Любовь Гейла

Вторая редакция: Автор учёл некоторые замечания читательницы, автора отзыва. Никакой «мэрисьющины», девочки! Всё будет жестко: сначала ненависть, потом немножко любви, потом снова ненависть, потом лазание по горам дистрикта два, возвращение в Олдборо и чтение чудом уцелевшего при бомбардировке дистрикта авиацией Капитолия в архиве сгоревшей Академии «профи», личного дела лучшей ученицы ментора Брута Габи. Академии самообороны имени Великого бойца Ромула Фергюсона.Победителя 13 Голодных игр. Которого в первой день «союзнички» ударили дубинкой по темечку и сбросили в пропасть умирать, но он выжил и умудрился победить на 23 день одними голыми руками… Габи Линфорд — безжалостная убийца, ненавидящая мужчин, по вине которых ей пришлось пережить столько боли… А почему она не убила этого охотника?.. Черт его знает.....Она поразмышляет над этим потом, смывая с единственного верного друга — ножа кровь очередного беглого миротворца в воде горного озера, рядом с деревенькой, где не посчастливилось родиться на белый свет малышке, нареченной Габинией… Шесть с половиной месяцев до того. POV Гейла Сон. Обычный сон охотника про лес. Про охоту. И про Кискисс. Чёрт его подери, это моё наказание! Лес в трех милях от границ дистрикта 12. Я пытаюсь вытащить из сделанного из проволоки капканчика тушку «косого». Жирнющий попался. Рыпался до последнего, так и не смирился с участью «обеда семейства Хоторнов», опутан проволокой раз двадцать, пока ею же сам себя и не придушил. И мне этот кокон распутать без ножа тяжко, а вредная Кискисс смеется надо мной и говорит: — Гейл, слабо без ножа, а? Я ведусь на эту приманку и уже изрезал себе все пальцы об эту проклятую проволоку, мою же собственную. А Китнисс ржет надо мной: — Гейл, ты «пролетел». Признай, что ты этого сделать не можешь. Я, естественно, жутко злюсь, что опять Кискисс одержала надо мной вверх. Ну что за «засада»? В конце концов руки все в крови, проволока распутана, а Китнисс мне подмигивает и говорит лукаво: — Молодец! А сейчас ты получишь поощрение. — Какое? — спрашиваю я. — Мой поцелуй, дурачок. Китнисс подходит вплотную, глаза в глаза, ещё ближе, и ещё, я вижу, как расширяются её зрачки, ещё ближе, и вот она целует меня. Сама. Нежно, но в тоже время требовательно. Ещё в школе я успел поцеловать десятка три разных девчонок, например, Минди Эллиот, дочь сапожника, у нее были маленькие груди, карие глаза, а рот пахнул черникой, которую я любил дарить Минди... Или сестра моего приятеля по забою Квинса — Лорели, у нее были круглые плечи и упругий живот, а целоваться с ней взасос мы любили так долго, ну только, что не часами… Или Ракель, дочка слепого Хоумса, она всегда начинала первая, а её длинные темные волосы пахли каштанами. А рот — мятой. Но поцелуй Китнисс Эвердин не шел ни в какое сравнение ни с одним из поцелуев других девушек. Потому что это был всегда поцелуй отчаяния, безнадеги, поцелуй на пороге смерти… А ведь Кискисс вообще не умела целоваться! Глаза Китнисс свинцовые, взгляд темнеет, а тело мое немеет, и Китнисс с какой-то невероятной силой наваливается на меня. Она сильнее меня раза в три! Что это? Черт, это не Кискисс, это переродок. Наши губы размыкаются, и я слышу то, от чего все холодеет внутри: — Гейл, ты убил Прим, — её голос изменился, — и сейчас я казню тебя. И моей шеи касается холодная сталь. И я просыпаюсь… Ужас, страх. Непонимание происходящего. Но мне приходится мгновенно проснуться: Я лежу на кровати, вчера я заночевал в какой-то лачуге в деревне, до которой с трудом сумел добраться поздним вечером и где попросил пристанища. Эти горы враждебны мне, я понял это: для них я — захватчик, незваный гость, и я рискую получить камнем по темечку или сорваться в бездонную пропасть. И этот воздух, я задыхаюсь, он абсолютно не похож ни на воздух моего родного леса, ни на искусственный воздух Капитолия. Это воздух гор дистрикта два. И я слишком поздно понял: мне тут никто не рад. Но меня зовут Гейл Хоторн и я никогда не сдаюсь, пока я жив. Я не могу пошевелиться, руки и ноги привязаны к кровати, меня связали во сне? Это невозможно, колдовство какое-то, а у меня на груди сидит девушка и держит у моего горла острый нож. Первое, что я замечаю в ней, — это глаза. Карие, практически черные. Ледяные и безжалостные глаза, но даже в этом пропащем положении я вижу еще кое-что: она красива, несмотря на шрам над верхней губой. Белые как снег волосы и бледная как молоко кожа. Прямо мертвец из могилы! И запах смерти. Я ощущаю исходящую от неё ненависть по отношению ко мне. Но пока я могу дышать, а потому спрашиваю: — Ты кто? Глаза девушки, до того смотревшие безучастно мимо меня, среагировали на мой вопрос, и когда наши глаза встретились, у меня похолодело в груди: такой ненависти в девичьих глазах встречать мне не доводилось: — Я твоя смерть. Я вижу, что она не шутит, ей ничего не стоит перерезать мне глотку и потом пойти попить горячего молока. Затем она с некоторым интересом стала изучать страх на моем лице и, приметив, что я в состоянии держать его в узде, спросила: — Как тебя зовут, парень? — Лейтенант Гейл Хоторн. Зря я назвал свое звание. В глазах девушки родилось бешенство, нож впился в мою шею, и потекла кровь, но, к счастью, артерия задета не была. Впрочем, гори оно всё синим пламенем: я не сдамся. На волосок от смерти ходить привычно. Но умереть от руки девчонки как-то не хочется. Она меня спрашивает: — Лейтенант? Ты миротворец?  — Нет, я повстанец, — А сам зло думаю: «Ну тебя, ведьма, убьешь меня непобежденным», мой голос не дрожит. — Соврешь — будешь умирать долго, — любой другой от жуткого голоса этой девки обделался бы, но я пока сохранял остатки самообладания. — Я лейтенант армии мятежников, недавно вернулся из Капитолия. И тут она наклонилась ко мне и спросила, глядя мне прямо в глаза: — Капитолия? Скольких миротворцев ты убил, солдат? — Я их не считал, но их было немало. Правду говорить просто! Тут случилось нечто странное: губы девушки изогнулись в улыбке: — Ты говоришь правду, я вижу это по твоим глазам. Ты родом из дальнего дистрикта? Я заметила, у тебя темная кожа, — в глазах девушки проскользнул интерес: перед тем, как зарезать, ей захотелось поговорить. — Да, я родился в двенадцатом. Девушка изогнула бровь: — Далеко же тебя занесло, солдат. Учти, ты в наших горах как слепой котенок. — пристально глядя мне в лицо, она продолжила, — Я слышала, Сноу уничтожил весь ваш дистрикт из-за «Сойки». Тут я почувствовал сомнение в её голосе. «Ну надо же, сначала она посочувствует мне, а потом перережет горло, чтобы я не мучился». — Да, — откровенно говоря, во мне начала вскипать ярость, мне стало плевать на то, что она может зарезать меня как свинью, — ярость к Капитолию пересилила инстинкт самосохранения, — Я выжил случайно. И вывел за забор девять сотен уцелевших. — И ты снова говоришь правду, — девушка смотрела на меня, казалось, её взгляд проникает прямо в мою душу, и в её глазах появилось нечто противоположное льду и жажде смерти, — Может ты сам знаешь «Сойку-пересмешницу»? «А это что за дьявольщина? Ну, прямо сейчас я исповедуюсь ей, что только что отдал свою невесту капитолийскому переродку, что ни черта не уверен, что Прим погибла не из-за „веселенькой ловушки“, придуманной мною для тех самых нелюдей-планолетчиков, которые стерли с лица земли мой дом», — думалось мне в этот, как мне казалось, смертный час. Но я четко понял, что по моему лицу она сможет заметить, что я лгу, пусть это наоборот меня погубит, но я решаюсь сказать правду и, как скоро выяснилось, только поэтому и уцелел: — Очень хорошо её знаю. Она мой единственный друг. Девушка наклонила голову набок, нож она по-прежнему держала у моей шеи, но попыток вонзить его в мою плоть больше не делала, потом выражение её лица внезапно изменилось, и она захохотала. Дико захохотала. От её смеха у меня едва сердце не остановилось от нахлынувшей жути: «Ведьма! Что за наваждение такое, я что, сплю? Кто ты, черт возьми, сумасшедшая девушка с ножом в руке», — пронеслось в моей голове. Отсмеявшись, она сказала: — До меня дошло. Ты тот самый кузен «Сойки». Охотник, которого послали поймать меня. Точно, Гейл Хоторн. Ну кто поверит, что такое бывает, приехал — и сразу попался мне. Ха-ха-ха. Тут и меня настигло озарение: — Ты та самая девушка, поймать которую мне поручила сама Пэйлор? «Та, что особо опасна, но кого мне предписано брать только живьем». — Да, парень, кому не расскажешь, ведь никто не поверит, что я сама тебя и нашла? Добро пожаловать в дистрикт два, охотник! Меня зовут Габиния Линфорд. Но все зовут Габи. Меня боялся и ненавидел Капитолий, и теперь с мятежниками у меня разногласия. «Точно, Она самая. Кажется, она ещё в каких-то Голодных играх выиграла, судя по возрасту, пару лет назад, но лицо мне не знакомо, хотя до этих проклятых 74-х я не любил смотреть, как здоровенные амбалы режут малышню. Мерзость!». И тут она убрала нож от моей шеи. И так участливо мне говорит: — Однако, охотник, тебя придется до утра полежать связанным. Кровь уже не течёт — рана неглубокая. Так что, полежи, поспи пока, а я пошла. Не прощаюсь. «Тут я лишился дара речи: она что, меня отпускает? Ну, действительно ненормальная, мне же поручено её поймать, и она это знает» И она с меня слезла. Проверила мои путы: кто и как умудрился так славно связать мне руки и ноги, неужели сама? Но сделано мастерски: я ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, освободиться самому — об этом можно и не мечтать. Она посмотрела на меня, вновь засмеялась, подошла вплотную и говорит мне так интимно: — Обещаю, тебе понравится за мной бегать. Поймай меня, если сможешь, охотник Гейл Хоторн! Помолчала, подумала о чем-то своем и, повернувшись ко мне спиной, уходя, сказала: — Надо было мне сесть немного ниже. И ушла.