One Direction - Right Now
Все мы хотим взлететь до небес, но парадокс в том, что не многим это удаётся сделать. Я не птица, но почему-то думая о ней взлетаю к мягким облакам, забывая о страданиях этого мира. (с) Гарри Стайлс.
— Может, нам лучше уйти отсюда и пропустить женщину, которая сидит за нами? — тихо предлагаю я, говоря всё это Маргарет на ухо. — Ведь согласитесь, ей это намного нужнее. — Гарри, перестань, — как с маленьким разговаривает со мной женщина, посмотрев на меня. — Не волнуйся, всё хорошо, скоро подойдёт наша очередь. — Я не хочу заходить в кабинет мистера Джонсона, — объясняю я. — Что я там забыл? — Так, Гарри Стайлс, перестань. Не волнуйся ты так. — А я и не волнуюсь. Маргарет тяжело вздыхает и отворачивается, смотря на главные часы. Мы сидим в приёмном отделении, ожидая того, когда же нас к себе пригласит мистер Джонсон. Ожидание сводит меня с ума, и я не знаю, чем себя занять. Выдыхаю и поворачиваю голову вправо, начиная наблюдать за обычными людьми, которые так же, как и я пришли сегодня в больницу и ожидают своего врача. Смотрю на пожилую даму, которая еле как передвигает ноги, думая о том, какие же мысли вертятся в её голове, о чём она думает. Бросаю взгляд на маленького худощавого мальчика, который без каких-либо движений сидит на инвалидном кресле, зажав губами дыхательную трубку. Смотря на всё это, я понимаю, что жизнь всё меньше щадит людей. Она забирает из них все силы, надеясь, что они будут сильными и смогут без «подарка судьбы» жить и улыбаться, думая о прекрасном. Но как бы нам этого не хотелось, это всё равно не случится. Сказок в этом мире не бывает. Оглядываюсь по сторонам и останавливаю свой взгляд на своём отражение в большом зеркале. Передо мной сидит парень в возрасте двадцати двух лет, и он не знает о том, кто же ещё ему подарит жизнь. Какие же новые мучения судьба заставит его проходить, говоря, что так мы учимся жить. Мне хочется плакать, смотря на своё отражение в зеркале, понимая, что того весёлого и жизнерадостного парня с ямочками на щеках больше нет. Что это — всего лишь его плоть, а души нет. Эти мысли ранят меня, но я не могу об этом не думать. Это не в моих силах. Я другой и сколько бы люди не говорили мне, что это не так, то я всё равно не смогу им поверить. Во мне больше нет веры в себя и в завтрашний день, который не кажется мне таким прекрасным, как говорят другие. Каждый день Маргарет говорит мне одну и ту же вещь: «Ты жив, пока живы твои воспоминания». День за днём я всё больше сомневаюсь в этом выражении. Мои воспоминания меня убивают, не оставляя за собой ничего, кроме слёз. Я как магнит — притягиваю боль других людей, сердца которых ещё не сгорели. Каждый день я нахожу сотню, тысячу парадоксов, которые мучают меня. Кажется, что чем больше ты закапываешься в этом мире, тем больше находишь несовместимого. Это пугает, но затягивает. — Лили, — слышу я и поворачиваю голову влево, видя то, как Маргарет тихо приподнимается со своего места и смотрит на девушку. — Через сколько он сможет нас принять? — Мистер Джонсон попросил подождать ещё пять минут, — ласково смотря на женщину, отвечает она. — А сейчас он хочет, чтобы Вы одна зашли к нему. — Я? Но зачем? — Не знаю, он просто попросил меня позвать Вас в его кабинет. — Ах, да, конечно, — в спешке говорит Маргарет, кладя на стул свой жакет. — Подожди меня здесь, Гарри, хорошо? — Как скажете, — с какой-то ироничной улыбкой отвечаю я, видя то, как женщина направляется к кабинету врача, а девушка садится рядом, тяжело вздыхая. Всё это начинает меня напрягать, и я совершенно не знаю, что мне говорить, да и надо вообще говорить. Какое-то странное волнение зарождается во мне. Раньше такого не было. Мы сидим в полной тишине. Казалось, что в