«Отступники: вернуться домой»
Глава 15
Хань с интересом разглядывал прилипший к смуглой шее лепесток пиона, потрогал потом пальцем и невольно улыбнулся. — Что? — Чонин зажмурился и потянулся, позволив вволю налюбоваться на гибкое тело, слабо мерцавшее из-за пота в свете ночных фонарей. — Ничего. Почему ты сказал, что эта ночь особенная? Чонин легко толкнул его ладонью в грудь, заставил плюхнуться спиной на россыпь лепестков — в который уже раз за эту ночь — и свалился сверху, согревая жаром своего тела. Откинул назад волосы со лба и скользнул губами по щеке — намёк на поцелуй, не больше, но столь же сладко, как поцелуй настоящий. А от настоящих поцелуев у Ханя горели губы. И Хань обвил руками шею Чонина, продолжая любоваться прилипшим к коже лепестком пиона. Устал, конечно, но всё равно опять хотел Чонина. Ещё больше. Если бы мог, вообще никогда не останавливался бы, потому что секс с Чонином походил на гонку — такое же захватывающее и будоражившее все чувства занятие. С адреналином. — Сегодня равноденствие, праздник цветов. И сегодня нагрянет Император с визитом. — Что?.. — слабым голосом уточнил морально не готовый к подобной новости Хань. Он мгновенно вспомнил всё, что наговорил ему Шунь, и Император представился ему чуть ли не монстром. Чонин пальцами пробежался по его бокам, приласкав и огладив. — Ничего ужасного. Просто через неделю откроют Саргас, а я чемпион Империи, так что... Всего лишь церемониал. — Чонин тихо вздохнул и настойчиво принялся целовать Ханя, но Хань не собирался так легко сдаваться. После поцелуя прижал к губам Чонина кончики пальцев, долго разглядывал его лицо, прежде чем спросить о... спросить. — Шунь сказал мне о брачных ограничениях. Это так? Чонин едва заметно нахмурился, но промолчал. — Так было всегда? Разве это нельзя обойти? И разве это целесообразно? — Запреты существуют только для... скажем так, ноблей, старшей аристократии. Это всего один процент от всего населения Антарес. Его ввели после громкого дела о наследстве и путаницы с передачей титула. — Чонин вновь улёгся на лепестках, привлёк Ханя к себе, обнял и тихо продолжил: — Тогда всё едва не закончилось государственным переворотом. Теперь Император не решает подобные дела просто потому, что их и быть не должно из-за жёсткого регламентирования брачного права для высшей аристократии. Заключить брак можно лишь раз в жизни. На развод требуется личное разрешение Императора. Повторный брак — преступление против Короны. Все преступления против Короны даже не рассматриваются, а караются по факту и на месте. Это уже традиция. Давно. И да, это целесообразно — ради спокойствия в Империи. — Дико как-то. — Может быть, но это себя оправдало. Почему ты спросил? Собрался обзавестись местным супругом? Хань невольно залюбовался широкой улыбкой на смуглом лице. — Я скромный, но иногда... мысли были. — Надеюсь, ты положил глаз не на Ифаня, — рассмеялся Чонин. — Нет, я же скромный. Но теперь и думать об этом не имеет смысла, так ведь? — Ты замёрз, — тихо заметил Чонин и обнял его крепче, прижав к себе плотнее, провёл губами по шее, помедлил и шепнул на ухо: — Прости. Хань понял, что извинялся Чонин отнюдь не за ночную прохладу. Зажмурившись, приник к Чонину, потёрся щекой о его щеку и тоже шёпотом признался: — Хочу тебя. Даже если это неправильно и невозможно. И совсем не хочу видеть никакого Императора. Чонин помолчал, потом предложил поискать одежду Ханя и перебраться в замок. Одежду они собрали не сразу, пробежались до распахнутого окна в комнату Ханя, забрались внутрь, долго грелись под горячими струями воды в душе — и не только грелись, так что рухнули после на кровать с чувством приятной усталости. Проснулся Хань в одиночестве, тщательно завёрнутый в одеяло, заменившее Чонина. Лениво лежал, вытянувшись на животе и обняв подушку, и размышлял. Гонки были его страстью, и отказываться от них он не собирался, но Чонин... Чонин тоже был его страстью, точно такой же, как гонки. К тому же, в жизни Ханя никогда не случалось ничего похожего. Никогда он не встречал человека, вызывавшего у него такие же чувства, какие вызывал Чонин — и в постели, и на трассе, и... просто так. И Хань не