Из пометок на полях рукописи
Глава 14
Хань с удовольствием смотрел на убегающую вперёд «дорожку» из огней. Яркость свечения была идеальной: не слепила, не заставляла напрягать зрение — смотреть на Арену оказалось приятно. Слева зависли болиды Тао и Чонина на идентичных позициях, а справа — болид Ифаня имперской сборки. Бэкхён уломал-таки Ифаня. Не без активной помощи Чонина. Они уговорили Ифаня сыграть «на интерес» и прогнать по прямой по Арене, чтобы выяснить, кто победит в заезде на скорость. — Чонин не считается, — объявил по внутреннему каналу связи Ифань безапелляционным тоном. — Почему это я не считаюсь? — немедленно возмутился Чонин. — Потому что ты и так самый быстрый. Если гнать по прямой, шансов нет ни у кого, — мрачно признал сильную сторону Чонина Ифань. — Так что ты не считаешься. Без вариантов. — Ну вот... Что за дискриминация? Бэкхён, меня обижают... — Тебя обидишь, как же. Это Ифань просто мстит тебе за нарушение негласного правила... — ...никакого секса внутри команды, — тут же заржал на канале связи Тао. — Вот именно! А то по ним ничего не видно, да? Даже табличку «Они предавались разврату» не нужно вешать, — сердито пробурчал себе под нос Ифань. Но постарался пробурчать так, чтобы его услышали все. И Хань ума не мог приложить, как Ифань умудрился различить на его шее засосы, ведь те почти сошли и не бросались в глаза. — В самом деле? — тихо спросили незнакомым голосом. На канале связи тут же воцарилась гробовая тишина. Тао и Хань натужно соображали, кто бы это мог быть. — Привет, — спустя пару долгих минут пробормотал Чонин. — Откуда и какими судьбами? — Мы с Каем к тебе в гости. Если ты не против, конечно. — Конечно, нет. Для тебя дом открыт всегда, ты же знаешь. — Привет, Шунь, — буркнул Ифань, прояснив тем самым ситуацию. Тао едва слышно выдал короткое, но жутко нецензурное словечко, выступавшее в роли весьма уместного междометия. — Ладно, что там с гонкой? Чонин, ты не летишь? — Было бы здорово, тогда у нас хоть не возникнет новый комплекс неполноценности. — Нет уж, лечу, — обломал всех Чонин. — Из вредности лечу. Бэкхён отсчитал старт и дал отмашку короткой командой на канале связи. И четыре болида рванули вперёд — по «дорожке», отмеченной огнями с равными промежутками между ними. Поскольку стартовали без разгонников, Чонин тут же оставил всех за кормой. — Я ж сказал, что он не считается, — расстроенно протянул Ифань. — У него в голове мощный компьютер как будто. Разве можно с такой скоростью всё рассчитывать? — Он считает, но у него ещё и чутьё есть, — хихикнул Бэкхён. — Шевели попой, а то скоро совсем из вида потеряешь Чонина. Второй результат пока у Ханя. Хань, поднажми. — Без того жму, — рыкнул Хань. Он и в самом деле прилагал усилия, чтобы не просто обставить остальных, но и догнать Чонина. Догнать, впрочем, не выходило. На прямой Чонин и впрямь блистал так, как Ханю и не снилось. И использовал Чонин вращение болида не только для разгона, но и для ускорения, постоянно наращивая скорость и практически выходя за пределы первой космической. Неудивительно, что он часто вылетал с трассы — на такой скорости трудно выполнять сложные трюки с резкой сменой траекторий движения. Ту же спираль пройти непросто. Зато на прямой хрен догонишь... Чонин к финишу пришёл первым, разумеется. Вторым туда добрался Хань с позорным отрывом в двадцать семь секунд. Ифань отстал от Ханя на две секунды, а Тао — на пять. Неплохо, хотя могло бы быть и лучше. Так им Бэкхён и заявил. Не Бэкхён, а маленький засранец, бесстыже болевший за Чонина. После гонки Хань сына Чонина и Шуня не увидел, поскольку они остались на своём челноке, зато увидел, когда они добрались до замка Чонина в компании неизбежного Бэкхёна. Кай походил на Чонина, разве что цветом волос пошёл в Шуня. Сам Шунь выглядел спокойным и сдержанным, утончённо-холодным и предельно аристократичным — совсем не так, как на том снимке в комнате Чонина. И Хань недоумевал, в кого же Кай уродился таким шумным и непоседливым. Они вместе с Бэкхёном тут же спелись и занялись всякими проделками. Пока эти двое дурачились, Шунь сидел в тени дерева под дождём из нежных лепестков, а Чонин валялся рядом, удобно пристроив голову у Шуня на коленях. Хань сам по себе торчал под другим деревом и время от времени косился в сторону Чонина и Шуня. И пытался понять, что у этих двоих за отношения такие. Они не целовались и не обнимались, но и не держались так, словно чужие друг другу люди. Впрочем, Хань плохо себе представлял отношения в разбитых истинных парах. Ему лишь всегда твердили, что в истинных парах люди не просто близки, как и положено влюблённым, но ещё и близки духовно, и это очень по-особенному. Дескать, трудно объяснить, а для беты это и вовсе недоступно. А ещё Ханя озадачивало отношение к нему Шуня: тот обращался к нему вежливо и мягко, не рассматривал пристально и оценивающе, не проявлял ревности и не вёл себя по-собственнически... И Хань сломал себе голову в попытках разобраться во всём этом. Ужинали в общем зале за длинным столом. Остальные — ужинали, а Хань отказывался от блюд, потому что меньше всего хотел сесть в лужу при Шуне со своими сомнительными познаниями в области столового этикета. Он не Бэкхён, который мог лажать с непередаваемым изяществом и сохранять при этом потрясающее чувство юмора. Бэкхён вообще ел подозрительные грибы руками, потому что иначе они у него улетали с тарелки при тычках вилкой. После окончания пытки ужином Хань поспешно сбежал в отведённую ему комнату, ополоснулся под душем и с чувством облегчения упал на кровать. Блаженствовал недолго, поскольку в дверь постучали. Пришлось встать и открыть. И остолбенеть на пороге, поскольку за дверью красовался не кто-то там, а У Шунь собственной персоной. Он откинул со лба серебристо-белую чёлку, едва заметно наклонил голову в подобии поклона и решительно прошёл мимо Ханя в комнату, без приглашения опустился в ближайшее кресло и закинул ногу на ногу, сложив руки на колене. Хань заторможенно закрыл дверь, добрался до соседнего кресла и тоже сел, вопросительно уставившись на внезапного гостя. — Не знаю, о чём ты думаешь, но вряд ли в правильном направлении, — начал Шунь, и Хань тут же смешался под пристальным взглядом голубых глаз, припомнив, что именно услышал на Арене У Шунь и что мог подумать о нём и Чонине. Всё равно это отличалось от истины. После того случая в комнате Чонина Хань вполне успешно Чонина избегал — больше они вместе не спали. Хань решил, что так будет лучше. Ему хватало Чонина и на трассе, потому что каждая их тренировка сама по себе напоминала ему секс на первой космической скорости. Достаточно. — Если ты подозреваешь меня в ревности или в том, что я намерен выдвинуть ультиматум, то тоже напрасно. Мы с Чонином расстались больше двух лет назад. На самом деле. Окончательно. И у меня нет больше права на него, как и у него нет права на меня. Ты зря волновался всё время — это было заметно. Ну здорово... Хань невольно помрачнел. Мало того, что ему паршиво, так ещё и скрыть это не выходит. — Я подумал, что поговорить с тобой будет хорошей идеей, поскольку ты не из Империи, наверняка многого не знаешь, а с Чонином всегда сложно — это я знаю лучше, чем кто-либо ещё. И, вопреки всему, я хочу, чтобы он был счастлив. — Почему? — машинально спросил Хань, не успев подумать головой и прикусить себе язык. — Потому что он остаётся моей истинной парой даже сейчас. И я люблю нашего с ним сына. Хотя для тебя это неважно. Но важно для меня. Итак, с чего бы начать... Ты ведь знаешь, что Антарес — это Империя? Хань ошарашенно кивнул, пытаясь постичь логику Шуня. — Чудно. Ты знаешь, что Чонин занимает определённое положение в Империи? — Князь какого-то там ранга... — пробормотал ещё более озадаченно