Капитан цур зее

1935 год. Китобойное судно «Пилигрим», Море Уэддела, вблизи Антарктического полуострова. Корабль осторожно скользил по свинцово-серым водам полярного моря, над которыми витал густой туман. Большая часть экипажа и пассажиров, не смотря на мерзкую погоду, сейчас стояла на палубе, всматриваясь в серую мглу, стараясь заметить возможное приближение айсберга раньше, чем тот подойдет слишком близко. Над головами людей светил прожектор, чей яркий сноп света будто бы ощупывал пространство впереди «Пилигрима». — И что Великий Рейх забыл в этой заднице мира? — Проворчал один из людей, облокотившись на ограждение. На его плотной одежде спереди была пришита бирка, сообщавшая, что это был второй помощник Ханс Штейге. — Понятия не имею. — Отозвался человек, на бирке которого значилось «гарпунер Эрхард Штумман». — Но, судя по тому, что нам сказал герр Рудольф, это очень и очень важно. Возможно, даже важнее того, ради чего сюда погнали Ричера. При упоминании Ричера «Ханс», чьим настоящим именем было Отто Вебер, неодобрительно поморщился. Впрочем, это неодобрение распространялось и на их экспедицию. И ведь было с чего… *** Две недели назад. Отель «Ла-Плата», Буэнос-Айрес, Аргентина. Тогда, непонятно с какого перепугу его, только что выпустевшегося оберлейтенанта цур зее, сразу (и негласно) повысили до капитан-лейтенанта, и, выдав паспорт на имя Ханса Штейге, приказали немедленно вылетать в Буэнос-Айрес, вручив заранее подготовленные билеты. Добравшись с тремя пересадками до пункта назначения, он был встречен неким Роберто Брукманом, который и ввел его в курс происходящего. Брукман был одним из личных агентов Рудольфа Гесса, занимавшийся негласной организацией сети сочувствующих нацистам фольксдойче по всей Южной Америке. Более подробно свою деятельность Роберто раскрывать не стал, а вместо этого занялся обьяснениями касательно миссии самого Вебера. — Видите ли, герр Штейге. — Усмехаясь, начал фольксдойче. — Вам поручили ответственное задание. Вас назначили куратором от ВМФ для одной ма-а-а-ленькой экспедиции… Отто просто кивнул. Но, не смотря на его внешнее спокойствие, мозг его напряженно работал. Почему именно он? Он никогда и нигде особо не выделялся. Простой уроженец Гамбурга, во время Великой Войны служил в кайзеровском флоте, в боях участия не принимал. Затем, уже во время всеобщего обнищания в период Республики служил боцманом на торговых кораблях, ходил под множеством флагов. В конце двадцатых, поддавшись общему настроению, вступил в НСДАП, хотя до этого — да и после самого вступления — не интересовался политикой. А затем, во время спуска на воду «карманных линкоров», уверовав в возрождение ВМФ, поступил в офицерскую академию в Вильгельмсхафене. И тут нате вам! — Не надо думать, будто бы вы чем-то отличились. — Роберто легко прочитал все мысли Вебера. — Вы — идеальный образец неприметности: вы не женат, друзей и знакомых у вас не много, в общественной жизни не участвуете. В общем, то, что нам нужно. — Это вы меня сейчас оскорбить хотите? — Нахмурился Отто. — Ни в коем случае! — Всплеснул руками Брукман. — Тогда как вы смогли заметить такого неприметного человека, как я? — От глаз партии не скроется ничто. Ни ваша незаметность, ни другие ваши качества, столь необходимые нам: исполнительность, приспосабливаемость и, что самое важное, способность идти на риск. Вебер предпочел промолчать. — Короче, вас заметили, и порекомендовали нам. И теперь, раз вы здесь, вы приметесь за свою работу? — Сами же сказали, что я исполнительный. — Пожал плечами Отто. — Так что ваш вопрос был лишним. — Замечательно! Тогда приступим. — Брукман подался вперед. — Вы ходили вокруг Норвегии, и знаете про особенности полярных вод. — Ну и? — Вам пригодятся ваши знания и опыт. Ведь, по идее, омывающие Антарктиду воды не должны сильно отличаться от тех, что окружают Арктику. — Погодите! Не сравнивайте судоходные маршруты на севере Европы с малоизученными водами близь ледяного континента! Если вам нужен моряк, способный отправиться туда, то я не самая лучшая кандидатура! — Вы — лучше из того, что у нас есть. — Сухо оборвал его агент. — Специфика экспедиции не предполагает того, чтобы в ней учувствовали опытные — а значит и известные — исследователи Антарктики. — То есть, вы отправляете команду дилетантов в слабоизученные воды? — Отто встал из-за стола. — Я отказываюсь. Я, может, и исполнительный, но не самоубийца. — Сидеть. — Брукман не повышал голоса, но в нем появились повелительные интонации, которые просто невозможно было проигнорировать. — Вы отправитесь с той экспедицией в любом случае. — Но… — В отличии от вас, остальные члены экипажа уже имеют необходимый опыт, так что проблем не должно быть. — Но вы же сказали, что не хотите использовать известных… — Эти люди — мастера своего дела, но про них никто не знает. Их не существует для остального мира. Для него есть только команда аргентинского китобоя «Пилигрим», который уже три сезона безуспешно ходит на промысел в антарктические воды. — Так зачем же вам я, если у вас и так все в порядке? — Видите ли, предыдущий представитель ВМФ… Он, кхм, не подошел нам, и вас прислали ему на замену. Но официально вы станете вторым помощником, вас наняли в Германии на один сезон. — И каковы мои обязанности, как куратора? — Смотреть и запоминать. Командование флота желает, чтобы ему отчитывался их человек, а не один из нас. Будто бы мы что-то собираемся от них утаить! Нет, у нас нет секретов, ведь мы связаны настолько тесно… — Брукман резко прервался. — Еще вопросы? — Цель экспедиции? — Проверить кое-какую геологическую информацию. Если верить герру Гессу, в районе Черного Берега мы найдем кое-что особенное, что в дальнейшем сильно поможет всему Рейху. — Старший в экспедиции? — Его вы будете знать под именем Эрхард Штумман, а кораблем командует Ганс Кренхель. С остальными познакомитесь лично. И мой вам совет: не спрашивайте у них ни о чем, что лежит вне пределов экспедиции. — Я это учту, герр Брукман. — Замечательно. — Фольксдойче встал. — Тогда я оставлю вас. Отдохните после перелета, а завтра пойдете смотреть ваше новое место работы. *** Время шло, и туман, наконец, стал рассеиваться. Число наблюдателей на палубе уменьшалось прямо пропорционально плотности серой завесы, и скоро на палубе осталось человек пять. Они громко перекликались между собой, отпуская едкие комментарии относительно погоды. Отто же пребывал в молчании. Экипаж «Пилигрима» оказался замкнутым мирком, для которого куратор из Германии был чужим. Конечно, бойкот ему никто не объявлял, но при каждом разговоре Отто чувствовал настороженность собеседника. Но Веберу эта отчужденность не была особо в тягость. В конце концов, он и сам не был сильно общительным человеком. Так что он просто продолжал смотреть вперед. Скоро туманная пелена окончательно сошла на нет, и впереди показался темный массив горного хребта — цель их экспедиции. Как только на горизонте показался берег, палуба вновь стала людной. Но шумность выросла ненамного. Люди собрались небольшими группами, и, передавая друг другу бинокли, они пристально рассматривали далекие горы, обмениваясь короткими замечаниями. Отто попытался было влиться хоть в одну группу, но, едва он приближался, все разговоры тут же или замолкали, или переводились на общую тему. Никто не хотел говорить открыто перед чужаком. Или же, почти никто. — Черный Берег и его горы. — Задумчиво протянул Штумман, подойдя к Веберу. — Именно о них говорилось в сообщении Гесса. — Вы говорите это уже много раз. — Раздраженно ответил Отто. — А на мои вопросы, чего же там такого интересного для Гесса, все время отвечаете, что точно не знаете. Это что, миссия из разряда «поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что»? — Не совсем. — Усмехнулся глава экспедиции, которого, видимо, забавляло держать представителя ВМФ в неведении. — Мы приблизительно знаем, что ищем. Надо только найти этому подтверждение. Поверьте, вы будете присутствовать тогда, когда мы отыщем обьект наших поисков. И вы навсегда запомните этот момент. Момент, критически важный для Великого Рейха! — Ага, Хайль Гитлер. — Отто вяло поднял правую руку в приветствии. — Снег и голые камни — важнейшие стратегические ресурсы, с помощью которых мы сделаем Германию снова великой. Эрхард улыбнулся, показывая, что оценил шутку. — Вас раздражает ваше здесь присутствие? — Не то слово. — Прямо отозвался Отто. — Я только-только получил звание, и мог бы получить неплохое назначение. Сидел бы в каком-нибудь теплом кабинете, а не болтался на этой чертовой посудине на краю мира, Бог знает зачем. — Поверьте, то, что