Фордевинд

— Так, провизия? — находясь в моей маленькой каютке, Томас начал примерять на себя обязанности капитана экипажа, пусть даже немногочисленного. — Есть, — отчеканил Рихард, указывая на свертки на моей койке. — Анкерок наполнен водой? — продолжил матрос. — Да, — ответил я, все еще слабо веря в происходящее. Это казалось мне похожим на сказку, небылицу. Честно говоря, в данный момент я не совсем отдавал отчет своим действиям, в голове все еще крутились сомнения, вновь вызванные тем странным разговором и необычным поведением капитана. Хоть я и находился сейчас здесь, в своей каюте, но мысли мои вертелись вокруг да около только что произошедших событий. Все было не так, как должно быть, непривычно, странно, но в то же время на удивление приятно. — Оружие у меня, — с этими словами он указал на винтовку с патронами в углу. — Так, значит, можно выходить, только оденьтесь потеплее. Надеюсь, никто не свалит в последний момент, как трусливая крыса? — Нет, — со вздохом ответил Рихард и посмотрел на дверь. — Н-нет, — взглянув на Рихарда и еще раз прокрутив в голове все доводы, помедлив, промямлил я. В предвкушении такого запретного, но такого манящего побега в груди, казалось, скребли кошки и чувствовалась какая-то зловещая, томящая пустота, будто сковывающая грудную клетку. — Тогда выдвигаемся? — уже более решительно спросил Рихард. — Да, — сказал Томас заветные слова, которые впоследствии и повлияли на ход всех событий. Вообще, казалось, будто только он был окончательно уверен в том, что побег состоится, да и к слову, именно Томас не давал нам с Рихардом расслабляться и держал под постоянным контролем, грезя о скором успешном уходе с этого судна. Действительно, его настойчивости и решительности можно было только позавидовать. Ведь не будь с нами этого озлобленного на капитана матроса, мы с коком слились бы еще в первые дни, когда только встала задача о воровстве корабельного имущества во имя нашей тогда еще шаткой кампании. Стараясь не создавать лишнего шума, мы постепенно перенесли все необходимое на палубу, к левому борту тартаны, где и располагалась шлюпка, которую нам предстояло спустить на воду. Как раз за полчаса до этого состоялась пересменка, когда вместо Оливера за штурвал должен был встать Томас, но, естественно, он этого не сделал. Сейчас же матрос настраивал нужный нам курс и фиксировал руль. В это же время мы с Рихардом, закрепив цепной подъем, стали опускать шлюпку. Чтобы вывалить посудину за борт, я налег на носовые тали*, а он — на кормовые. Правда, не рассчитав силы, я чуть было просто-напросто не выпустил конец, из-за чего форштевень* резко накренился к поверхности воды, но, к счастью, все обошлось. Дальше, одновременно потравливая тали, мы спустили судно примерно на фут и закрепили в данном положении. Так что теперь шлюпка висела над водой, прижимаясь к борту тартаны, и ожидала свой экипаж. На воздухе было прохладно и зябко, постепенно на море опускался туман. Невольно я поежился то ли от холода, то ли от предстоящего опасного путешествия. Как-никак, чуть больше чем за пару недель я привязался к этой команде матросов. Видимо, правду говорят: море сближает. Оказывается, и я не стал исключением, определенно, не раз еще буду вспоминать обо всех этих моряках: как о Флаке, с которым, к слову, мы обмолвились не более пары фраз, так и о капитане, недавний разговор с которым до сих пор держал меня в каких-то неведомых оковах, тех теплых объятиях, которые, казалось, все еще лежали на моих плечах. Пожалуй, это был один из самых приятных моментов за все плаванье. Вскоре подоспел и Томас и, спешно перебросив вещи на борт шлюпки и проверив наличие лёвы* в стакане с отверстием для слива воды и