* * *
Андрей не слишком спешил приступать к осуществлению последнего пункта, почему-то самым сложным для него оказалось заняться сексом с мужчиной. Для этого ему требовалось собрать всю оставшуюся в нём решительность, поднять из глубины души притихшую жажду приключений, переступить через все внутренние запреты, в течение многих лет устанавливаемые им же самим. К тому же, Андрей с трудом представлял себе, как сможет лечь в одну постель с совершенно посторонним человеком. Для того чтобы он вообще позволил кому-то до себя дотронуться, требовалось, как минимум, чтобы этот «кто-то» Андрею понравился. Конечно, в идеале, это должен был быть человек, которого он полюбит и который полюбит его. Но Звягин понимал, что это, мягко говоря, несерьёзно. Если уж за свои двадцать девять лет он так и не смог встретить такого человека, то за оставшиеся ему два месяца на курорте, куда люди приезжают отдохнуть и оторваться, это было и вовсе нереально. Хотя и очень хотелось. Но сейчас у него просто не было другого выхода. Либо он займётся сексом с первым встречным, либо умрёт девственником. И не просто девственником, а нецелованным ни разу девственником. Хотя, разумеется, для загробной жизни так было бы даже лучше: он явился бы на встречу со святыми апостолами целомудренным и непорочным и сразу же попал бы в рай. Если, конечно, рай существует, если это не просто сказка, придуманная для утешения верующих. Но Андрей был всё-таки прагматиком в душе и не слишком верил в загробную жизнь, а потому в этой ему хотелось испытать всё, что только возможно. Так или иначе, решение было им принято и принято давно, ещё дома, оставалось лишь реализовать его. Для начала ему следовало хотя бы познакомиться с кем-то, а там уже будет видно – займутся ли они сексом в первый же вечер или нет. Андрей допускал, что встреченный им человек может оказаться настолько хорош, настолько в его вкусе, что между ними сразу возникнет притяжение, и он, не задумавшись ни на мгновение, ляжет с этим мужчиной в постель и позволит ему всё и сразу. Если честно, Андрею мечталось именно об этом, когда он составлял весь свой план. Пусть не любовь, но страсть, влечение – с первого взгляда. У него просто не было времени на то, чтобы планировать что-то длительное. Быстротечный курортный роман, ничего не значащий и ни к чему не обязывающий, – вот что было целью Андрея. И пора было начинать двигаться к этой цели, времени у него было в обрез.* * *
Ночная жизнь Лимассола была яркой и насыщенной, развлечения предлагались на любой вкус: от спокойных посиделок за чашкой кофе до отвязных танцевальных вечеринок. Андрей долго колебался, взвешивая все «за» и «против», пока не остановил свой выбор на ночном клубе «7 Seas». По отзывам, нарытым им в той же всемирной паутине, ставшей для него бесценной энциклопедией жизни, это был один из лучших ночных клубов Лимассола с хорошей музыкой, отличным сервисом и шикарным панорамным видом на ночной город. Андрею, в принципе, было безразлично, где искать себе сексуального партнёра, но клуб вместимостью полторы тысячи человек и интернациональная публика, которую обещала реклама, давали больше манёвра для поиска. Хотя он плохо представлял себе, как всё это будет на практике осуществлять. Гей-радар, который должен быть у каждого гея по умолчанию, у него явно отсутствовал, а получить по морде за то, что приставал к натуралу, очень не хотелось. Тем более что Кипр, как узнал Андрей из того же интернета, являлся одной из самых нетерпимых по отношению к лицам нетрадиционной ориентации стран Европы. Учитывая сей факт, ему, возможно, изначально следовало выбрать другую, более толерантную к геям страну, например, Испанию или Нидерланды, но дело было сделано и что-либо менять было слишком поздно. Ночной клуб Андрею, тем не менее, понравился. Сравнивать ему было особо не с чем, но реклама не обманула, что само по себе радовало. Народу было много, на танцполе в мерцающем свете под оглушительную музыку ритмично двигалась толпа полуодетых – или полураздетых? – потных людей, в основном, конечно, молодых. Андрей заказал какой-то коктейль, дождался, пока лучезарно улыбающийся бармен его сделает, огляделся и присел на