Стоя на краю пропасти

Поездка была крайне утомительной, хотя, благодаря Людвигу, Гильберту выделили лучший автомобиль, но всё же «прогулкой на машине» это назвать нельзя. Мысли о своём будущем угнетали Гила, перспектива заключённого тоже не особо радовала его. Пруссака вывели на тюремный двор, где его ждал конвоир. Солдаты обменялись парой слов, после чего медленно повели беднягу по мрачным и тёмным коридорам. Звуки шагов по холодному каменному полу древней тюрьмы пронзали сердце Гилу, казалось, будто это приближаются шаги самой Смерти. Зазвенели ключи, дверь камеры отворилась. - Ну что же, Ваше Величество, эта камера станет Вашим дворцом на некоторое время. – проговорил конвоир с издевательской улыбкой. "Боже… Это невыносимо…" Дверь камеры звонко захлопнулась, от этого звона у Гильберта по всему телу побежали мурашки, заставив его поёжиться. Что-то подсказывало Гилу, что эта история закончится далеко не «happy end»-ом. Шаги солдат удалились, и только тогда прус очнулся от некого оцепенения. Он со всей дури рванул к стене и ударил по ней кулаком: сейчас он совершенно не замечал боли… Ему просто надо было выпустить энергию и чувства наружу, чтобы начать действовать трезво, хотя трезвость мыслей в таком состоянии сохранить весьма не просто. Байльшмидт скатился по стене на пол. Чёрт, а ведь день так хорошо начинался, он шёл в дом к Австрии и Венгрии, своим старым друзьям. А ведь… Как много они для него значат, они были с ним, с самого детства… Сколько он себя помнит, они были рядом. Они росли вместе, воевали и объединялись, враждовали и мирились… Любили… При этой мысли у Гильберта сжалось сердце… "Родерих…" - Чёрт… - проговорил он достаточно громко. Гил мог проститься с жизнью, со свободой, но не с австрийцем. Порой, Гильберт сам не понимал, почему он так привязан к этому очкарику… Вот и сейчас его образ, внезапно возник в его воображении. Благородное лицо, причёсанные волосы, эта его забавная завитушка, эта родинка на щеке… И… Бездонные, тёплые глаза… Даже во время вражды и войн, он смотрел так тепло, так ласково… В голову Гила пришло воспоминание… Это было перед войной… То обещание… Интересно, не врал ли он тогда?... Прус закрыл глаза и представил комнату, озарённую лишь подсвечником, стоящим на столе в противоположном углу комнаты. Он прижал хрупкие плечи австрийца к кровати и жадно поцеловал его в губы. - Нас могут увидеть… - прошептал аристократ, глядя на Гила с небольшой тревогой. - Да кто нас может увидеть?...Венгрия ушла по делам и будет только под утро. – Сказал прус и опять же впился поцелуем в губы австрийца. Больше тот не сопротивлялся. Гильберт осторожно снял очки Родериха и положил на прикроватный столик, после чего осторожно развязал бант на шее, схватившись зубами за один из кончиков. Шёлковая лента упала на пол, после чего прусс возбуждённо облизал губы и небрежно ослабил галстук. Австриец тем временем расстёгивал пуговицы на рубашке Гильберта. Когда Гил остался без рубашки, Родерих помог снять одежду с себя. Прус покрывал шею и грудь Родериха страстными поцелуями иногда, ненароком ставя засос… Руки Гила плавно поползли к штанам Австрии, но… Почему-то он остановился. Гил сел на край кровати, схватившись за голову. - Что случилось, Гил? – Взволновано спросил Родерих, подползая к прусу. - Прости… Я не могу… Я… Боюсь… - Неуверенно проговорил он. - Чего?... – Удивился аристократ. - Я боюсь… Сделать тебе больно… – тихо сказал прусс. - Боишься сделать больно?... – Родерих по-доброму усмехнулся,- а на поле боя, ты как то об этом не думал… О том, что мне больно?... - Прости… Я… Я очень виноват, честно. – Проговорил Гилберт, он не знал, что ему следует делать. А потом вдруг выпалил:- Хочешь, я умру… Ради тебя, прямо сейчас? Гильберт достал из кармана штанов небольшой складной ножик. На лице австрийца выразился ужас, он схватил любимого за руку и принудил отдать нож. Гильберта очень удивило, что в таком хрупком и нежном теле скрывается достаточна большая сила, он удивлённо уставился на Родериха. - Идиот! Если ты умрёшь, мне станет ещё больнее! Я не смогу без тебя… Пожалуйста, побереги себя для меня… Пообещай, что ты не умрёшь… Обещай, что вернёшься домой… Мы… - По лицу австрийца скатилась слеза. Вдруг раздался грохот, Гильберт широко открыл глаза и подошёл к окошку на двери своей камеры. Сквозь него было видно, как двое конвойных уводят из соседней камеры парнишку. Гил с ужасом вздрогнул, он вспомнил его. Во время наступления на Россию этот парень был в одном из штрафбатов… Но… Теперь, почти всех, кто воевал на стороне Германии… Почти всех выживших, приговаривают. Он не был верхушкой, он не был главой, он просто обычный, простой солдат. Ему бы медаль, но его на расстрел… Ведут и смеются, как черти, над ним… Не виноват он, ребята, что плох командир… Один из конвоиров парнишки заметил «слежку» и с грохотом захлопнул окошко. Гил вновь вернулся на место. - Меня ведь ждёт такая же участь?... – спросил он, но услышал в ответ только тишину. Пруссия улыбнулся. - Вот чёрт… - проговорил он тише. – Они ещё поплатятся за это… Я им покажу… Не зря же я Прус Великий?! Моя смерть станет светом новой жизни!