***
Томас бесцельно шатался по дому, не понимая, что ему делать. Нет, точнее дел было по горло. В квартире царил настоящий мужицкий бардак, на кухне скопилась гора немытой посуды, а в горе вещей для стирки уже можно было играть в прятки или искать параллельную вселенную. Но Томасу было откровенно лень, поэтому он бродил по их с Ньютом маленькой квартирке, периодически открывал пустой холодильник и старательно делал вид, что не беспокоится за Герду-альтруиста в облегающих штанах. Томасу влепили две недели «заслуженного отдыха и реабилитации» и отобрали Ньюта. Томас уже медленно сходил с ума в четырех стенах, не имея желания никуда выходить и испытывая стойкое, не проходящее чувство тревоги за напарника, днями и ночами пропадавшего на личных заданиях. Паника маячила на периферии сознания, заставляя вздрагивать каждый раз, когда кто-то поднимался по лестнице и перманентно ждать, когда же злой, голодный, но живой Ньют снова ввалится в их квартиру, разбрасывая ботинки и злобно ворча на Томаса и его бардак. Вообще, это было неправильно, и Эдисон сам это понимал. Он невероятно привязался к этому долговязому, немного не складному, блондинистому чуду и теперь не мог никак отделаться от мысли, что ему не терпится снова влезть в уже почти удобный (Томас начал к нему медленно привыкать) костюм и снова с улюлюканьем и шутками отправиться «мочить уродов». Но все еще запертый на такой продолжительный (целых две вечности) срок дома один, Томас не придумал ничего лучше, чем начать собирать информацию про странного парня, которого он уже несколько раз видел перед тем, как сорвать или угробить задание. Сейчас Томас был на стадии доскональной прорисовки фоторобота «Бетмена», как для себя в голове окрестил незнакомца шатен, и попытки пробить его по схожим людям по данным баз всех федеральных уровней. Ведь должно же получиться хоть что-то, да? После седьмой попытки и уже дико бесящего окна «совпадений не найдено», Томас упал головой на клавиатуру и впервые в жизни пожалел, что он не художник. Тогда бы сейчас его любопытство было удовлетворено, и он бы так не страдал, пытаясь выяснить, кто же такой странный и неуловимый следит за ними. От невеселых дум и заливания клавиатуры своими благородными слюнями Томаса отвлек тихий, но настойчивый стук в дверь. Вздрогнув от неожиданности, сонно потянувшись, Эдисон побрел к двери, пытаясь прикинуть, кого могло принести в столь поздний час и что этому человеку будет нужно. Если работа, то Томас, пожалуй, станцует на радостях, и, не скрывая эмоций и чувств, расцелует принесшего благую весть в обе щеки. Не успев порадоваться собственным иллюзиям, Томас открыл дверь и еле успел подхватить рухнувшего к нему в руки Ньюта. Парень выглядел, мягко говоря, не очень. По видимому, уйдя четыре дня назад рано утром в штаб на совещание и бросив короткое «возможно, я не успею к ужину» разбуженному, злому и ворчащему Томасу, Ньюту так и не удалось поспать. Волосы блондина топорщились в разные стороны, под глазами залегли сине-черные тени, а в глазах были отчетливо видны красные, полопавшиеся сосуды. И то, как Ньют цеплялся руками за Томаса, в попытках все же держаться в вертикальном положении, говорило о том, что он валился с ног от усталости. Видимо, в прямом и переносном смыслах. Растерянно охнув, Томас покрепче перехватил Ньюта за тонкую талию, отступая на пару шагов назад и таща удивительно тяжелое тело за собой, слабым пинком все же захлопывая дверь и позволяя блондину облокотиться на нее спиной, дабы дать хотя бы еще одну дополнительную опору. - Ты вообще жив? – недоуменно спросил Томас, раздумывая, как поудобнее перехватить тело напарника чтобы безболезненно дотащить того до его комнаты и сгрузить на кровать, - как ты вообще дошел? - Я дополз, - прохрипел Ньют, явно сражаясь со смертельной усталостью, что его одолевала, - а вот на счет жив, даже не знаю. Давай, я часиков двадцать посплю и тогда решу, жив я или нет, - переведя дыхание и уткнувшись лбом куда-то в ключицу Томаса, Ньют посильнее ухватился за его плечо, - а теперь, умоляю, помоги мне добраться до кровати. Иначе я засну прямо здесь. Томас глубоко вздохнул, скрывая облегчение, которое испытал, когда увидел Ньюта живым (почти) в родной обстановке и еще способного, пусть и слабо, но шутить. Тепло улыбнувшись и потрепав согретого теплом рядом стоящего тела Ньюта, который использовал Томаса как одну большую говорливую подушку, по светлым волосам, он, уцепившись за хрупкие плечи, потащил парня в его комнату. Сгрузив уже практически бессознательное тело на кровать и чудом успев стянуть с того помятый и пахнущий гарью пиджак с ботинками, Томас наклонился чтобы накрыть напарника одеялом. В этот момент Ньют чуть вздрогнул, на несколько мгновений приходя в себя и приоткрывая глаза, дернул рукой, поднимая ее в воздух и проводя подушечками пальцев по линии подбородка склонившегося над ним Томаса. - Спасибо, Томми, - сонно проворчал Ньют, прежде чем отрубиться и оставить ошарашенного и озадаченного Томаса наедине со звенящей тишиной.***