вы попали сюда — это лучшее назначение. Ваши сослуживцы могли бы о таком лишь мечтать. Ведь возможности, которое оно открывает пред вами, поистине безграничны. Впрочем, скоро вы и сами это поймете… Штумман круто развернулся, и направился на мостик, а Отто вновь остался один. Земля же за это время стала значительно ближе. *** Шлюпка, подгоняемая синхронными гребками сидящих за веслами матросов отвалила от борта ставшего на якорь «Пилигрима». Отто, который был среди пассажиров шлюпки, не понимал, отчего же для высадки был избран именно этот участок берега. Местность вокруг и так была негостеприимной и мрачной, но этот участок определенно выделялся, причем не в лучшую сторону. То было некое подобие норвежских фиордов, где отвесные скалы вплотную подходят к воде. Но те глубоко входящие в берег узкие извилистые бухты, чьи берега покрывали густые хвойные леса не шли ни в какое сравнение с этим пустынным местом. Тут точно так же к самой воде подходили крутые склоны, в нескольких местах образуя гранитную стену, стоящую в воде, и о которую разбивались тяжелые холодные волны. Единственной растительностью, которую заметил Отто, были невзрачные нашлепки лишайника на скалах. А множество птиц, гнездящихся в скалах, наполняли эту саму по себе неприятную местность своими мерзкими пронзительными криками. У Отто сразу же возникло подсознательное желание побыстрее убраться отсюда. Что-то, что было здесь, нервировало его. Казалось, само место было враждебно любой другой жизни, помимо многочисленных пернатых. А вот у остальных такого чувства явно не возникало. Сейчас гребцы с гоготом выпрыгивали на недружелюбный берег, и криками поторапливали выходящих пассажиров. Видимо им уже была привычна подобная атмосфера, раз они вели себя столь свободно. Помимо гребцов и Отто в шлюпке находились Штумман, фотограф, два спелеолога и геолог. Скоро к ним должны будут присоединиться еще два геолога, которых доставят позже, когда шлюпка отправиться назад к кораблю за снаряжением. В ожидании прибытия шлюпки прибывшие малыми группками разбрелись по берегу. Отто, не желая быть тут один, подошел к Эрхарду, который вместе с одним из спелеологов внимательно рассматривали карту, негромко о чем-то переговариваясь. — Да, Ханс, это именно то место! — Возбужденно воскликнул Штумман, увидев подошедшего Вебера. — Именно о нем говорил герр Гесс! Сомнений быть не может! Осталось только найти подтверждение! Но, я думаю, с этим проблем не возникнет. Это место должно быть сущим кладом! И как только этот идиот Ричер прозевал такое! — Вы снова не говорите. — Сухо заметил Отто. — О, я просто хочу, чтобы вы сами все увидели. — Глаза Эрхарда странно блеснули. — Поверьте, вам все станет ясно, когда нам доставят снаряжение, и мы начнем работу! *** Шел уже третий день «поиска доказательств». С каждым часом рос скептицизм Отто, вынужденного лазить по горам. Он уже начал думать, как бы сформулировать и подать свой доклад так, чтобы Штумман и его подчиненные лишились своей работы. Сам же начальник экспедиции, казалось, был неутомим. Для него были нипочем ни крутые скалы, ни лютый холод, ни отсутствие результатов. Близилось время возвращаться на отдых, и Отто, пропустив вперед этих фанатиков, присел передохнуть на ближайший валун. Те же, пообещав ему осмотреть местность за следующей скалой, пошли дальше. И только-только Вебер успел хоть как-то расслабиться, как из-за скалы донесся крик, полный дикой, неконтролируемой радости. Вебер мгновенно вскочил со своего импровизированного сидения, и пулей рванул в сторону крика. Он пришел как раз вовремя, чтобы видеть, как Штумман, не помня себя от радости, трясет геолога за плечи. А затем наблюдатель увидел и сам предмет восторгов начальника экспедиции… В скале, позади искателей, чернел темный зев пещеры. Она, судя по всему, вела вглубь хребта, но насколько далеко — этого никто не знал. — Дайте знать «Пилигриму»! — Хрипло приказал Штумман. — Пусть порадуются вместе с нами! В небо тут же взлетела зеленая сигнальная ракета. И меньше, чем через минуту, со стороны моря донеслась серия коротких гудков. А сам Эрхард, заметив Отто, подскочил к нему. — Вот, вот оно, Ханс! — Закричал он, показывая на вход в пещеру. — Первое доказательство! — Первое? — Именно! Именно! Самое интересное должно ждать нас внутри! Перспектива спускаться под землю не особо обрадовала Отто, но он постарался это не показать. Кто знает, как бы воспринял неодобрение этот чертов фанатик? — Давайте начнем прямо сейчас! — С лихорадочным блеском в глазах воскликнул Штумман. — Потому что до завтра ни я, ни вы точно не дотерпим! Остальные поприветствовали предложение шефа радостными криками. — Отлично! Тогда обвязываемся страховкой, и в путь! *** Даже после непродолжительной прогулки по этому подземному царству Вебер должен был признать, что природные пустоты, раскинувшиеся под полярными горами поистине впечатляющи. Сперва они шли по извилистому коридору, который затем вывел их в огромный зал. Свет ручных фонарей терялся в его темных просторах. — Спорим, жирная задница Геринга не поместиться даже здесь?! — Внезапно выпалил фотограф, щелкая затвором камеры. Хохот остальных подхватился эхом. Затем, наконец, начались робкие разговоры: до этого группа шла в торжественном молчании, зачарованная окружением. — Ну, что скажете, герр скептик? — Повернулся к Веберу Штумман. — Это… Это просто великолепно… — Пробормотал очарованный этим величественным твореним природы Отто. — Да. — Промолвил Эрхард, смотря туда, где терялся свет фонарей. — Великолепно. По другому не скажешь. И запомните мои слова, Ханс. В этом месте находится не просто великое творение природы или потенциальные залежи полезных ископаемых. Здесь лежит будущее Германии. *** Июнь 1939 года. Гамбург, Великогерманский Рейх. Часы пробили шесть вечера, ознаменовав конец занятий. Отто, выйдя в коридор, блаженно потянулся. Он никогда не испытывал особых трудностей в учебе, в том числе и сейчас, но вот сам предмет вызывал у него своеобразное раздражение. Все эти мудреные закорючки и трудноразборчивый говор, характерные для японского языка, в сравнении с четкостью и простотой родного немецкого, да хотя бы того же самого английского, были для Отто наглядной иллюстрацией различия между Востоком и Западом. Первый облачал даже простейшие вещи в пышные одеяния, заключая их в сложные формы. Второй же, наоборот, старался подавать даже самое сложное в ясной и лаконичной форме. На ум сразу приходило изречение доктора Геббельса: «Все простое — гениально, а гениальное — просто. Только маленький человек станет прятать свою ничтожность за сложными вещами». Но, даже так, Вебер старательно грыз этот гранит науки, и на это были сразу две веские причины: во-первых, он понадобиться ему в будущей работе, и во-вторых, это был приказ. Остальные учащиеся группками выходили из аудитории. Со всех сторон слышались разговоры, и у всех была одна и та же тема: экспедиция Ричера в Новую Швабию, которая вернулась чуть больше месяца назад. Тогда исследователи были встречены как герои, и все восхищались их мужеством и стойкостью, и превозносили важность их открытий. Все, кроме Вебера. Он, слыша все эти восторженные разговоры, презрительно ухмылялся. Такое отношение к Ричеру у него сформировалось на «Пилигриме», когда он еще только направлялся к своему открытию. Экипаж часто упоминал знаменитого полярника, и, в основном, в негативном ключе. А когда Вебер воочию узрел одну из тайн Антарктики, то и сам понял, что Ричер, не смотря на свои таланты и старание, упрямо не желал видеть по-настоящему перспективные направления для поисков, довольствуясь пустынными равнинами, где на многие сотни километров нет ничего, кроме снега, да прибрежными ледниками. В общем, пусть с научной точки зрения экспедиция Ричера имела значение, ее практическая полезность была для Рейха почти нулевой. Так думал Отто, неспешно шагая в свою квартирку, располагавшуюся в портовых районах Гамбурга. И потихоньку его мысли от Ричера пришли к его собственной судьбе. Тогда, вернувшись назад после той судьбоносной экспедиции, он детально изложил ее ход на многостраничном отчете. Там нашлось место и для описания самого плаванья, и долгих и упорных поисков, и, что самое главное, огромного подземного лабиринта. С описанием последнего было особенно сложно не удариться в восторженный тон, но Отто поднапрягся, и смог справиться. Но после того, как отчет был сдан, про самого капитан-лейтенанта словно забыли. Его не вызывали вышестоящие офицеры, ему никто не выражал благодарностей и не вручал никаких наград. Единственным, что можно было считать