Poets of the Fall – Carnival of rust
Жизнь похожа на какой-то фильм, где главные герои играют красивые истории любви и говорят какие-то странные фразы, которые не всегда могут быть замечательными. Но моя жизнь похожа на кошмар. Здесь нет любви и глупых историй, здесь только я. (с) Гарри Стайлс.
Всю ночь я думал о том, что дало мне моё существование на этой планете Земля. Раздумывал над теориями, которые применяли люди до моего рождения, и пришёл к тому, что я всего лишь парень, не умевший ходить и ничего больше. Что всего лишь какая-то большая молекула, в этой огромной Вселенной. Я такой же, как и все — маленькая пылинка нашего большого измерения. Эти мысли не давали мне покоя целую ночь. Хотелось кричать и спорить с самим же собой, но я не могу спорить с тем, что является настоящей правдой. Всем нам с самого детства говорили одну странную вещь: «Вы родились на этот свет для того, чтобы оставить о себе хоть и маленькое, но напоминание. Для того чтобы изменить этот мир малыми усилиями. Вы — новое поколение, и мы на вас рассчитываем». Но как мы можем изменить этот мир, если он меняет нас? Все мы будем забыты, и то же самое будут говорить другим детям, которые ничего не понимают в этой Вселенной. До этой ночи я никогда не думал об этом: ни о забвении, ни о тех словах, которые мне говорили в детстве. Но сейчас всё будто изменилось. Зачем мне жить и пытаться найти гармонию со своим организмом и этим миром, если меня всё равно не будет? Если на моё место лет через пятьдесят поставят нового мальчика и начнут ему говорить то же самое? Этой ночью я понял, что не смогу измерить эту Вселенную, но я смогу изменить свой мир, который существует внутри меня. Смогу его поменять, если найду силы на новый вздох и рывок, который вытянет меня из этой ямы, в которую сам себя и вогнал. Поворачиваю голову вправо и смотрю в окно, видя восход солнца. Его лучи озаряют всё небо, придавая ему красивый оранжевый цвет. Такой оранжевый, что хочется улыбаться и смотреть на него вечность, запоминая всё в мельчайших подробностях. Солнце медленно всходит, заставляя меня щурить глаза и улыбаться, понимая то, насколько же это всё прекрасно. Яркий свет заполняет всю гостиную, и я оббегаю её взглядом, любуясь тем цветом, в которое окрасило солнце наши стены. После того, как Лили проснулась и попросила мне уснуть, насладиться погасающей ночью и попросила о том, чтобы это был наш общий сон, я не мог уснуть. Мысли крутились в голове на огромной скорости, что не давало насладиться этой ночью. Светлые образы моей сестры стояли у меня перед глазами, что было страшно закрывать глаза, думая о том, что моей сиделке снился кто-то из моих родных. Мне не хочется, чтобы боль, которая завладела мной, выходила за рамки меня и пленила и других людей, находившихся в этом доме. Больно думать о том, что во всём виноват только я, что именно я разбудил ужасные чувства других, и теперь они не могут погаснуть. Виню себя в том, что люди начинают чувствовать возле меня боль, даже тогда, когда её, казалось, и нет. Это неизбежно. Тяжело вздыхаю и останавливаю свой взгляд на фотографиях. Улыбка сестры по-прежнему сводит меня с ума, что хочется плакать, размахивая руками и крича о том, что пожирает меня изнутри. Её глаза будто смотрят в мои, и по телу пробегают мурашки, от которых хочется только избавиться. — Я не могу не смотреть на эти фотографии, — продолжая смотреть на образ моей сестры, говорю я, слыша то, как девушка спускается с лестницы. За это время я разучился определять то, когда спускается сиделка, а когда Маргарет. — Но я ещё ничего не сказала, — спокойно отвечает Стюарт, проходя последнюю ступеньку. — Но я знаю, что сейчас ты скажешь именно это. — Ты читаешь мои мысли? — Нет, — слегка улыбнувшись и вертя головой, отвечаю я. — Скорее всего, Лили, ты просто знаешь, какого мне смотреть на эти фотографии. — Почему ты так решил? — интересуется девушка, когда я поднимаю на неё взгляд. — Почему? — Не знаю... Просто мне показалось, что всё это тебе знакомо, вот и всё. Она тяжело вздыхает и останавливается, не доходя до меня. Её глаза настолько заплаканные, что голубой цвет её радужки