Сборник драбблов

Он был готов работать в три смены, лишь бы не возвращаться домой. В пустоту пыльных комнат, где, словно призраки, блуждают воспоминания о солнечных днях проведенных вместе с Гермионой. Он проклял свою гордость и упрямство, возненавидел свою кровь и предвзятость. Все школьные предрассудки оставались далеко за спиной, когда однажды вечером он просто встретил её на улице и позвал на свидание. А она была так прекрасна, будто лунный свет, в светло-голубом платье, едва прикрывающем колени. Словно сошедшая с экрана героиня фильмов шестидесятых годов. — Малфой, ты ли это? — со странной улыбкой сказала она тогда и неожиданно приняла приглашение. Каждое их утро начиналось с потасовок на кровати за одеяло или подушку, продолжалось дракой за право первым идти в душ и заканчивалось криками на кухне, где они толкались, готовя друг другу завтрак. И они ругались, каждый день ругались. Она била его в грудь своими крошечными кулачками, а он швырял кружки в стену. — Отлично, мать твою! Это была моя любимая чашка! — кричала Гермиона, убирая с раскрасневшегося лица непослушные локоны. — С чего бы это? Это же я тебе её купил, а ты, похоже, ненавидишь все, что со мной связано! Вредная грязнокровка! — слова вырвались раньше, чем Драко сам то понял. И её глаза удивленно расширились. Он внезапно понял, что сказал самые страшные и чрезвычайно лишние слова в их совместной жизни. Можно ругаться и бить посуду сколько угодно, хоть пока голосовые связки не сотрутся в прах, или же на полу негде будет ступить из-за осколков. Только вот старое, почти забытое обзывательство может ранить сильнее самого острого ножа. Драко хватал её за руки и вырывал чемоданы, когда она уходила. Он делал это, повторяя её имя, словно мантру. А его кареглазая гордая гриффиндорка глотала слезы и молча волокла за собой пожитки в такси. И он стал ей писать. Каждый день по письму, отправляя их обычной магловской почтой в конвертах с яркими марками. Каждое слово было увито узорами боли и отчаяния, раскаяния и мольбами о прощении. Спустя месяцы письма стали возвращаться и даже совы не могли найти адресата. — Малфой, хватит мечтать, залезай, давай, — рабочие ждали его в фургоне. Магловская работа помогала ему забыться. И он был готов работать в три смены, лишь бы не возвращаться домой. А ведь прошел почти год. — Скажи мне! — женский крик, который он бы не спутал ни с чем. — Скажи мне это вслух, Малфой! Она подняла руку с конвертом, его письмом. Девушка была растеряна, взволнованна, её глаза блестели от слез. Сделав шаг навстречу, она замерла в ожидании ответа. А блондин просто не мог поверить своим глазам. Она стоит здесь, сейчас, когда на них смотрит вся его бригада. Драко даже подумалось, что это, наверное, просто прекрасный сон и он скоро очнется задремавшим по дороге домой в фургоне. — Я… - он запнулся как школьник. Смешно, но он никогда и никому раньше не говорил этого. Писал – да, думал – возможно. Но как это говорится, какие эти слова на вкус - он не знал. И вот сейчас Драко понимал, что если он этого не скажет, то потеряет её окончательно и навсегда. — Я люблю тебя, Грейнджер! Она закрыла рот рукой, сдерживая всхлипы и, спустя пару секунд, рванула к нему. Под одобрительные улыбки и крики рабочих она взлетела к парню на руки и впилась жадным поцелуем в его губы. Пьянящая и такая знакомая сладость её губ мгновенно рассеяла все сомнения – это не сон. — Никогда, — сквозь поцелуй шептала Гермиона, — больше не называй меня… — Замолчи...