Ньют откинул голову и шумно задышал, почувствовав как грубые, властные руки рваными движениями ласкают его бока, невыносимо медленно спускаясь ниже, туда, где, завязываясь морским узлом, скапливалось болезненное напряжение. Ньют чувствовал, как горячие губы прикасаются к его пресу, выцеловывают впадинки внизу живота и, словно дразня, спускаются ниже, ко внутренней части бедра. Томас, играющий с ним в довольно опасную игру, был сам заведен не меньше. Ньют это чувствовал по резким, немного нервным ласкам, по тому, как Томас иногда проезжался своим возбуждением по его ноге. Хотя бы по тому, как крепко брюнет сжимал его бедра, то до синяков впиваясь длинными пальцами, то нежно очерчивая выступающие косточки. Томас был предельно нежен и развратен одновременно. Он мурлыкал, целуя молочно-бледную кожу, и тут же прикусывал ее, оставляя красноватые засосы. Он раздвигал худые ноги Ньюта все шире, пытаясь открыть его полностью, получить полный доступ к тому великолепию, что раскинулось перед ним сейчас. Ньют уже из последних сил сдерживал рвущиеся наружу стоны, кусая губы и пытаясь приказать себе не путаться пальцами в коротких каштановых волосах, направляя и показывая, куда нужно обратить все свое внимание. Ньют пытался собрать в кучу остатки своего разума, но каждое прикосновение этих губ, пальцев к его разгоряченной коже выбивало из него все осознанные мысли и вздохи. Когда же эти горячие губы, с очень знакомым «хмыком» и изогнутой полуусмешкой, прикоснулись к покрасневшей головке уже изнывающего члена, Ньют, подвывая, откинулся назад полностью, глубоко и часто дыша, пытаясь не сорваться и не протолкнуть член глубже в глотку Томасу. Когда же Эдисон, с пошлым звуком, заглотил член полностью, Ньют подумал, что сейчас умрет. Рот Томаса был мягкий, влажный и безумно горячий. Идеальный, именно такой, каким представлял его себе Ньют. Томас сделал первое движение языком, сжимая губы и глубже насаживаясь на каменный стояк Ньюта, позволяя тому еще сильнее схватиться за непослушные и все время выскальзывающие из-под длинных пальцев, волосы. Ньют задыхался от переполнявших его чувств, что дарили ему этот по-блядски развратный рот. Ньют уже был на пике своего блаженства, в секунде до того, как эйфория накроет его с головой, разбивая мир на сотни маленьких осколков. За секунду до того, как Ньют был готов вцепиться со всей силы в волосы Томаса и протяжно застонать, он проснулся. И теперь, сидя в кровати и глубоко дыша, Ньют ошарашено смотрел в стену, сминая сбившееся покрывало, и осознавал, что же теперь делать дальше. Все определенно, очень уверенно, целенаправленно катилось ко всем хренам, сметая на своем пути все. И Ньют был совсем не исключением.***
Вообще, мужская кухня – это поле боя. Этот бой будет длиться вечно, пока есть неприготовленная еда и мужчина. А если в доме водятся целых две особи мужского пола, то кухня становится похожа на Лондон после третьей мировой ядерной войны, какой ее описывают во всевозможных фантастических книгах. Но иногда приходится убираться. Например, когда ваш проспавшийся напарник, заходя на кухню, споткнется о любезно валяющиеся полуразобранные пакеты с продуктами и с матами, криками и воплями, заставит вас привести эту разруху в божеский вид. Именно поэтому сейчас кухня блестела и сияла чистотой. Конечно, это было совсем не надолго, но, во всяком случае, Ньют больше не дулся, не рычал и не пытался ткнуть Томаса носом в огромную кучу мусора, что пришлось выносить в три захода после уборки. И сейчас Томас самозабвенно жарил яичницу, когда его телефон тихонько пискнул и завибрировал. На пару секунд оторвавшись от созерцания белого пятна с двумя желтыми глазницами на сковородке, Томас извлек телефон из заднего кармана домашних джинс (тех, что растянулись до неприличия и теперь висели на бедрах) и скользнул взглядом по пришедшему сообщению. Уже собравшись убрать телефон обратно в карман, до Томаса дошел смысл короткого, но емкого текста, что светился на экране. У Эдисона затряслись руки. Поспешно выключив плиту, Томас отошел на два шага назад и, перечитывая злополучный текст снова и снова, пытался понять, в какое же дерьмо ему пришлось вляпаться на этот раз. По всем текущим фактам выходило, что в огромное, зловонное и практически бесконечное. Прикрыв глаза и откинув голову, Томас вслушивался в мерное клацанье клавиатуры в соседней комнате, звон кружки и недовольное, сонное ворчание напарника. На экране мерцало короткое сообщение: «Прекрати, пока не поздно, иначе вам обоим конец» с такого знакомого, вызубренного наизусть номера. Ведь Томасу сегодня утром все же удалось взломать базу Пентагона. Отправителем являлся кошмар всей его жизни – Галли Бетраер. Все определенно катилось ко всем хренам.