свободное место к двум девушкам за столиком. Те радостно приняли его в свою компанию и тут же начали знакомиться. Девушки оказались норвежками и обладали присущей этой нации внешностью, то есть были высокими голубоглазыми блондинками, почти неотличимыми с первого взгляда. К тому же, они оказались сёстрами, что только усиливало сходство. Девушки оказались милыми и общительными, а вот имена у них были совершенно зубодробительные: Турбьёрг и Ингунн. Андрей рассказал о том, что он приехал из России, охотно пофлиртовал с соседками по столу, заодно попрактиковавшись в английском, и был приглашён одной из них потанцевать, он даже не особо разобрался, какой именно. Да это и не имело значения. На танцполе они влились в общую массу, как горячий нож в растаявшее масло. Андрей, на сто процентов уверенный, что не умеет танцевать, с удивлением понял, что так, как окружающие его люди, двигаться совсем несложно, а следовательно, танцевать, как все, он умеет. Норвежка двигалась пластично и гибко, её красивое стройное тело извивалось в такт музыке, и Андрей даже пожалел на минутку, что женщины его совсем не привлекают – настолько грациозна и изящна была танцующая девушка. В сравнении с ней он сам был угловат и неуклюж, но, как оказалось, не это в нём было самым главным. – Красивая задница, – обдавая ухо жаром, прижался к нему сзади кто-то горячий, крепкий и явно мужского пола. Во всяком случае, голос, произнёсший пошлую фразу на английском, точно был мужским. «Очень романтично», – подумал Андрей с иронией и попытался вежливо отстраниться от незнакомца. Не тут-то было. Две мускулистые руки обхватили его за бёдра и притиснули ещё крепче, а губы… чужие губы нагло взяли в плен мочку его уха. Андрей неожиданно запаниковал, по спине побежали мурашки и отнюдь не от возбуждения. Нет, конечно, он пришёл сюда как раз за тем, чтобы найти кого-нибудь для занятий сексом, но то, что происходило, ему категорически не нравилось. А кому бы понравилось, если бы ему в задницу упирался возбуждённый член, а чьи-то руки так и норовили сползти с бёдер прямо в штаны? – Нет! – так же на английском категорично произнёс Андрей, оглядываясь и с трудом выдираясь из чужих объятий. Не хватало ещё, чтобы его трахнули прямо на танцполе, а дело шло именно к этому. Не так Андрей представлял себе выполнение последнего пункта своего плана, совсем не так. – Почему? – удивился его внезапный поклонник, оказавшийся крепким смуглым мужиком лет тридцати пяти, прямо-таки вышедшим из эротическо-порнографических грёз Звягина. Правда, от него пахло не свежестью и солнцем, как в тех самых снах, а сигаретами и алкоголем, от чего Андрея сразу замутило. О возможном сексе с подобным типом даже думать было противно, а уж прикасаться – тем более. А ведь этот подвыпивший мачо был так похож на мужчину его мечты… – Потому что, – по-русски отрезал Андрей и сбежал. И с танцпола, и из клуба. Такие знакомства были ему не по душе.* * *
– Она не улетит? – вопрос был задан на русском, но Андрей не спешил открывать глаза и отвечать. Он недавно вышел из воды и теперь с удовольствием валялся на шезлонге, обсыхая и греясь на солнышке. Русскую речь Андрей и до этого слышал довольно часто, туристов из России было в Лимассоле предостаточно. Так что он даже не принял прозвучавший вопрос на свой счёт, решив, что где-то совсем рядом расположились его соотечественники. И вдруг чей-то прохладный и мокрый палец нежно погладил его татуировку-стрекозу. Андрей вздрогнул, открыл глаза и увидел светловолосого улыбающегося мужчину, примерно своего ровесника, присевшего на корточки рядом с его шезлонгом. По довольно бледному телу незнакомца, облачённому только в купальные плавки, стекали капельки воды, а светло-карие глаза лукаво щурились. Андрей растерянно заморгал. Незнакомец заулыбался ещё шире. – Я думал, она живая, – продолжая ласково поглаживать стрекозу, пояснил он. – Вы русский? – спросил Андрей подозрительно. Происшествие в ночном клубе три дня назад не прошло бесследно. О сексе и знакомствах с потенциальными сексуальными партнёрами он и не помышлял. Ему казалось, что не только секс с кем бы то ни было, но даже прикосновения постороннего человека вызовут