приёмном отделении постоянно кто-то говорит, смеётся над очередной бредовой историей своего лечащего врача или плачет, понимая, что это конец, и от него никуда не деться. Но сейчас, сидя рядом с Лили, этот шум куда-то уходит и остаётся только большое напряжение, которое будто съедает мою грудную клетку. Я пытаюсь не смотреть на неё, так как боюсь, что перед глазами снова будет стоять образ Джеммы, которая плачет. Никогда не любил слёзы, но сейчас они для меня приравниваются к самому жестокому наказанию. Хорошие люди не должны плакать. Вздыхаю и скрещиваю руки на уровне груди, ожидая, пока Маргарет выйдет из кабинета моего лечащего врача. Мне даже не интересно то, о чём они будут вести разговор, потому что содержание их беседы слишком предсказуемо для меня. Сначала они будут говорить о том, как я занимаюсь, и Маргарет каждый раз будет спрашивать: «Это нормально?» Мистер Джонсон будет кивать, говоря, что это нормальная реакция, а под конец они будут обсуждать то, как мне вернуть веру в себя. Маргарет будет сидеть и слушать, и теперь она будет вечно кивать, а врач только улыбаться, говоря, что я всё смогу. А потом, когда они оба напряженно вздохнут, то позовут меня и всё начнётся заново. Всё пойдёт по кругу. И так каждый раз. Я не хочу показаться эгоистом, но глупо верить в то, чего не бывает. Глупо каждый раз говорить мне, что всё будет хорошо, надо только постараться, потому что это не так. Своими стараниями я не верну Джемму и ту доброту, которая являлась главным составляющим моего трепетного сердца. Людей меняет боль. Моя уже поменяла меня и не в самую лучшую сторону. — Что-то не так? — неожиданно спрашивает девушка, замечая то, как я ерзаю на месте. — Всё так, — спокойно отвечаю я, не смотря девушке в глаза. — Просто... — Просто что? — Мне хочется отсюда уйти. Просто уйти. Не знаю, — мямлю я, — наверное, ты меня не поймёшь, но я не хочу здесь находиться, смотря на всех этих людей, видя их болячки, и понимать, что я такой же. Но почему-то мне кажется, что я не такой. Это всё странно. Даже очень. — Ты просто хочешь отсюда уйти, ведь так? — Да, — киваю, — но я же не смогу отсюда уйти, даже если этого сильно хо... — Ну, тогда пошли, — резко вставая со своего места, говорит она, а я непонимающе смотрю на неё. — Что такое? Пошли. — А разве так можно? — А почему должно быть нельзя? — с улыбкой спрашивает девушка. — Если человек не хочет где-то присутствовать, то он спокойно может уйти, ведь так? — Так. — Ну, тогда, Гарри, пошли. Девушка подходит ко мне и берётся за ручки моего инвалидного кресла, приводя его в движение. Цепляюсь в него руками и не смотрю назад, думая, что случится что-то страшное, если я обернусь. Лили ускоряет свой шаг, и мы быстро подъезжаем к двери, открывая её. Поток людей налетает на нас, но девушка со всем этим справляется, обходя их и извиняясь, если мы кого-то задеваем. Это так ново для меня, что хочется улыбаться, кричать и быть полным придурком, который радуется тому, что уезжает из больницы. Здесь пахнет болезнями, и это запах мне не сильно нравится. Находясь в этом здании, я начинаю думать о том, что всё кончено. И пусть это повторяю каждый раз, но мне не хочется в этом убеждаться. Моя болезнь — это не конец. Удивляюсь собственным оптимистичным мыслям и улыбаюсь, когда девушка спокойно вывозит меня из больницы, делая зачем-то большой круг, объезжая всё здание. Она останавливается и наклоняется вперёд, чтобы посмотреть на меня. В её глазах горит какой-то огонёк, смысл которого я не могу уловить. Это похоже на какую-то искру, которая может погаснуть или разгореться, грея наши сердца. Но всё это происходит только в сказках. Любовь — ложь, а мы — просто глупые люди, незнающие границ своих чувств. Щурюсь и опускаю взгляд