Подарок для самого слабого

Переступив порог, леди Блэк по многолетней привычке прежде всего прислушалась к дому. Стены едва заметно подрагивали, и если бы она сейчас находилась не в родовом гнезде Блэков, а где-нибудь в маггловском квартале, то можно было бы решить, что где-то в хорошо изолированной комнате слишком громко играет музыка. Заинтересовавшись, леди поспешила к себе в будуар, где, скинув перчатки и шляпку, присела напротив большого зеркала. — Ритуальный зал, — произнесла она, касаясь палочкой серебристой глади. — Пусто. Странно, откуда же тогда такое сильное магическое возмущение? Лаборатория! — еще одно касание и снова неудача. — Любопытно. Показывай все используемые помещения по очереди, — приказала она. Кладовая. Крошка-эльф, наверное, поваренок, перебирает овощи. Прачечная. Горы выстиранного белья и с десяток очень деловитых домовух, разбирающих и высушивающих его своей магией. Кухня. Кричер, ворча, возится с кастрюлями и за что-то отчитывает второго эльфа. Гардеробная. Верная Типпи разглаживает атласный подол любимого платья своей хозяйки. Спальня Ориона. — О Мерлин, — леди поспешно дотронулась палочкой до серебристой глади артефакта, и отходя от шока, целую минуту бездумно наблюдала за тем, как шторы, подаренные ей когда-то Друсиллой Блэк, лениво шевеля тяжелыми складками, охотятся на чудом залетевшую в гостиную муху. — Это не мое дело, — наконец, решила она, несколько раз закрыв и открыв веер. — Но, нужно признать… Вернув изображение спальни, она прижала тонкие пальцы к губам и несколько долгих секунд наблюдала за происходящим, а потом как ни в чем не бывало, продолжила осматривать другие помещения. Поймав изображение библиотеки, она чуть нахмурилась, но потом, весело фыркнув, деактивировала артефакт — шпионить за собственными потомками не входило в ее планы. Во всяком случае, пока. *** Северус был центром его мира, самой страшной слабостью. Даже в отделе давно перестали смеяться над тем, как их несокрушимый начальник превращался в виляющего хвостом пса, стоило на горизонте показаться его мрачному супругу. Хвала Мерлину, репутация Снейпа мешала многочисленным недоброжелателям использовать его как рычаг давления на главу спец. отдела, иначе — все были в этом уверены — сначала Поттер отдал бы все на свете, чтобы заполучить свое сокровище назад, а потом разнес бы все к мордредовой матери, разобрав на органы посмевших покуситься. Здесь, в прошлом, где Северус был трогательным ершистым подростком, открытым, нетерпеливым и страстным, Гарри просто не находил себе места. Хотелось сплестись с ним намертво, закрыть ото всех, спасти, спрятать, отправить на необитаемый остров, приковать к горе, как Прометея, лишь бы уберечь. Не дать наделать глупостей, очерстветь, погрязнуть в раскаянии и самоедстве, не дать замкнуться, обозлиться и потерять веру. Гарри помнил, с каким трудом пробивался сквозь многослойную, постоянно восстанавливающуюся, гибкую, даже отчасти коварную броню Северуса там, в прошлом-будущем, сколько сил, нервов и терпения у него ушло на то, чтобы тот хотя бы изредка стал говорить с ним. Обо всем: проблемах, желаниях, надеждах. Сколько лет прошло, прежде чем эти же самые губы, что сейчас так просто шепчут ему о любви, разомкнулись наконец и позволили вырваться нежному «Гарри» вместо язвительного «Поттер». Он любил Северуса так, как, наверное, могут любить только всю жизнь лишенные любви — отчаянно, страстно, забывая самого себя. И теперь, когда его сдержанный замкнутый супруг так доверчиво раскрывал свои объятия, когда предлагал то, о чем раньше можно было только мечтать, Гарри не выдержал. Потребность, отчаянная, неконтролируемая жажда, как во времена зарождения их отношений, накрыла его с головой. Он не боялся сделать что-нибудь не так, сказать что-то не то. Этот Северус, с его слепым доверием и любовью, с горящим восхищением взглядом, не вызывал желания бороться с ним, переупрямить, а лишь — любить и защищать. Северус был тонким и бледным, его тело еще не утратило подростковой хрупкости, угловатости. Узкие плечи, худые бедра, впалый живот. Гарри никогда бы не подумал, что все это может так возбуждать. Пятна лихорадочного стыдливого румянца на щеках и шее, тонкие руки, держащие крепко, почти больно, смущение пополам с дерзостью, легкий страх перед