у него мерзкое ощущение тошноты и его вывернет наизнанку. Но нет. Этот незнакомец, совсем, кстати, не похожий на мужчину его мечты, нежно наглаживал Андрея по плечу, и это было даже неожиданно приятно. – Нет, – незнакомец покачал головой, с явной неохотой отрывая палец от плеча Андрея. – Я англичанин, а вы русский, верно? Только теперь Андрей обратил внимание на некоторую неправильность в речи незнакомца. Тот говорил по-русски очень хорошо, но акцент всё равно был, теперь это стало заметно. – Да, – кивнул Андрей. – Но почему… что вам от меня нужно? Незнакомец пожал плечами и поднялся. Теперь он смотрел на Андрея с высоты собственного роста, но взгляд его по-прежнему был приветливым и располагающим. – Здесь довольно скучно, вы не находите? Проводить целые дни на пляже, конечно, замечательно, но довольно однообразно, – проговорил англичанин. – Я наблюдаю за вами несколько дней, мне показалось, что вам тоскливо здесь одному. – И вы решили меня развлечь? – саркастически поинтересовался Андрей. – Скажем так, – улыбнулся незнакомец, – мне тоже довольно скучно. Я решил всего лишь предложить вам скучать вместе. Настала очередь Андрея пожимать плечами. Мужчина, хоть и не был мускулистым смуглым черноволосым красавцем-мачо, а напротив – стройным худощавым блондином, производил приятное впечатление. К тому же, он предлагал Андрею не немедля заняться сексом, а элементарное знакомство и, возможно, дружбу. У него никогда раньше не было друзей, и шанс попробовать напоследок ещё что-то новое, выглядел весьма заманчиво, хотя этого пункта в его плане изначально и не было. – Хорошо, – нерешительно протянул Андрей, – давайте скучать вместе. Мужчина обрадовался. – Отлично! – воскликнул он. – Тогда первым делом нам нужно познакомиться. Питер Джулиус Флинн, – со свойственной англичанам чопорностью отрекомендовался мужчина, но тут же рассмеялся, не выдержав серьёзного тона. – Андрей Борисович Звягин, – представился и Андрей. – Могу ли я называть вас Эндрю? – вежливо поинтересовался англичанин, присаживаясь на край шезлонга Андрея. – Имя Анд-рей слишком сложно для меня, а Эндрю зовут моего кузена. Андрей вновь пожал плечами, ему было безразлично, как будет звать его новый знакомый. – Хоть горшком называйте, только в печь не сажайте, – бросил он. Питер несколько мгновений смотрел на него, видимо, осмысливая сказанное, потом расхохотался. – Русская поговорка, верно? – уточнил он. – У вас очень интересный язык. – Но вы прекрасно на нём говорите, – не удержался от комплимента Андрей. – Гораздо лучше, чем я по-английски. – Моя бабушка в своё время жила в России, – пояснил Питер охотно. – Правда, тогда это был ещё Советский союз, прошло уже лет тридцать, не меньше. Она вернулась как раз перед моим рождением. – Вам тридцать лет? – Двадцать девять, – уточнил Питер. – А вам? – Столько же, – улыбнулся, наконец, Андрей. Англичанин радостно заулыбался в ответ. – Тогда сам Бог велел нам перейти на «ты», верно? – Согласен, – кивнул Андрей. – Этот ваш русский язык ужасно сложный, – пожаловался Питер. – У нас нет этого разделения на «ты» и на «вы». Всё гораздо проще. – Зачем же ты взялся изучать его? – спросил Андрей. – Бабушке было не с кем практиковаться в русской разговорной речи, вот она и вовлекла в процесс меня, – объяснил Питер. – Сначала было очень сложно, потом проще. Правда, я уже лет пять не практиковался, было не с кем. – А бабушка? – Она умерла, как раз пять лет назад, – на беззаботное лицо англичанина набежала тень, но, видно, Питер был из тех людей, что не любят демонстрировать свои чувства посторонним людям. – Она прожила долгую интересную жизнь и умерла легко, во сне. – Моя бабушка, – медленно проговорил Андрей, глядя в лицо нового знакомого, – тоже умерла пять лет назад, во сне. – Я уверен, – серьёзно сказал Питер, – если мы пороемся в своих биографиях, мы найдём ещё немало совпадений. Судьба столкнула нас совсем не зря, Эндрю. – А как ты догадался, что я русский? – полюбопытствовал Андрей. – Просто я очень внимательный человек, – похвалился Питер с непосредственностью пятилетнего мальчугана. – Я же сказал, что наблюдал за тобой несколько дней. Когда кто-то рядом говорил на русском языке, ты часто смотрел в ту сторону, и я просто сделал предположение. И, как видишь, оказался прав… Идём окунёмся в море? – Идём, – согласился Андрей, поднимаясь с шезлонга. Так в его жизнь вошёл, а точнее, ворвался Питер Флинн.* * *
