Немногим живее мертвых

Говорить Рику ничего не пришлось. Дом обнял Дерила застоялой тишиной и запахом крови и пота. На хриплый окрик никто не ответил, и перед глазами поплыло, окружающее пространство смазалось в единую черно-багровую полосу. Ногам, прошедшим много миль, не доставало сил сделать еще несколько чертовых шагов. Диксон смог сделать очередной вдох, когда дрожащие пальцы нашли под лихорадочно-горячей, влажной коже трепыхающийся, едва уловимый пульс. – Граймс, сука, – вместо злости в голосе сквозило облегчение настолько явное, что Дерил усмехнулся самому себе за попытку обмануть пустой дом и лежащего в бреду Рика. Радоваться или успокаиваться было нельзя. Граймс метался по постели, порой сжимая руками пропитанное потом и кровью одеяло, всхлипывал и бормотал что-то сквозь болезненные стоны. Все его тело горело, тело боролось за жизнь, и от Рика несло болезнью за несколько шагов. Повязки сползли, открывая взгляду неаккуратную рану, корку запекшейся крови поверх, струйки гноя и гематомы. Зрелище было отвратительным и воняло соответствующе. Дерил почувствовал, как желудок скрутило болезненным спазмом, но блевать было нечем – последние двое суток он только пил и курил. Он отмахнулся от настойчивого желания пожрать и, отойдя от кровати, принялся разбирать рюкзак. Зайти на обратном пути в почти полностью сгоревшую тюрьму, рискуя наткнуться на стаю ходячих или сдохнуть, не найдя выхода из задымленного коридора, – было определенно не самой лучшей идей, но других не наблюдалось. Это заняло почти столько же времени, сколько забег до останков тлевшего автобуса. Весь путь обратно до дома в лесу спину, помимо арбалета, оттягивала бесценная ноша: автобусная аптечка, упаковки с лекарствами, названия которых Дерил даже не удосужился прочитать, несколько стволов и немного патронов, совсем чуть-чуть еды, туша подстреленного по пути кролика да полупустой «лаки страйк». После того, как мир рухнул, жизнь мерилась не месяцами и годами. Она измерялась пройденными милями, пачками антибиотиков и обезволивающих, двумя-тремя найденными сигаретами. Одна стрела, еще одна. Один погибший товарищ, двое, трое. Неделя без еды, полторы. Календари и часы в пустых домах, по которым они лазили в поисках того, что поможет протянуть еще немного, усмехались и скалились давно забытыми числами. Дерил не знал, какое сегодня число или гребаный день недели. Он даже не был уверен насчет года. Лето, неровно скользящее на границе с осенью, – говорила погода. Примерно часов восемь-девять вечера, – понималось по темнеющему небу и солнцу, которое вот-вот сожрет горизонт. День, когда Рик Граймс, возможно, сдохнет. У него не будет могилы, чтобы указать на надгробии даты. Дерил, блядь, даже дня рождения его не знал. Свой, откровенно говоря, тоже не вспомнил вот так сразу. Жизнь больше не нуждалась в цифрах, отметках, черточках, записях, планах. Она нуждалась в старой-старой масляной лампе, которая – чудо из чудес – еще горела, освещая помещение тускло и хрупко. В пекущем нёбе никотине и наскоро разделанном, недоваренном жестком мясе, камнем провалившемся в желудок. В заветных ампулах амоксициллина, неумело набираемых в один из двух имеющихся шприцов. Дерил от тупой усталости не ощущал ни тела, ни мыслей. В голове стояла блаженная пустота, все действия были механическими, выполняемыми по какой-то больной привычке, выработанной за долгие месяцы ебаного апокалипсиса. Он смывал кровь и гной с тела Рика самой чистой из всех найденных тряпок, смоченной в воде и остатках самогона. Вкатывал дозу антибиотика в бедро прямо сквозь штанину, смутно надеясь, что препарат внутримышечный. И все ждал, когда чужая агония сгинет. После долгих, выматывающих часов без сна и отдыха, сопротивляться сну и сладкой, облегчающей истоме не было сил. Дерил сидел на полу рядом с кроватью, устроив заряженный арбалет на согнутом колене, и упирался затылком в стену, порой задремывая в неудобной и сковывающей позе. Рик порой стонал сквозь зубы и дергался на кровати, но