Теория струн

Его звали Джеймс. Все началось с имени. Все началось с имени, угольных карандашей и детского рисунка. Двадцать семь сидел в углу общего зала и чертил на пожелтевшей от времени бумаге фигуры животных. Кошка, попугай, ящерица. Раз в неделю их выпускали гулять в сад, и там они видели – зеленую траву, синее небо, яркие цветы, смешных животных. Ему нравились эти прогулки. Ему нравились прогулки и рисовать. Раньше двадцать семь рисовал только на прогулках – тонкой веточкой на земле или на песке, но к следующей неделе картинки всегда исчезали. Их затаптывали люди или смывал дождь: так говорила женщина с добрыми глазами, выводившая их в сад. Двадцать семь было очень жалко, что картинки нельзя забрать с собой. Однажды он сказал об этом женщине с добрыми глазами, и на следующий вечер она принесла ему маленькую коробочку. В коробочке лежали карандаши и бумага. Она объяснила, что, если рисовать карандашами на бумаге, картинки всегда можно будет носить с собой. Он чертил линию за линией, высунув от усилий кончик языка, когда тридцать четыре подошел очень близко и встал напротив. Двадцать семь осторожно поднял взгляд и на всякий случай прижал карандаши и рисунок к груди. Тридцать четыре был старше на год, выше на полторы головы и всегда задирал его. - Что это? – спросил тридцать четыре звонко и недовольно. - Картинки. Я их рисую. Мне разрешили, - ответил двадцать семь, надеясь, что тридцать четыре не будет драться. - Глядите, хиляк у нас особенный! – крикнул тридцать четыре. Он выхватил карандаши и рисунок из рук двадцать семь. – Рисовать – глупо. Двадцать семь вскочил на ноги и сжал кулаки. - И ничего не глупо! Верни! - Неа, - на лице тридцать четыре расплылась злая, жестокая улыбка. – Вот! Он поднял рисунок и карандаши над головой так, чтобы двадцать семь не мог их достать. - Отдай, - двадцать семь со всей силы стукнул тридцать четыре кулаком в грудь, и всего секунду тот согласно опускал руки, но потом отшатнулся: - Ах ты! Не смей делать свои штучки! - тридцать четыре со злостью пихнул двадцать семь так, что тот потерял равновесие и упал. - Вот тебе, - сказал тридцать четыре, посмотрел на карандаши и рисунок, бросил их на пол – и они загорелись. – Забирай. Двадцать семь вскрикнул и принялся тушить их прямо руками, но было уже поздно. - То же мне, особенный, - с неприязнью фыркнул тридцать четыре. Двадцать семь зажмурился, стараясь не заплакать. Лучше бы его побили: синяки и шишки скоро прошли бы, а карандаши починить было нельзя. Тридцать четыре вдруг закричал, и кто-то громко заявил: - Еще раз так сделаешь – поколочу по-настоящему. Двадцать семь открыл глаза. Тридцать четыре, держась за подбитый глаз, улепетывал из зала. Незнакомый мальчишка с неуверенной улыбкой смотрел на двадцать семь. - Ты как? - Нормально, - шмыгнул носом двадцать семь. - Спасибо. Мальчишка присел на корточки и дотронулся до сожженных карандашей. - Чего он с тобой так? Двадцать семь пожал плечами: - Это все потому что я слабый. - Тем более. Слабых бить нельзя. Как тебя зовут? Двадцать семь моргнул. Обычно ему не задавали таких вопросов. - Ну, я – Джеймс, - пояснил мальчишка. - А ты? Джеймс. - Я… Я – двадцать семь. Джеймс округлил глаза, но ничего не сказал. Помолчав, он показал пальцем на сгоревшую бумагу: - Красивый рисунок. Двадцать семь фыркнул: - Откуда ты знаешь? Он же испорчен. Джеймс упрямо покачал головой: - А вот и знаю. И ничего он не испорчен. Спорим? - Спорим! – двадцать семь скрестил на груди руки. Если Джеймс пытался его утешить, то врать было совсем не обязательно. Джеймс хитро прищурился: - Если я прав, то заберу рисунок себе. - Идет, - вздернул подбородок двадцать семь. Джеймс накрыл почерневшую бумагу рукой и наморщил лоб. Двадцать семь удивленно уставился на совершенно целый рисунок. А под руками