Выше нас только небо

В одиночной камере было холодно. Нет, не так. В ней было невыносимо холодно. Впрочем, Драко часто мерз и прежде, но сейчас ему казалось, что никогда и нигде холод не был таким, как здесь — промозглым и пронизывающим до самых костей. Обхватив колени руками, Драко сидел в углу своей лежанки и тоскливо смотрел сквозь решетку на далекий дрожащий свет факелов в коридоре. Он не успел еще потерять счет дням, проведенным в Азкабане, отслеживая их по завтракам и обедам, но понимал, что это продлится недолго. Скоро все его дни сольются в одну непрерывную серую массу, сложенную из глухой тоски и отчаяния. И считать их будет попросту незачем. По крайней мере, к запаху мышей, сырой земли и плесени он уже почти привык. Добропорядочные граждане магического мира давно имели зуб на их семью, некогда слишком богатую, а теперь слишком легко отвертевшуюся от наказания. Поэтому Малфой понимал, почему они так радостно навесили на него обвинение, не утруждая себя излишним разбирательством. А это говорило лишь об одном: на свободу ему больше не выйти. Тем более, что Драко и сам толком не знал, что там случилось. Он помнил, как получил письмо, как улетала прочь маленькая пестрая сова, как сам взмывал на метле в ночное небо. А дальше все растворялось в черной пугающей бездне, из которой проявлялись лишь смутные видения какого-то столика, почему-то белой кружки с глянцевым блестящим боком и чувство оглушающей ненависти к проклятой девице. Тот, кто хотел его подставить, безусловно, сделал это умело и ловко. Драко тихо застонал и бросил обреченный взгляд на свое обиталище: ровные стены из грубого камня без единой щели, унизительно позорное ведро в углу, которое охранник каждый день брезгливо очищал взмахом волшебной палочки, и грубо сколоченная лежанка с серым засаленным одеялом — это всё то, с чем ему теперь придется мириться до конца своих дней. Было страшно. По-настоящему жутко. Никогда в жизни он больше не сможет выйти из этого адского места, никогда не увидит солнце, небо и родной мэнор. Про Поттера Драко старался и вовсе не думать, чтобы сердце не кололо такой болью, от которой хотелось уснуть и больше не просыпаться. Он сразу знал, что всё, что между ними было — слишком хорошо, чтобы быть правдой. Даже если ему повезет, и он сумеет каким-то чудом выбраться из этого гиблого места, нужен ли он будет Гарри? Арестант с изломанной судьбой, бросающий позорную тень на Героя. Наверное, намного честнее будет уйти от него самому. Пускай это совсем не по-слизерински, но он и так давно уже перестал им быть рядом с Поттером. Слишком сильно любил — неправильно, болезненно, верно. Вдалеке загромыхали засовы и послышались короткие суровые приказы. Значит, настало время обеда. Драко спустил ноги со своих дощатых нар. Вот и еще один день прошел. Сколько их таких еще будет? Откуда-то сильно тянуло холодом, хотя, казалось бы, откуда в подземелье сквозняки? Но, видимо, Азкабан не подчинялся обычным законам даже в таких мелочах. Вдали коридора кто-то истерично громко засмеялся, очевидно, уже сведенный с ума Черными стражами. Драко вздрогнул и поежился. Скорее всего, ему самому лишь усилиями Поттера удалось избежать дементора у входной двери, и он был неистово благодарен хотя бы за это послабление. Раздались тяжелые шаги, и к его решетке вразвалочку подошел аврор с невыразительным лицом и бесцветными глазами, которые, наверное, попросту вылиняли за годы работы в темнице. — Обед, — небрежно обронил тот, приоткрывая скрипучую дверь, и отправил ему по воздуху металлическую миску с прикрученной к ней ложкой. То, что плескалось в тарелке, было настолько неаппетитным на вид, что Драко лишь с тоской посмотрел в ее сторону, не делая попытки даже привстать с места. — Выпендриваешься? — равнодушно спросил аврор, снова захлопывая за собой решетку. — Ну дело твое. По первости все вы такие. Вот посидишь годок-другой, как шелковый станешь. Миска с глухим лязганьем упала вниз, расплескивая на пол коричневое месиво, а аврор побрел дальше по коридору, левитируя перед собой скудные пайки. Год... При этой мысли к горлу Малфоя подступила тошнота. Возможно, и не