Хань. — Князь первого ранга. Это означает, что он желанный гость при дворе Императора и имеет право на собственное место в императорской свите. Со временем. Пока он наследник, так что существует ряд ограничений в этом вопросе, но это мелочи. А ты знаешь, что для людей его положения существуют и определённые запреты? — Э... Какие? — Теперь Хань уже боролся с дурным предчувствием. — Брачные — в том числе. Видимо, он не упоминал об этом. Хотя я не знаю, каковы ваши отношения. И не знаю, как долго вы... Но это меня не касается. — Шунь вздохнул, переплёл тонкие пальцы и немного скованно продолжил: — Это из-за порядка наследования. Так считается. Чонин не имеет права вступать в брак повторно. Это запрещено. В генеалогической карте рядом с его именем будет указано моё. Только один раз. И приписать там ещё одно имя невозможно. Если Чонин заключит новый брак даже за пределами Империи, это будет считаться преступлением против Короны. Хань смотрел на Шуня с изумлением. Нет, он не подозревал Шуня во лжи, да и если бы Шунь хотел солгать, придумал бы нечто более естественное и простое, чем такое вот... такое. — Преступления против Короны относятся к самым тяжким и караются смертной казнью, — безжалостно добил Шунь. — Хочу, чтобы ты это знал, потому что, как я уже сказал, я хочу, чтобы Чонин был счастлив, и не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Тех двух лет... после той гонки... мне хватило. — Я не понимаю... — Постой! — Шунь выставил перед собой ладонь. — Я не собираюсь говорить тебе, что ваши отношения невозможны. Они невозможны на официальном уровне. Чонин никогда не сможет сделать тебе предложение и попросить твоей руки. А если он это и сделает, ты должен будешь ответить отказом. — П-почему?.. — Потому что так хочу я. — Вот теперь сразу стало заметно, что У Шунь брат Ифаня — те же властность и надменность и в чертах, и в голосе. — И, если угодно, это моё условие. Как человека, который родил Чонину наследника. И как человека, которому жизнь Чонина небезразлична. Если он сделает тебе предложение, тем самым подпишет себе смертный приговор. И не надо детских рассуждений об огромности Вселенной, где нетрудно затеряться. Ты ничего не знаешь об Империи. И не знаешь, как тут вершится правосудие. И понятия не имеешь, что случается с теми, кто совершает преступления против Короны. Отменить приговор даже сам Император не в силах. — Но ты сказал... — Да, я сказал, что ваши отношения всё равно возможны. Но без брака. Это всё равно ударит по Чонину так или иначе, но не повлечёт за собой таких ужасных последствий, как брак. Так называемые «полуофициальные» отношения возможны. Тебя будут считать наложником Чонина. Это почти что брак, просто у тебя не будет права называть Чонина мужем. Это уже ваше дело. Самое важное я уже сказал. Понятия не имею, какие чувства питаешь к нему ты, а какие — он к тебе, но считаю, что ты должен знать о том, что Чонин никогда не сможет тебе предложить. Не потому, что не захочет, а потому, что это запрещено. Высокое положение — это не только права и привилегии, но ещё обязанности и ответственность, и узы из запретов. — А Ифань? Он тоже... ну... — Да. Точно так же, как и я. У нас троих нет права на повторный брак. — Зачем же вы с Чонином расстались? — Хань всё ещё пытался переварить всё, что услышал от Шуня. — Если он пожелает, он тебе расскажет. С моей точки зрения... это тебя не касается. Довольно и моего доброго расположения к тебе, тебе не кажется? Прояви тактичность, хотя тактичность редко свойственна людям за пределами Империи, на мой взгляд. Я рассказал тебе о важном, потому что Чонин... всегда думает о других больше, чем о себе. Он может молчать и держать дистанцию, чтобы не давать невыполнимых обещаний и не внушать ложных надежд, чтобы не причинять боли... Он способен на кучу глупостей, потому что может считать, будто брак важен для