Little Mix – Good Enough
Неужели я не настолько хорош, чтобы начать новую жизнь и забыть о прошлом, которое сжимает меня в тиски? (с) Гарри Стайлс.
Открываю глаза от боли, которая будто парализовала всё моё тело. Хочется кричать и позвать кого-то на помощь, но у меня нет сил. Я для себя стал ненужным, кажется, что мне больше не интересна эта жизнь. Да и можно ли назвать жизнью то, что происходит со мной? Жуткая боль, невыносимые воспоминания и слёзы. Это единственное, что во мне есть. Я бы избавился от этого, но пока не нашёл способ. Надеюсь, я скоро его найду. Оглядываюсь по сторонам, понимая, что наступила ночь. Свет луны попадает в мою комнату, что окрашивает некоторые стены в неестественно-белый цвет. На это можно смотреть долго и зачарованно, представляя всё это огромным белым листом, на котором ты можешь написать новую историю, совершенно не похожую на старую. Но были бы силы и мысли, я бы всё стёр и попытался бы жить заново, но ничего этого нет. Поднявшись с кровати, я с болью принимаю сидячее положение и по одной, держа ноги в руках, ставлю их на пол. Жуткие ощущения всё ещё сидят в моём теле, но их можно терпеть. Да, они не выносимы и заставляют меня корчить лицо, чувствуя то, что как будто в меня воткнули тысячу иголок. Это неприятно, но я могу это терпеть. Могу жить с такой болью, но только не с душевной. Это совсем другое. Это когда мир становится для тебя просто чёрной дырой, которая высасывает из тебя всю энергию. Когда твоё сердце застывает, и ты не можешь с этим ничего сделать. Душевная боль — это страдания твоей души, которая не может выйти из ненужного ей тела. Я это понимаю, и от этого становится ещё больней. Смотрю напротив себя и подкатываю к себе инвалидное кресло, чтобы в него сесть. Сжимаю зубы и, не торопясь, пытаюсь сесть в него, напрягая всё тело. Оно движется подо мной, но это мне не мешает наконец-то сесть на него, смотря на свои ноги. Я их практически не чувствую, и от этого становится невыносимо. Это как с сердцем. Представьте, что вы не чувствуете его, пытаетесь услышать его биение, прислушаться, но вы не слышите своего сердца. Его просто нет, хотя оно продолжает быть в вас. Но его больше нет. Возможно, что моего сердца и правда нет, ведь нет больше и Джеммы. Каждый раз, когда я просыпаюсь ото сна, то думаю о том, что она делает. Задумываюсь над тем, что она бы делала, если осталась жива. Наверное, жила самой прекрасной жизнью, которую бы ей мог предоставить Бог. Кажется, что мысли о ней не дадут мне покоя никогда, и даже сейчас, когда сердце рвётся на куски, я думаю о ней и о том дне, когда с неба упала одна прекрасная звезда. Я бы сделал всё, лишь бы она была счастлива. Лишь бы её прекрасная улыбка играла на губах. И я сделал бы всё, что в моих силах, но не могу. Для всего этого нужны силы, для нового вздоха нужно много смелости, а её у меня не хватает. Кажется, я уже упал в какую-то пропасть, и оттуда мне не выбраться. Будто я провалился в какую-то яму, где много грязи, а над ней сияют замечательные звёзды, которые ещё живы. И даже сейчас, сидя в инвалидном кресле и смотря на свои ноги, я думаю о ней. Она умела спасать людей. Но она не спасла меня. Привожу своё кресло в движение и подъезжаю к окну. Небо усыпано яркими звёздами, холодные порывы ветра колышут листья деревьев. Всё так спокойно и прекрасно, и только я бушую внутри себя. Мне не хочется жить и думать о том, что в будущем всё будет хорошо, ведь это не так. Безумно не хочется верить в лживые надежды и кричать о том, что всё так и будет. Внутри меня всё умерло, и я тоже должен умереть. Прямо здесь и сейчас. Разворачиваюсь и направляюсь к двери, открывая её и выезжая в коридор. Стоит полная тишина, все жители дома спят и поглощены в мир снов, и только я один не сплю. Подъезжаю к лестнице и осторожно спускаюсь, держать за кресло. Меня больше нет, не существует моей души. Без неё я просто заготовка под человека, который не умеет, но должен правильно жить. Заготовка, которая не умеет ходить, но зато плачет, прячась со своей болью в своей маленькой комнате. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моих новых ранах на сердце. Так мне будет только больней. Всем будет больно. Съезжаю с лестницы и проезжаю мимо столовой, кидая взгляд куда-то вдаль. Кажется, я вижу там чей-то образ, но пытаюсь этого не замечать и не смотреть туда. Мне не хочется, чтобы меня кто-то останавливал, говоря, что можно найти миллион способов того, как жить по-другому, не делая этого. Не хочу, чтобы кто-нибудь смотрел на меня своими глазами, переубеждая. Эта ночь должна быть последней в моей жизни. — Гарри? — слышу я чей-то тихий голос и всё-таки останавливаюсь, пытаясь разглядеть человека в тени. — Ты куда? — Хочу освежиться, — в темноту говорю я. — Как ты себя чувствуешь? — Переменно, — пытаясь разглядеть человека, отвечаю я. — Но, я не понимаю, что происходит со мной. В смысле, что было со мной? Понимаете? — Многие люди не понимают, что происходит у них внутри, — отвечает она, и я