мог найти вариант, который его бы устроил. Визит Императора он благополучно пропустил, а потом вместе с Чонином отправился на Арену. Ифаня вызвали ко двору, так что он и Тао отсутствовали, а Бэкхён остался нежиться в постели в замке Чонина. «Какие тренировки? С ума сошли? Я спать ещё хочу!» — И что мы будем делать? — уныло спросил Хань, когда Чонин затолкал его в болид. — Тренироваться, — хмыкнул тот в ответ. — И будем лепить из тебя чемпиона. Дуй на стартовую позицию, а я побуду твоим наставником и штурманом. Ханю ничего другого не оставалось, как послушно «дуть на стартовую позицию». — Готов? — прозвучал в ушах мягкий низкий голос Чонина спустя несколько минут. — К чему? — Ну... представь, что ты сидишь у меня на коленях... Хань непроизвольно выдохнул, потому что представил всё себе несколько... — Именно, — едва слышно подтвердил сводящим с ума вкрадчивым голосом Чонин. — Представь, что сидишь у меня на коленях и чувствуешь меня... Хань закрыл глаза и теперь сделал резкий вдох. Тело жило собственной жизнью и ощущало всё то, что ощущать ему не полагалось. Как будто он в самом деле сидел на коленях у Чонина, и мышцы внутри медленно раздвигало и растягивало твёрдым и горячим, а цепкие руки удерживали его за пояс, помогая сохранять равновесие и делая желанную близость полной и надёжной. — Перестань... — из последних сил прошептал Хань. — И не подумаю. Тебе нужно сосредоточиться на трассе. — Как, если ты старательно этому мешаешь? — Я не мешаю, я помогаю. — Намекая на непристойности? — Когда это я намекал на непристойности? Я намекал на единение пилота с болидом, — невозмутимо отчеканил Чонин. — А ты там о чём это думаешь? — Зар-р-раза... Чонин тихо рассмеялся на внутреннем канале связи, и от его смеха всё раздражение Ханя улетучилось тут же. — Ладно, так что мне делать? — Посмотри на показатели генератора. Солнечный ветер выходит за пределы нормы, он сегодня сильнее, чем обычно. Зная это, ты можешь использовать поля эффективнее. У болида будет лучшая устойчивость, чем обычно, если всё рассчитать правильно. И разгон сегодня будет тоже лучше. — Хочешь, чтобы я разгонялся с вращением болида, как это делаешь ты? — Можешь попробовать. Ну так что? Хань решил попробовать. Изучил показатели генератора, запустил двигатель и стартовал. Надеялся на лучший результат, но вскоре понял, что напрасно. Он привык на трассе опираться на внешнее наблюдение, а не идти по показателям датчиков. При таком раскладе вращение болида напоминало пытку. Хань проходил тесты в невесомости, его параметры были хорошими, но несколько секунд вращения едва не прикончили его. Чтобы пережить это нормально, следовало пользоваться стилем управления Чонина, то есть опираться только на показания датчиков, фактически идти с закрытыми глазами. — Паршивенько, — безжалостно подытожил Чонин. — Сам знаю. Но не представляю, как пройти ворота трассы, если полагаться только на приборы. — Но ты же сам всё проверил. Приборы дают точные показания. — Знаю, но глаза надёжнее. — Тебе так только кажется. Ты же проходил туманности на трассах. И в Лира тоже. Там глаза бесполезны. Даже если ты будешь смотреть, толку мало. Даже с самыми замечательными рефлексами тебе необходимо рассчитывать скорость болида и учитывать его возможности. Рефлексы человека и управление болидом — разные вещи. Точно настроенные приборы надёжнее твоих глаз. — Чонин... — Хань завис в пустоте за воротами трассы, помедлил, но всё же спросил: — У тебя проблемы со зрением? На внутреннем канале пауза затянулась. — Вопрос не очень тактичный, но я постоянно вижу, что ты управляешь и болидами, и челноками только по приборам. Ты никогда не смотришь, куда летишь, сквозь колпак. Лишь иногда и на миг. — Это неважно, — наконец отозвался Чонин. — Как же тебе удалось пройти комиссию? — Выучил все таблицы и карту. Ну и они же не видят, как именно я управляю болидом. — Это после твоего возвращения? Или... — С самого начала, — помолчав, отозвался Чонин. — Проблемы со зрением у меня были ещё в Академии. В Империи этому не придают значения, но я знал, что не смогу участвовать в Формуле, если об этом станет известно. Так что... истинное положение знал лишь