наградой, была скромная премия, конверт с которой ему вручили, когда он сдавал свои поддельные документы и подписывал соглашение о полном неразглашении. И все. А Штумман обещал ему грандиозные перспективы! Впрочем, скорее всего, эта была ложь. Очередная маленькая ложь, среди всей той огромной лжи и таинственности, плотным покровом укрывающей всю деятельность Рейха на ледяном континенте. Так думал Вебер в первые месяцы по возвращении. Тогда его определили в какой-то третьестепенный отдел Имперской комиссии по делам флота, чей род деятельности был столь туманен и запутан, что все попытки Вебера понять, чем же именно он занимается, были тщетны. Отдел был просто очередным аппендиксом огромного бюрократического аппарата Германской Державы, чья деятельность сводилась к тому, чтобы создавать иллюзию важности проводимой им работы, и, тем самым, сохранению рабочих мест его служащих. Отто осознавал все это, и не раз подавал прошение о переводе. Но все его просьбы оставались без ответа. Шло время. Были построены и введены в строй «карманные линкоры», и готовились к закладке их более грозные потомки «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Началось стремительное развитие подводного флота. Германия под предводительством Адольфа Гитлера вновь начала поднимать голову. Рейх готовился ввести войска в демилитаризированную Рейнскую область. Все одногрупники Отто по офицерской академии получали должности, далекие от простого просиживания штанов в пыльных кабинетах. Лишь сам Вебер оказался «на обочине». Так ему казалось, пока в самом конце декабря тридцать пятого года ему не обьявили, что его зачислили на спецкурс по изучению японского языка. В будущем, говорил ему невзрачный человек в штатском, который принял его в кабинете контр-адмирала, его отправят в Японию, для обмена опытом и углубления сотрудничества в военной сфере. Эта новость стала для Отто настоящим рождественским подарком. Он так устал от ничегонеделанья! И с началом нового года он со всем усердием вцепился в данную ему возможность, штудируя язык далекой азиатской страны. Дни перетекали в недели, недели в месяцы, а те — в годы. Отгремела гражданская война в Испании, произошел Аншлюс Австрии, Германия получила Судеты. Над миром отчетливо замаячил призрак новой войны. Это было ясно, как божий день, вопрос стоял только «как скоро?». И вот, в такой напряженной обстановке, в середине июня Отто наконец-то решили отправить туда, где пригодятся его приобретенные лингвистические навыки. Тот же человек, который обьявил Веберу, что тот записан на спецкурс, появился вновь. На сей раз он почти не говорил, а просто вручил Отто запечатанный конверт. В нем находился приказ за подписью Рудольфа Гесса, что капитан-лейтенант Отто Вебер должен в течении семидесяти двух часов после получения данного приказа уладить все свои дела в Германии, и явиться на пирс номер восемь в Гамбурге, где его будет ждать транспорт, который доставит его в Японию. Дальнейшие приказы он получит по прибытии. Для Вебера уладить все свои дела в столь короткий срок не оказалось проблемой. В Германии его практически ничего не держало: у него не было ни семьи, ни земли, ни работы, которую не жалко было бы оставить. Он был настоящим моряком, готовый в любой момент сняться с места, и рвануть на другой конец света. Так что на указанное место он явился точно в срок, готовый отправляться в долгий путь. *** Конец июня 1939 года, пирс номер восемь, Гамбург, Великогерманский Рейх. Еще до прибытия на указанное место у Вебера появились некоторые подозрения. «Пирс номер восемь» оказался очень хорошо спрятан в большом порту Гамбурга, и потребовалось немало усилий, чтобы его найти: даже портовые работники были в недоумении, когда Вебер спрашивал их про данное место. Выручка пришла с совершенно неожиданной стороны: хмурый детина в черной эсэсовской форме, услышал, что Отто спрашивал про пирс у одного из грузчиков, подозвал капитана, и, узнав о причине поисков, провел («Скорее, проконвоировал» — подумал тогда Отто) его до нужного места. Еще одним поводом для удивления оказался сам транспорт, который должен был доставить его в Японию. Вебер ожидал увидеть пассажирский пароход, на худой конец хоть транспортник, но не огромную (для своего класса) субмарину. Подлодка разительно отличалась от всех У-бутов, которые на своем веку видел Отто. У этой подлодки корпус был непомерно широк, будто бы ее распирало изнутри, и надстройка просто терялась на этой большой, слегка сплющенной туше. Сопровождавший его эсэсовец буквально сдал Вебера на руки человеку с рыжей бородкой, который, проверяя бумаги Отто, представился капитаном этого плавучего непотребства, считавшегося подводной лодкой. Затем прибывшего сопроводили внутрь, где стало ясно, отчего же У-бут оказался столь большим: все его внутренности были забиты ящиками и свертками разных форм и размеров. Отто оказался на борту подводного транспорта. А еще там была целая куча народу. Намного больше, чем просто экипаж, даже если и делать поправку на размеры субмарины. Отто провели до его койки, предупредив, что во время плаванья он будет делить ее с боцманом. Народ внутри субмарины галдел, все обсуждали грядущее плаванье, и то, куда их распределят по прибытии. Из обрывков разговоров Отто понял, что компанию ему составляют, в основном, рабочие разных специальностей. Были среди них и металлурги, и сварщики, и инженеры… «Видимо, будут строить военный завод» — подумал тогда Отто. Сам же он, бросив на койку вещмешок, направился исследовать этого подводного гиганта изнутри. *** Начало июля 1939 года, транспортная субмарина UF-2, Северная Атлантика. Поначалу мирный ход плаванья оказался нарушен, когда субмарина отошла на достаточное расстояние от европейских берегов. Тогда, по внутренней связи, ко всем пассажирам подводного левиафана обратился его капитан. — Фольксгеноссен! — Начал он свою речь торжественным тоном. Все разговоры внутри подлодки разом стихли: люди ждали, чего же им желает рассказать «первый после Бога» человек на корабле. — Я восхищен вашей решимостью: вы смогли оставить позади то, что вам дорого, и откликнулись на призыв вашего фюрера и вашего Рейха! Вы показали, что готовы способствовать могуществу своей родины даже далеко от нее! Но из-за соображений секретности нам пришлось скрыть истинную цель нашего плаванья, ведь враги Рейха повсюду и сейчас даже у стен есть уши! Это не Япония, как вам говорили ранее! Ведь негоже германцам ходить в подчинении представителей желтой расы, и своей работой способствовать росту их мощи! Нет, мы направляемся туда, где ваша работа принесет благо исключительно нашему Рейху! Мы направляемся в Антарктиду, где вашими руками — и руками ваших товарищей — будет коваться могущество Германии! И пусть вас не пугает пункт назначения — любые неудобства, которые вы испытаете, будут незначительными и недолгими! Да и разве трудно настоящему германцу перенести их?! Вот именно, ничего сложного! Возрадуйтесь, ибо вам выпала честь своими руками творить историю! Вы сделаете это, и пусть фюрер гордится вами! Хайль Гитлер! — Зиг Хайль! — Дружным хором отозвалось множество голосов. Но ответ этот был не всеобщим. Воодушевление, которое посеял капитан, сменило замешательство и недовольство, появившееся в первые мгновения, когда пассажиры узнали про смену цели их следования, не у всех. Их было немного, тех, кто четко понимал, что работа в Антарктиде будет тяжелой, и не собирался этому радоваться. Среди их числа был и Вебер. Но, при этом, они не противились: каждый человек на борту был тщательно отобран по многим критериям, в число которых входили верность и послушание. Они были готовы выполнять возложенные на них обязанности, ибо верили, что будут трудиться на благо своей родины. После этого внезапного заявления идущая на крейсерской скорости субмарина загудела, словно растревоженный улей. У ее пассажиров появилась новая грандиозная тема для разговоров. *** Середина октября 1939 года, Черный Берег, Антарктида; Секретная база Третьего Рейха, кодовое название — «Метеорологическая станция шесть». Субмарина всплыла на поверхность после очередного погружения, на этот раз оказавшегося слишком коротким. Затем двигатели субмарины внезапно затихли. Это могло означать лишь одно: спустя столько дней они, наконец, прибыли. Люди, уставшие от долгого перехода, возбужденно переговаривались. Они не знали, какими будут условия в их новом доме, но они определенно должны быть лучше, чем на субмарине. Помимо однообразия плаванья и не самых комфортных условий жизни на всех угнетающе подействовали новости о начале войны. Пусть