становится ещё ярче, что позволяет мне насладиться волшебным цветом. Но всё бы было хорошо, но только её лицо не даёт мне покоя. Она слишком грустная для такого прекрасного рассвета. — Я хотел поговорить насчёт этой ночи, — тихо, пытаясь не разбудить Маргарет, начинаю я. — Что-то вызвало у тебя страх? Я могу помочь? — Гарри, — на выдохе отвечает девушка, — я прошу тебя, забудь всё это. Не надо, хорошо? — Но я хочу помочь... — Не надо, — чуть громче говорит она, закрывая глаза. — Прошу тебя. — Но почему? Это слишком болезненно для тебя? Прости, если напоминаю тебе о твоей боли, я этого не хочу и... — Заткнитесь! — неожиданно восклицает девушка, жестикулируя руками. — Я не хочу с Вами ничего обсуждать. Не хочу. Просто заткнитесь и забудьте об этом! Девушка закрывает лицо руками и падает на пол, приземляясь на колени. Её волосы закрывают её руки, и я слышу только громкие всхлипы, которые заставляют моё сердце биться в два раза быстрее. Мне страшно за неё. Страшно, потому что я не знаю, какую же жуткую боль она скрывает внутри себя. Её голос срывается, а всхлипы становятся всё громче и громче. Я хочу её успокоить, сказать, что всё хорошо, но у меня не получается и вымолвить хотя бы одно слово. Трудно говорить и смотреть на то, как человек страдает от демонов, поселившихся в его душе. Она такая беззащитная. — Что за шум? — со второго этажа заинтересовано спрашивает Маргарет, подходя к лестнице. — Что-то случилось? — Нет, — еле как отвечаю я, смотря на девушку. — Просто я включил телевизор на не очень хорошей программе и не могу его выключить, а так всё отлично. — Точно? Может, мне спуститься? — Не надо, — заикаясь, говорю я. — Тут Лили. Она поможет мне. Я спокойно выдыхаю и поднимаю голову вверх, видя то, как Маргарет отходит от лестницы и идёт в мою комнату для того, чтобы убраться. Опускаю взгляд и смотрю на девушку, которая всё также сидит на полу, закрыв лицо руками, и плачет, пытаясь сдержать свои крики. Пытаясь не быть заключённой той боли, которая проснулась в ней сегодня ночью. Я не хочу, чтобы люди страдали, смотря на меня каждый день. Может, в этом нет моей вины, но почему-то мне кажется, что во всём виноват только я. Мы так много говорим о плохих чувствах, которые сидят внутри нас, что порой не можем их контролировать, говоря, что всё нормально. Это похоже на какую-то маленькую смерть, которая происходит с нами практически каждый день. Боль — это всего лишь побочный эффект счастья, которое постепенно исчезает из нашей жизни. Смотря на людей, которые плачут, показывая свои эмоции — очень трудно, потому что тебе начинает казаться, что во всём виноват только ты и больше никто. И даже если ты не знаешь причину этих слёз, то всё равно думаешь о том, что это только твоя вина. Наша жизнь так устроена. Мы хотим быть центром чужой Вселенной, но только не своей. Привожу своё инвалидное кресло в движение и подъезжаю к девушке, которая по-прежнему сидит на полу. Я дотрагиваюсь рукой до её головы и тихонько начинаю поглаживать, прижимая к себе. Лили поворачивает ко мне голову и поднимает глаза, внимательно смотря на меня. И в этот момент моё сердце будто разрывается на тысячу кусочков, понимая, что её боль намного сильнее, чем моя. Она в силах с ней справиться, а я нет. — Прости, — тихо говорю я, поглаживая её волосы. Она ничего не отвечает мне. Шмыгает носом и быстро поднимается на ноги, будто ничего и не было. Вытирает слёзы и отходит от меня, направляясь к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Стюарт не оборачивается и спокойно поднимается наверх, делая вид, что ничего не произошло. Но это меня даже никак не обижает. Мне нравятся люди, которые не зацикливаются на своих душевных страданиях. Они идут только вверх, не оборачиваясь и не говоря ничего, что могло бы вызвать новый поток слёз. Такие люди достойны больших званий и уважения, которое, увы, не так легко заслужить у этого мира. Я не знаю, что заготовила на мой счёт Вселенная, и возможно, я никогда этого не узнаю, но пробовать никто не запрещает. Никто не будет против, если ты будешь искать свой собственный путь, по которому ты сможешь с лёгкостью пройти. Думая