в себя по-прежнему не приходил. Стоило Диксону опустить веки, перед глазами вставал образ ходячего, похожего на Граймса до тошноты и острой боли под ребрами. В своем сне Дерил каждый раз до последнего не шевелился, и пальцы отпускали натянутую тетиву арбалета только в момент, когда ходячий побирался на расстояние вытянутой руки. Диксон просыпался. Слушал недолго хриплое дыхание и снова проваливался в темноту. Это продолжалось несколько часов. Дерил был готов отдать лет десять жизни, лишь бы эти часы прошли быстрее и не растягивались на такую мучительную длину. Это продолжалось и не собиралось заканчиваться. Влажный звук сердцебиения становился слабее, и приходилось искать в себе мужества для выстрела. Мужества не находилось. Диксону думалось, что, если Рик умрет, он не сможет убить ходячего, просто уйдет, оставив его в доме. Просто ебаная мелодрама. Услышав донесшийся с кровати стон, Дерил даже не сразу подошел, решив, что это очередной приступ лихорадочной боли. Стон повторился. Рик смотрел на него мутными, больными и человеческими глазами и облизывал пересохшие, потрескавшиеся губы. От чувства облегчения запекло в висках и закололо в кончиках пальцев. – Напугал ты меня, – усмехнувшись, бросил Диксон, поднося к сухому рту бутылку с водой. – Хорошо хоть, антибиотики нашел, а то бы не выкарабкался. Очередную дозу уже пора вколоть, но руки нехорошо тряслись. – Сколько я провалялся? – голос сиплый, словно голосовые связки уже начала атрофироваться. – Чуть больше суток. Пойду, принесу еще воды и лекарства. Рик схватил его за запястье бессильным жестом, с трудом подняв собственную руку. Его пальцы все еще были горячими, будто тело ломало от температуры. – А?.. – он поморщился, не сумев задать самый главный вопрос. Дерил покачал головой, и пальцы разжались. Граймс снова закрыл глаза и, казалось, разом стал еще серее лицом. – Эй, – осторожное прикосновение к плечу и волна такого жара, что от кожи должен идти пар. – Я нашел угробленный автобус и следы уходящих от него. Может, Карл и мелкая с ними. Рик кивнул, не поднимая век. – Оклемаешься, и пойдем искать. На то, чтобы оклематься, ушло чуть больше времени, чем можно было ожидать. Изможденный ранением и инфекционным воспалением организм в не самых стерильных условиях восстанавливался нехотя, медленно, по чуть-чуть возвращая силы. В первый день Рик так и не встал с постели, шипением отзываясь на каждое прикосновение к гноящейся ране и выблевав выпитый литр воды вместе с кровавой желчью. На второй день он смог встать и, с помощью Дерила, шатаясь, выйти на несколько минут на улицу, сходить по нужде и даже совсем немного поесть. Кожа вокруг ранения все еще была красной и горячей, но болела уже не так сильно. Утром третьего дня Диксон проснулся от того, что его трясли за плечо. С исхудавшего лица Рика сошла серость, и от него больше не разило болезнью. Он стоял, склонившись, над Дерилом и смотрел ясным взглядом. – Ты как? – Лучше. Можно выдвигаться на поиски остальных. Дерил поморщился, с хрустом разминая затекшие за проведенную в неудобной позе ночь руки, и потянулся за оставшимися сигаретами. – Ты на ногах еле держишься. Погоди пару дней. – За еще пару дней они уйдут совсем далеко, и мы их не догоним. – Они в любом случае уже далеко, двое суток ничего не решат. – Следы потеряются. – Я найду след. Диксон не ожидал ни вскрика, ни тем более удара, поэтому, когда Рик схватил его за вороты жилетки и с неожиданной силой встряхнул, он инстинктивно двинул ему в грудину локтем, отталкивая. Сразу же тяжелый кулак проехался по челюсти, выбивая из зуб сигарету, и лицо обожгло болью. – Это, блядь, мои дети, – хрипел Рик, снова вцепляясь пальцами в кожаную ткань. – Мы пойдем за ними сегодня. Перед глазами помутнело. Короткий удар армейского ботинка пришелся точно по коленной чашечке, и вслед ему пошел еще один, в пол силы, по грудине, прямо в область ранения. Граймс разжал пальцы, задохнулся воздухом и согнулся пополам, сипло матерясь от боли. – Ты не можешь идти, не