польская кампания и была удачной, но как будут обстоять дела в войне против Англии и Франции? И не ударит ли Рейху в спину коварная большевистская Россия, пока Германия будет занята на Западе? Эти, и многие другие вопросы тревожили людей, заключенных в корпусе огромной субмарины, пока она неспешно плыла на юг. Но теперь, с прибытием, эти вопросы отошли на второй план. Люди спешили выбраться из тесноты лодки, пусть даже снаружи их ждет адский холод и снежные бури. И вот, когда настала очередь Вебера подняться по лестнице наверх, прочь из тесноты и духоты, он, в удивлении от увиденного застыл, наполовину выбравшись из люка. Вместо неба — неважно какого: ночного, дневного, чистого или затянутого тучами — над субмариной нависал неровный каменный потолок, подсвеченный ярким искусственным светом прожектора. На каменном своде блестели кристаллические вкрапления, создавая причудливую иллюзию звездного неба. Вода под каменным небом была темной и гладкой, будто стекло. Сам же зал был огромен: в нем могло бы поместиться еще две таких субмарины, как та, на которой они прибыли. Тем более, что для них уже были приготовлены бетонные причалы с небольшими кранами. Настоящий подземный порт. Воистину, завораживающая картина. — Эй там, шевелись давай! — Грубо прикрикнули на Отто сзади, для убедительности ткнув его в икру. Вебер, вспомнив, что он преграждает выход остальным, поспешно выбрался наружу. Там царил полный штиль: никакой ветер не мог проникнуть в это подземное царство. Также, на удивление, холод тут был не такой сильный, как ожидал Отто. Во всяком случае, было не холоднее, чем в Германии в начале зимы. Закинув вещмешок за спину, Вебер спустился по сходням, и попал в окружение небольшой толпы людей. Видимо, то были рабочие, прибывшие раньше, и пришедшие встретить своих новых товарищей. Отто неуверенно продвигался вглубь пещеры, не видя ни одного знакомого лица, пока… — Давно не виделись, герр скептик! — Обратился к Отто голос, которого он не слышал уже очень давно. Резко развернувшись в ту сторону, Вебер увидел, как к нему спешит широко улыбающийся Штумман. Только на этот раз вместо экипировки полярника на нем был комплект зимней формы войск СС. На петлицах сверкали знаки штурмбанфюрера. — Действительно, много времени прошло, герр Штумман. — Также улыбнулся новоприбывший. — Я такой же Штумман, как вы — Штейге. — Махнул рукой бывший начальник экспедиции «Пилигрима». — Необходимая мера предосторожности. Но теперь, когда вы здесь, когда вы стали неотъемлемой частью нашего сообщества, предлагаю больше не прятаться за фальшивыми именами. К тому же, таким старым знакомым как мы, это вообще ни к чему. — Согласен. — Усмехнулся Отто. — Здесь нет нужды играть в эти глупые игры. Позвольте представиться: капитан-лейтенант Отто Вебер. — Очень приятно, Отто. — Ответил собеседник. — Я же — штурмбанфюрер Макс Шперле, для тебя просто Макс. После настоящего знакомства они пожали друг другу руки. — Не ожидал, что ты состоишь в СС. — Сказал Отто, рассматривая молнии на петлицах. — Да еще и с таким званием! — А, просто формальность. — Махнул рукой Макс. — Меня сюда протолкнул Гесс. Мол, человеку из СС проще решать некоторые проблемы просто из-за того факта, что он состоит в данной организации. И действительно, как только у меня появилась нужная корочка, работать стало намного легче. Короче, это скорее по служебной необходимости, чем по собственному желанию. А вообще, меня они напрягают. Я для них чужак. Прямо как ты, когда попал на «Пилигрим». — Понимаю. — Кивнул Вебер. — Кстати, остальные из команды тоже здесь? — Ага, большинство. Механика и его помощника зарезали в трущобах Буэнос-Айреса вскоре после нашего возвращения, а так все тут, живы-здоровы. Позже с ними увидишься. — Хорошо. — Усмехнулся Вебер. Перспектива найти тут хоть каких-нибудь знакомых была неплохой, даже для такого одиночки как Отто. — Кстати, не подскажешь, где тут можно разместиться? Не горю желанием квартироваться на той чертовой посудине. — Думаешь сразу отправиться в жилую секцию? — Ухмыльнулся Макс. — Наивный! Нет, тебе и остальным предстоит посетить одну помпезную — и скучную — церемонию. — Что еще? — Да так, глава нашей партийной ячейки — первый человек здесь, такой себе местный фюрер — завел обычай встречать каждую новую партию рабочих. Само по себе неплохо, но вот если бы он удосуживался хоть чуть-чуть менять свою речь… — Макс неодобрительно цокнул языком. — Ничего, переживу. — Кстати, — Встрепенулся Шперле. — Как идет война? Правда, что Польша пала меньше чем за месяц? И что теперь мы воюем с Британией и Францией? — Сам знаю не сильно много. — Покачал головой Вебер. — Мы ловили лишь обрывки новостей, и сами полностью не знаем обо всем. Но, скорее всего, это правда. — Черт, это плохо. — Нахмурился штурмбанфюрер. — Старшему это не понравиться. — Старшему? — Насторожился Отто. — Местному фюреру? — Не-а, он скорее всего рад этому. Я про нашего патриарха. — Кого? — Не понял Вебер. — Позже увидишь. Думаю, он будет рад тому, что круг его подчиненных пополнился таким человеком, как ты. — Прибывшим собраться в колонну! — Прервал разговор старых знакомых громкий голос. — Повторяю, прибывшим собраться колонну! — Ладно, увидимся позже. — Макс махнул Отто рукой. — И постарайся не заснуть, пока наш лидер толкает речь. *** Пока новоприбывших вели по подземному лабиринту, Отто успел поразиться масштабам перемен. Там, где раньше пришлось внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о малозаметный в свете ручного фонаря выступ, теперь находился ровный бетонный пол, ярко освещенный светом настенных ламп. Вдоль стен, которые, по большей части, сохранили свой первозданный вид, тянулись толстые кабеля и множество труб, а кое-где в гранит были вделаны стальные двери. Под потолком шли широкие трубы вентиляции, способствуя нормальному движению воздуха, который, после разделения подземелья на секции, не мог циркулировать естественным образом. А еще тут стало заметно теплее. Подземелье, которое хранило мрак и тишину с самых первых дней своего появления, утратило их, как только сюда пришел человек, и принялся наводить тут свой порядок. Кругом сновали люди, спешащие по своим делам, иногда бросая настороженные взгляды на колонну новичков. А еще странный шум, который все услышали сразу, как только вышли на палубу субмарины. Приглушенный гул, который часто перемежался такими же приглушенными ударами. Тогда кто-то из рабочих пошутил, будто бы он и не уезжал со своего родного завода. И кто бы мог знать, насколько его слова были близки к истине! Наконец, их довели до места назначения — большой пещеры, Вполне возможно, что той самой, которую Отто и Шперле открыли тогда. Перемены коснулись и ее. Тьму разгоняли установленные по углам мощные лампы. Одна из них подсвечивала огромный флаг Третьего Рейха, позади массивной, вытесанной из камня трибуны, на фронтальной стороне которой был вытесан немецкий орел, сжимающий в когтях свастику. Прибывшие небольшой толпой стали пред возвышением с трибуной, ожидая, что же будет дальше. Они настороженно осматривались вокруг, прижимая к груди вещмешки со своими скромными пожитками. Так они ждали минут десять-пятнадцать, пока, наконец, в этот подземный «зал собраний» не вошел бойкий человек в скромном костюме, похожем на тот, в котором перед людьми выступал Гитлер. Скорее всего, первый партиец во всем старался наследовать свое божество. Его сопровождали три человека. Один из них был в штатском, скорее всего, помощник. Второй носил черную эсэсовскую форму, но разобрать знаки на его петлицах было тяжело, но, судя по всему, это был начальник местного подразделения СС. А вот с третьим все было предельно ясно: золотистые полосы на рукавах его кителя четко говорили, что он был вице-адмиралом. И он, как будущий начальник, удостоился наиболее пристального внимания Вебера. Адмиралу на вид было явно за пятьдесят, но при этом держался он просто отлично. Идеально ровная осанка, и твердый, уверенный взгляд прямо перед собой могли сказать многое. Но эта уверенность и твердость отличались от холодного высокомерия идущего рядом с ним эсэсовца. В общем, будущее начальство даже с расстояния внушало почтительное благоговение. Троица сопровождавших скромно встала позади «полярного Гитлера», пока тот, встав за трибуной, свысока оглядывал своих новых рабочих. — Фольксгеноссе! — Наконец, заговорил он. Голос, усиленный аппаратурой, отразился от сводчатых стен. — Я рад приветствовать вас на этой далекой земле! Волею нашего великого фюрера вас направили сюда, дабы… *** Шперле оказался прав: оказалось очень трудно не начать клевать