слышу знакомые нотки в голосе. — Лили, здесь всё по-другому. Девушка делает один шаг вперёд, и теперь я могу лучше её разглядеть. Она стоит передо мной в синей рубашке и коротких шортах, с печалью смотря на меня. Кажется, что её что-то беспокоит. Кажется, что у неё также есть секреты, как и у меня. Всё может быть. Разворачиваю кресло и машу её рукой, говоря «пока». Она кивает и снова поворачивается к окну, как и сегодня утром. Во мне всё погибает, я не могу найти сил и смелости подойти к ней и спросить о том, что происходит на самом деле. Проще уйти и больше не появляться, молча о том, что крутится у тебя на уме. Как бы мне хотелось просто жить и наслаждаться жизнью, любить её такой, какая она есть. Не строить определённые рамки, чтобы не заходить за них. Чувствую себя птенчиком в клетке, который сломал крылья. Этот птенчик хочет взлететь, но не может. Он умирает. Его больше нет. Быстро подъезжаю к ванной комнате и открываю дверь, включая свет. Яркий свет точечных светильников бросается прямо в глаза, что заставляет щуриться. Подъезжаю к раковине и берусь за неё руками, приподнимая свой таз с инвалидного кресла. Боль сильно обнимает меня, и я не могу выбраться из этих объятий. Мне плохо, невыносимо, но я всё же делаю ещё одно усилие и падаю в ванную, ударяясь головой об её стенки. Снова осторожно приподнимаю себя и сажусь, подперев свои руки. Поворачиваю голову влево и быстро открываю небольшой ящичек, который прикреплен к стене рядом со мной. Беру в руки маленькое стёклышко и смотрю на него, вспоминая ту боль, которую моя сестра хотела потушить именно таким способом. Джемма всегда делилась со мной своими секретами, и в итоге они становились нашими, общими. Она рассказывала о той боли, которая иногда вспыхивала в ней и о том прекрасном чувстве, которое горело в ней, когда она проводила острым осколком по своей нежной коже. Сестра боялась, что про это кто-нибудь узнает и всегда просила меня, чтобы я был осторожным. Чтобы я не пытался делать это с собой, потому что это уже не остановить. Я никогда не замечал порезов на теле своей сестры или кого-нибудь ещё. Никогда. Но сегодня утром, когда мне было плохо, когда я плакал и пытался сдержать в себе это, не пугая всех остальных, то заметил на запястье Лили свежий порез. Он не кровоточил, но был красный. Её руки показались мне изрезанными. И это напомнило мне о сестре. О моей милой Джемме. Не хочу, чтобы моя сестра видела это и поэтому, закрыв глаза, я аккуратно прикасаюсь острым стёклышкам к своей коже и быстро по ней провожу, чувствуя то, как я делаю порез. Это место начинает щипать, и я делаю второй, а потом и третий порез, наслаждаясь этой болью. Открываю глаза и смотрю на раны, которые кровоточат. Моя алая кровь так красиво течёт по руке, капая в пустую и холодную ванну, оставляя кровавые капли. Мне хочется насладиться этим моментом. Временем, которое медленно умирает на глазах. Чувствую, как места порезов начинают ещё сильнее болеть, и я не сдерживаю себя. Начинаю кричать, ничего не понимая. Не замечая того, как Вселенная сжимается. Снова закрываю глаза и кричу, пытаясь сделать четвёртый порез. Перед глазами встаёт Джемма и та авария, которая разделила нас. А ещё Лили. Хрупкая мисс Стюарт с изрезанными руками. И её нежный голос, который словно приятным эхом раздаётся в моей голове. Мои раны — наши раны, так же, как и секреты. — Чёрт! — слышу я и шире раскрываю глаза, видя перед собой сиделку. — Что ты тут делаешь?! — Привожу себя в чувства, — спокойно говорю я и чувствую, как её руки обнимают меня, чтобы вытащить из ванны. — Не надо, прошу, не вытаскивай меня. — Я должна вытащить тебя. — Уйди! Не мешай мне! Прошу, уйди! — Нет, — учащённо дыша, говорит девушка. — Я должна вытащить тебя из этой ямы. Я поднимаю свои глаза и смотрю на неё, в её глаза. Они наполнены слезами. Её бездонные голубые глаза наполнены слезами, и вот скоро они польются из её глаз. Девушка шмыгает носом и, не спрашивая меня, быстро хватает и вытаскивает из ванны, сажая на инвалидное кресло. Кровь продолжает идти из моих ран, но это меня не смущает. Меня не беспокоят эти порезы, потому что с ними я сталкиваюсь каждый день. Правда, они находятся на моём сердце. — Должна или хочешь меня вытащить? — чувствуя то, как слеза бежит по моей щеке, спрашиваю я. — Хочу, — медленно садясь напротив меня и дуя на мои раны, отвечает она. — Ты же сильный. Ты всё сможешь. — Я не сильный, — пытаясь сказать как можно спокойней, начинаю я. — Я слабый и беспомощный. Как мешок, который просто взяли с собой. — Нет, — спорит девушка, — ты сильный. — Не надо говорить обо мне то, что ко мне не относится! Понятно?! — не выдерживаю я. — И зачем ты сюда пришла? Зачем?! — Я пришла сюда для того, чтобы спасти тебя, Гарри. Чтобы помочь. — Тебя об этом кто-нибудь просил? — Нет, не просил. — И я тебя никогда об этом не просил! — смотря ей в глаза, начинаю я. — Никогда! — Нет, Гарри, ты просил меня об этом. И даже если ты не захочешь, я всё равно буду спасать тебя. Всё равно.