один. Вместо улыбчивого влюбленного Поттера, родного мэнора, уроков в школе и полетов на метле — теперь навсегда лишь вот это… Драко отвернулся к стене и закусил губу, чтобы не всхлипнуть. А ведь где-то рядом находится его отец, которого он больше никогда не увидит. Как же это должно быть забавно: смешно до истерики — сидеть с ним, может быть, даже в соседних камерах и ничего не знать друг о друге. Драко с трудом согнал с лица кривую нервную усмешку, больше похожую на гримасу боли. — Выше нас только небо… Черт побери, как же там дальше… — пробормотал он, стараясь привычными словами и ритмом заглушить невыносимые мысли, и уткнулся лбом в перекрестье рук. Почему-то ему казалось неизмеримо важным вспомнить те давние строки, тоненькой нитью соединяющие его со счастливым прошлым. Наверное, однажды и он тоже сойдет с ума и перестанет думать, чувствовать, желать. Сейчас эта мысль уже не казалась ему такой пугающей. Драко был даже способен радоваться надвигающемуся безумию, как другу: лишь бы вынырнуть из этой ужасной реальности куда-нибудь еще. Он был почти готов. Почти хотел этого. И лишь чувство самосохранения и гордость заставляли его цепляться за это “здесь и сейчас”, настойчиво твердить полузабытые строки, бороться за жизнь и идти до конца. Поэтому Драко снова и снова пытался вспомнить ставшую важной следующую строфу и упрямо шептал: — Выше нас только небо... и бояться не нам высоты… Выше нас... только небо… Вдалеке прозвучали удаляющиеся шаги его тюремщика, и сразу следом за ними снова раздался обиженный тягучий вой и чей-то безумный смех. Драко подтянул колени к груди, стиснул зубы, откинул голову на стену, и тихие злые слезы беззвучно покатились по его щекам. *** После обеда Гермиона выпросила у Слизнорта разрешение “попробовать самостоятельно приготовить Сонное зелье, которое они проходили на последнем уроке” и прочно засела в кабинете Зельеварения. Подоспевший Невилл, который за последний год внезапно начал проявлять недюжинный талант в этом предмете, помог ей нарезать корень аира, растолочь в ступке крылья жуков и выдавить сок из сумасшедшей ягоды, после чего Гермиона выгнала из класса всех лишних, и, наконец, поставила на огонь основу для зелья Идентификации. Невилл стоял в другом конце класса у дальнего котла, добросовестно помешивая свое собственное тошнотворное пузырчатое варево, а она в это время выпроваживала Поттера вон. — Ты хочешь, чтобы я тебе помогла? — сердито спрашивала Гермиона, подталкивая в спину друга, который пытался остаться с ними всеми правдами и неправдами. — Если ты хочешь узнать, чем именно отравили твоего Малфоя, мне нужен покой, чтобы я могла сосредоточиться. А ты своими вскакиваниями и метаниями меня отвлекаешь! Если ты не будешь нам мешать, я скоро сварю зелье... — она уже успела подвести Гарри к самой двери, — ... потом возьмем пробу с осколков чашки, и Невилл распознает ингредиенты, а я проверю осколки на заклятия. Хорошо бы сразу узнать химический состав, но ты в этом, к сожалению, не помощник. Поэтому немедленно убирайся и не мешай работать, если хочешь помочь Драко. И вообще, попробуй поспать хотя бы пару часов, а то на тебя уже смотреть страшно — под глазами всё синее, сам зеленый, волосы уже просто как воронье гнездо... Вот выйдет Малфой из тюрьмы, увидит тебя и сразу разлюбит. Так что иди, отсыпайся. Тебе нужны силы для борьбы! — с этими словами Гермиона решительно вытолкала его из кабинета и захлопнула за ним дверь. Гарри понуро поплелся к себе в комнату, а Гермиона вернулась обратно и сосредоточилась на своем вареве. — Что-то не получается? — спросил ее подошедший Невилл пять минут спустя, глядя, как она поочередно смотрит то в книжку, то в котел и хмурится. — Ничего не пойму, — раздосадованно ответила Гермиона, хмуро ведя глазами по строчкам. Зелье почему-то всё еще оставалось желтоватым, хотя, если верить учебнику, оно уже давно должно было поменять цвет на изумрудный. Невилл быстро заглянул в книгу и тоже склонился над котлом. — Его нельзя помешивать против часовой стрелки, — послышался над их головами насмешливый едкий голос. — От этого оно теряет часть своих