можешь драться, – Дерил поднял чудом уцелевшую сигарету и сжал губами окровавленный фильтр. – Ты будешь тормозить меня и не сможешь прикрыть спину. Хочешь – пиздуй один и сдохни по дороге, а я на твое убийство не подписывался. Рик молчал, продолжая смотреть в пол, до тех пор, пока Диксон не вышел на улицу. Он сидел за домом, чутко прислушиваясь к округе, и медленно водил широким ножом по дереву. Стрел для арбалета осталось не много, патронов – совсем мало, на крайний случай. Вырезанные из толстых веток стрелы нечем было утяжелить, невозможно было оперить, и даже самый остро-заточенный наконечник из дерева не мог сравниться с металлическим, но, если прицельно метить в глаз с не очень большого расстояния, можно убить одним выстрелом. Тяжелые шаги послышались сзади спустя пару часов, когда рядом с арбалетом легло уже четыре самодельных болта. Рик присел рядом, на бревно, и поставил на землю бутылку воды и вскрытую банку консервов. Солнце припекало, соля кожу потом и выжигая роговицу, а воздух раскалялся от температуры и не сказанных вслух извинений. Дерил благодарно кивнул и сделал несколько жадных глотков. Полез в карман жилетки за почти пустой пачкой и удивленно вскинул брови, когда после первой затяжки, Граймс протянул руку к его пальцам и забрал тлеющий «лаки страйк». – Последний раз курил лет в двадцать, – сказал он, возвращая сигарету. Голос хрипел то ли от никотина, то ли от чего-то еще. – Попробовал еще в шестнадцать, и никогда особо не нравилось. – Просто неправильно попробовал, – хохотнул Дерил, с наслаждением вдыхая горчащий ядовитый дым. – Я начал, кажется, в двенадцать, и, когда настал пиздец, курить хотелось сильнее, чем жрать и трахаться. – Этого и правда недостает, – кивнул Рик, и Диксон вдруг остро захотел уточнить, чего именно. Вопрос пришлось проглотить, когда он заметил внимательный взгляд, задержавшийся на побагровевшем следе на челюсти. – Извини. Просто дети, и… – Херня. Забудем, – Дерил снова взялся за нож и стрелу. – Очень не хотелось, чтобы ты сдох по дороге после того, как я тебя три дня откачивал. Граймс опустил руку ему на плечо и с силой сжал. Этого оказалось достаточно, и жаркий день стал немного легче, немного проще. После того, как мир рухнул, жизнь перестала нуждаться не только в цифрах, отметках, черточках, записях и планах. Она заодно перестала нуждаться в лишних словах и бессмысленных речах. В какой-то момент стало достаточно пары коротких фраз, выразительных взглядов и сдержанных жестов. Дерилу стало достаточно. Мотнуть головой в знак несогласия – и вот Рик отказывает в просьбе бывшим зекам. Со страхом оглянуться назад – и увидеть убитого чужим выстрелом ходячего, потому что твою спину прикрывают. Сказать «не хотелось, чтобы ты сдох» – и знать: Граймс понял, что он переживает за него и боится потерять. Этого всегда достаточно. – Научишь меня стрелять из арбалета? Патронов совсем мало осталось. Дерил позволил себе быструю усмешку. Порой его оружие казалось ему продолжением его собственных рук. Он в жизни никогда не просил никого научить его им пользоваться. Правила жизни в семье Диксонов были очень простыми. Либо добывать себе пищу самому, либо голодать. Воровать и грабить, как брат, Дерилу никогда не нравилось, хотя частенько приходилось. А вот от натянутой тетивы под пальцами, сильного толчка отдачи и попадающего в цель болта он ловил кайф, мало с чем сравнимый. В ответ на вопросительный взгляд Рика он только коротко кивнул. В конце концов, подобное умение не будет лишним в мире, где живые порой завидуют мертвым. Ближе к вечеру, когда жара немного спала, а Граймс стал чувствовать себя еще лучше, Дерил повесил на дерево голову ходячего вместо мишени. – В идеале нужно попадать в глаз. Череп деревянные стрелы пробивают через раз. Рик кивнул и краем футболки вытер пот с лица. Арбалет тяжелил руки, давил на плечо ощутимее ружья, и тугая тетива срывалась, не давая вставить в гнездо стрелу. – Угол неправильный, – коротко бросил Диксон, когда стрела, наконец, встала