Фонари и деревья мелькают за окошком машины, когда я на бешеной скорости мчусь по асфальтированному шоссе, вдавливая педаль газа на полную. Ловко маневрирую среди едущих рядом автомобилей, обгоняя их и чуть ли не подрезая по бокам. Конечно же, сейчас меня это мало интересует, и единственное, о чем я думаю, это только о том, чтобы быстрее доехать до необходимого мне места — до поселения оборотней на болотах.
Естественно, Кит ничего толком не объяснил по телефону, лишь второпях продиктовал, куда мне нужно срочно приехать. И всю дорогу я только и размышляла о брате да строила догадки насчет того, в какую опять передрягу он попал.
Время кажется вечностью, и внутри создается ощущение, что я еду нескончаемую уйму часов и все никак не доеду до нужного поворота. И когда я наконец-то сворачиваю на грунтовую дорогу, ведущую вглубь лесной чащи, я протяжно вздыхаю, нервно обхватив руками руль. Всё это время тревога за Кита в душе только растет, а страх и волнение полностью захлестывают мое сестринское сердце, словно огромная морская волна. И как я ни стараюсь успокоиться — ничего не получается; остается лишь ехать как можно быстрее.
Когда проехать дальше уже нельзя (только идти пешком), я оставляю машину и спешно иду в лес, при этом обострив все свои вампирские чувства, чтобы если что учуять приближающуюся опасность. Всё-таки сейчас уже глубокая ночь. Но вокруг довольно-таки тихо, не считая колыхания деревьев от ветра.
До лагеря оборотней остается буквально пара сотен метров, что несомненно радует: идти уже давно надоело, да и брата походу здесь вовсе нет, ибо я так и не встретила его, пока шла. Пройдя еще немного, я вдруг замираю на одном месте, будто мои ноги прибило гвоздями к земле. Я больше не делаю ни шагу в сторону поселения. Потому что что-то очень знакомое ударяет в ноздри, обволакивая сознание легкой паутинкой, отчего я даже судорожно сглотнула.
Запах крови.
Очень близко.
И не думая больше ни секунды, я стремительно бегу дальше, пробираясь через огромные ветки и кустарники. Сердце гулом застучало в висках, а по коже прошелся озноб. Наверное, именно теперь я уже чувствую что-то неладное здесь и потихоньку начинаю понимать, о чем говорил Кит по телефону.
Еле-еле пробираясь через очередное препятствие, я быстро выныриваю на маленькую полянку среди высоких деревьев. Увидев вдалеке домик, где обычно ночевали оборотни, я прохожу еще чуток и снова замираю, как несколько минут назад.
Нельзя сказать, что я просто шокирована увиденным мной зрелищем. Скорее, это только малая доля того, что я испытываю в эту минуту. Потому что всё настолько ужасно и страшно, что у меня аж слегка мутится рассудок.
По всему лагерю раскинуты в разные стороны мертвые тела оборотней, с застывшими открытыми глазами на лицах, желтыми от света луны. Все они до сих пор истекают кровью, и у каждого разорвана шея.
Боже...
— Сестренка, — внезапный голос брата выводит из оцепенения.
Я сразу же поворачиваюсь в его сторону, когда он обессиленно падает на колени, хватаясь за голову испачканными в крови руками. Брат взвывает, подобно волку, и что-то невнятно бормочет себе под нос.
— Что тут происходит, Кит?
Я моментально оказываюсь около брата и помогаю ему подняться с земли, придерживая за плечи. Но он, как неуправляемая марионетка, опять хочет упасть назад, не в силах удержаться на своих ногах. Я обхватываю его лицо в свои ладони и пристально заглядываю ему в глаза, такие синие сейчас и глубокие. Ищу в них хоть какие-нибудь ответы, но всё тщетно, и я ничего не вижу, кроме грусти и безысходности. Хотя весь его вид и так говорит о том, что он несомненно принимал участие в этом «кровавом побоище».
— Я убил их всех, — наконец тихо выдавливает из себя Кит и обвивает рукой мои плечи, пытаясь обнять. Как раньше. Только вот я не отвечаю ему взаимностью, а лишь судорожно выдыхаю воздух, услышав его слова. — Я безжалостно и хладнокровно убил одиннадцать оборотней, понимаешь? — он говорит мне это на ухо, а затем отходит на шаг назад.
Наверное, он просто сошел с ума.
Ведь такого не может быть.
Но все мои мысленные оправдания брата разбиваются, как хрустальное стекло, когда он совершенно меняется в лице после моего вопроса: зачем он сделал это? И я уже не вижу в его взгляде прежнюю печаль и тоску, теперь у него в глазах только полное равнодушие и отчужденность. А затем он начинает истерично смеяться, будто я спросила несусветную глупость.
— Просто я хотел отомстить, — его лицо снова становится серьезным и каменным, а я смотрю на него, как на сумасшедшего. Я не узнаю его, словно это вовсе и не мой брат стоит передо мной.
Безумие какое-то.
— Кому?
Я не знаю, для чего спрашиваю, ведь и так прекрасно знаю ответ. Но Кит опять смеется, уже не так громко, услышав мой вопрос.
— Клаусу.
«Я знаю, что ты за этим стоишь, но ты еще заплатишь за это», — проносятся в голове недавно сказанные братом слова в адрес Клауса, когда он в очередной раз получил отказ. Теперь, кажется, всё встает на свои места, но только одно никак не укладывается. Неужели Кит так разозлился, что перебил половину оборотней? Он никогда не был таким...
— Ты хоть понимаешь, что он сделает с тобой, когда узнает, что ты убил оборотней?