Джеймса уже собирали себя по кусочкам, отращивали сгоревшие части угольные карандаши. - Ух ты, - восхищенно прошептал двадцать семь. - Говорил же, - пожал плечами Джеймс и протянул карандаши ему. – Держи. - Спасибо, - двадцать семь часто заморгал, прижав их к груди. Джеймс сел рядом, аккуратно сложил рисунок пополам и сунул в карман. - Это мне, уговор. А ты что-нибудь умеешь? Двадцать семь кивнул: - Показать? Джеймс улыбнулся: - Ага, давай. - Дай руку, - попросил двадцать семь и протянул свою ладонью вверх. Джеймс с любопытством послушался. Двадцать семь сосредоточился изо всех сил. Джеймс засмеялся. - Не смейся, - возмутился двадцать семь. – А то не получится. «Я могу говорить в твоей голове, - сказал он Джеймсу, не разжимая губ. – И могу слышать, что ты думаешь». Джеймс смотрел на него, открыв рот. Двадцать семь смутился и убрал руку. - Ну, вот. - Круто, - выдохнул Джеймс. - Слушай, - двадцать семь повернул голову и посмотрел на Джеймса, но тот замолчал, нахмурившись. - Что? - Имя, - вдумчиво протянул Джеймс. - Имя? – не понял двадцать семь. - Ну, твое имя. Оно неправильное. Так людей не зовут. Вот я – Джеймс. Когда я жил в другом доме, у нас была тетя Ребекка. А двадцать семь – это просто цифра. Двадцать семь опустил глаза. Их здесь никогда никто никак не звал, и у него не было другого имени. - Слушай, - оживился Джеймс. – Когда я жил с тетей Ребеккой, я читал комиксы. - Что такое комиксы? – спросил двадцать семь. - Это, - Джеймс пожевал губу. – Такие книжки с картинками. Ты умеешь читать? Двадцать семь кивнул. Их учили читать, чтобы они были полезными обществу и могли сортировать документы, когда станут старше. Он гордился тем, что читал лучше, чем многие мальчишки его возраста. - В общем, мне очень нравились комиксы. Про Капитана Америку, - продолжил Джеймс. – Он тоже сначала был слабым, как ты. Но потом стал большим и сильным, пошел на войну и победил кучу злодеев. - Мне нравится, - сказал двадцать семь. Хотел бы он быть сильным. Тогда бы никто не стал отнимать у него вещи, и никто не мог бы его поколотить. - Капитана Америку звали Стив. Давай тебя тоже будут так звать? Будешь таким, как он. – Джеймс смотрел на него, очень довольный своей идеей. – А я буду Баки. Это круче, чем Джеймс. - Кто такой Баки? – не понял двадцать семь. - Лучший друг Капитана Америки. Двадцать семь задумался. - Ты хочешь быть моим другом? - Конечно, - улыбнулся Джеймс. – Ну так что? - Я… - двадцать семь замолчал, не зная, что ответить. Достал из-за пазухи новый лист бумаги, пожевал кончик карандаша. «Стив», - вывел он крупными, четкими буквами. Не цифры, а буквы. Наверное, было бы здорово – иметь свое собственное настоящее имя. - Ладно, - решил двадцать семь. Джеймс счастливо рассмеялся и протянул ему руку: - Тогда давай еще раз. Привет, я Джеймс, но ты можешь звать меня Баки. Двадцать семь глубоко вдохнул, как будто собрался прыгать в воду, и крепко пожал протянутую ладонь. - Привет, Баки. Я Стив. Стив вешает костюм на вешалку и садится на кровать. Трет ладонью затылок, массируя место, откуда полчаса назад извлекли чип, бездумно вертит надетые на пальцы кольца. Привычно перебирает их, одно за другим – правая – три – блок поступающего сигнала, левая – два – блок воздействующего. Эти кольца – Стив морщится – та часть прошлого, которую он не желает помнить. Три кольца из пяти дал ему Баки – Джеймс. Точно так же, как когда-то дал имя. Когда силы Стива стали расти, он едва не умер. Им было по двенадцать. Гул в голове не затихал, его лихорадило, и в одно утро он просто не смог встать с постели. Метался в бреду и не приходил в себя. Баки все понял раньше, чем случилось непоправимое. Тем утром он исчез на несколько часов – Стив помнил, потому что даже сквозь горячечный туман чувствовал руки Баки в своих, когда тот