– У меня машина, я взял здесь напрокат восхитительный кабриолет Рено Меган, давай сейчас пообедаем, а потом поедем смотреть город Курион, – безапелляционным тоном предложил Питер на второй день знакомства. Они лежали на соседних шезлонгах и предавались ленивому ничегонеделанию. Андрея такое времяпрепровождение вполне устраивало, но, по всей видимости, у Питера был иной взгляд на отдых. – А что это за город? – вяло поинтересовался Андрей. – Ты не знаешь? – изумился Питер. – Это же древний город-государство! Он построен в двенадцатом веке до нашей эры! – Я понял, понял, – попытался прервать словоизлияния англичанина Андрей, но тот не унимался: – Сейчас на месте города Археологический парк. Там находятся развалины Куриона. Это одно из самых интереснейших исторических мест на Кипре. Побывать там просто необходимо! Андрей неохотно повернул голову и посмотрел на воодушевлённого приятеля. – Развалины? – переспросил он. – Что интересного может быть в развалинах? – Ты не прав, – горячо заверил его Питер. – Это же мировая история! Вообще-то Андрей и сам планировал посетить какие-нибудь исторические достопримечательности. Турист он, в конце концов, или не турист? Однако после неудачного опыта в ночном клубе на него навалилась апатия. Он струсил, не смог воспользоваться так удачно подвернувшимся шансом заняться сексом со смуглым черноволосым мачо, его план трещал по швам. В свете этих событий осмотр исторических достопримечательностей как-то резко потерял привлекательность в глазах Андрея. – Ты историк? – осведомился он у Питера. Тот покачал головой, с лёгким удивлением глядя на Андрея. – Нет, у меня экономическое образование, – ответил он. – История – моё хобби. Но, послушай, разве тебе неинтересно побывать в городе, которому больше трёх тысяч лет? Андрей индифферентно пожал плечами. – Слушай, ну так же нельзя! – вскричал Питер. – Вот вернёшься в свою хмурую заснеженную страну и тебе даже вспомнить будет не о чем. Андрей отогнал тоскливую мысль о том, что уже никогда не вернётся в свою страну, не увидит её ни хмурой и заснеженной, ни тёплой и солнечной. Никогда. Говорить что-либо Питеру на эту тему он тоже не стал, это было бы глупо – навешивать свои проблемы и печали на совершенно постороннего человека. Поэтому он просто снова пожал плечами. – Ну, признайся, – в глазах Питера горел азарт, устоять перед которым было невозможно, – ты просто вредничаешь, дразнишь меня, а сам очень хочешь поехать. – Ладно, – улыбнулся Андрей. – Ты меня раскусил. – Ага, – с довольным видом произнёс Питер. – Я так и думал. А ты хитрец, Эндрю, – Андрей только неопределённо хмыкнул на это заявление. А Питер продолжал с воодушевлением: – Знаешь, на Кипре полно мест, которые нужно обязательно осмотреть до отъезда. А у меня осталось всего девять дней, нам с тобой за это время нужно всё успеть!* * *
Курион, как и музей Кипра в Никосии, форт Ларнаки, бухта Афродиты в Пафосе, Киккский монастырь, – эти и все остальные места, где они побывали в последующие дни, не могли не произвести впечатления на Андрея. От этих мест веяло древней историей, каждый камень на сказочном острове Кипр имел свою легенду и помнил людей, живших на этой земле три тысячи лет назад. Жаль, что камни не умеют говорить, думал Андрей, они о многом могли бы рассказать. За неделю они с Питером исколесили почти весь Кипр на светло-сером кабриолете, взятом англичанином на прокат. Питер с упоением таскал его по всем мало-мальски значимым историческим местам и взахлёб о них рассказывал. Такого экскурсовода ещё надо было поискать. Ни один профессиональный гид не смог бы сравниться с англичанином, который с горящими восторгом глазами вываливал на Андрея всё, что знал сам. А знал он немало. Иные подробности заставляли Андрея хохотать, иные – вздрагивать от ужаса. Питер умело нагнетал атмосферу своего рассказа, слушать его было захватывающе интересно. – Откуда ты всё это знаешь? – не выдержал однажды Андрей. Они