучно! Мне надоело! Всё однообразно! Марк говорит об одном и том же слишком долго! Людям надоест и они уйдут! Может, вырвать у него мегафон и закричать что-нибудь ободряющее? О, нет, Эрик просил нас быть незаметными и ничего вызывающего не делать. Ему ведь достанется из-за нас, наверное. Думаю, он не просто так захотел нас не брать с собой. Наверное, это Марк ему сказал, — и я снова вернулась к главной мысли. — Как же мне скучно! Вот бы что-нибудь произошло!»
Удача любит меня? Не знаю. Но она потакает моим капризам, наверное. Или всё происходит именно так, как этого хочу я. Может быть, я бог? Не знаю. Но мне хотелось, чтобы что-нибудь произошло. И кое-что произошло.
Слева на толпу людей, которых я уже полюбила всем сердцем надвигались ровные тёмные ряды. Это была милиция, наверное. Конечно же, власти спустили с цепи своих злых псов, чтобы устранить акт борьбы за свободу. Я смотрела на то, как к светлой толпе приближаются, аккуратно выстроенные в ряд, люди в тёмной одежде. Там что-то тоже начали кричать в мегафон. Но с места, на котором я стояла, невозможно было что-либо услышать. Марк резко замолчал: он тоже заметил этих собак со щитами и дубинками в руках.
Ещё раз оттуда что-то невнятно донеслось, а потом ровные ряды начали двигаться на толпу, которую я уже полюбила всем сердцем. Марк, выругавшись матом, как всегда ругается Алекс, спустился к машине.
— Они ведь бьют наших людей! — вдруг разглядела я.
— Нас не бьют, на том спасибо, — дьявольски жёстко усмехнулся Алекс: — Рано мы пили с тобой шампанское, Фаер.
Я не отрывала взгляда от площади.
— Люди не могут за себя постоять! Мы должны что-то сделать!
— Напомню тебе, что мы тоже не можем за себя постоять. Нам пора исчезнуть, принцесса, — он взял меня за локоть.
— Стой! Там же люди!
— Эксперимент доказал, что в этой стране людей нет, — а потом он очень цинично добавил: — Зато пушечного мяса полно.
Я вырвала свой локоть из его руки и закричала:
— Нужно это остановить! Немедленно!
— Уже ничего не остановить, — холодно сказал Макс.
Машина издала противные и трусливые гудки.
— Нам пора. Пойдём, Фаер, — Макс собирался уходить.
— Но…
— Ты сама этого хотела! — вдруг бросил он, а его зрачки задрожали, и мне сразу стало понятно, что он переживает не меньше меня. — Ты сама всё это начала! Ты этого хотела! Ты просто мечтала о том, чтобы эта революция случилась! Она случилась — радуйся!
— Люди умирают!
— По твоей вине! — когда он это крикнул, его голос сорвался.
— Я не хотела, чтобы всё закончилось так!
— Ты не хотела? Ты знала! Все знали, что этим закончится! Это было понятно с самого начала.
Машина гудела, не прекращая. Я не обращала внимания, Макс тоже.
— Все знали, чем это закончится! — кричал он. — Все знали, что ничего не изменить! Но ведь нужно попытаться! Нужно проверить! Это твое желание, твой каприз! Ты давила на Алекса, а он давил на братьев, а те… — он понял, что отвлекается и сказал просто и ясно: — Эти люди страдают из-за тебя.
Я бы простила ему всё, что угодно, но только не эту фразу. Он знает, как сильно я переживала, когда мне вдруг показалось, что из-за меня люди могут только страдать. Он знает, как эта фраза способна задеть меня.
— Макс! — вырвалось у Димы.
Гудки машины сливались с рёвом и шумом толпы.
— Нужно всё остановить! Я должна! — я хотела было спуститься с памятника, на котором мы были, но когда Дима увидел, что я иду к ступенькам, ведущим на площадь, а не к машине, он встал у меня на пути.
— Фаер, нам срочно нужно вернуться в машину, — сказал он со своим обычным спокойствием.
Алекс же эти слова буквально орал. Он зло и громко кричал, чтобы мы перестали разыгрывать сцены и спустились к машине.
— Ты можешь пойти со мной, но стоять у меня на пути у тебя нет права! — сквозь зубы сказала я Диме и попыталась пройти мимо него.