был рядом. А потом вернулся, надел Стиву что-то на палец – и стало тихо. Стив проспал до полудня следующего дня, а, когда проснулся, чувствовал себя так, словно ничего не случилось. Баки спал на его кровати, неудобно свернувшись у Стива в ногах. Стив хихикнул. «Баки, - окликнул он мысленно: у него иногда получалось так делать. – Вставай». Баки вздрогнул и открыл глаза. Поморгал, прогоняя сон, и расплылся в улыбке. - Жив. - И здоров, - заверил его Стив. – Что случилось? Баки фыркнул. - Это я у тебя спрашивать должен, тупица. Стив закатил глаза: - Ну? - Силы твои дурацкие, - Баки пожал плечами. – Видимо, ты стал круче, чем был. Я догадался, что дело в них, когда ты меня за руку схватил – в голове как будто взорвалось, куча голосов: и знакомые, и не знакомые. Стив прислушался к себе. Было тихо, ничьих посторонних мыслей, ничего – все совсем как раньше. - Я ничего нового не чувствую, - пожаловался он. - Это все потому, - Баки взял его за руку и постучал пальцем по кольцу, которого раньше Стив никогда не носил, – что я принес вот эту штуку и надел на тебя. Она типа… - он задумался. - Типа затычек в уши: пока носишь, никого не слышишь. - Ого, понятно, - Стив поднес руку с кольцом к глазам. – А если я сниму, то опять будет плохо? - Наверное, - нахмурился Баки. – Не знаю. Стив взял кольцо двумя пальцами и потянул вверх, но Баки резко перехватил его за запястья. - А ну-ка прекрати! Не хватало опять заболеть. Разберемся с этим потом, ладно? - Ладно, - вздохнул Стив. Он повернул голову к окну и сощурился на солнце. – Мы завтрак пропустили, Бак. - Фигня, - засмеялся Баки. – Я обо всем подумал. И вытащил из-под своей кровати пару яблок и целую буханку хлеба. - Мисс Джонсон с кухни передавала тебе, чтобы ты поправлялся. Стив легонько стукнул Баки по плечу: - Ты! Ты этот… манипулятор! Баки только рассмеялся сильнее: - Ешь давай, Стиви. Минут пять они увлеченно жевали свежий, ароматный хлеб. Баки потянулся к яблоку, покатал его в руках и с наслаждением вгрызся зубами в сочную, хрустящую мякоть. - Эй, Бак, - задумчиво позвал Стив. - Хм? - Я тут подумал. Что ты больше всего хочешь сделать, когда мы станем взрослыми? На мгновение взгляд Баки стал жестким, но тут же смягчился. - Не знаю, Стиви. Может быть, найти такое место, которое будет только моим. И тебя с собой забрать, конечно. А ты? Синее-синее небо смотрело на них из-за стекла. Стив втянул носом безвкусный запах приюта. - Я хочу увидеть море. Я книжку читал, там было про соленый воздух и огромные волны. Хочу узнать, как это. Баки внимательно посмотрел на него, и глаза у него были спокойные и очень синие, как небо за окном. - Да, - сказал он. - Было бы здорово. Тогда Стив не думал о том, где Баки взял кольцо. Не думал, что Баки на тот момент куда лучше него знал, как устроен мир. Стив понял это пару лет спустя. Второе кольцо появилось на его подушке на следующий день после того, как Стив случайно рассказал всей столовой, что Баки целовался с девчонкой из соседнего корпуса. Они завтракали, и Баки тихо хвастался своими победами, как вдруг все застыли, как по команде, услышав мысли Стива, а потом разразились смехом. Баки покраснел, открыл рот, закрыл, встал из-за стола и, ни слова не сказав, вышел из столовой. Стив не видел его до утра. А, когда увидел, сунул Баки под нос ладонь, на которой лежало новенькое кольцо. - Скажи мне, что ты его не украл. Баки молчал. - Скажи, что ты не вор! Откуда у тебя деньги на это, Бак? - Стив, - процедил Баки сквозь зубы, а потом упрямо посмотрел ему в глаза. – Твои силы опять выросли. Тебе нужна эта штука. Просто заткнись и надень. У меня от тебя голова болит. Стив припечатал кольцо ладонью к груди Баки и отнял руку. Кольцо упало и покатилось по полу. Он тоже злился, они оба злились, и Стив был не уверен, кто сильнее. - Я