Лис и Змея

— Ребята, у меня есть очень хорошие новости, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнёс Итачи. — Я наблюдал за вами в течении полугода и могу с точностью сказать, что вы готовы пойти на экзамен на чуунина. В конце концов, не всё же время вам надо полоть огороды и ловить сбежавших кошек, я не прав ли? — Экзамен на чуунина? — заговорила Саске. — И какая наша задача в этом экзамене? — Ну, вы сможете выполнять миссии более опасные, более сложные по своей структуре, — пояснил Итачи. — А тебя что-то не устраивает, Саске? — Я не понимаю, почему мы должны повышаться в рангах, если мы, доказав то, что мы продвинулись в наших способностях, уже можем выполнять более опасные миссии. — Потому что не каждый может поверить в то, что генины способны выполнять такие миссии, — ответил наставник, присаживаясь на траву. Затем он медленно оглядел учеников и добавил: — тем более, я сам сказал господину Хокаге, что вы – самая хорошая команда, которую мне удалось когда-либо воспитать. Вы сразу смогли найти общий язык, мгновенно подружились, а это в команде очень важно. — А разве это так важно для людей? — поинтересовалась Сакура. — Ну, — Итачи закатил глаза, — если так надо, значит, вы станете участвовать и сможете доказать и показать Хокаге насколько вы стали с сильными. «А я тогда смогу доказать своему отцу, что он бросил не просто «слепую» дочь», — подумала Саске, ехидничая и улыбаясь. Но этого, к её счастью, никто не заметил. После этой новости Итачи расспросил каждого о том, как у них дела, всё ли у них хорошо, да и вообще надо было каким-то образом расслабиться – не всё же время сидеть как на иголках. Да и сам разговор потом перешёл в небольшие споры и предложения, которые вылетали из уст одного или другого члена команды номер семь. Все трое шли, без умолку болтая обо всём, иногда вызывая к себе слишком много внимания. За ними меж тем наблюдал Менма – он смотрел, как бы никто из «Корня» не смог бы подойти близко к его брату и другу. Он медленно и незаметно перескакивал с одного места на другое, при этом стараясь не подхватить кого-нибудь себе на хвост. Из-за этого Намиказе стал немного нервным, и собственная мать иногда устраивала допросы. — Что это с тобой? — вкрадчиво спросила она сына, но тот лишь отмахивался. — Да так… просто устал, — буркнул он, быстро проскакивая в комнату. За ужином в доме Хокаге всегда царила тяжёлая атмосфера – все всегда молчали, и лишь звяканье вилок и ножей о тарелки, глотки, тиканье часов нарушали эту чудовищную не гармонию. В доме давно воцарилась мёртвая тишина, которую никто не смел нарушать. Кушина сама хотела во всём разобраться, но дела по дому ей всё время мешали. Она подолгу стояла у плиты, готовила вкусные блюда для своих мужчин, а получала лишь море слёз в подушку и постоянные недосыпы. Её глаза давно перестали отражать своеобразный жизненный блеск, присуще каждому человеку, Узумаки не видела смысла торчать в этом мире. Единственное желание у неё было повидать мёртвого сына. Но, сколько она не старалась, ей мешали сделать задуманное. Говорили, что она нужна в этом мире, просто пока её время ещё не пришло. — Но тогда когда же это время наступит? — с трудом задавала вопрос женщина лучшей подруге – Микото Учиха, которая пожимала плечами, так же грустно всматриваясь в безупречно чистое небо, где ни одно облачко не смело нарушать прекрасную гармонию солнечного дня. — Я не знаю, — с тяжёлым вздохом отвечала она, устало прикрывая свои чёрные глаза – в её особняке тоже царил холод и мрак. В этом доме, как и в доме Кушины, никто не разговаривал в течении двенадцати лет. Жизнь стала чистым серым холстом на мольберте старого художника, который давно позабыл все тонкие прелести жизни. — Нынче сегодня погода, — начала Кушина, а потом внезапно замолчала. Вот так – резко и быстро. Про погоду говорить было скучно – это была не самая любимая для светской беседы у жены Хокаге. — Что, прости? — переспросила обладательница тёмных волос. — Да ладно, не бери в голову, — Намиказе, махнув рукой, посмотрела на небо. Оно было ярким, голубыми, и это напоминало ей глаза второго ребёнка. Который после рождения погиб. Голубые глаза. Это единственное, что она могла вспомнить сейчас. Маленькие глаза, машинально напоминавшие речку или небо, всегда заполняли душевную пустоту матери грустью и страданиями. Эти глаза были и у Минато, но глаза любимого всегда дарили только холод и некое презрение. Смысл просто перестал существовать для неё. — Интересно, почему меня не хотят отпускать в мир иной? — казалось, красноволосая задала вопрос самой себе, но голос Микото сразу дал ей ответ на вопрос. — Может, этот самый смысл где-то есть, правда, он с нами решил в прятки сыграть, — её легкая, но такая печальная улыбка появилась на бледном и уставшем лице женщины. — Тебе не говорили, почему все не хотят тебя отпускать? Ты же жена самого Хокаге, первая леди в деревни, почти все девочки равняются на тебя, подражают тебе! А ты одним махом кухонного ножа хочешь разрушить мечты своих поклонниц? — Ты правда так считаешь? — сердце забилось сильнее – маленькая искорка надежды где-то вспыхнула в потёмках темноты. — Но я почему-то этого не замечаю. — А ты присмотрись к жизни деревни получше, — посоветовала подруга, поправляя непослушный, уже седой локон волос, — может, и увидишь что-нибудь. И она снова улыбнулась своей чересчур искренней улыбкой. Кушина встала, поклонилась своей подруге – так сказать отдавала должный почёт жене главы клана, к которому принадлежала её подруга – и быстро направляясь к выходу, вышла из тихого мрачного квартала в немноголюдную, но шумную улочку деревни. Коноха мигом придала женщине новые силы, и Кушина с небольшой порцией уверенности направилась дальше гулять. Иногда Намиказе встречала лёгкие и радостные улыбки на лицах жителей, но эти улыбки сменялись грустными гримасами. От них женщину часто мутило, и ей хотелось больше всего убежать из родного селения подальше, но она не могла – некая сила старалась сдерживать импульсивную женщину в клетки радости и беззаботности. *** Микото тоже пыталась найти смысл в её, как она считала, жалком существовании. Она каждый день делала всё то, что требовалось делать домохозяйке. Но почему-то свои обязанности она делала с неохотой, запущенной апатией и молчаливо. Женщина, наверное, давно позабыла такое слово как счастье. Они с Кушиной давно скорбели по погибшим детям, хотели покончить с собой, но какая-то неведомая сила говорила им, что они слишком быстро решают, как им надо поступать. Они слишком мало повидали на свете. «Интересно, почему Итачи хочет, чтобы мы повременили с этим?» — Микото оставалось только выпутываться из лабиринта догадок, которые переплелись в голове.