как раз были в бухте Афродиты, и англичанин рассказывал, что всех, кто хоть раз искупается в этой бухте, ждёт волшебный подарок от богини любви – вечные молодость и красота. – Знаешь, – на губах Питера появилась мечтательная улыбка, – когда-то я, и правда, хотел стать историком, но жизнь распорядилась иначе. Теперь я в течение года усердно работаю и мысленно планирую свой отдых. Я заранее намечаю, что следует посмотреть во время отпуска, и изучаю всё, что касается этих мест. Когда я в прошлом году был в Египте, даже местные экскурсоводы слушали меня, открыв рот. – У тебя исключительная память, – улыбнулся Андрей. – Не жалуюсь, – засмеялся Питер и потащил несопротивляющегося друга купаться. Получить молодость и красоту на халяву, то есть в подарок, очень хотелось, причём обоим. Общительность Питера поражала всяческое воображение. Во всех местах, где они только появлялись и англичанин начинал свою познавательную лекцию, к ним тут же присоединялось несколько человек, по большей части, русских туристов, следующих за ними по пятам и искренне считающих Питера русскоговорящим гидом. Глядя на слушающих Питера туристов, Андрей охотно верил в байку англичанина о египетском путешествии и о внимающих ему с открытым ртом гидов. Звягин не знал, конечно, каким англичанин был экономистом, но в нём явно пропадал талантливый историк. Андрея неподдельно восхищал обширный словарный запас Питера: тот шпарил на русском так лихо, как не говорят некоторые соотечественники Звягина. Надо признать, Питер Флинн оказался поразительным человеком, знакомство с ним было, пожалуй, самой большой удачей в серой жизни Андрея. Англичанин расцвечивал его последние дни яркими радужными красками, и Андрей мог только сожалеть, что не встретил Питера раньше. И, конечно, они фотографировались. Везде, где ступала их нога, и вместе, и по отдельности. Питер ловко управлялся со своим фотоаппаратом и периодически заставлял своего спутника просматривать получившиеся снимки со словами: «Смотри, смотри, какой кадр, Эндрю! А ты, ты, смотри, какой ты красавчик!» Это льстило Андрею и одновременно забавляло. А ещё – жутко смущало. Со стороны Питера это было всего-навсего проявлением дружбы и хорошего отношения, а вот со стороны Андрея… Чем больше времени они проводили вместе, чем больше открывался перед ним Питер, тем яснее Андрей понимал, что влюбляется в этого человека, в мужчину «не своей мечты». Настороженность первого дня, сменившаяся приятельскими отношениями, перешла в тёплую дружбу довольно быстро, практически моментально. Питер, открытый, живой, дружелюбный и забавный, легко, как никто другой, проник в душу Андрея, просочился под кожу, и тот даже не заметил, как присутствие рядом англичанина стало само собой разумеющимся, а вот отсутствие – заметно раздражающим. Как и когда дружба трансформировалась во влечение, Андрей не понял. Лишь когда его взгляд с бросающейся в глаза настойчивостью стал останавливаться то на губах, то на шее, то на других открытых частях тела Питера, до Звягина дошло: он хочет англичанина, хочет быть с ним, хочет заняться сексом именно с ним, с высоким худощавым блондином, а не с абстрактным мускулистым брюнетом-мачо, как мечталось ему когда-то. Тем мужчиной, с которым Андрей, не задумываясь, лёг бы в постель и позволил бы всё и сразу, оказался Питер Флинн. А потом он понял, что это не просто влечение. Те чувства, что владели им, были гораздо глубже и сильнее банального влечения. Андрей влюбился. Влюбился и хотел быть с этим человеком всегда, хотел обладать им и принадлежать ему, хотел делить с ним ночи и проводить дни, хотел рассказывать ему свои секреты и погружаться в его тайны, хотел любить его и быть любимым им. Андрей хотел Питера в своё полное и безраздельное владение. Навсегда. Вот только «навсегда» Андрея стремительно близилось к концу, а Питер… Питер был милым, добрым, весёлым. И натуралом. Нет, Андрей не знал этого наверняка, но если бы англичанин был геем, то уж, наверное, дал бы это понять каким-то образом, нет? Как бы то ни было, Андрей ни за что не решился бы пожертвовать их дружбой ради сомнительного шанса на взаимность. Ему не хотелось терять Питера из-за эфемерной надежды, что тот сможет понять и даже принять его чувства. Англичанин наполнял его жизнь светом, теплом и яркими красками. Было глупо желать большего. И Андрей не желал, честно. Вот только во снах его теперь царствовал худощавый светловолосый англичанин, такой желанный и такой недоступный одновременно.* * *