тебя, а это то, чего он никогда не сможет дать тебе. И если для тебя так важен брак с ним, тебе лучше держаться подальше. Если же для тебя важен сам Чонин, то будет лучше, если ты сразу скажешь ему об этом. Чтобы вы понапрасну друг друга не мучили. — Шунь поднялся на ноги и смерил Ханя строгим взглядом. — Это всё. Доброй ночи. Хань сидел в прострации, уставившись на закрывшуюся за Шунем дверь. Он всякое себе представлял, но точно не такое. И ещё он меньше всего ожидал, что Шунь настолько серьёзно отнесётся к связи Ханя с Чонином. Сам Хань считал это интрижкой и уж точно не рассчитывал ни на какой брак. Теперь же на брак вовсе не имело смысла рассчитывать. Можно, конечно, узнать у Ифаня, правду ли сказал Шунь, но Хань не сомневался, что всё так и есть. Для лжи не стоило так напрягаться и придумывать столь сложное объяснение. «А ведь я говорил тебе, глупый Хань, он не для тебя». Хань выбрался из кресла и нарезал пару кругов по комнате в приливе внезапного воодушевления. Из-за Шуня и его слов. Потому что Хань услышал в этом именно то, о чём и подумал минуту назад: Шунь определённо испытывал уверенность, что отношения Ханя и Чонина — это нечто весомое. И ни разу не заикнулся о природе Ханя при этом... Хань подскочил на месте от неожиданности — различил слабый звук. Он настороженно заозирался. Вновь услышал подозрительный звук, смахивавший на удар чем-то лёгким по стеклу. Подождал немного и услышал звук опять. Словно кто-то бросал в окно маленькие камешки. Хань приблизился к окну, осмотрел сад за прозрачной преградой, потом окно распахнул и выглянул наружу. — Ну наконец-то... — донёсся откуда-то сверху знакомый низкий голос. Хань ошарашенно моргнул, когда различил на ветке дерева Чонина. Тот легко соскользнул вниз, повис на вытянутых руках и мягко спрыгнул на траву, усыпанную нежными бело-розовыми лепестками. Выглядел Чонин неприлично лохматым и походил на разбойника из сказки. В свете ночных фонарей его волосы отливали розоватым. И из одежды... только брюки. Хань немедленно уставился на широкие плечи и очертания ключиц, любуясь и мечтая коснуться. — Тебе помочь, или сам вылезешь? Вроде тут не особенно и высоко. Хань с минуту переваривал услышанное, потом решительно влез на подоконник и выбрался наружу. Чонин немедленно поймал его за руку и потянул за собой. — Куда... Куда мы идём? — Сейчас увидишь. — Чонин крепче сжал ладонь Ханя своей. Наверняка заметил, что кожа на внутренней стороне влажная от пота — из-за близости желанного альфы тело вновь само отреагировало. — А ничего, что мы... — Это моё поместье, уймись. Могу творить всё, что пожелаю. — Ну конечно... И как я мог забыть? — Не язви. Чонин миновал пару фонтанов, небольшую рощицу и пробежался по мостику, перекинутому через ручей. И втащил упиравшегося Ханя в крошечную беседку, обсаженную цветущими пионами. Внутри всё было усыпано крупными бордовыми лепестками, а вокруг плыл густой пионовый запах. Хань и пикнуть не успел, как его свалили на россыпь лепестков и прижали сверху твёрдым горячим телом. — Что ты... — Хань заткнулся, едва коснувшись ладонями обнажённой груди. — Это Пионовый Закат, — шепнул ему в губы Чонин. — Сегодня особенная ночь. И я хочу тебя на этих чёртовых лепестках. — Не знал, что ты настолько романтик... — Я вообще жутко сентиментальный, но это не имеет сейчас никакого значения. — Чонин провёл по лицу Ханя кончиками пальцев и сверкнул улыбкой. — Отдашься или сбежишь? Сбежать было технически сложно, потому что Чонин качественно придавил Ханя своей тяжестью. Да и не очень-то и хотелось. И к чёрту Шуня вместе с законами Короны. — А ты возьмёшь? — А ты настаиваешь? — Иди к чёрту. Конечно, отда... — Ясно. — Чон... ин... — Тихий стон заглушил нетерпеливый поцелуй. Хань успел подумать лишь о том, что у них вечно всё не так, как у нормальных людей. Потом думать он уже не мог — был слишком занят.