никогда, слышишь, никогда не думал, что ты можешь быть… Можешь быть… - Что, Стив, что? Кем? Вором? Преступником? Плохим человеком? – Баки поднял кольцо с пола и скривился. – Кем ты не думал, я могу быть, Стиви? - Преступником, именно! Господи, о чем ты думал? – Стив потряс головой. – Как ты мог? Баки рассмеялся на показ, зло: - О чем я думал? О чем я думал, Стив? О том, что тебе это нужно. Раскрой глаза! Кем, ты думаешь, мы будем, когда выйдем отсюда? А? Стив сжал губы и скрестил руки на груди, полный эмоций – своих и чужих. - Знаешь, кем мы будем? Либо мертвецами, либо преступниками, Стиви, такой вот выбор. - Не хочу это слушать, - Стив взмахнул руками. – Не хочу, - отвернулся и пошел к двери. Баки последовал за ним, взял за плечо, развернул к себе. - Нет уж, слушай. Что, ты думаешь, кто-то даст нам работу? Место, где мы сможем жить? Серьезно? Что мы поедем, - Баки издевательски хмыкнул, - к морю? Прямо как ты мечтал? Смешно! - Джеймс, - процедил Стив. Его трясло от бешенства. - Мы будем грабить, мы будем жить где попало, пока не сдохнем. Как бродячие собаки. Вот что нас ждет… - Хватит. - И нам еще повезло, а вот большинству наших девчонок – нет. Знаешь, куда им дорога? На панель. - Хватит! – рявкнул Стив. Баки отдернул руки, словно обжегся, и покачнулся, жутко побледнев. Неуверенно он дотронулся кончиками пальцев до носа – они окрасились в красный - и большими глазами посмотрел на Стива. - Баки, - Стив почувствовал, как вся злость схлынула, оставив место испугу. – Баки, я… Баки шагнул ближе и кинул кольцо Стиву в нагрудный карман. - Надень это. - Извини, я… - Надень, - Баки покачал головой, утер нос рукавом и вышел из комнаты. Они не разговаривали до ночи. Уже после отбоя, лежа в постели и глядя в темноту, Стив сказал: - Бак, прости меня. - Ничего, Стиви, - отозвался Баки тихо. – Я не должен был говорить все эти вещи, я... - Нет, - оборвал его Стив. Медленно, медленно повернулся лицом к Баки, хоть тот и не мог его видеть. – Нет, ты прав. Нас действительно не ждет ничего хорошего. Чем быстрее я к этому привыкну, тем лучше. Баки рвано выдохнул. - Прости. Прости. - Ты не виноват, - Стив зажмурился, как делал в детстве, чтобы не плакать. – Никто не виноват. В тот момент он решил, что должен стать сильнее. Когда в их жизни появилась Пегги, им было почти по шестнадцать. Все ребята из приюта уже давно выбрали себе имена или прозвища взамен порядковых номеров. Многие разбивались на группы, чтобы было легче выжить потом. Баки учил Стива драться и взламывать замки. Он умел это, несмотря на то, что ему было не нужно. Стив смеялся: зачем делать это руками, если можешь просто посмотреть на замок, и он откроется сам по себе. Баки умел двигать вещи усилием мысли, но это было не главным; он смотрел на предметы и видел, как они устроены, мог изменять их. Открыть замок. Отключить сигнализацию. С каждым днем Баки был способен все на большее и все меньше уставал. Стив мог обходиться без колец, когда был сосредоточен. В остальное время, правда, ему приходилось носить три: восприимчивость постоянно росла, и Баки полгода назад принес третье кольцо. Стив больше не спрашивал, откуда. Они вросли друг в друга, как врастают слишком близко проросшие деревья. Стив и Баки были друг у друга всем: друзьями, учителями, единственной семьей. Никто даже не пытался предлагать им свою компанию; и вот тогда это случилось. В приют перевели троих: двух погодок восьми и девяти лет и шестнадцатилетнюю Пегги. За обедом она взяла поднос и уверенным шагом направилась к столу, за которым сидели Баки и Стив. Пегги встала перед ними, высокая и очень красивая, и улыбнулась, глядя на Стива: - Я слышала, ты телепат. Стив моргнул, неуверенно оглянулся на Баки, потом пожал плечами: - Ну, да. Она поставила поднос на стол и села. - Пегги. - Стив, - ответил