– Ты меня достал. Ты придурок. Не самые романтичные фразы на свете, хотя, конечно, для кого как. Андрей Звягин в жизни не слышал ничего романтичнее, потому что именно после этих слов Питер его поцеловал. Они бродили по Святилищу Аполлона в Лимассоле, и англичанин казался задумчивым и менее разговорчивым, чем обычно. Ему оставалось всего три дня на Кипре, а потом его ждала дорога домой, в родной туманный Альбион. Они молча шли по развалинам Святилища, неожиданно Питер остановился, схватил Андрея за плечи, выдал свою «романтичную» фразу, прижал его к полуразрушенной временем каменной стене и поцеловал. Что может рассказать о поцелуе тот, кто ни разу не целовался до этого? Как может объяснить, что он почувствовал в момент, когда чужие губы прильнули к его собственным? Взрыв сверхновой? Полёт в пропасть? Порхание бабочек в животе? Нет, бабочек точно не было. Был только Питер, только его губы, только его руки. Питер целовал его горячо и жадно, словно путник, умирающий от жажды и вдруг дорвавшийся до родника. Андрей, замерший в первое мгновение от неожиданности, но быстро пришедший в себя и понявший, что вот оно – то, о чём он не смел и мечтать, и оно происходит наяву, не во сне, и нужно успеть насладиться этим сполна, отвечал ему с той же, если не большей страстью, неумело, неловко, но горячность и искренность вполне успешно заменяли ему опыт. Он обвил руками Питера, прижимая его к себе как можно крепче, желая дать понять, насколько желанен и необходим он Андрею. Голова у него кружилась, перед глазами всё плыло, ноги мгновенно ослабели, и если бы не предусмотрительность Питера, надёжно прижимавшего Андрея к стене, тот наверняка упал бы. Ничего чудеснее в своей жизни Андрей не испытывал, и он отдал бы многое, чтобы этот поцелуй длился бесконечно. Но лёгким, оказывается, тоже иногда нужен воздух. Питер отстранился, тяжело дыша и глядя в глаза Андрея с неутолённой жаждой. Его руки по-прежнему лежали на плечах Звягина, не позволяя ему отодвинуться от древней кладки даже на миллиметр. – Ты придурок, – повторил англичанин, но его нежный тон противоречил вроде бы грубым словам. – Сколько ещё ты тянул бы, Эндрю? Пока я не уехал бы? – Не знаю, – так же тяжело дыша, промямлил Андрей. – Наверное. – Мой придурок… – Питер вновь прижался к его губам в жгучем затяжном поцелуе. И снова. И снова. И снова. До тех пор, пока их не вспугнула толпа туристов во главе с гидом-киприотом. Уже потом, гораздо позже, когда они ужинали в каком-то ресторане на набережной, Питер рассказал, что Андрей понравился ему с первого взгляда и именно по этой причине он и наблюдал за ним столь пристально несколько дней, не решаясь подойти. Знакомиться без повода было как-то неприлично, а ведь Питер не какой-то там нахал и сорвиголова, как могло показаться Андрею на первый взгляд. Нет, Питер вполне приличный и даже закомплексованный человек. На этих словах Андрей многозначительно хмыкнул, и англичанин немедленно разразился спичем в свою защиту, вплетая в свою речь целые философские выкладки. Хорошо. Андрей улыбался, слушая разглагольствующего англичанина. Рядом с Питером ему было очень хорошо, и он бы очень хотел, чтобы это длилось вечно.* * *
Они занялись сексом, нет, не сексом – любовью, как раз накануне отъезда Питера. В этот день они уже никуда не поехали, ни на какую экскурсию, целый день провели на пляже, купаясь и загорая, потому что Питер с преувеличенной горечью сетовал, что вернётся домой таким же бледным, как и был. Это было не совсем правдой, за прошедшие дни бледная кожа Питера покрылась лёгким золотистым загаром, едва заметным, но Андрей точно знал, что он есть. Потом они поужинали в ресторане, беседуя ни о чём. Им обоим было совсем не так весело, как обычно, и Питер не сыпал шутками и смешными историями, и Андрей был задумчив, и даже море шумело тихо и меланхолично. О будущем по молчаливому