на место. – Уйдет левее, чем целишься. Перезаряжай. Он расположился точно под тем же деревом, на ветке которого болталась оторванная башка трупа, и внимательно наблюдал, за Риком, за тем, как тот нервно облизывал пересохшие губы и щурил светлые глаза. Видеть кого-то, кто был первым в списке возможных мертвецов еще пару дней назад, настолько живым было приятно. Несмотря на то, что остальные из группы были потеряны, живучесть Граймса и упрямство, с которым он пытался зарядить чертов арбалет, помогали держаться. Придавали сил. Дождавшись одобрительного кивка, Рик устроил оружие на плече. Дерил без труда проследил траекторию будущего полета и встал, понимая, что вместо головы ходячего стрела прилетит ему в грудь. – Точность стрельбы из арбалета состоит не только из того, как ты целишься, но и из того, как ты стоишь. Он подошел к Граймсу сзади и с силой надавил тому на плечи, заставляя правильно перехватить оружие. – Не стой на линии огня и не направляй вес на одну ногу, – руки опустились на бедра, и Рик переставил ноги, подчиняясь. – Теперь пробуй. Стрела просвистела в паре сантиметров от головы и ушла в траву. Солнце скатывалось за горизонт. – Для первого раза неплохо. Пока Рик, несмотря на усталость и болезненную слабость, снова и снова стрелял, меняя позу и положение стрел, Дерил сидел, прислонившись спиной к наружной стене дома и курил. В горле пекло, и очень хотелось выпить. Наконец-то отпустить напряжение последних дней, дать организму расслабиться, прекратить ощущать колющее череп изнутри беспокойство. Где-то в доме оставался дерьмовый самогон. Диксон тяжело поднялся на ноги. – Ты куда? – Собираюсь нажраться. Ты можешь присоединиться. За спиной раздалось хмыканье – то ли осуждающее, то ли поддерживающее, сил вникать не было. Следом послышались плач тетивы и легкие шаги. Значит, все-таки поддерживающе. Пили молча, даже не пытаясь произносить тосты. Потому что мир вокруг больше напоминал тот самый невозможный пиздец из тупых фильмов, а они сами казались себе героями дешевого боевика. Чудом выжившие, призванные спасти себя, других, да и планету в целом. Вот только это не фильм, и они сильно вряд ли выживут или кого-нибудь спасут. Ежедневное выживание выматывало. Спасать кого-то совершенно не хотелось, хотелось прожить еще день, два, неделю или даже месяц, если повезет. Хотелось найти других людей. В идеале – уже знакомых. Дерил после пятой порции обжигающего горло разбавленным спиртом пойла вдруг остро осознал, что его жизнь была и до апокалипсиса весьма и весьма так себе. Он тоже выживал, надеясь протянуть день, два или неделю, не попав под горячую руку отца, не застряв в тюряге и не передознувшись какой-нибудь Мерловской дрянью. Это тоже выматывало. – Знаешь… Иногда я думаю, что этот апокалипсис, блядь, просто сделал все намного проще, – говорилось медленно и пьяно. В воздухе крепко пахло соленым и градусным. – Словно кто-то сделал нам ебаное одолжение. Нам же грозило перенаселение? Теперь не грозит. Все проще: сильные выживают, слабые умирают. А я никогда не был из сильных, знаешь. Сильным был Мерл. – Тебе, пожалуй, хватит, Дерил, – Рик забрал у него из рук бутылку. Перед глазами слегка плыло. – Никогда бы не подумал, что будут люди, готовые шкурой рискнуть ради меня. Прикинь? Мир пошел по пизде, а я рад, потому что… – голос сорвался, и Диксон закрыл глаза. «Потому что» было слишком много. Граймс осторожно обхватил его за корпус, заставляя подняться из продранного кресла, и повел в сторону кровати. Их обоих слегка шатало, и Дерил рухнул на постель, утягивая за собой Рика. – …потому что до этого было даже хуже, – неосмысленно пробормотал Диксон, заканчивая недавнюю мысль, и вырубился, придавливая Рика рукой к кровати. У того не достало физических сил встать и перелечь в другое место. Жизнь могла перестать нуждаться в словах, речах, датах и цифрах, в цивилизации и вечерних шоу по телику, но одно оставалось неизменным даже после всего произошедшего. Людям по-прежнему нужны были люди.