другого вооружения, мы сами стали покидать корабль. В последний раз я взглянул на палубу тартаны, озаренной холодным лунным светом: мачты, устремленные вверх; легкие паруса, расправленные свежим ветром*; оснастка, поблескивающая от капелек только опускающегося тумана, напоминающая множество тонких паутинок; одинокий, покинутый штурвал — как будто и нет здесь никого. Будто неуправляемый корабль-призрак, тартана неслась, подгоняемая попутным ветром, по пенистым волнам к далеким западным берегам, по курсу, теперь уже абсолютно противоположному нашему. Думаю, вряд ли мы еще хоть раз встретимся с оставшимися матросами и капитана я, наверное, тоже больше никогда не увижу. Хотя, признаться, хотелось бы повстречать его еще раз, но уже на суше, где больше свободы и возможностей, где все на равных, неважно, капитан ты или какой-то юнга. — А стоит ли нам отправляться именно сегодня? — вдруг шепотом спросил Рихард перед спуском шлюпки на воду. — А когда же еще?! — недоуменно вскинув бровь, так же тихо спросил Томас. — Не можем ли мы подождать хотя бы пару дней? Знаешь, на своем веку я повидал немало, а сегодняшние приметы так и вопят о надвигающемся шторме, — серьезно заявил Рихард, но, видать, для Томаса теперь это был далеко не аргумент. Хотя, учитывая недавний разговор с капитаном, лично я сейчас был согласен с Круспе. — До берега всего день пути. Неужели ты думаешь, что за это время нас успеет настигнуть шторм? — слегка посмеиваясь над подобным заявлением кока, ответил матрос. — Да, капитан тоже говорил о каком-то крепком ветре, — припоминая, уже и я встрял в дискуссию. — Кристоф — последний, кого я стану слушать, — презрительно заявил Томас, добавив. — Не хотите плыть — скатертью дорога! Валите на здоровье. На кой-черт вы мне сдались, без вас обойдусь и уже послезавтра, имея под ногами твердую почву, буду сидеть в кабаке и хлестать виски. — Хотя с другой стороны за день ведь ничего страшного не случится… — смягчившись, улыбнулся и все-таки согласился Рихард. — Да, мы идем, — поддакнул я, чтобы поддержать матросов, хотя теперь в голове засуетилось еще больше сомнений. — Вот, то-то же, — подхватил Томас. Взглядом попрощавшись с тартаной, мы принялись отвязывать тали и, потравливая кормовой и носовой фалини*, наконец спустили шлюпку на воду. Рихард гордо забрался на кницу и уселся за руль, беря на себя ответственность за управление этой посудины. Томаса отправили на загребную банку, а меня — на баковую, и впихнули в руки сразу два весла и черт знает, как я должен был грести, когда с одним-то я тогда еле справлялся. — Черт, извините, мне подняться обратно срочно нужно, — вдруг я вспомнил об одной крайне важной для меня вещи. — Я ж гитару забыл! — Ха, да сдалась она! — рассмеялся мне в лицо Томас. — Вон, капитану своему на память оставишь, завтра новую уже купишь. — Но… — в отчаянии промямлил я. Неужели единственную дорогую мне вещь придется бросить на этом чертовом корыте? Вот же зараза, дырявая башка! — Помалкивай, - так, меня бесцеремонно заткнули и больше, видимо, не захотели обращать внимания на такие пустяки, как самая моя дорогая и родная гитара. — Одержаться. Протянуться, — шепотом Рихард начал отдавать команды, которые за неделю я все-таки не без приказания, еле как выучил до конца. — Уключины вставить, — когда мы, отталкиваясь от буртика*, отошли от борта тартаны, матрос отдал очередной приказ. Команды в исполнении Рихарда звучали как-то совсем иначе, нежели от капитана. Не так профессионально, что ли, более обывательски, но в то же время подчиняться им приходилось не так охотно. Опять же, как и в первый раз, все ждали именно меня, запутавшись со штертом*, я случайно уронил одну из уключин в море, но, к