уговору они не говорили. Да и какое уж там будущее, когда Андрею оставался всего месяц? Или чуть больше. Или чуть меньше. У него просто не было будущего, а втягивать в это Питера… Нет, ни за что. Тот и так сделал для Андрея больше, чем все остальные люди на земле вместе взятые. Нет, они просто проведут вместе этот последний вечер, решил Андрей, потягивая вино и любуясь своим англичанином, просто насладятся обществом друг друга и займутся любовью – неспешно и со вкусом. Это будет волшебно. И это было даже лучше, чем волшебно. Их тела идеально подходили друг другу, они понимали друг друга без слов, их сердца бились в унисон, их стоны и крики отдавались в ушах райской музыкой. Для них двоих не существовало ничего больше, кроме них самих. Были только они и их чувства. Любовь? Притяжение? Страсть? Андрей не хотел думать об этом, не хотел тратить драгоценные мгновения на никчёмные размышления. Что бы их ни связало, это было прочнее корабельного каната, это было не разорвать и не разрушить. Андрей точно знал, что это останется с ним навсегда, до последнего вздоха. И пусть все волшебные сказки заканчиваются банальной свадьбой героев, волшебная сказка Андрея Звягина закончилась ярким фееричным сексом с любимым человеком, и это было его маленькой победой над своим серым существованием.* * *
А утром Андрей проснулся в своей постели один. Питер уехал, даже не разбудив его и не попрощавшись. Ушёл по-английски, с грустью констатировал Андрей. Хотя что ещё они могли сказать друг другу? Всё, что можно было только выразить, сказали ночью их тела. Это был прекрасный курортный роман, сделавший Андрея совершенно счастливым. Ему больше не о чем было мечтать. Несколько дней он провёл, словно во сне. Привыкнуть к мысли, что Питера больше нет рядом, было нелегко, настолько привык к его обществу Андрей за десять самых романтичных и сказочных дней своей жизни. Без Питера мир вновь потерял все свои краски. Без Питера вновь вернулись боли в желудке – болезнь безжалостно напоминала о себе. Без Питера даже ночи стали длиннее, ему вновь не спалось, и он вновь проводил на балконе долгие часы. В один из дней Андрей даже не пошёл на пляж. Была уже середина сентября, но днём по-прежнему было жарко, а ночью тепло, хотя солнце уже не обжигало, а грело мягко и ласково. Прекрасная погода, прекрасный остров, а вот настроение было ни к чёрту. Мысли о том, что не стоит ждать естественного конца, который принесёт ему только боль и страдания, что можно прервать жизнь гораздо раньше и избавить себя от мучений, причём не только физических, настойчиво лезли в голову. Что делать, его душа тосковала, и тело проявляло солидарность. Ему было по-настоящему плохо. Однако какая-то смутная надежда не позволяла отчаянию взять верх. У него есть ещё немного времени, он подождёт еще чуть-чуть. Он был благодарен судьбе за то, что она хотя бы напоследок сделала ему такой великодушный и щедрый подарок – встречу с Питером. С человеком, который подарил ему сказку. Поначалу Андрею казалось, что он сам организовал себе эту сказку, вложив в неё все свои деньги и всю свою душу. Но он ошибался: сказка началась только тогда, когда в его жизни возник этот удивительный, потрясающий, неповторимый англичанин, единственный на земле. Питер Флинн ворвался в его жизнь яркой кометой, раскрасил его серый мир радужными красками, одарил бесценными дарами, сделал счастливым. Желать большего было бы преступлением. Андрею оставалось совсем немного, но последние его дни будет освещать хранимая в памяти улыбка Питера. О, как много всего хранилось ещё в памяти Андрея: их поцелуи, их прогулки, их ночь, полная страсти и огня, – сладкие, сладкие воспоминания. Умирая, он будет перебирать их, как монах свои чётки. От мыслей его отвлёк звонок мобильного, который он отключил ещё дома, ведь ему некому было звонить и никто не мог звонить ему. Он с лёгким изумлением посмотрел на незнакомый номер, высветившийся на дисплее. Ну да, как раз накануне отъезда Питера они обменялись номерами телефонов, чтобы быть на связи, как сказал тот, и Андрей оживил свой мобильник. А вдруг это звонит он? Андрей нетерпеливо нажал на зелёную кнопку. – Алло! – крикнул он в трубку. – Андрей