о какой-то вечности, ты только накручиваешь себя и разочаровываешь, надеясь, что все эти глупые разговоры — правда. Надо просто отыскивать свой дальний и извилистый путь. Все мысли путаются в моей голове, что я уже не могу разобрать: что являются реальными мыслями, а что пустой фантазией. Эта ночь не даёт мне покоя не из-за того, что я не выспался и пропустил пару ночных кошмаров, а из-за того, что я не знаю, что за демон поглотил сердце Лили. Не знаю, что даёт ей сил для того, чтобы улыбаться мне в лицо, говоря мудрые вещи о жизни. Всё слишком запутано, чтобы просто сесть и разобраться. Но, знаете, иногда мы можем ошибаться, и то, что мы считаем трудным, оказывается простой и дурацкой загадкой, которую можно разгадать за минуту. Но это не то утро и не тот пример, чтобы поверить этому. Я запутался в лабиринтах своей боли, а в других тем более. Но лабиринты других намного красивее, чем твои собственные. Поворачиваю голову вправо и подъезжаю к лестнице, слыша, как что-то падает на пол. Привожу кресло в движение и заезжаю на лестницу, поднимаясь на второй этаж. Все комнатные двери закрыты, кроме одной — это комната моей сестры. Я подъезжаю к её двери и заезжаю в комнату, видя, как на полу лежит разбитая рамка с фотографией, где запечатлены те тёплые вечера и красивые улыбки. Оборачиваюсь по сторонам в надежде, что сейчас кого-нибудь увижу и спрошу, что случилось, но никого нет, что выводит меня из себя. Кажется, что я сейчас не выдержу. Со мной происходит что-то странное, и я не могу это контролировать. Это слишком тяжело. — Кто-нибудь заходил в эту комнату? — достаточно громко спрашиваю я, поднимая с пола разбитую фоторамку. — Что-то случилось? — мгновенно спрашивает меня Маргарет, подходя к двери комнаты Джеммы. — Что такое? — Ничего, — растеряно отвечаю я, слыша, как падает ещё одна фоторамка, разбиваясь об пол. — Почему они падают? — О, — с печалью в голосе, отвечает женщина, — видимо здесь ходит ветер, вот они и падают. Сейчас уберу стёкла. Аккуратно, Гарри. — Почему они упали?! — достаточно громко снова спрашиваю я, слыша, как падает ещё одна фоторамка. — Почему они падают?! — Гарри, спокойно, всё хоро... — Почему они падают?! Почему?! Что я сделал?! — Ты ничего не сделал, Гарри, — подходя ко мне, говорит Маргарет. — Это просто ветер. Вот видишь, — тихо начинает она, показывая на окно, — открыто окно и здесь появился ветер, который сбил фоторамки. Всё же хорошо, да? — Да, — еле слышно отвечаю я, не поднимая на неё глаз. — Но почему они упали? — снова задаю вопрос я. — Это же не выносимо... Я каждый раз думаю о том, что она здесь. Видишь, — показывая на открытое окно, говорю я, — она здесь. — Джемма Стайлс всегда будет здесь, — положив свою руку на моё сердце, улыбается женщина. Её руки такие тёплые, что, кажется, это согревает меня. — Может, ты чего-нибудь хочешь? — Да, хочу, — смотря на распахнутое окно, отвечаю я. — Хочу, чтобы моя сестра была жива. Только это. Закрываю глаза и чувствую, как Маргарет убирает свою руку с моей груди, оставляя меня одного. Она закрывает окно и выходит, не бросив на меня взгляда. Неожиданно сам для себя я успокаиваюсь, понимая, что всё хорошо. Что это утро может быть светлым и ярким. Думая о том, что я смогу справиться. Я не понимаю почему, но весь тот гнев и страх, разгорающийся в моей груди, куда-то уходит, оставляя внутри меня только пустоту. И это мне нравится. Ощущать пустоту намного приятней, чем чувствовать боль. Так ты лучше понимаешь, что уже мёртв. Меня больше нет, как и тех героев из старых книжек. Разворачиваюсь к двери и открываю глаза, видя перед собой Лили. Черты её лица размываются, и передо мной появляется моя сестра, которая еле как держится на ногах. Она смотрит мне в глаза и пытается улыбнуться, стоя на месте и не шевелясь. По телу проходит холод, и мне резко становится душно, что я начинаю глубоко дышать, понимая, что моим лёгким не хватает кислорода. А она, моя милая Джемма, всё также стоит передо мной и пытается не плакать, понимая, что я уже мёртв. Видя то, до какого состояния я сам себя довёл. Мы убиты, вот только её убил случай, а меня боль, пылающая в моей груди.