свойств. Вы, гриффиндорцы, видимо, патологически непригодны к зельеварению. Невилл досадливо хмыкнул, а Гермиона подняла от котла покрасневшее лицо, сдула со лба прилипшую прядь и гневно уставилась на невесть откуда взявшуюся Паркинсон: — Слизнорт нам этого не рассказывал! Панси пренебрежительно усмехнулась: — Оно и понятно. Старый таракан не хочет делиться всеми секретами с непосвященными. Кому надо — тот и так всё знает. Лично нас обучают изготовлению зелий с детства. Мало ли, кого нам срочно приспичит травануть... Да мешай же ты в другую сторону, Грейнджер! — Паркинсон раздраженно ухватила остолбеневшую Гермиону за руку, держащую черпак, и насильно поменяла направление движения. — Шучу я, шучу! Неужели не ясно? Ошеломленная сомнительным слизеринским юмором Гермиона послушно повела рукой в другую сторону и какое-то время автоматически двигала ложкой под пристальным надзором Паркинсон. — Откуда ты знаешь, что я варю? — внезапно очнулась она. Панси пожала плечами: — Поттера по дороге встретила. Он и сказал. Кстати, правильно сделали, что его выгнали: Драко бы уже в обмороке лежал от его вида. Тоже мне, герой, называется. Выглядит страшнее орка; хорошо хоть пока не воняет. Попросил тебе помочь, — она заглянула в котел и колко добавила: — И, как я вижу, не зря! — Почему я должна тебе верить? — требовательно поинтересовалась Гермиона, косясь на слизеринку с откровенным подозрением. Паркинсон демонстративно закатила глаза и тяжко вздохнула: — А потому что, представь себе, моя дорогая, не ты одна хочешь помочь этому идиоту, который застрял в Азкабане за то, чего явно не совершал. Паркинсон раздраженно фыркнула и отобрала у Гермионы черпак, продолжая непрерывно помешивать зелье. Гермиона растерянно замерла рядом, так и не решив, как ей реагировать на неожиданное вторжение. — Корень одуванчика у тебя есть? — сердито спросила Паркинсон, внимательно разглядывая желто-зеленые пузыри. — Нет, — Гермиона недоуменно посмотрела на темный затылок, склонившийся над котлом. — И чему тебя только учили? — Паркинсон в притворном изумлении покачала головой и сердито взглянула через плечо на все еще сомневающуюся Гермиону. — Ну что стоишь? Тащи давай быстро, — уверенно прикрикнула она. — И не забудь по пути захватить вороний коготь. И чего-нибудь пожрать. Гермиона наконец-то полностью пришла в себя: — С какой стати ты тут вообще раскомандовалась? — возмущенно спросила она. — Я не оставлю тебя рядом с зельем, даже не думай! Ты и так что-то слишком суетишься. Панси снова протяжно вздохнула и обреченно подкатила глаза к потолку. Видимо, это был какой-то особый тайный язык слизеринцев. — Да иди ты уже, — беззлобно отозвалась она. — И не дергайся. За мной присмотрит твой прилежный дружок, — Паркинсон кивнула на Невилла, который, подозрительно щурясь, периодически поглядывал в их сторону. — И поверь, если бы я хотела вам навредить, я бы это сделала уже давно и не стала бы столько ждать. Если уж на то пошло, Малфой мой друг, а не твой. Так что ты тут вроде как вообще ни при чем. — Драко мой друг, — упрямо возразила ей Гермиона, сама удивляясь своим словам, и, не сдержавшись, мстительно добавила: — А мы не предаем друзей. Не то, что слизеринцы. К ее удивлению Паркинсон ни капли не обиделась, а лишь взглянула на нее с искренним интересом: — Никогда-никогда? — она искривила губы в подобии ухмылки. — Никогда… — запальчиво ответила Гермиона. — Мы не такие, как вы, — добавила она, но уже без прежней уверенности в голосе, внезапно вспомнив их поход за крестражами, уход Рона и то, как им с Гарри тогда было страшно остаться вдвоем. Но Паркинсон, казалось, вполне удовлетворилась ее ответом: — О, святая гриффиндорская простота, — она невесело усмехнулась и покосилась на Гермиону: — Вы все такие правильные, светлые. Без полутонов и оттенков, да? Ты не предавала друзей, Грейнджер, охотно верю. Легко было быть верной, пока тебя не заставили выбирать между дружбой и жизнью родителей. А еще пока тебе не выжгли на коже клеймо, не приставили нож к горлу матери, не пытали у тебя на глазах больного отца и не лезли под юбку волосатыми потными лапами. Всё так и есть? Я ничего не забыла? — ее