счастью, именно этот штерт и не дал ей утонуть в морской пучине. — Левый борт, весла разобрать, — дождавшись меня, продолжил Рихард, ведя шлюпку вдоль борта тартаны так, что правый буртик едва ли не соприкасался с ней. — Куда ты тащишь правое весло?! Ты по корпусу тартаны грести, что ли, собрался. Кому сказано «левый борт». Ну вот, началось! Кто ж знал, что левый борт относительно носа шлюпки, от меня же он правый? — Суши весла, — из-за плеска волн о борт шлюпки Рихард начал говорить чуть громче. — Весла. На воду. По правилам первый гребок должен быть коротким, второй чуть длиннее, а на четвертом обычно выстраиваться необходимый темп, но не в этот раз. Сейчас мы старались грести как можно тише, медленно отводя шлюпку от корабля. Не удержавшись, я в последний раз взглянул на тартану и впервые прочитал на ее борту в правой части название. «Diabolico fascio*» — было четко написано стройными белыми буквами сверху, в носовой части судна. Действительно, название-то подходящее, большего и не скажешь. «Вот он — дьявольский луч, о котором как-то раз обмолвился Рихард» — пронеслось в голове. Тот самый огненный луч, по курсу которого и движется это чертово судно, и куда он приведет — неизвестно. — Левый борт, суши весла. Правый борт, весла разобрать, — тем временем Рихард ни на минуту не прекращал отдавать команды. Кое-как придерживая рукой одно весло, другой — я доставал второе. Черт, рукоять чуть не выскочила! Вдоволь намучившись, я наконец ухватился разными руками за оба весла одновременно. — Весла… На воду. И-и-и… Раз! И-и-и… Раз! — Рихард уже начал задавать определенный темп, а я все никак не мог приноровиться работать сразу двумя веслами, то и дело они шли вразнобой: правое опережало левое. В добавок я из-за неимения достаточного опыта, естественно, отставал от Томаса, постоянно ударяя то лопастью, а то и вовсе веретеном* весла. Конечно же, это доставляло огромное неудобство как загребному гребцу, так и рулевому. — Да сколько ж можно?! Что, черт побери, ты делаешь? — раздраженно рявкнул на меня Томас, ни на секунду не прекращая грести. В ответ я промолчал, из последних сил стараясь ровно держать весло. Тем временем Рихард определил курс и, зафиксировав руль, спустился с кницы, садясь на среднюю банку. Меньше чем через полминуты мы уже во всю гребли втроем, все дальше отдаляясь от, как мне казалось, родного за все то время, что я там пробыл, корабля. Вскоре на горизонте в тумане едва стали видны только стройные мачты и белые паруса. Не отпуская весло, я в последний раз взглянул на темные очертания тартаны и вместо ожидаемого восторга почувствовал какую-то сковывающую грудную клетку пустоту, как будто оставил частичку себя на том судне. И нет, это была не забытая впопыхах гитара, это было что-то другое. Но только что? Этого я понять, увы, не мог. Возможно, все из-за нехватки простого человеческого общения, как-никак провел почти три недели в окружении всего шести людей, которые, к слову, не всегда относились ко мне как к равному. Подумать только, как, оказывается, тяжело становится, без обыденной социальной суеты вокруг. Никого: ни детей, ни стариков, ни женщин, по общению с которыми я уже изголодался, можно даже сказать, соскучился по их мягким голосам, нежным улыбкам, звонкому, заливистому смеху. На суше многие мужчины ворчат, как они устали от противоположного пола, так вот, с уверенностью могу сказать в море прекрасного общества дам катастрофически не хватает. Здесь только пять матросов и капитан, а самое доброе, что можно от них услышать — это молчание, хотя если учесть недавний разговор с последним, то возникают и сомнения. Но одно я знал точно — по возвращению домой жизнь моя уже не вернется в прежнее