семейный врач. В Академии я проходил тесты на зрение по памяти. — Ты обманывал комиссию с самого начала? — поразился Хань. — Это было не так уж и сложно. Стереотип, как сам знаешь. Антаресийские пилоты всегда на вес золота. Даже если они что-то заметили после, было уже поздно, потому что у меня было чемпионское звание Формулы. Если бы правда всплыла... Им это невыгодно. Более того, у каждого пилота есть мелкие нарушения требований комиссии. Каждый что-нибудь скрывает. Чунмён всегда скрывал, что у него дрожат руки, и с глазами тоже не всё в порядке. Чанёль тоже скрывает проблемы с руками — у него нервное нарушение, нельзя напрягаться перед гонкой, надо обязательно отдыхать. Разве что у Ифаня всё было в норме, но потом вот сказалось на зрении, хотя у него иное отклонение. По прямой он может идти, может управлять стандартными космическими кораблями, но вот на болидах и на трассах с препятствиями — уже нет. Мозг не успевает анализировать обилие зрительных впечатлений, и Ифань может потерять сознание в любой момент. У меня примерно такая же проблема, поэтому я всегда летаю только по показаниям датчиков, но я просто привык так летать с двенадцати лет. Для меня тут нет ничего сложного. Главное — следить тщательно за настройкой приборов и не выходить на трассу на неисправных болидах. Вот так Чонин походя разрушил один из стереотипов, в которые верил Хань. Оказывается, даже альфам непросто участвовать в Формуле. — Чонин, а если кто-нибудь придёт и скажет комиссии, что у тебя проблемы со зрением? — Хочешь попробовать? — после очередной паузы спросил Чонин. — Нет. Подумал о Чунмёне в свете последних событий. Он ведь знает или догадывается, да? — Он знает, но никогда не скажет. У самого рыльце в пушку. Да и зачем ему, если он в любой момент может просто выкинуть меня из команды. В Эльдорадо меня не возьмут, а в прочих командах я не представляю никакой угрозы. — А почему в Эльдорадо не возьмут? — Потому что Чанёль, а они с Ким Чондэ дальняя родня. Чанёль хочет чемпионский титул. Если я вернусь в Эльдорадо, то Чанёль выйдет в запас раньше, чем я. А пока я на трассе, шансов у него нет. Я гоняю лучше — это объективно. Чанёль — хороший гонщик, но стабильный и предсказуемый. У него старая школа. Из него вышел бы хороший технический специалист, но чемпионом он не станет. Он слишком поздно родился. Сейчас не его время просто. — А чьё? Твоё? — Моё тоже уходит. Скорее уж, твоё. Если ты научишься разгоняться без модуля. А теперь завязывай с болтологией и марш на стартовую позицию. Ещё раз. — Ненавижу тебя. — Я в курсе, ты мне это всю ночь доказывал. Шевели своей аппетитной задницей. — Зар-р-раза, — тихо пробурчал Хань для вида, но «задницей пошевелил» и вернулся на исходную позицию и постарался сосредоточиться на показаниях приборов. Это было сложнее, чем думалось. Хорошо ещё, что голос Чонина не отвлекал, а, как ни странно, помогал сосредоточенности. Впрочем, все плюсы от тренировок ушли в минус тут же, стоило Ханю увидеть систему Саргас накануне открытия второй гонки нынешнего сезона Формулы-О. Система Саргас в самом деле напоминала висящего в безграничном космосе огромного осьминога из хромпластика. Как раз завершалось моделирование трасс, поэтому этот осьминог выглядел живым из-за слабо движущихся секций-«щупалец». При виде этой картины дух захватывало, а сердце ухало в пустоту и на миг замирало, чтобы после заколотиться с бешеной скоростью. — Впечатляет? — шёпотом спросил Чонин, обняв Ханя со спины и притянув к собственной груди. Хань послушно доверился силе рук Чонина и слабо кивнул, не отводя глаз от иллюминационного комплекса и продолжая пялиться на Саргас. Потом чуть оклемался и тихо полюбопытствовал: — На кой чёрт антаресийцам какая-то Формула-О, если у них есть такая трасса? Все прочие в сравнении с ней кажутся игрушечными. — А какой смысл в достижениях, если их никому не показывать и не пользоваться ими? — Чонин коварно провёл кончиком языка по внешней кромке уха Ханя. Хань прикрыл глаза и закусил нижнюю губу, упиваясь лёгкой и почти невесомой лаской. Не выдержал и развернулся в объятиях Чонина, чтобы перейти к долгому и томительному поцелую. Блаженство закончилось