неизвестным, отчаянная страстная мольба — все это ударило Гарри в голову сильнее, чем трехсотлетнее эльфийское вино, заставляя терять разум и элементарную осторожность. Хотелось вылизать его всего, подмять под себя, сделать только своим, пометить. Северус дрожал и тоненько скулил под ним, как волчонок, попавший в капкан. Задыхался от стыда и возбуждения, жадно отвечал на поцелуи и нетерпеливо выгибался под руками. Шея, темные кружки сосков, живот, бесконечно длинные ноги, пальцы, ступня с высоким подъемом, чувствительные местечки под коленками, от прикосновения к которым Северус вздрагивал всем телом и приподнимал худые ягодицы. Какая-то безумная, иссушающая сердце жажда. Даже не обладать, а иметь право. На что — Гарри старался не задумываться. На все, наверное. На него — Северуса, у которого от смущения и желания покраснели даже плечи. Собственный член давно ныл, но Гарри было не до собственных потребностей. Огладив тощую задницу, он развел в стороны ее половинки и буквально присосался к нетронутому отверстию. Северус отчаянно застонал, дернулся, но потом лишь уткнулся пылающим лицом в подушки и гибко прогнулся в спине, безмолвно позволяя. Все позволяя. Гарри чувствовал себя осатаневшим маньяком, дорвавшимся до желанной жертвы, чертовым фетишистом перед предметом своего преклонения. Он вылизывал, целовал, мял, наслаждаясь приглушенными подушкой стонами и видом покачивающегося члена и поджатых яичек. Северус несколько раз тянулся помочь себе рукой, но Гарри пресекал такое самовольство. У них еще будет для этого время. Но не сейчас. Когда его палец сжали горячие стенки, едва не перекрывая в него доступ крови, у Гарри потемнело в глазах. Он представил, как в этой тугой, горячей, скользкой глубине окажется его член, как Северус будет кричать под ним, как магия вырвется из них неудержимым потоком, объединяясь в единый фон, связывая их навсегда. — Гарри, Гарри, — отчаянно выдыхал Северус. — Мерлин, пожалуйста… я… Гарри… — Потерпи, — главное не потерять контроль, не сорваться, ничего не испортить. — Чшшш, — Гарри лизнул еще раз, обвел кончиком языка вокруг двух своих пальцев, уже не понимая кого уговаривает — себя или Северуса. — Все хорошо, малыш, все будет хорошо. Нужно только потерпеть. И тебе, и мне. Мерлин, он назвал Северуса малышом и до сих пор жив. Но разве можно трезво мыслить, когда головка напряженного до самого последнего предела члена упирается в нежный вход, когда Северус требовательно приподнимает бедра и отчаянно, почти зло стонет? Нет, совершенно невозможно сохранить хотя бы остатки ума и трезвомыслия. Не тогда, когда плотный, тесный жар обхватывает член так крепко, что от этого почти больно. — О, Мерлин… — Северус напряженно замер, видимо, ожидая страшных мучений и боли, но потом тихо, пораженно выдохнул — Гарри почти не двигался, крепко зажмурив глаза и думая о самых отвратительных вещах на свете. В основном — безуспешно. Вся его суть, вся магия, мысли, желания будто сконцентрировались в одной точке — там, где соединялись их с Северусом тела. Это было падением в бездну. Ничто на свете не может сравниться с ощущением, которое испытываешь, впервые соединяясь с тем, кто идеально тебе подходит. С тем, у кого еще никого до тебя не было. С тем, кто тебя любит. Больше всего хотелось упасть сверху, вжать всем телом в упругую перину и остервенело двигаться, пока мир не взорвется, пока его самого не распылит, чтобы навсегда сплавить с Северусом. Но нельзя. — Чшшш, — Гарри погладил напряженную спину и осторожно опустился на локти, целуя напряженное плечо. — Неприятно, знаю. Северус тихо фыркнул и чуть расслабился. Повернув голову, он спросил: — Полагаю, тебе с первым любовником повезло меньше, чем мне? — Глупости, — Гарри поцеловал его в шею и осторожно толкнулся бедрами. — Почему тебе тогда было неприятно, а я вот-вот взорвусь… м… изнутри? — Мне не было неприятно. Только странно и чуть неудобно. — А мне приятно, чуть стыдно, но когда ты вот так постанываешь, обхваты… а… о… Гарри… Боже. — Мерлин, не кричи так, меня будто молнией по яйцам шарахает. Черт, какой ты узкий. Все время такой невозможно, немыслимо узкий, горячий. Я готов убить за твою задницу. Северус тихо рассмеялся и чуть подался ему навстречу, но тут же зашипел. — Куда, — Гарри зафиксировал его бедра и шепнул в