носом, пока партиец, назвавшийся Дитрихом Хайссе, упражнялся в словесности. За почти сорок минут он сказал много — и почти ничего по сути. Большая часть его речи содержала себе восторги мудростью фюрера, уверенность в победе Рейха над всеми врагами и нападки на англичан. Лишь в самом конце Хайссе коснулся того, что творилось здесь. Но и тут не обошлось без патетики: строящееся под горами Антарктиды военное производство он называл не иначе, как «кузница бога войны, в которой будет выкован меч, сразящий всех врагов Великого Рейха!». В конце, сорвав свою долю восторгов, он под крики «Хайль Гитлер!» и «Зиг Хайль!», удалился, не понимая, а может, не желая понимать, что основная радость этих уставших от долгого плавания людей была вызвана самим концом этой речи, а не ее содержанием. Толпа начала рассасываться, людей группами сопровождали в жилые секции, и тут, как будто из-под земли появился Шперле. — Доброе утро, мой друг! — Макс ткнул Вебера в бок. — Надеюсь, ты храпел не слишком громко? — Думаю, моим соседям было приятнее слушать мое сопение, нежели это словоблудие. Эти полчаса своей жизни мне никогда не вернуть. — Отто с деланной печалью покачал головой. — А так… Ничем не отличается от того, что я слышал в Германии. Ну, главное, чтобы они делали то, что обещают, и потом болтают, сколько влезет. — Вот-вот. — Кивнул Макс. — Ну, пока что все идет как надо, и поводов для жалоб нет. — Меня это устроит. А теперь будь другом, проводи меня до жилых секций, а то я уже сто лет не видел нормального человеческого жилья… — Нормального человеческого жилья? — Тут Шперле внезапно помрачнел. — Это ты не по адресу, друг. Это — форпост цивилизации на дикой земле, так что условия соответствующие. Чуть получше, чем на той субмарине, которая привезла тебя. — Все настолько плохо? — Очень. В комнатушке восемь двухъярусных коек. Каждой койкой владеет два человека — пока один спит, другой вкалывает, и наоборот. — Мда… Просто замечательно. — Ты это еще погоди. Вот когда сюда навезут еще народу, то они, скорее всего, добавят еще одного человека на место. — Давай не нагнетай, а? Можешь просто отвести меня к жилой секции? — Позже. Как я и обещал, сперва познакомлю тебя со Стариком. Видел его? — Тот вице-адмирал? — Он самый! — Макс направился в сторону старшего офицера, расталкивая людей. Отто следовал в его кильватере. Адмирал одиноко стоял у трибуны, бесстрастно следя за тем, как люди, по одному, по два, как песчинки свозь горлышко песчаных часов, выходят из зала. Казалось, он даже не заметил, как к трибуне поднялись Вебер и Шперле. — Привет, Старик! — Окликнул его Макс. Тот даже не шелохнулся. — Ш-ш-ш! — Зашипел на него Отто. — Это же вице-адмирал! Прояви уважение! — Мертвецам не обязательно соблюдать формальности, уважаемый. — Внезапно заговорил адмирал, разворачиваясь к подошедшим, пристально рассматривая Вебера. — Эм, мертвецам, герр вице-адмирал? — Осторожно спросил Отто. Поведение Старика озадачивало его. — Именно так, уважаемый. Мертвецам. Хотя нет, даже хуже. О мертвецах остается хотя бы память. У нас же нет даже этого… — Извините, герр вице-адмирал, я не понимаю, о чем вы говорите. — Поверь, ты еще поймешь. — Зеленые глаза адмирала ярко блеснули из-под седых бровей. — И кстати, каково имя духа, привезенного Хароном в это подземное царство? — Представься. — Подсказал Веберу Макс. — Капитан-лейтенант Отто Вебер, майн герр! — Вытянулся Вебер. — И за какие же грехи вас сослали сюда? — Он был в одной экспедиции со мной. — Ответил за товарища Шперле. — А-а, самый страшный грех — знание. — Странный старик поднял вверх палец. — Тот, кто знает про это место, обречен быть заточенным сюда, рано или поздно… — Слушай, Старик, ты его пугаешь. — Вмешался Макс. — Бедолага только что слушал болтовню Хайссе, а тут еще и ты туман напускаешь. Пожалей его, а? Адмирал пожал плечами. — Как скажешь, Макс. Как скажешь. — Затем его внимание вновь вернулось к Веберу. — Простите меня, уважаемый. Старикам свойственно иногда нести настоящую чушь… В общем, как вы сами поняли, я — вице-адмирал, и, следовательно, ваш начальник. И звать меня Курт. Курт Хохклюг. — Рад знакомству, майн герр. — Осторожно ответил Отто. — Кстати, вы говорили о мертвецах… — А, это… — В голосе Курта появилась горечь. — Вот скажи, Отто, — он незаметно перешел на «ты». — ты раньше слышал обо мне? Или о Хайссе? И он, и я занимали высокие посты еще до того, как попали сюда. — Нет, герр вице-адмирал. — После раздумий ответил Вебер. — Не слышал. — Значит, «Лета» хорошо делает свою работу. В ее водах уже исчезли я, Хайссе, Макс, и много еще кто. И скоро вы последуете за ними. — Простите, майн герр, вы сейчас о чем? — О спецподразделении «Лета». — Вместо Курта ответил Шперле. — Их деятельность полностью характеризуется названием. Они занимаются тем, что обрубают ниточки, способные привести сюда. Когда сюда прибыл Курт, они изьяли всю информацию о нем, откуда только смогли. Про него помнят лишь пара человек, но никаких официальных данных, способных подтвердить, что он существовал, нет. То же самое и со мной, и всеми остальными. Уверен, что они приступили к работе над тобой и остальными пассажирами той подлодки сразу после ее отплытья. И то, что уже ее закончили. — Да, Отто. Теперь ты мертвец. Но панихиду по тебе служить никто не будет. — Подытожил Хохклюг. Отто внезапно стало дурно. Кто бы это не придумал, но он был чертовски хорош — зачем делать из чего-то секрет? Ведь рано или поздно любой секрет раскроется. Но как можно узнать про то, чего никогда не было? Никак. И вот так вот из истории безжалостно вычеркивались жизни множества людей — от простых рабочих, до старших офицеров и партийных чинов. И осознание того, что его просто стерли для всего остального мира, было неприятно. — И что теперь? — Слегка охрипшим голосом поинтересовался Отто. — Ничего. Работать на благо фатерлянда, и ждать. Быть может, когда все закончиться, те высокие чины, которые нас помнят, наши божества, чтоб их, соизволят явить нас миру. — Курт усмехнулся. — И будет это, как в Писании. И встанут мертвые для высшего суда, и зависеть приговор будет от действий их при жизни — и после смерти. Отто промолчал. — И еще, Старик, война все-таки началась. Отто тоже слышал про это. — Сказал Макс. — То были всего лишь обрывки новостей. — Уточнил Отто. — Знаю. — Угрюмо ответил тот. — Узнал почти сразу. И это плохо. Фюрер обещал Редеру, что не будет воевать с Британией, пока у нас не будет достойного флота. Без него мы будем очень долго осаждать их острова. А они за это время договорятся — не важно, с советами или с США — и вновь случиться то, что было двадцать лет назад — война на два фронта. Последствия мы знаем, и даже очень хорошо. — Не будь таким пессимистом. — Усмехнулся Макс. — Уверен, на этот раз наши учли все ошибки. — Будем надеяться… И да, Макс, сейчас мне надо идти. Хайссе просил меня зайти. А ты все-таки проведи Отто до комнат. И чудаковатый вице-адмирал покинул их, оставив Вебера и Шперле одних в давно опустевшем зале. *** Июнь 1941 года, Антарктида, «Метеорологическая станция шесть». За почти девять месяцев Вебер втянулся в жизнь антарктической базы, и смирился со своей судьбой «мертвеца». Также, он значительно сблизился с Максом и Хохклюгом, и их ближайшим окружением. Мнение Отто о Курте эволюционировало постепенно. Сперва Вебер относился к нему просто как к чудаковатому старику, у которого из-за суровых условий жизни на базе начал развиваться старческий маразм. Но чем дальше он работал под началом Старика, тем лучше узнавал его, и уважение к Курту все крепло. Это был смелый, умный, настойчивый и прямой человек. Его приказы были краткими и твердыми и, после того, как были отданы, уже не менялись. В отличии от других старших офицеров, с которыми имел дело Отто, Хохклюг охотно советовался со своими подчиненными, обсуждая с ними приказы и планы. Он тепло относился к своим людям, твердо веруя в «морское братство». Но один тип подчиненного с ним не мог ужиться — это так называемый «Jasager», «Да-человек». Курт ненавидел показуху, что для адмирала германского флота, где еще силен был дух надраенной до блеска медяшки, царивший в Императорском флоте, было совершенно нетипично. Он не раз демонстрировал свою независимость. Старик любил поболтать за стаканом шнапса. И если пытаться найти у него слабости, то можно вспомнить лишь одну. Адмирал любил вкусно поесть. Но на базе с этим было весьма туго, на что Курт частенько жаловался. Неудивительно, что подчиненные боготворили своего начальника, легко прощая ему его маленькие странности. Но, помимо подчиненных, круг общения Курта