голос почти сорвался в крик, но она тут же взяла себя в руки и устало закончила: — Ну так и что ты вообще можешь знать о жизни, девочка? Тем более, о нашей... Из-под взъерошенной челки она насмешливо посмотрела на потерявшую дар речи Гермиону и проворно подтолкнула ее к выходу: — Давай, давай, вали. И побыстрее. Через пару часов всё будет готово. Подавленная Гермиона послушно направилась к выходу, но в дверях не выдержала и обернулась, бросая изучающий потрясенный взгляд на Паркинсон. С корнем одуванчика и вороньим когтем, которые Гермиона стащила из подсобки Филча, дело и правда пошло быстрее. Через полтора часа фисташковое зелье поменяло цвет на положенный ему изумрудный и начало источать тонкий лавандовый запах. Паркинсон принялась ножом измельчать корень в мелкую крошку, наконец-то доверив Гермионе помешивать кипящую массу. — Я очень надеюсь, что Малфою это поможет, — тихо сказала Гермиона, механически водя рукой над зельем. Паркинсон промычала что-то невнятное, не отрывая глаз от разделочной доски. — Зачем тебе это нужно, Панси? — внезапно спросила Гермиона, рассеянно наблюдая за маленькими водоворотами в котле. Гермиона еще какое-то время смотрела на слизеринку в ожидании ответа, но та только крепко стиснула зубы и промолчала. Гермиона тихонько вздохнула: — Знаешь, я раньше думала, что он сволочь, — негромко сказала она. — А он и есть сволочь, — Паркинсон резко подняла голову и дернула ножом так, что Гермиона отшатнулась. — Для всех, кроме своего Поттера. Остальных он просто не замечает, — неожиданно добавила она, и в ее голосе прозвучала болезненная тоска. — Но почему… Драко вовсе не… Ох!.. Ты его любишь? — Гермиона аж задохнулась от внезапной догадки и чуть не упустила черпак. — Не твое дело, — процедила Панси сквозь зубы и снова склонилась над доской. — Мешай давай, как следует, Грейнджер. Обе девушки на какое-то время замолчали, сосредоточенно занимаясь каждая своим делом. — Почему ты не пыталась? — неожиданно задала вопрос Гермиона. Паркинсон ожесточенно стукнула ножом по доске, отложила его в сторону и мрачно уставилась в котел, локтем отодвигая со лба прилипшую челку: — Кто тебе сказал? — негромко обронила она. — Пыталась... и не раз. Только он… Он же всё равно не видел никого и никогда, кроме своего Поттера. Ненавидеть его готов был, драться… лишь бы с ним. Не мог себе позволить его потерять, — Паркинсон болезненно усмехнулась: — Помнишь, нос ему разбил в поезде на шестом курсе? Вы его, дураки, за это проклинали. А он просто знал, что затевалось, и хотел, чтобы тот уехал. Любой ценой. Орал, что ненавидит, а сам боялся за него до истерики. Уж я-то хорошо его знаю, видела. А уж когда Поттер его из пламени на себе вытащил... — Панси прикусила губу и скривилась. — Счастливый ходил, улыбался всё время, как полный кретин. Прикинь, война идет, его поместье разбито в хлам, всюду кровь и трупы, а он уставится со своей дурацкой улыбочкой в пространство и зависнет. Идиот. — И ты ему всё-таки помогаешь? — неверяще уточнила Гермиона, но Панси безразлично дернула плечом, словно уходя от вопроса. — Ты ведь, кажется, теперь с Ноттом? Паркинсон снова скривилась и промолчала. Когда Гермиона совсем было решила, что уже не дождется ответа, вдруг услышала тихое: — Это неважно... — Панси откинулась на спинку стула и на секунду закрыла глаза. Потом неспешно поднялась, высыпала нарезанный корень в котел, отобрала у Гермионы ложку, тщательно перемешала зелье, внимательно наблюдая, как его цвет становится более глубоким и насыщенным, и повторила уверенней и громче: — Это давно уже неважно. Гермиона смотрела на нее с таким неподдельным сочувствием, что Паркинсон даже спиной почувствовала ее жалостливый взгляд. — Ну чего уставилась? — грубо спросила она, не оборачиваясь от котла. — У самой, что ли, лучше? Гермиона вздрогнула и неуверенно улыбнулась: — Да у нас с Роном вроде бы все в порядке... — как можно ровнее ответила она. Паркинсон резко повернулась, пристально посмотрела на нее и неожиданно расхохоталась, закидывая голову назад и обнажая белоснежные остренькие зубы: — С Роном! Ну конечно же! Ты же у нас с Уизли! С кем же