русло. Вскоре над морем забрезжил рассвет и очертания тартаны утонули в пенистых волнах далеко за горизонтом. Мы наконец сложили весла и принялись ставить рангоут. Мне же ужасно хотелось спать, а тело уже ломило от усталости. Спина, плечи и предплечья болели от продолжительной и весьма результативной гребли, поэтому я, кимаря, кое-как помогал матросам крепить фалы вокруг нагеля*. После мы договорились посменно брать на себя управление шлюпкой. Первым к рулю встал Томас, отправив нас с Рихардом спать, на что мы, собственно, и не сопротивлялись. Да уж, тяжелая выдалась ночка! Интересно, что там сейчас на корабле? Наверное, все еще спят и поднимутся только не раньше шести. Эх, хотелось бы видеть лицо капитана, когда на крик: «Поль!» — ему никто не отзовется. Небось и пары секунд не прогрустит, сразу забудет или даже обрадуется. Хотя обидно, конечно, что меня никто и вспоминать не будет. Узнав об исчезновении Томаса, Шнайдер, наверно, расстроится — не на кого покричать и поворчать будет. А вот Рихарда, скорее всего, хватятся… Еще бы кухарки-то нет! Кто же, интересно, тогда за плиту встанет? Да и вообще, маленький экипаж, получается, останется на судне. А если они искать нас начнут? Да какой там! Разве нас теперь найдешь. Так, я размышлял лежа на рыбинах, на припасенном одеяле, а сознание мое, укаченное на гребнях волн, постепенно погружалось в рваный, тревожный сон. *** Проснулся я около полудня, когда шлюпку резко качнуло на одной из волн и на меня накатился анкерок. Оглянувшись, я заметил рядом с мачтой крепкую фигуру Рихарда, а чуть левее от себя — Томаса, забывшегося в дреме. — Рих… — начал было я, но остановился, услышав свой охрипший голос. В горле пересохло, и перехватило голосовые связки, поэтому трясущейся, затекшей рукой я потянулся к этому самому анкерку. — Все хорошо? — Да, пока что… — вглядываясь попеременно то вдаль, то на небо, помедлив ответил он. — Это еще почему же? — тут же встрепенулся я, отстраняясь от горлышка анкерка, и тоже в непонимании начал оглядываться по сторонам. — Да ты хоть на небо посмотри. Вон, с востока кучевые облака стелятся, — поморщившись, он указал на небо. — Если так и дальше пойдет, то, черт подери, до берега мы не скоро доберемся! — То есть… шторм? — в недоумении спросил я. Стоит признаться, об одной мысли о непогоде меня буквально затрясло. Именно этого я и боялся с момента попадания на судно, но тогда хоть успокаивался, как-никак тартана. А сейчас что, крохотный ял? Да волна смоет нас подчистую, и пискнуть не успеешь! — Да, представь себе, Пауль, шторм! — съязвил Рихард. Но все же чувствовалось, что он напуган, только в чуть меньшей степени нежели я. — Самый настоящий шторм! Видать, твой первый и может, последний. Да уж, умеет человек подбодрить. Я уже начал жалеть, что вообще подписался на это. Хотя, как говорится, авось, пронесет? Море вроде пока спокойное, правда, повсюду на опрокидывающихся гребнях волн белой пеной образуются «барашки». — Но неужели ничего нельзя поделать? — Только надеяться на удачу и попутный ветер и верить в собственные силы, — вздохнув, ответил он и вновь обратил свой взгляд к морю, переставляя кливер*. Около трех часов на горизонте медленно стали появляться темные тучи, постепенно сгущавшиеся на востоке и двигающиеся вслед за нами. Море тоже не заставило долго ждать перемен, сменив легкие волны на буйные. Когда проснулся Томас, мы вновь сели за весла, до изнеможения гребя как можно ближе к берегу, который, к слову, еще даже не виднелся на горизонте. Тем не менее, как бы мы ни старались, погода была нам не подвластна, постепенно ухудшаясь в арифметической прогрессии. Ближе к вечеру шальной ветер уже вовсю раздувал наши паруса, временами