был весьма широк. Касательно же подчинённых, то это, в основном, были подводники. И не тех транспортных субмарин, регулярно прибывающих из Германии, а трех полноценных боевых У-бутов. Также под командованием Хохклюга находилась небольшая флотилия рыболовных судов, чьи методы маскировки очень походили на таковые у «Пилигрима». Но гордостью этого маленького флота был вспомогательный крейсер «Адлер», переделанный из чилийского транспортника. Рейдер между своих рейдов отсиживался среди многочисленных островов Огненной Земли, ожидая, пока субмарины с базы не доставят на него боеприпасы. Для Отто же особой работы не было. Иногда он подменял подводников, которые не могли выйти в поход; но чаще всего он занимался бумажной работой, помогая помощнику адмирала, капитану цур зее Шварцу. Но в этой дали бюрократия находилась в зачаточном состоянии, и даже такой работы было мало. Но все равно, скучать не приходилось: он большую часть времени проводил в обществе Хохклюга и Шварца, которые делились с ним своим опытом. Иногда Старик привлекал новичка к разработке планов. В общем, рутина. База тоже не стояла на месте: сеть пещер под горами оказалась на удивление обширной, и ее обустройство продолжалось до сих пор. Тоннели постоянно утеплялись, бетонировались, там тянули кабеля и трубы. В больших пещерах устанавливали привезенные из Германии станки, за которые тут же становились рабочие. В дальних туннелях кипел особенно тяжелый труд: там, где были найдены залежи железной руды и каменного угля, ни на минуту не останавливалась работа. Именно там встречали свой конец члены экипажа судов, захваченных «Адлером», на время освобождая от работы германских шахтеров. В соседней пещере расположился небольшой, но полноценный металлургический завод, дым от которого отводился вверх, отчего снаружи создавалась иллюзия действующего вулкана. На ледяном континенте рос настоящий промышленный центр, скрытый от всего мира. Правда, пока что он работал только на самообеспечение, но где-то через год он уже должен будет начать полноценную работу. «Мы построили здесь настоящий коммунизм. — Иногда шутил Макс, часто бывающий в обществе Курта и Шварца, и, следовательно, Отто. — Минимум частной собственности, государственные средства производства, и практически все заняты физическим трудом. Если бы русские про это узнали, они бы удавились от зависти». Но июнь принес с собой значительное напряжение, ознаменовав собой начало новой, более тяжелой эпохи в жизни базы. Во-первых, всех всколыхнула новость о начале войны с Советским Союзом. Хайссе, узнав об этом, провозгласил по внутренней связи базы целую речь, в которой предрекал скорый разгром большевистских орд. Курт, Шварц и Шперле, узнав про открытие второго фронта, были настроены скептически. Отто же пребывал в умеренной оппозиции, выражая более оптимистичные взгляды. Во-вторых, последняя транспортная субмарина, помимо груза и обычных пассажиров, привезла десяток людей с погибшего «Бисмарка». Среди них был и корветтен-капитан Шнайдер, артиллерист, который был награжден Рыцарским Крестом за потопление «Худа». Он должен был получить награду по возвращению в Германию, но получил ее из рук Хайссе. То, что он оказался в сущей заднице мира, и то, что дома его официально объявили погибшим, произвело на него гнетущее впечатление. Но эти люди были дивным прецедентом. «Настоящие мертвецы. — Заметил тогда Курт. — Их не сотрут, ибо нет надобности. Все и так считают, что они мертвы». На самого же адмирала гибель «Бисмарка» также произвела сильное впечатление. «Сначала Лангсдорф, теперь Льютенс и Линдеманн! — Ворчал Хохклюг, оставаясь наедине со своим ближайшим окружением. — Мы теряем лучших офицеров — и просто замечательных людей — одного за другим! Такими темпами во флоте не останется ни одного толкового человека!». И в-третьих, пусть это и поколебало положение одного лишь Макса, был перелет Рудольфа Гесса в Шотландию. Его незамедлительно обьявили предателем, и на все, что было с ним связано, легла тень. Шперле же был одним из людей Гесса, отчего его и так трудные отношения с коллегами по СС стали просто невыносимыми. И теперь Макс стал еще больше времени проводить в дружественной к нему компании «флотских». Но это было не главным: теперь любая его ошибка могла быть для него фатальной, отчего он сделался нервным и дерганым. Еще одной, так сказать, новостью стало строительство еще одной базы, на сей раз в Новой Швабии. Гиммлер, решивший не отставать от Гесса, еще в сороковом году начал свой антарктический проект. Правда, как ходили слухи, та база не должна быть еще одним военным производством, как «Метеорологическая станция шесть», а чем-то совершенно иным. Чем именно — было загадкой. Но ломать над этим голову не было времени: начиналась настоящая война, и основной задачей было ускорение ввода в строй производственных мощностей. *** Апрель 1942 года, Антарктида, «Метеорологическая станция шесть». В начале года Отто повысили до корветтенкапитана. Связано это было с тем, что уже совсем скоро подземный комплекс начнет полноценную работу, и для контроля за ее выполнением уже была создана должность «флотского инспектора по судостроению», которая и досталась Веберу. Повышение Отто дало повод флотской компании повод для небольшого торжества, скрасившего серые трудовые будни, крайне бедные на события. Больше всего Вебера с новой должностью поздравлял Макс, искренне радуясь за успех товарища. Поздравления Хохклюга же были на удивление сдержанными. После этого жизнь вновь вошла в привычное русло. Но затем наступил апрель, и база пополнилась еще одним «мертвецом», да каким! Прибытие очередной транспортной субмарины не предвещало ничего необычного. С ее борта на пирс осторожно сходили рабочие из новой партии, возбужденно галдя. В стороне со скучающим видом стояли грузчики, ожидая, пока новоприбывшие разойдутся, чтобы приступить к своей нехитрой работе. Отто, Макс и присоединившийся к ним Курт, стояли чуть дальше, делясь короткими комментариями по поводу прибывших, как вдруг Шперле сдавленно охнул. Затем он протер глаза, и недоверчивым взглядом уставился в последнюю группу людей, толпящихся на палубе пузатой подлодки, ожидая своей очереди на спуск. — Что, что такое? — Обеспокоенно спросил Отто. Курт, промолчав, стал высматривать причину удивления штурмбанфюрера. — Тот высокий худощавый мужчина. — Негромко заговорил Макс, показывая в сторону прибывших. — В добротном кожаном плаще. Знаешь, кто это? — Не уверен. — Пристально рассмотрев указанного человека, ответил Отто. — Но где-то я уже видел его… — Конечно видел. — Внезапно сказал Хохклюг. — Такие люди, как он, редко остаются в тени. — Он повернулся к двум товарищам. — Геноссен, к нам прибыл сам министр вооружения и боеприпасов, а также дорожного строительства и водных путей, и основатель организации имени себя. К нам прибыл Фриц Тодт. *** Весть о прибытии на базу самого рейхсминистра быстро облетела весь комплекс. Последующие несколько дней база гудела как улей, обсуждая причины этого. Прибыл ли Тодт лишь на время? Или же, он останется тут очень надолго, как и остальные обитатели подземелья? Если да, то не пострадает ли военная промышленность Германии, оставшись без своего руководителя? И не означает ли его прибытие то, что у полярного комплекса и его работы высший приоритет? Самому же Тодту стараниями Хайссе и его окружения, а так же верхушкой местного СС был оказан торжественный прием, правда, организованный в попыхах: даже высшие чины базы не знали, что к ним пришлют рейхсминистра. Сам же министр был на удивление молчалив и погружен в собственные мысли. Пока что он обустраивался на новом для себя месте, и в это время вокруг него вились местные партийные функционеры, надеясь влиться в его окружение. Но прошло уже чуть больше двух недель, и ажиотаж вокруг Тодта начал спадать. Министр, который, как оказалось, был прислан сюда указом самого Гитлера для того, чтобы возглавить организацию производства, начал потихоньку втягиваться в работу. В обществе флотских также уделили достаточно внимания прибытию Тодта, ведь он должен будет возглавлять постройку кораблей, первый из которых планировали заложить уже в июне. Что было самым странным, так это то, что со времени появления рейхсминистра Курт стал намного реже посещать такие встречи, что также вызывало некоторое беспокойство. Причина этих «прогулов» выяснилась довольно скоро: во время очередной встречи, снова начавшейся в отсутствии вице-адмирала, дверь в офицерский салон открылась, и туда вошел Курт, в сопровождении самого рейхсминистра. Все присутствующие там мгновенно