вниз, пытаясь больше не смотреть на неё. С каждым днём она кажется мне всё прекрасней и прекрасней, и даже её ночные крики не пугают меня. Может, всё это окажется просто иллюзией, которая вскружит мне голову, но я хочу этим наслаждаться. Хочу смотреть на неё и думать о том, что же всё-таки она вызывает во мне: удивление или нервозность? И даже та боль, которая сидит внутри меня, куда-то пропадает, когда начинаю думать о ней. Всё это глупо, и я понимаю, что это не начало какой-то истории, которая, возможно, закончится хеппи-эндом. Нет. Всё намного ужасней, чем может показаться на первый взгляд. — И зачем ты это сделала? — не поднимая на неё глаз, спрашиваю я. — Ты же сам просил. Не так ли, Гарри? — Нет, не так, — украдкой улыбаясь и думая, что она этого не видит, отвечаю я. — Ведь признайся, ты бы не за что не пошла на это, если бы не слова какого-нибудь человека, который для тебя является авторитетом. — И откуда же ты всё знаешь? — Вы. — Что «вы»? — И откуда же Вы всё знаете, — поправляю я. — Хорошо, — кивает она. — Вы хотите знать правду? — Да, безумно. — Это всё Вы, мистер Стайлс, — спокойно начинает она, показывая мне свою милую улыбку, — но Вы для меня не авторитет. Вы что-то большее. Вы тот, кто может изменить меня и весь тот мир, который крутится возле Вас. Тот, кто не верит в любовь, но безумно хочется её почувствовать. Вы — загадка, и это меня притягивает. — Не думаю, что это твоя правда, Лили, — выше подняв голову, чтобы насладиться её цветом глаз начинаю я. — Во мне нет ничего загадочного. Совершенно. Я просто парень, который не умеет жить. — А хотите, я покажу Вам, что Вы умеете жить? — И как же это будет? — с каким-то интересом задаю вопрос я. — Для начала, нам снова надо перейти на «ты», а дальше ты всё узнаешь сам. Хорошо, Гарри? — Ты меня раздражаешь и знаешь об этом, но продолжаешь улыбаться... Почему? — Потому что я хочу спасти тебя, зная, что не спасусь сама. Она снова улыбается, даря мне свою солнечную улыбку. Её глаза по-прежнему сияют, и я боюсь признаться самому себе в том, что мне нравится их блеск. Нравится её улыбка и эти разговоры, которые не считаю глупыми, даже если говорю об этом. Всё это похоже на кое-то безумие, от которого я не могу убежать. Оно преследует меня, наступает на пятки, напоминая каждый раз о том, что в моём сердце есть огромная рана, которая никак не может затянуться. Она кровоточит. И пусть я буду постоянно думать о ней, но что-то заставляет меня думать и о ранах других людей. Глубокие они или нет? Смогут ли они затянуться? Всё слишком непонятно, чтобы быть спокойным за этот мир и за то странное чувство, зарождающиеся внутри меня. Может быть, я перечитал книжек моей сестры. Может, переслушал песен, в которых поётся о любви и о страданиях после неё. Но именно сейчас, здесь я думаю о чём-то несерьёзном. О любви. На что она похожа? На что? По моему мнению, любовь похожа на рак. Она завладевает всем твоим организмом, добираясь сначала до какого-то органа, а потом двигается к сердцу, поглощая его без остатка. Любовь — это рак, и я не хочу умереть ещё от одной болезни. Пока мне хватает моей инвалидности, которую на данный момент я могу преодолеть, но только надо трудиться. Но сил совершенно нет, и это убивает меня намного сильнее, чем те искры, которые загораются в её глазах. Девушка присаживается возле меня и смотрит вдаль, закрывая глаза. Я поворачиваю голову и смотрю на неё, думая не о ней, а о той боли, что застряла в её груди. Не о её прекрасных голубых глазах, а о тех мучениях, что она испытывает каждую ночь. И мне грустно, потому что я думаю не о ней, а о том, что её убивает. Каждый из нас медленно разрушается, только вот кто-то может замедлить этот процесс, а я нет. И это меня разочаровывает.