он. – А это… - Джеймс, - представился Баки, показав одну из лучших своих улыбок. – Но все зовут меня Баки. Пегги выгнула бровь. - Стив, - повторила она. - И Джеймс. Что ты умеешь, Джеймс? Баки хмыкнул, подманил рукой стаканчик с кофе и протянул его Пегги. Она приняла его и отпила глоток: - Это все? - Все? – Баки округлил глаза. Стив едва сдержал смешок. – Дай-ка мне свою цепочку, леди. Пегги помедлила, но все же сняла цепочку с шеи и положила на стол. Баки поднял ее и, намотав на одну руку, дернул другой посильнее. Мелкие серебряные звенья покатились по столу. Пегги заледенела: - Что ты?.. Стив улыбнулся ей и заговорщически приложил палец к губам. Баки только отмахнулся: - Смотри внимательно, - и, подняв ладони над столом, вмиг собрал цепочку обратно. – А ты что умеешь, Пегги? Она улыбнулась и в буквальном смысле растворилась в воздухе. Стив подавился чаем. Баки удивленно присвистнул. - Я умею, - сказала Пегги, снова появившись, - быть идеальным шпионом. - Полезная дамочка, - протянул Баки. – Очень неслабо. Уже тогда, спустя пять минут знакомства, Стив знал, что с этого дня их будет трое. Их выпускали из приюта в семнадцать, и к тому моменту у большинства и в документах, и на предплечье стояла отметка - уродливая буква Z, чтобы все знали: они - не нормальные, не такие, как все. Когда их заклеймили, всех троих, Стив не выходил из комнаты сутки. Он рисовал горы, море, старинные замки и большие города, парки аттракционов и подземные коридоры метро - все то, чего никогда не видел, о чем читал в книгах и украдкой мечтал. Рисовал, с остервенением вдавливая карандаш в бумагу. А потом - рвал на мелкие кусочки каждый рисунок. Баки застал его за этим занятием под вечер, отнял альбом и заставил посмотреть на себя. Он был одет в футболку с коротким рукавом, открывавшим свежее, уродливое клеймо. Стив - прятал клеймо под длинными рукавами толстовки. - Стиви, - вздохнул Баки. - Стив, пожалуйста, перестань. Мы справимся, слышишь? Мы что-нибудь придумаем. Стив рассмеялся - некрасивым, резким смехом. Ему хотелось кричать. Ему хотелось драться. Ему хотелось никогда не знать, что это такое - отличаться от других. - Что придумаем, Бак? Никто не даст нам работу. Никто не даст нам жилье. Ты сам говорил - и был совершенно прав. Мы будем... - Жить, Стив, - перебил его Баки и крепко взял за обе руки. - Мы будем жить. Переждем какое-то время - и убежим, куда-нибудь, где никому не будет до нас дела. Я, ты и Пегги. Стив отвел взгляд. - Пожалуйста, - повторил Баки. - Ты всегда верил в лучшее, и сейчас не надо, - он обвел рукой комнату, разбросанные по полу обрывки бумаги - черно-белую мозаику несбыточных желаний. - Не надо этого. Ты не один. Подумай обо мне. Подумай о Пегги. Она же тебе нравится, Стив, да? - Переводишь тему? - Стив поджал губы. Баки помотал головой: - Ничего подобного. Я просто считаю, ты придаешь слишком много значения этому, - он ткнул пальцем в свое предплечье. - Плюнь. Дурацкая буква ничего не меняет. Стив думал иначе. Стив думал, что эта буква - меняет все. Он хотел стереть с лица земли каждого, кто считал себя вправе вершить чужие судьбы. Когда-то он читал о войнах двадцатого века. О том, как люди сражались за свободу, за то, чтобы никто и никогда не держал их в клетках. А сейчас - сейчас их потомки воплощали в жизнь все, чего они боялись, против чего поднимали винтовки и бросались в самое пекло. Но Баки смотрел, как всегда упрямо, и Стив закрыл глаза и позволил ему - хотя бы ненадолго - убедить себя. В конце концов, верить в Баки у него всегда получалось лучше всего. - Скажи, - попросил Стив, - чем закончились те комиксы, про Капитана Америку? Баки как-то, несколько лет назад, притащил целый ворох журналов в пестрой обложке. Малую часть, что нашел, выпуски шли не подряд, поэтому