быстро, потому что деликатное покашливание заставило их отпрянуть друг от друга. Бэкхён смотрел на них с невинным видом. — Ну вы совсем распустились. Ифань, конечно, перебарщивает с правилами, но связь двух гонщиков вызовет кривотолки. Тем более что один из этих гонщиков — бета. Тут любой зайти может и увидеть... это. Хоть закрывайтесь, что ли. Для собственного спокойствия. — Помнится, вам с Чанёлем это не сильно помогло. Закрывались, а ночная рубашка всё равно стала легендой Формулы, — развеселился Чонин и подмигнул помрачневшему Бэкхёну. — Вот подстерегу в тёмном углу... — Не подстережёшь, ты меня любишь. — Твою бы самоуверенность... Хань, как ты его вообще терпишь? — возмутился Бэкхён, приготовившись метать молнии. — Сам не знаю, а что? — Ничего. — Бэкхён вздохнул и убрёл по своим делам, так и не рассказав, зачем их побеспокоил. — А что за история с ночной рубашкой? Сотню раз слышал упоминания, но так ничего и не понял. Бэкхён носит ночную рубашку? Запрокинув голову, Чонин расхохотался, потом помотал головой, продолжая громко смеяться. — Эй! — Погоди... — Чонин перевёл дух и, отсмеявшись, соизволил прояснить ситуацию с Бэкхёном. — Дело было после свадьбы Чанёля и Бэкхёна. Гонка тогда проходила в захудалой и необитаемой системе Шасс. Трассу там построили хорошую, но с отелями для гонщиков не успели закончить к сроку, так что все ютились на одной станции. Чанёлю и Бэкхёну, ясное дело, отдали на двоих целый блок. Вроде бы всё было в норме. Первая ночь, все спят, тихо. И тут внезапно возмущённый вопль Чанёля: «Если ты не снимешь свою проклятую ночную рубашку, я вообще весь твой багаж сожгу к чертям!» Ночь, все сладко спали — и тут такое. Спросонья все принялись соображать, что это ещё за ночная рубашка такая, потом вспомнили, что Бэкхён из семьи с пуританскими взглядами. Дошло. И вот, ночь, тишина, одинокий вопль Чанёля, а потом рёв всех гонщиков из всех блоков: «Бэкхён, сними эту чёртову рубашку — дай людям поспать спокойно! Ты и без рубашки красивый». Утром Бэкхён и Чанёль оба были как маков цвет. Красота. Помнится, это был единственный день, когда Бэкхёна никто не слышал — тот скромно молчал и старался не выделяться. С тех пор ночная рубашка Бэкхёна вошла в легенды Формулы, потому что от Чанёля все потребовали поставить ту самую рубашку на кон во время гонки. Ночную рубашку Бэкхёна получал победитель. — Ты выиграл ночную рубашку Бэкхёна? — не поверил собственным ушам Хань. — Угу. Завидуешь? — вновь расхохотался Чонин. — Представь, сколько эта рубашка затянет на аукционе Формулы лет через двадцать. Уйдёт к кому-нибудь за приличное состояние. Ещё у Чанёля есть плюшевый медвежонок, которого в тире выиграл Бэкхён — на аттракционах. Говорят, Чанёль с ним спит. Только пока никому не удалось развести Чанёля на мишку — на кон мишку Чанёль ставить отказывается. Наверное, боится продуть так же, как рубашку. — А ты ставил что-нибудь на кон? — Один раз. Трассер. Чанёль хотел его заполучить, но не смог. На самом деле во время каждой гонки пилоты делают ставки, просто об одних становится известно всем, а другие проходят тихо, междусобойчиками. А ты решил что-то поставить на кон? — Пока не знаю, но подумаю об этом. А ты хотел выиграть мишку Чанёля? — Было дело. Там особенный мишка. Болтали, что он был изготовлен ещё на Земле уйму лет назад. Ну и он симпатичный. И большой. — Насколько большой? — Больше тебя. — Серьёзно? — Хань вопросительно уставился на Чонина. — Такой большой? — Угу. Такой большой. — Тогда я понимаю Чанёля. На его месте я б тоже не стал рисковать и ставить на кон такого мишку. — Это скучно. А я бы поставил. И выиграл бы. — Ничуть не сомневаюсь. И уверен, что на Саргас ты тоже собираешься выиграть. Но если выиграю я, я хочу кое-что от тебя получить. — И что же ты хочешь? — заинтересованно протянул Чонин, внимательно разглядывая Ханя. — Хочу полёт с тобой в одном болиде. — М-м-м? — На лице Чонина застыло недоумение. — В свете одного твоего замечания. Ну? Дошло или нет? Чонин вспоминал целую минуту, какие он вообще делал замечания, а потом расплылся в коварной улыбке. Как видно, всё же вспомнил правильно. — Но только если выиграешь. Не иначе.