даже грозя порвать отсыревшую от брызг парусину. На небо я уже не мог спокойно смотреть и при этом не трястись за свою жизнь. Темные тучи уже почти полностью заволокли некогда чистую голубую поверхность, а море разбушевалось настолько, что игривые гребешки волн начали заскакивать к нам в шлюпку. Но, к счастью, такие морские шалости нам пока ничем не угрожали. Так, мы держались до последнего, изнемогая от усталости, но все же, не останавливаясь, не один час гребли и надеялись на спасение. Но всему, как известно, есть предел, вот и милость погоды подошла к концу. Готов поклясться, благополучно это «приключение» для нас не закончится. И вот, постепенно стало темнеть. Я уже не понимал: закат ли это или торжественное вступление к шторму. Однако холод все продолжал усиливаться. Не знаю, был ли это действительно он или просто озноб от собственных переживаний, но легкий морозец с каждой минутой ощущался только сильнее. К тому же от брызг одежда на мне вымокла и теперь противно липла к коже. Казалось бы, это незначительное обстоятельство только нагнетало зловещую обстановку, и без того добивая мою в последнее время пошатнувшуюся психику. — Фок к мачте, — вдруг сквозь посвист ветра и брызги волн до моих ушей донеслась команда и как будто привела меня в чувство, вырвав из прострации. — Паруса убрать. Чувствую, дело плохо… Но казалось, будто меня одного сейчас это волнует, Рихард и Томас же вообще сохраняли поистине олимпийское спокойствие. Хотя, может, они и переживали о предстоящем исходе, но по их виду сказать это было трудно. От Томаса лично я не услышал ни единого слова по этому поводу, но вот в Рихарде чувствовалось некоторое напряжение, которое он изо всех сил старался скрыть, но постоянные тревожные взгляды на небо, компас и карты выдавали его с потрохами. — Приготовиться рангоут рубить, — одновременно с этой командой шлюпка резко качнулась на поднявшейся волне, и когда та отпустила, наш ял зачерпнул немало морской воды. — Не мешайся! Бери лейку и вычерпывай! — крикнул Томас, отталкивая меня от мачты. Не медля я принялся исполнять приказ, с особым усердием выплескивая воду за борт. Но одной волной дело не кончилось. Тут же последовала вторая. И третья. За ней четвертая… и пятая… И вот уже я, весь промокший до нитки, не разгибаясь, отчаянно выталкивал эту незваную гостью за борт, но воды как будто не становилось меньше. Немного приостановившись, чтобы подобрать выпавшую из рук лейку, я почувствовал, как что-то, оказывается, уже давно колотит меня по спине. Это был дождь. А точнее ливень, яростно обрушившийся на наши головы. Откуда-то, казалось бы, издалека до меня доносились крики матросов, заглушаемые стихией. Оглянувшись, я заметил уже полностью посеревшее, местами даже черное небо, контрастом ему бурное море с белыми гребнями волн и пузырями от капель дождя. Рихард с Томасом, в спешке убрав мачту, теперь обматывали ее вместе с парусом концами и, прикрепив к шлюпке, сбросили за борт. Сначала я не понял истинный смысл этой меры, но потом меня осенило, что таким образом они сделали плавучий якорь, благодаря которому теперь нас не так сильно метало по волнам. — Далеко там еще до берега? — на мгновение оторвавшись от работы, спросил я. — Да черт его знает! — разочарованно прокричал Рихард, берясь за весло. — Нас походу вообще в обратную сторону потянуло! — отозвался Томас, садясь на руль. — Вот зараза… — пробурчал себе под нос я, с остервенением опрокидывая лейку в воду. — Вот нахера мы вообще тебя послушали?! — не сдерживая эмоций, крикнул Рихард Томасу. — Я сразу сказал тебе: боишься — вали. Остался — сам виноват! — ответил тот. Получается, я тоже виноват, сам выбрал такой путь. Ну что ж бежать теперь уж точно