было трудно отследить сюжет, но Стив помнил: линии, тени, краски на выцветшей бумаге, все еще яркие и красивые. У него никогда не было цветных карандашей или красок, но он бы хотел когда-нибудь рисовать так же. - Не знаю, - пожал плечами Баки. - Капитан навсегда уснул во льду, победив злодея, сержант Барнс взорвался вместе с вертолетом. Должно было быть продолжение, но, кажется, эту серию так и не закончили. Война наступила. А потом, когда появились такие, как мы... Сам понимаешь. - Жаль. Баки помолчал. - Когда я был маленький, всегда пытался придумать, что было дальше. Как они оба оказались бы живы и проснулись в наше время. И, знаешь, надавали по шее всем этим умникам, распихивающим нас по приютам и клеткам. Навели бы порядок. Реальность, где можно не прятаться. Не бояться каждого шороха, не учиться вскрывать замки, а спасать людей и помогать слабым. И быть не преступниками - героями. Как бы это было? На что это было бы похоже? - А знаешь, - Стив прикрыл глаза и представил эту картинку: поярче, поживее. - Может, я когда-нибудь нарисую конец истории. Так, как тебе хочется. Что скажешь? В голосе Баки зазвучала искренняя улыбка: - Было бы здорово, Стиви. Правда. Когда-нибудь, пообещал себе Стив, все изменится. Когда-нибудь. И все изменилось. Скорее, чем Стив предполагал. Не так, как Стив надеялся. Он сцепляет руки в замок и утыкается лбом в колени. На книжной полке стоят в ряд журналы: полное собрание комиксов о приключениях Капитана Америки. На его пальцах камнем висят кольца, надетые Баки Барнсом. Он просыпается по ночам крича, хватая ртом воздух, и перед глазами стоит одно и то же лицо. Капитан Роджерс уснул во льду. Сержант Барнс взорвался с вертолетом. Они выбрали неудачную историю для подражания – глупые дети, верившие в подвиги и героев. Стив и Баки навсегда остались там, под крышей приюта, среди разбросанных по комнате рисунков. Они не справились. Не выжили. Не смогли. Но кого он хочет обмануть, убеждая себя, что прошлое не имеет над ним власти? Прошлое всегда, всегда возвращается. Пришло время, решает Стив, пришло время взглянуть в лицо своим кошмарам. Они стали наемниками - не самая гиблая работа. Во всяком случае, за три года голодать им приходилось редко. Это задание должно было быть самым обычным, рядовым, с минимальным риском. Но огромный дом смотрел на него пустыми, черными оконными глазницами, и шумно разрывалось радио. «Баки, Пегги, - позвал Стив. – Мне это не нравится. Давайте назад». Ему никто не ответил. - Внимание нарушителям. Мы знаем, что вы здесь. Мы знаем, что вы не одни. Выдайте нам своих сообщников – и мы отпустим вас. Легионеры будут здесь через несколько минут. Мы знаем, что вы здесь. Выдайте своих сообщников – и мы отпустим вас… Стив стиснул зубы. Слишком тихо. Что-то, что-то было неправильно. Очень, очень неправильно. И Баки – Баки с Пегги по-прежнему были внутри. Стив не мог до них дотянуться – как будто кто-то поставил заглушку. Он сдернул с рук все кольца разом. Баки убил бы его, если бы увидел, но Стив не мог иначе. В голове нарастал гул: далекие, чужие, не те голоса. «Пегги? - попытался Стив еще раз. – Бак? Баки, кто-нибудь, отзовитесь, прошу вас». Тишина. Стива прошиб холодный пот. Он стукнул кулаком в двери. Еще. И еще. - Баки! – закричал он. – Баки! Пегги! Пожалуйста! Возвращайтесь, срочно! - ..