еще?! И как я могла забыть! — Прекрати! — Гермиона постаралась сохранить самообладание. — Что с тобой такое? — А что? Тебе можно лезть в мою душу, а мне в твою нет? — Паркинсон понемногу успокоилась и снова склонилась над зельем, все еще всхлипывая от смеха. — Что ты имеешь против Рона? — вяло поинтересовалась Гермиона, искренне не понимая причины такого веселья. — Так это не я, а ты против него что-то имеешь, не так ли? — Паркинсон, продолжая посмеиваться, коварно метнула в ее сторону хищный взгляд. — Не такой харизматичный, не такой уверенный, не такой умный и не такой острый на язык... Верно? Да и просто не такой. Гермиона подавленно молчала, надеясь, что слизеринка просто выстрелила наугад. Паркинсон принюхалась к бурлящему зелью и одобрительно кивнула головой. — Кажется, у нас получилось, — она выпрямилась и всунула черпак Гермионе в руку. — А вообще зря ты это, Грейнджер. Выбрось из головы и забудь. Не было у тебя шансов, — с неожиданным сочувствием в голосе сказала она. — Откуда ты знаешь? — не выдержала Гермиона. Паркинсон усмехнулась и деловито оправила на себе мантию, стряхивая прилипшие к темной ткани стебельки и волокна: — Кому же и знать, как не мне? Все-таки он был нашим деканом. — Откуда ты знаешь? — растерянно повторила Гермиона, но теперь она спрашивала совсем о другом. Паркинсон уничижительно фыркнула, заботливо очищая свой подол: — Потому что у меня есть глаза. И не заметить это могли только твои тупоголовые дружки. — Никто… не знал, — Гермиона смотрела на нее почти испуганно. — Ну а я знала, — отрезала Паркинсон и, немного помолчав, добавила: — Допустим, я однажды сама спросила его об этом. Она обернулась и насмешливо оглядела побледневшую Гермиону: скользнула глазами по ее дрожащим губам, заметила слезы, повисшие на длинных темных ресницах, и неожиданно сжалилась: — Он мне тогда, разумеется, ничего не ответил. Но я видела: он знает, Грейнджер. И как ни странно, ему это не было неприятно. Просто он никогда и никому не верил. И уж точно не был готов к такому повороту событий, — Паркинсон зачерпнула ложкой изумрудное варево и снова принюхалась к травяному запаху, стараясь не замечать, как по щекам Гермионы катятся крупные слезы. — Кончай реветь и давай, тащи сюда свои осколки, будем проверять наше зелье, — резко приказала она. Гермиона под изумленным взглядом Невилла поспешно вытерла мокрое лицо и послушно протянула ей пару черепков. Панси взяла один осколок в руку и осторожно капнула на него из черпака. Зеленые капли, попав на остатки чашки, бурно вспенились и зашипели, меняя свой цвет на темно-коричневый. Невилл торопливо подошел к девушкам, и все трое склонились над происходящей реакцией, пытаясь распознать запах и вглядываясь в цвет. — Дурманящая настойка, — уверенно заявила Паркинсон, выпрямляясь. — Безо всяких сомнений. Лонгботтом, ну что ты всё вынюхиваешь, как крап какой-то? Вслух говори! Чем пахнет? Невилл хмуро взглянул на нее и снова повел носом над черепком: — Любисток, кажется, — осторожно отозвался он и уже увереннее добавил: — И совершенно точно, ложечница. Я сейчас еще пойду, проверю своим составом. Он бережно подхватил осколки и проворно потащил их в свой угол. — Что и требовалось доказать, — Паркинсон с превосходством посмотрела на Гермиону и неожиданно ей улыбнулась. — Сейчас он еще обнаружит чихотную траву, и мы в шоколаде. Можно идти в Аврорат. А еще лучше, сразу отправить Поттера прямо к Кингсли. Дурманящая настойка кому хочешь башню сорвет. Даже если это и сделал Драко, то пойдет по статье как за непредумышленное, а это всего лишь от трех до пяти. Беги, радуй своего Поттера. — Спасибо тебе, — Гермиона смятенно глядела на нее во все глаза. Паркинсон, ухмыльнувшись, небрежно отбросила со лба короткую челку, старательно расправила мантию и направилась к двери независимой, танцующей походкой. Но, внезапно остановившись на ступеньках, обернулась: — Я тебе тут наговорила всякого, Грейнджер… — с неожиданной грустью сказала она. — Ты... не бери в голову. И не благодари меня, не надо. Чао, киска! Она послала остолбеневшей Гермионе воздушный поцелуй, развязно подмигнула и скрылась в дверях.