ухо: — Свяжу. — Двигайся. Смерти моей… ох… хочешь? — Хочу, чтобы твоя очаровательная, — он снова едва заметно толкнулся и выдохнул сквозь зубы, безуспешно пытаясь унять растущее возбуждение, — тесная, горячая задница осталась целой и относительно невредимой. — Нечего было… м… отращивать ТАКОЕ. Гарри улыбнулся, еще раз коснулся губами влажного плеча и плавно, медленно, не давая себе передумать, вошел до конца. Хрипло, загнанно дыша, он прислушивался к тому, как сжимаются неподатливые мышцы у корня его члена, как пульсирует он сам там, в глубине, готовый вот-вот… — Черт… давай, малыш, расслабляйся. А то либо ты оторвешь мне член, либо я кончу прямо сейчас. Северус пошевелился, устраиваясь удобнее, и честно попытался. — Не могу, — выдохнул Гарри ему в ухо. — Прости, о Мерлин… Северус тихо всхлипнул и прогнулся в пояснице, когда Гарри медленно двинулся обратно. — Больно? Не молчи. — Сам ты, — со стоном ответил Северус, позволяя коленям еще больше разъехаться по простыне, — сам ты… больно. Гарри будто переклинило. Все смешалось перед глазами в яркий фейерверк — вид острых лопаток Северуса, цепочки выступающих, как у молодого дракона, позвонков, спутанных волос и пламенеющей щеки, собственного члена, темного, блестящего от смазки, плотно охваченного горячей плотью, тонких пальцев, комкающих простыни. Член Северуса привычно лег в руку, и Гарри исчез. Они оба исчезли — по отдельности. Магия взметнулась алым пламенем, все перемешалось — страстные крики и рык, вкус соленой кожи и терпкого семени, яростное безумие берсерка и обманчивая покорность завоеванного им. — Я… — хрипло выдохнул Северус через минуту. — Я пошевелиться не могу. Гарри осторожно выскользнул из него и лег рядом, крепко прижав худой спиной к себе. — Прости. Северус устало фыркнул и слабо пошевелился. — Ты бы еще, — слова давались ему с трудом, и Гарри взмахом руки призвал со столика стакан с лимонадом и, медленно сев, усадил Северуса все так же — спиной к своей груди, — ты бы еще раскаялся в том, что засунул свой… великолепный член мне в задницу. Желательно — прилюдно. «Леди и джентльмены…» — Прекрати, — рассмеялся Гарри. Северус всегда обладал способностью язвить, когда ощущал неловкость. Жаль, он не сразу это понял. — Я тебя люблю. Северус допил лимонад и вдруг оказался с Гарри лицом к лицу, оседлав его бедра. — Я знаю, — неожиданно серьезно ответил он и запустил руки ему в волосы, принимаясь нежно массировать затылок. — И, думаю, для тебя не тайна, что и я тебя. — Скажи это еще раз, — попросил Гарри. — Просто скажи, ни о чем не спрашивай, ладно? — Каким же козлом я стал, — неожиданно процедил Северус. — Я тебя люблю, — склонившись к Гарри, он его поцеловал. — Никогда, никогда не сомневайся в этом. Я чувствую, что так будет всегда. — Через двадцать с лишним лет ты бы сказал не так. — А как? «Не пори романтическую чушь, Гарри»? — Нет. Ты никогда не говоришь «Я чувствую», только «Я знаю». — Говорю же — черствый сухарь. Я тебя не заслуживаю. — Глупости, — Гарри обнял Северуса и прошептал ему на ухо: — Ты — все, что у меня есть. И да, я знаю, что ты чувствуешь ко мне. Просто… хочется, чтобы ты помнил, что и озвучивать очевидное порой необходимо. — И что я обычно отвечаю на вопрос «Ты меня любишь, Северус?» — Что десять лет назад ты уже проинформировал меня на этот счет, и что если бы с тех пор что-то изменилось, я бы узнал об этом первым. Застонав, Северус прижался губами к его шее и спросил: — Как ты вообще со мной живешь? — Долго и счастливо. — Умирать тоже в один со мной день собрался? — Не хочу об этом думать. Я уже раз чуть не потерял тебя. И знаешь, если бы это все-таки произошло, мне даже не пришлось бы ничего делать. Я просто… — Все. Нашли о чем поговорить после страстного секса, — Северус прижал пальцы к его губам и улыбнулся, когда Гарри коварно их лизнул. — Давай лучше еще раз, а? — Помнится, ненасытное чудовище в нашей паре я. — Времена меняются. Так что? Гарри подхватил его под ягодицы и перевернулся, снова оказываясь сверху. — Чур, потом не жаловаться, — сказал он, находя губами полюбившуюся голубую венку на шее. — Привык иметь дело со своим стареньким Северусом. Он, наверное, на части уже рассыпается. Это ты еще попросишь… а… пощады. — Посмотрим. — Посмотрим! Ох, да что ж ты де… нет, верни руки на место!