Борисович Звягин? – незнакомый женский голос никак не мог принадлежать Питеру, и Андрей разочарованно вздохнул. Хотя бы самому себе можно было уже признаться, что он ждёт звонка Питера, мечтает о нём. А он снова и снова пытался обмануть самого себя. Какой в этом смысл? Всё равно ему осталась пара-тройка недель – и финал. Закономерный и естественный. – Да, – отозвался он. – Наконец-то я до вас дозвонилась! – радостно вскричала незнакомка. – Куда же вы пропали? – Кто это? – нахмурился Андрей. Он бы решил, что кто-то ошибся номером, если бы женщина не обратилась к нему по имени-отчеству. – Это Вероника Евгеньевна, – представилась, наконец, женщина. – Врач из поликлиники. Вы были у меня на приёме в первых числах июля, помните? Ещё бы Андрей не помнил. Эта женщина вынесла ему приговор, щедрой рукой отмерив три-четыре месяца жизни. Разумеется, он её помнил. – Да, – сухо ответил он. – Андрей Борисович, золотой мой, – зачастила Вероника Евгеньевна, – я должна принести вам глубочайшие извинения. Произошла чудовищная ошибка! Разумеется, все виновные уже строго наказаны. Конечно, девочку, которая перепутала результаты исследований, не уволили, она у нас первый год работает, но ей объявили выговор и… – Подождите, – перебил женщину Андрей. – Что значит «перепутала результаты исследований»? – Ну, видите ли, – замялась врач, – в одно время с вами анализы и эндоскопическое исследование проходил Звягинцев Алексей Бенедиктович, двадцать девятого года рождения… вот регистратор и немножко напутала: ваши результаты вложила в его амбулаторную карту, а его – в вашу. Ну и вот… – То есть как это «немножко напутала»? – изумился Андрей. – Как такое вообще могло произойти? У вас серьёзное учреждение или так, шарашкина контора? – Я понимаю ваше возмущение, Андрей Борисович, но, видите ли, у вас созвучные фамилии, а народу много… – У нас разные фамилии! – рявкнул Андрей, не сдержавшись. – Как их вообще можно было перепутать? И имена совершенно разные, про возраст я уже молчу! – Ну, так это если полностью, всё разное, – заюлила женщина, – а на результатах указываются только инициалы: «Звягин А.Б., 29 л.» и «Звягинцев А.Б., 29 г.р.». Вот и вышла ошибочка… Эм… – Ошибочка?! – Андрей на несколько мгновений потерял дар речи, а потом вдруг до него дошло: – То есть… погодите-ка… я, что, здоров? У меня нет этой самой карциномы? Я не умру? – Ну-у-у… – Вероника Евгеньевна кашлянула, – умрёте, конечно, когда-нибудь, лет через пятьдесят, например, или шестьдесят. У вас всего-навсего разыгрался гастрит, никакой карциномы у вас нет и в помине. – Так какого чёрта вы сообщаете мне это только сейчас? – возмутился Андрей. – Почему не позвонили раньше? – Так это… – врач запнулась. – Тот больной, видите ли, две недели назад умер, а в карточке… Короче говоря, его родственники скандал учинили, грозятся теперь в суд на нас подать, – пожаловалась она. – Я тоже подам на вас в суд, – поняв, что если бы не неизвестные ему родственники почившего дедули, он так и не узнал бы, что относительно здоров. В сравнении с карциномой разыгравшийся гастрит был просто детской забавой. – Андрей Борисович, – взмолилась женщина, – миленький, я сразу же, как всё выяснилось, стала вам звонить, но сначала у нас не было вашего сотового, на работе сказали, что вы уволились, а по месту вашей прописки дверь открыла молодая женщина и сказала, что вы продали квартиру и уехали за границу. Ну, как я могла я вас найти? А вот сегодня мне нашли ваш номер телефона, он, оказывается, на карточке был записан, и я тут же… – Ладно, – буркнул Андрей, – Бог с вами. Только ответьте себе на один вопрос: что бы вы почувствовали, если бы я не дождался вашего звонка и наложил на себя руки? Желаю вам счастья, – и отключился, не желая больше продолжать разговор. Иногда, читая книги из средневековой истории, Андрей задавался вопросом, а что испытывает человек, которого неожиданно помиловали за пять минут до казни. Теперь, благодаря родной российской медицине, он знал ответ на этот вопрос. Андрей замер, глядя бессмысленным взглядом на сгущающиеся за окном сумерки. Кажется, ему только что подарили жизнь во второй раз, вот только возвращаться ему было некуда.