вскочили, вскидывая руки в приветствии, и огласив помещение возгласом «Хайль Гитлер!». При этом у Курта дернулся уголок рта. — Господа, позвольте представить вам доктора Фрица Тодта, бывшего рейхсминистра вооружений, а ныне скромного руководителя программы «ZX». — Заговорил Курт. Тодт при этих словах кивнул. — И, поскольку его работа напрямую связана с интересами флота, то, думаю, вы поладите. Лично я уже поладил. Доктор Тодт неспешно обошел помещение, и поздоровался с каждым за руку. Хватка у бывшего министра оказалась довольно крепкой. Когда Тодт познакомился с каждым из присутствующих, все вновь заняли места в креслах, но царившая в салоне раскрепощенность куда-то улетучилась с приходом Тодта. Сам же виновник этого, сидя рядом с вице-адмиралом, настороженно рассматривал присутствующих людей. — Вы уверены? — Негромко поинтересовался Тодт у Курта. — Абсолютно. — Кивнул тот. — Я доверяю каждому человеку в этом помещении. — Тогда ладно. — Вздохнул доктор. — Геноссен. — Начал говорить Хохклюг. Все внимание сразу же переключилось на него. — Вы, скорее всего, предполагаете, что доктора Тодта прислали сюда, чтобы усилить контроль фюрера над нашей работой здесь. Как выяснилось, это не совсем так. Я попрошу вас выслушать его, и понять, что на самом деле все намного сложнее. Прошу вас, доктор. Тодт встал, и прокашлялся. — Вы, скорее всего, удивлены тем, что из Германии сюда прислали человека, важного для организации военного производства, и, следовательно, хода войны. — Тодт говорил неспешно, с расстановкой. — Вы можете спрашивать себя, какова причина этого. А причина этого проста, и неприятна. — Фриц взял паузу. — Вы знаете, что сейчас Рейх ведет войну на два фронта, и то, что она явно затягивается. Но главное не это. Нам вообще не следовало начинать наступление на Востоке, не разобравшись с проблемами на Западе. Ввязавшись в эту авантюру, Германия экономически уже проиграла эту войну. Доктор закончил говорить, а в салоне повисла тишина. Затем со всех сторон послышались возмущенные возгласы. — Я не говорю, что наше поражение неминуемо. — Поспешил успокоить слушателей Тодт. — Возможно, в военном аспекте мы успеем сокрушить русских, пользуясь тем, то они еще не оправились от поражений прошлого года. — Затем он вновь стал серьезен. — Но если мы не сможем этого сделать, то они запустят все свои эвакуированные в тыл заводы, и тогда поражение станет лишь вопросом времени. Они просто задавят нас мясом и металлом, и неважно, с каким мужеством наши солдаты будут обороняться. И тогда Европу захлестнет орда красных варваров, знаменуя собой конец цивилизации. Снова возгласы возмущения. — Попробуй сказать это фюреру! — Воскликнул кто-то. — Я изложил ему все это в детальном отчете. — Возразил Тодт. — И указал ему на всю опасность нашего положения. Я говорил ему, что пока не поздно надо начать тотальную мобилизацию всего Рейха во всех аспектах, от военного, до экономического и социального, сворачивая все проекты, не имеющие ничего общего с военным производством. Или же заключить мир с одной из воюющих сторон. — И что же фюрер? — Поинтересовался Шварц, недоверчиво рассматривая бывшего министра. — Фюрер накричал на меня, называя пораженцем и капитулянтом. Сказал, что я переоцениваю возможности русских и их промышленности. И что мой отчет дал ему повод задуматься о моем положении. Но он слишком хорошо знает меня, чтобы считать, что я могу действовать во вред Рейху. Так что он решил дать мне «особо важное партийное задание». И вот я здесь. Никогда не думал, что когда-нибудь прочитаю свой некролог. — С этими словами Тодт достал из внутреннего кармана мундира аккуратно сложенную газетную вырезку, которую продемонстрировал присутствующим. В ней говорилось, что министр Фриц Тодт погиб в авиакатастрофе, и по этому поводу скорбит вся немецкая нация. В конце кротко упоминалось, что его преемникком назначен Альберт Шпеер, который «пообещал со всем усердием продолжить дело великого предшественника». — Короче говоря, вас сослали сюда. — Подытожил Макс. — Именно. — Покачал головой Тодт. — Слишком неблагонадежный, чтобы оставлять меня на старом посту, и слишком полезный, чтобы просто избавиться. Тут я могу заниматься тем, в чем силен, и, при этом, не способствовать «распространению пораженческих настроений». Но про это знаю лишь я, и вы. Местная верхушка и СС считают меня «чистым». Видимо, фюрер не счел нужным ставить их в известность. — Ну, и что же вы планируете делать? — Осторожно спросил Шперле. — То, что должен. — Просто ответил Тодт. — Буду руководить местным производством, прикладывая все силы. Если это может хоть немного помочь моей родине и ее народу победить, то это мой долг. — Мы поможем вам в этом, доктор Тодт. — Наконец-то заговорил Хохклюг. — Каждый, присутствующий в этой комнате, — патриот. Благо Германии — наша цель, так что можете рассчитывать на нас. Я прав, майне камераден? Вместо того, чтобы выразить свое согласие словесно, все просто молча кивнули, придав атмосфере мрачной торжественности. Слова Фрица Тодта открыли новую грань течения войны, которую до этого не замечали, или не желали замечать. *** Июнь 1942 года — октябрь 1944 года, Антарктида, «Метеорологическая станция шесть». Эти два года были очень напряженными для всего мира. Столько событий произошло за это время! На востоке немецкие армии потерпели сокрушительные поражения под Сталинградом и Курском, которые окончательно похоронили надежды Гитлера на перелом ситуации в его пользу. Африканская кампания Роммеля закончилась полным провалом. Союзники высадились в Италии, практически выведя ее из войны, и позже — в Нормандии. Немецкие города безжалостно уничтожались массированными авианалетами. Гёббельс зачитал свою знаменитую речь во Дворце Спорта, знаменовавшую начало «тотальной войны». На Тихом Океане дела также шли явно не в пользу Оси. Япония потерпела поражение при Мидуэе, ее войска завязли в мясорубке на Новой Гвинее и Соломоновых островах. А затерянная в Антарктике немецкая база в это время выходила на свои максимальные обороты. В июне 42-го наконец-то началось строительство первого корабля. На подземных стапелях заложили киль судна, которому к маю 45-го года суждено было стать линкором типа Н-42, и именем собственным «Людендорф». Работа шла бешенными темпами в три смены, сырье исправно доставлялось на базу — как и обычными каналами, с помощью субмарин из Германии, так и с помощью организованной в Южной Америке сети агентов. Корабли из Бразилии, Аргентины, Чили и других стран, принадлежащие компаниям фольксдойче, возили ценное сырье и необходимое оборудование по обычным фрахтам в разные концы мира — так было на бумаге. На деле же такие корабли в море встречала транспортная субмарина — или «Адлер», на время вновь становившийся обычным транспортом. Экипажи как можно быстрее перемещали груз с одного корабля на другой, и корабли расходились. При этом экипажи южноамериканских судов искренне верили, что их груз будет переправлен непосредственно в Германию. Для работ в шахтах, помимо пленных с вражеских кораблей, стали привлекать жителей Огненной Земли, для захвата которых «Адлер» регулярно стал совершать набеги на эти отдаленные от цивилизации земли. Туземцы, не в силах выдержать суровые условия и тяжелый труд, умирали быстро, но Хайссе и его клику это мало волновало. Рабочих, которых они заменяли, тоже. Остальные также предпочитали закрывать на это глаза, будучи не в силах изменить политику, проводимую партией и СС. Отто, не смотря на свою новую должность инспектора, редко работал в этом направлении. Его работа была не нужна, поскольку Тодт, также успевший влиться в «морское» общество (чему немало поспособствовал Хохклюг) был осведомлен о проблемах постройки нового корабля лучше Вебера, и получал пожелания лично от Курта. Зато Вебера стали чаще привлекать к участию в подводных походах выросшего подводного флота базы, как помощника капитана. Он с радостью хватался за такие предложения, желая принести пользу, да и просто вырваться из однообразия подземелий. В начале 44-го года после продолжительной болезни умер капитан одной из субмарин, после чего на его место поставили Вебера. Наконец, он приобрел «постоянное место работы», хоть и при не очень приятных обстоятельствах. Была идея отправить его в Японию, для налаживания сотрудничества, но от нее быстро отказались: соображения секретности были важнее. Заговор 20 июля, новости о котором достигли и базы, всколыхнули местное общество. Хайссе, используя свои таланты к манипуляции мнением рабочих масс базы, умудрился сплотить «подземный пролетариат» вокруг партии, фюрера, и, что