слишком поздно, да и к тому же некуда. Но близость или хотя бы возможность смерти меня определенно не радовала, да и смириться я с этим не мог. — Ты ж нас, скотина, потащил! Что, кинули — свалить на тот свет решил, да еще и нас, сука, прихватил! — видимо, Рихард нарывался на конфликт. — Что ты несешь! Следи за базаром, не то вылетишь сейчас, — в ответ пригрозил тот. К счастью, Рихарду хватило ума промолчать и назревающий конфликт удалось предотвратить. Действительно, еще и ссор нам здесь не хватало! И так еле как концы с концами сводим. Но, увы, вопреки моим надеждам спустя около часа шторм не стал слабее, а наоборот только крепчал, набирая обороты. Поднялся еще более сильный ветер, небо почернело, а море напротив стало белым от плотного слоя пены. Видимость была практически ничтожна, воздух наполнен морской пеной и брызгами, из-за которых спирало дыхание. Вдобавок ко всему, два весла вместе с уключинами были просто напросто под корень выбиты одной из волн, а по дну шлюпки уже вовсю плескалась морская вода. Рукояти леек в моих руках уже просто примерзли к ладоням, я еле чувствовал пальцы как рук, так и ног. Глаза буквально резало от соли, застывшей и на губах. Наше суденышко беспомощно швыряло по волнам, оно то подлетало, то вновь ныряло, держась на своем плавучем якоре. Каждую секунду нас могло захлестнуть водой, разбить прохудившийся каркас или просто перевернуть — одним словом, сейчас мы находились на краю гибели. Каждая волна могла стать роковой. Брызги и пена сыпались на нас нескончаемым водопадом. Теперь уже на пару с Томасом мы безостановочно вычерпывали воду из шлюпки, но все это казалось безрезультатным. Так, мы боролись с разбушевавшейся стихией один на один, и конечный результат был далеко не в нашу пользу. Я не знаю, сколько часов подряд уже продолжалось это морское безумство, но в одном я был уверен: мне никогда еще не доводилось переживать такого кошмара. Тем не менее силы уже начинали медленно покидать меня, руки немели, ноги и спина затекли. В изнеможении я на автоматизме перекидывал воду из шлюпки в океан, но она вновь возвращалась и казалось, с каждым разом все больше и больше. Не смотря ни на что, все наши усилия были тщетны, мы только оттягивали свой конец. Надежда, уже почти покинувшая меня, все еще теплилась в сердцах ребят, не давая опускать руки. Да, мы боролись не на жизнь, а на смерть. — С-смотрите… Там корабль? — не веря собственным глазам, будто спрашивая, крикнул Рихард. Я обернулся и буквально оцепенел от увиденного. Действительно, где-то вдалеке видны были смутные очертания мачт и палубы. Я тоже не сразу поверил своим глазам, видать, настолько уже успел смириться со смертью. — Черт побери, — могильным голосом заключил Томас. Тут, еще раз обернувшись, я понял значение его слов. Меня будто пронзили острый топ* до боли знакомой мачты. Да, эта была она, наша тартана, наш «дьявольский луч». Подобно лучам солнца, он озарил нам путь и подобно дьяволу направил на казнь. Появившийся буквально из ниоткуда, этот корабль одновременно обрадовал и испугал нас. Но, к счастью, теперь нас не особо волновал тот факт, что ожидает каждого на корабле. Сейчас главной целью для нас было спасение собственной задницы из лап коварных волн. Мы с Рихардом моментально, не сговариваясь, кинулись под баковую банку за куском парусины и натянули его вдоль киля, на всю длину шлюпки. Забрались: я — на транец*, он — на форштевень*. Мы рисковали выпасть за борт, но все же не опускали рук и отчаянно молили о помощи. Странно, но Томас при этом нисколько не стремился нам помочь, лишь лениво выплескивая воду из шлюпки. — Они нас заметили! — восторженно прокричал Рихард, указывая на судно, несомненно приближающееся