Я отнимаю руку от виска и нервно качаю головой. Такое ощущение, что мой брат совершенно не осознает того, что натворил. Почти все в городе знают, что оборотни значат для Клауса слишком много, и никто не смеет трогать их. Иначе каждый лично понесет наказание.
— Он убьет меня, — Кит фыркает и говорит эту фразу так, как будто ничего такого не случится: совершенно нормальные и обычные вещи, которые стоит воспринимать спокойно.
Я в последний раз оглядываю оборотней и на минуту закрываю глаза.
Все равно уже ничего не исправишь.
— Нужно убираться отсюда, — мой полушепот эхом раздается в тишине, и я ухожу вглубь чащи леса, нарочно при этом задевая плечом Кита.
***
Когда время близится к рассвету, мы приезжаем в особняк Форбсов. Брат сразу же идет спать наверх, не желая ни о чем разговаривать. Я не настаиваю, понимая, что сейчас он слишком нервный и взвинченный для расспросов. Лучше решим, что делать, на более трезвую и разумную голову.
Выпив пару бокалов абсента, сидя в гостиной за камином, я неожиданно встаю с дивана, приметив на полке в шкафу нашу с Китом старую фотографию. Она стоит в коричневой рамке и почти вся запылилась: брат убирается на полках очень редко. Я осторожно беру ее в руки, пальцами протирая стекло. На фотографии мы стоим с братом в обнимку, весело улыбаясь. Такие маленькие и чистые, что я невольно улыбаюсь, пытаясь вспомнить, что это был за день. Кажется, какой-то праздник в школе.
Так, разглядывая одну фотографию за другой, я совершенно не замечаю необычный предмет на самой крайней полке. Казалось бы, обычное украшение, сделанное своими руками, некое сплетение веток по кругу, точно венок.
Только кто знал, сколько беды принесет эта штука.
Ведь мне давно известно, что это такое.
***
Я иду по улице Нового Орлеана, наблюдая за снующими туда-сюда людьми, что вечно куда-то спешат. Идти в дом Майклсонов не хочется, поэтому я не спеша пересекаю один переулок за другим, полностью погрузившись в свои мысли.
Наверное, это до жути несправедливо, но ужасно правильно. Ведь всё-таки я должна как-то помочь своему брату, хоть это и его ошибка, совершенная, казалось бы, в состоянии аффекта. Но зато я буду уверена в том, что он останется живым и невредимым. Может, всё вообще повернется так, что никто ничего и не узнает. По крайней мере, я надеюсь на это.
Только вот наши планы складываются не всегда так, как мы хотим этого, верно?
— Присядешь? — увидев меня, улыбается Женевьев, сидящая на лавочке. Указывает мне на место рядом, и я, устало вздохнув, всё же сажусь рядом. Ее только не хватало.
— Что тебе нужно?
Она заливисто смеется, не смотря в мою сторону, а потом резко поворачивает голову и сверкает своими кошачьими зелеными глазами, всё еще улыбаясь.
— Как поживает твой братец?
И я даже, кажется, нервно дергаюсь в этот момент, переводя на нее свой взгляд. К чему она спрашивает это?
— Отлично, — цежу я сквозь зубы и отворачиваюсь от нее.
— А я подумала, что совсем наоборот. Ведь не каждый же день рушишь мир между фракциями, да и к тому же убиваешь половину оборотней.
Черт.
Я застываю, как замороженная, и закрываю глаза, потерев ладонями веки. Откуда она знает про волков? Я усмехаюсь. Такая проныра что хочешь узнает. И подумав, что отрицать всё будет всё равно бесполезно, холодно отвечаю:
— Он не убивал оборотней.
— Неужели? Кто же тогда это сделал? — ее голос так сочится сарказмом, что становится противно вообще сидеть с ней рядом.
— Это сделала я, — произношу я как можно тверже, сверля ее глазами и отмечая про себя каждое ее движение. Она, кажется, на минуту даже растерялась, пытаясь осмыслить мои слова.
Решение взять всю вину на себя было самым непростым и сложным решением за всю мою жизнь. Кит был изначально против, говоря, что сам будет отвечать за свои поступки. Хоть и понимал, что заплатит за это своей жизнью. Я убедила его, что если я возьму вину на себя, то мы оба останемся живы, а мне ничего не будет. Ведь Клаус простит меня, потому что любит.
И Кит поверил, дав согласие на эту затею. Я выпросила у него обещание, что он ни при каких обстоятельствах не расскажет правду, пока я не разрешу ему сделать это. Сама я, конечно же, понимала, что обязательно понесу какое-то наказание.
Но кто знал, что оно окажется намного хуже смерти.
— Вот как? — Женевьев словно снова оживает. Она, встрепенувшись, сладко улыбается мне. Ничего хорошего это не означает, и я уже сообразила, что она намеревается сделать. — Что же будет с Клаусом, когда он узнает об этом, бедненькая моя? Наверное, он будет просто в бешенстве, — фальшивая забота и толика нежности, так что я даже поежилась от ее тона в голосе.
Она расскажет. Обязательно расскажет.
Это только вопрос времени.
— Я так понимаю, что просить тебя о том, чтобы ты не рассказывала ему, бестолковое занятие?
Она удовлетворенно кивает, поджимая губы, и встает с лавки. Я лишь усмехаюсь. Теперь мне уже никак не избежать гнева Клауса.
— Мне жаль, Кэролайн. Но вашей сказке пришел конец.
И она уходит, ни разу не оглянувшись в мою сторону.
«Мне жаль, Кэролайн... Но каждый должен платить за свои ошибки», — внезапно слышу я в голове ее тоненький голосок и вспоминаю про свой сон пару дней назад. Вот о чем тогда предупреждала меня Женевьев.
Только в этот раз всё закончится совершенно по-другому.