Мы знаем, что вы здесь. Выдайте своих сообщников – и мы отпустим вас. Оконная рама поддалась под напором легко, почти играючи. Стив спрыгнул на пол, сердце набатом колотилось груди. Внутри отчетливо пахло дымом. Дом гудел. - Пегги! Баки! - .. Выдайте своих, - уговаривал механический голос, – и мы отпустим вас. Что-то тяжелое упало и разбилось этажом выше. Стив рванулся туда – скорее – вверх по бесконечной лестнице. Баки стоял посреди хаоса, подняв руки, охваченные пламенем, и смотрел равнодушно, жестко. Вещи – то, что раньше было ими – перемещались по комнате вокруг него, будто по орбите. Пегги стояла, вжавшись в стену, бледная, прямая, как струна. - Джеймс, - шевельнула она бескровными губами и попыталась поднять руку. Замерцала на секунду, но не исчезла, еще раз дернулась, как бабочка, пришпиленная к доске булавкой – и снова привалилась к стене. Пламя вспыхнуло, выросло: белое, страшное, и дверь захлопнулась. Стив кинулся вперед, упал на дверь грудью, ударил по ней руками. Стало горячо. Доски под его кулаками буквально таяли, превращаясь в угли. Все вокруг грохотало и ходило ходуном. Баки находит его в коридоре, сам. Стив замедляет шаг, останавливается - прямой, напряженный - и оборачивается на звук шагов. - Ну здравствуй, - говорит он. - Джеймс. - Стив, - кивает Баки. Он стоит в паре метров от Стива, почти расслабленный, руки в карманах, опущенные плечи, темный, прямой взгляд. Ничуть не изменился, только отросли волосы: он теперь забирает их в хвост. - Назови хоть одну причину, по которой я не должен убить тебя здесь и сейчас. Скажи, это был не ты, или что я не видел на самом деле то, что видел, - просит Стив, и голос его звучит глухо. Баки пожимает плечами, лоб пересекает глубокая складка, и он не отводит глаз: - Нет причин. Ты имеешь на это полное право. Но ты этого не сделаешь. - Верно, - соглашается Стив. И делает шаг вперед: раз, другой, третий. Толкает Баки к стене и хватает его за горло. - Ты мне только одно скажи: зачем? Зачем ты это сделал? - Я виноват, Стив, - хрипит Баки. – Я виноват. Ты не представляешь. Если бы я мог повернуть время вспять… Стив щурится и часто, тяжело дышит: - Молчать. Ты предатель, Джеймс. Об этом все уже знают. Вот только о чем пока не знает никто: ты еще и убийца. Знаешь, что бывает с предателями и убийцами? - Стив. - Да, я тебя не убью. Тут ты прав. Но я клянусь тебе, слышишь, я клянусь тебе, что твоя жизнь здесь будет адом. Стив разжимает пальцы, опускает руки и идет прочь, не останавливаясь, не оборачиваясь. Кто бы мог подумать, что в реальности у кошмаров ничуть не менее уродливое лицо. Стив не помнил, как вышиб дверь. И перестал дышать. Такого быть не могло. Просто не могло быть. Его опалило невыносимым жаром. Пегги – то, что осталось от Пегги – медленно таяло, превращаясь в пепел. Кости крошились, ссыпались на почерневший пол. Стив выставил вперед руки, защищаясь от огня, и ударил: всей своей силой, так сильно, как мог. Баки вздрогнул, пошатнулся, но не упал - и повернулся к нему лицом. Стив не слышал его: ни одной мысли, ни тени эмоции, как будто Баки и вовсе – не было. - Зачем, - крикнул Стив, что было мочи. - Зачем ты это сделал? Что ты натворил? По его лицу текли слезы. Руки болели нестерпимо: кожа на ладонях и на запястьях пузырилась и плавилась. - Баки! - Стив, - сказал Баки ровно и очень тихо. – Стив. Прости. И мир разлетелся на части. Когда Стив пришел в себя, он был придавлен тяжелой балкой и не чувствовал ни рук, ни ног. Не было ни стен, ни потолка: над головой висело полотно звездного неба. - Внимание нарушителям. Мы знаем, что вы, - прокаркал механический голос. - Мы знаем, что вы… Мы знаем, что вы… - и с шипением замолчал. Справа шелестели нетвердые шаги, все дальше, все тише. Стив с усилием повернул голову: высокая, широкоплечая фигура Баки медленно таяла в темноте. Он шел, слегка покачиваясь, придерживая левую руку правой. Стив закрыл глаза и пожелал умереть. Цепочка, которую ему подарила Пегги, выбилась из ворота рубашки и щекотала шею. Господи, пожалуйста, взмолился он, пусть все закончится здесь и сейчас. Но открыл глаза – снова – и его окружил десяток людей в блестящей черной форме. - Жив, - доложил кто-то кому-то в рацию. – Не опасен. Не опасен, подумал Стив, это верно. Но вряд ли – жив.