к нам. «Неужели мы спасены!» — звучал радостный голос в моей голове в тот время, как тартана постепенно дрейфовала в нашу сторону. Наверное, колоссальных трудов составляло матросам тартаны удерживать ее в таком положении в то время, как мы с Рихардом, взяв по оставшемуся веслу, медленно, но верно пригребали к кораблю. Сквозь ветер и брызги, смешанные с дожем, около борта я смог различить темную фигуру. Не знаю каким боком, но я чувствовал и был уверен — это капитан. Я знал, сейчас он смотрел именно на нас, наблюдал за нами, жалкими, борящимися в неравном бою с морской стихией. Больше всего я боялся встречи именно с ним, меня пугали последствия. Я чувствовал перед ним свою вину. Мне было одновременно и страшно, и безумно хотелось еще раз встретиться с капитаном. Конечно, я не мог не заметить внезапную перемену, произошедшую с Томасом: вдруг он стал бездеятельным, опустил руки, отчаялся… Наконец кое-как мы догребли до тартаны, стараясь при этом не разбиться об ее борт. Незамедлительно нас пришвартовали за фалини и скинули трос с беседкой на конце. Так как Рихард находился к нему ближе всех, он и залез первым в петлю, обмотав конец подмышками. Постепенно его начали вытягивать наверх. — Кто следующий? — спросил я Томаса, когда мы остались вдвоем. — Ты, а кто же еще, — отрешенно ответил он, стеклянным взглядом смотря на бурные волны. — Хорошо, — кивнул я, а сверху как раз подоспел трос. — Тогда наверху встретимся. — Ага, когда-нибудь встретимся… — пространственно сказал он и, порывшись в карманах, добавил. — На, вот, возьми. В темноте я увидел на ладони его потрепанный временем компас и не скрывая удивления спросил: — Но зачем? — Так, на память, — сказал он и затянул на мне трос, после чего меня тоже стали медленно поднимать. — Прощай. Меня шатало из стороны в сторону на этом тонком тросе, а к груди подступал тяжелый ком. Я боялся, мне было страшно взглянуть в глаза капитану. Вдруг спиной я ударился о планширь и понял, что приехал. В последний раз взглянув вниз, я заметил отпустившийся от шлюпки фалинь, сначала носовой, потом кормовой, и Томаса, вскользь махнувшего мне рукой. Что он, черт подери, делает?! — Эй, поднимайся давай! — прямо над ухом я услышал знакомый голос Тилля и тут же почувствовал, как его крепкая рука подхватила меня за шкирку, помогая перебраться через борт. Онемевшими пальцами цепляясь за скользкий планширь и выступающие грани досок, я стал карабкаться, помогая себе ногами, и вскоре неуклюже перекинул свою тушу через привальный брус. Первым, что я услышал, была брань Тилля, к счастью, в адрес Рихарда. Вскоре кок, пытаясь скрыться от сурового матроса, убежал куда-то на бак, но тот последовал за ним. Вдруг я почувствовал, как чьи-то руки, придерживая за плечи, помогают мне встать. Подаваясь, я, обессиленный, начал подниматься на затекшие ноги и неожиданно ощутил что-то теплое на своем теле. В то же мгновение я оказался прижатым к широкой груди капитана, а его руки крепко сомкнулись на моей спине. Я чуть было приподнял на него непонимающий взгляд и почувствовал, как к моему влажному лбу прикоснулось что-то мягкое, горячее, сухое. Хоть я и ощущал сейчас всю абсурдность ситуации, но уйти никуда не мог, да и не хотел. Просто мне было хорошо, не понимаю почему, но просто было. Я знал, что вскоре меня ожидает нехилая взбучка за неудавшийся побег, но сейчас это абсолютно не волновало. Сквозь истошный вой ветра, дикий стук дождя и рев моря, упустившего свою добычу, я все же слышал его тихое дыхание и спокойное сердцебиение в то время, как мне не хватало воздуха, а сердце будто стремилось вырваться из груди. Приятное тепло чужого тела дарило мне тот дорогой покой, которого недополучала душа.