Он меня схватил и не отпускал.
— Отпусти! Отпусти меня сейчас же! — я увидела, как дубинкой били человека прямо по голове, и закричала на Диму сильнее: — Сейчас же отпусти меня! Я должна всё исправить!
Теперь у меня началась истерика. Я почувствовала, что плачу, но мне это было совсем неважно. Я со всей силы ударил Диму по ноге, как он сам меня когда-то учил. Он на секунду выпустил меня из рук, и я, воспользовавшись этим моментом, спустилась на площадь и побежала прямо в толпу.
У меня всё плыло перед глазами. Я не видела целой картины — только образы. Кровь на снеге, огонь, истоптанный грязными ботинками бело-красно-белый флаг, женский плач, мужской резко оборвавшийся крик.
Я просто бежала, зная, что нужно всё исправить. Но я не знала, как именно я могу это сделать. Чёрт возьми, я вру. Да, я вам вру. Я знала, что ничего уже не исправить. Знала это ещё тогда, когда Марк сел в машину к брату. Но я всё равно здесь. Я всё равно надеюсь, что произойдёт чудо, и всё каким-нибудь образом прекратиться. Я надеюсь на это, хотя понимаю, что это невозможно.
Люди бежали мне навстречу. Но я упорно шла в другую сторону. Я шла навстречу тому, от чего он убегали. Это было глупо, знаю. Но я не могла трезво думать. Во мне бушевал ураган, все внутренности были словно в огне, я дрожала, но шла упорно вперёд, несмотря на то, что люди кричали бежать в другую сторону. Я хотела видеть, что происходит вокруг, но не могла потому, что слёзы застилали мне глаза.
Я плакала. Плакала от того, что не могу ничего сделать. Я плакала от безысходности, от осознания собственной никчёмности. Что-то взорвалось где-то сбоку. Наверное, коктейль Молотова. Может быть, наши люди ещё не сдались и пытаются хоть как-то держать оборону. Размечтавшиеся дураки! Неужели они не понимают, что всё проиграно?
Я думала так, но сама упорно шла вперёд, будто там что-то, что может всё исправить. Один раз какой-то мужчина с такой же ленточкой, как у меня, хотел развернуть меня в нужную сторону, но я ударила его так же, как до этого ударила Диму, и зашагала ещё быстрее навстречу злым собакам, которых выпустили на площадь власти. Сами они, наверное, сейчас чай пьют, смотрят репортаж о беспорядках на главной площади и смеются.
Во мне закипела обида, и я заревела с новой силой. А потом вдруг меня что-то сбило с ног. Я сразу не поняла, что случилось, и попыталась встать. Но только я поднялась с земли, как тяжёлый грязный ботинок ударил меня в живот, и я снова оказалась на земле. Было больно. Теперь я плакала от того, что мне больно.
Я попыталась снова встать, но на этот раз меня ударили по спине. Наверное, дубинкой. Я попыталась подняться ещё раз, но снова раздался удар. А за ним ещё один. И больше они не прекращались. Что-то хрустнуло, но мне было не сильно больно. Я в какой-то момент перестала чувствовать в боль. Я просто ждала, когда всё закончится. Мне даже больше не было страшно. Я только не понимала, почему не могу ничего рассмотреть. Потом вдруг сообразила: кровь застилает глаза. Но чья? Мне ведь не больно. Меня всего раз ударили по голове. Не может ведь это быть моя кровь.
Страшно мне стало только тогда, когда во рту появился металлический вкус. Эта кровь точно моя. Я закашляла кровью. Не могла дышать. Хотела набрать воздуха, но почему-то просто не могла этого сделать.
Я больше не чувствовала ударов. Голова странно закружилось, появилось безразличие ко всем вокруг, даже какая-то усталость. Я всё ещё хватала воздух ртом. Но это не помогало: я задыхалась.
А потом, словно произошла какая-то вспышка, и мне на секунду стало всё ясно. Я увидела ноги человека, который меня бил, почувствовала, как болит всё тело, и сразу же поняла, что несколько рёбер у меня точно сломано. Я не могу дышать. Может быть, осколком кости проткнуло лёгкое, я не знаю. Задыхаюсь. В глазах стало темно, хотя они и были открыты.
Я умираю. Но почему? За что? Я ведь просто хотела мир, в котором каждый мог бы быть счастливым.