было немаловажно, себя. Подавляющее большинство людей гневно осуждало «гнусных предателей», решившихся «вонзить нож в спину фюрера и всей Германии» в самое трудное время. Также этот заговор дал возможность частично оправдать прошлые поражения Рейха тем, что в рядах армии и генералитета таились вредители, предатели и враги. Немногие, кто рассуждали более здраво, не решались возражать, дабы самому не быть заклейменным ярлыком «предателя», и не быть приговоренным к смерти. В октябре должна была прибыть очередная транспортная подлодка, с грузом медного кабеля для электросети строящегося корабля, но она все не прибывала. Конечно, случаи, когда такие субмарины топили, уже случались, но этот случай был особым. Капитан следующей субмарины, по прибытии, сообщил, что на потопленной подлодке находился не абы-кто, а сам Роммель, попавший в опалу после того, как его обвинили в причастности к заговору! Хохклюг, узнав об этом, был разгневан. — Какого хрена фюрер ссылает одного из своих лучших командующих на основе простых подозрений, ничем не доказанных?! — Кипел Курт на очередном сборе «ближнего круга». — Он был гением, настоящим гением! И верным своей стране патриотом! И просто так — фить! Сперва в ссылку, а потом на дно! Бедный, бедный Эрвин. — Хохклюг сокрушенно покачал головой. — Погибнуть вот так вот, по чистой случайности! Какая потеря… Какая потеря… Его подчиненные разделяли скорбь начальника по талантливому фельдмаршалу, который мог бы стать ценным приобретением для базы, и, скорее всего, очередным человеком, затянутым в сферу влияния старого вице-адмирала. Еще одним потрясением, прада, случившимся немного раньше, стал приказ фюрера переделать уже практически готовый корпус «Людендорфа», превратив линкор в авианосец. «Появление авианосца на южных коммуникациях создаст панику и отвлечет значительные силы врага от Европы. — Значилось в приказе. — Для того, чтобы дополнительно запутать противника, надо сменить название на «Граф Цеппелин». Пусть враг ломает голову над тем, как недостроенный авианосец появился в южных морях, и терроризирует тамошние воды». Этот приказ доставил кучу головной боли доктору Тодту и Курту. Летел к чертям весь производственный план. Конечно, неимоверными усилиями им удалось довольно быстро изменить его, благо из Комиссии по Военно-Морским исследованиям им прислали нужные чертежи. Помимо этого, им для ознакомления доставили множество других чертежей и схем, разработанных комиссией. Работа скоро вновь возобновилась, а тем временем война в Европе приближалась к своему концу… *** Май 1945 года, Антарктида, «Метеорологическая станция шесть». Весть о поражении Германии ввела все население комплекса в оцепенение, продолжавшееся несколько дней. Работа в комплексе еще продолжалась, но уже скорее по инерции. Все субмарины, рыщущие в южных морях, вернулись на базу. Адлер в окружении рыболовецкой флотилии также прибыл к Черному Берегу. Все ждали чего-то, что разрешит неопределенность. И это случилось очень скоро. Хайссе собрал кучу народа, в основном рабочих, в зале собраний и провозгласил целую речь. Остальные слушали ее через внутреннюю связь базы. — Вы можете подумать, что война закончена, и закончилась она нашим поражением! — Говорил партийный лидер. — Вы можете подумать, будто бы англосаксы и русские победили. Это так — и не так. Захватчики и варвары ступили на земли нашей родины. Они грабят наши города, насилуют наших женщин и убивают наших детей! То, что ждет остатки того, что прежде звалось «Германия», будет намного хуже Версаля. Так называемые «победители» наверняка решат уничтожит нашу родину! Но они не знают, что в мире еще остались верные Германии люди! Они не знают, на что способны люди, перед такими угрозами своей родине, с которыми столкнулся Рейх! Они не знают нас! Да, пока мы слабы! Да, враги сильнее нас! Но время, само время будет работать на нас! Пока мы, сплоченные желанием справедливого возмездия, будем набирать силы, наши враги будут лишаться их! Две гнилые системы — англосаксонский капитализм и российский большевизм — объединились лишь потому, что поняли, что в одиночку в честной борьбе им не выстоять против германских армий! Но теперь, пока они думают, будто бы с нами покончено, они вновь начнут грызть друг другу глотки! А мы будем стоять в стороне, и смотреть, как они рвут друг друга! И потом, когда они измотают сами себя, мы выйдем из скрывающей нас тени, и нанесем свой удар! Орел рейха вновь расправит свои крылья, и схватит этот мир своими когтями! Нет, мы не проиграли — просто время для победы еще не пришло! Его прервали громогласные крики. Люди в исступлении кричали слова похвалы. Хайссе же в это время упивался их благоговеньем. Он не просто сохранил себе свой собственный небольшой Рейх, в котором отныне он будет настоящим фюрером. Нет, он приумножил свою власть, посеяв в отчаявшихся сердца людей надежду, какой бы фантастичной ни была возможность ее реализации. Наконец, шум стих настолько, что Хайссе смог продолжить. — Слышите? — Он поднял руки. — Слышите?! — В зал проникал мерный шум работ в шахтах, цехах и на верфи, не прекращавшихся даже сейчас. — Это бьется сердце нашего Рейха! И пока оно бьётся, Рейх будет жить! — Хайль Хайссе!!! — Взорвалась криком толпа. *** Позже вечером в салоне вновь собрался «ближний круг» Курта. Настроение у всех было подавленным. — Хайссе обезумел! — Воскликнул Хохклюг. — Он вновь желает ввергнуть нас в пучину войны! — Войну проиграла целая империя и ее союзники. — Промолвил Тодт. — А он угрожает всему миру, имея лишь базу, сравнимую с промышленным городом. Надо ли говорить, какие у него шансы? — А что можем сделать мы? — Осторожно спросил Макс. — Сегодняшней речью он расположил к себе подавляющую часть наших рабочих, которые и до этого были лояльны к нему. СС и так полностью на его стороне — это я точно говорю. И, не стоит забывать, что и немало твоих, Курт, подчиненных верит Хайссе. — Пока что мы ничего не можем сделать. — Заметил Шварц. — Это верно. И это означает конец Рейха. — Подтвердил Хохклюг. — Его сравнение с сердцем было очень удачным — ведь сердце способно биться, даже если его вырвали из груди. Но неважно, как долго оно еще будет работать, ведь его носитель уже мертв, и само оно скоро окончательно остановиться… Хотя, есть крохотный шанс. Собравшиеся сразу же подтянулись к Старику. — В его словах была частичка правды. Сталин, оккупировав половину Европы, наверняка не захочет останавливаться. А англосаксы не захотят ему уступать. Скоро бывшие союзники станут косо посматривать друг на друга, а там, действительно, может начаться новый конфликт. Но вот в том, что в конце триумфально появимся мы, и сокрушим ослабленных войной врагов — в это я слабо верю. Даже ослабленные, они все равно будут слишком сильны для нас. Да и кто сказал, что при виде старого врага, представляющего угрозу, они вновь не объединяться против нас? — И каков же выход? — Спросил Отто. — Если такая война действительно начнется, то в критический ее момент нам не надо опять выходить против всего мира. Вместо этого мы встанем плечом к плечу с Западными Союзниками, и поможем им низвергнуть большевистскую орду. И тогда, возможно, они даже согласятся выслушать нас. Может быть, нам даже позволят вернуть границы до 33-го года. Послышалась пара недовольных возгласов. — Альтернатив нет. — Отрезал Курт. — Или они нас сомнут, или же мы сами угаснем тут. Ведь рано или поздно наше «сердце» остановиться само собой. Есть еще третий путь: пойти на союз с красными, но это неприемлемо ни для меня, ни, я думаю, для вас. Возражать никто не стал. Доводы Старика были убедительными. — Завтра я пойду со своим планом к Хайссе. И молите Бога, чтобы он принял его. *** Как и ожидалось, новый фюрер не принял доводов Курта. Он, все еще упиваясь своим новым положением, отреагировал на пессимистичное прогнозы Хохклюга довольно мягко. — Мой дорогой Курт. — Говорил Хайссе. — Вы слишком осторожны, и недооценивает наши шансы. Поверьте мне, все произойдет именно так, как я и сказал. Надо лишь подождать. Так Хохклюг и ушел ни с чем. Почти ни с чем. Своим приказом фюрер присвоил Курту звание гроссадмирала, Шварц стал вице-адмиралом, Шнайдер занял звание капитана цур зее, а Вебер поднялся до фрегаттенкапитана. Когда он вернулся к своим, то рассказывая это, он рвал и метал. Попытки успокоить его не имели результата. — Поражение не повод продвинуться по карьере! — Рычал он. — Это просто поражение! Солдат может стать главнокомандующим, если только он — последний выживший! Но это не повод для парада! — Значит, все предрешено? — С удивительным спокойствием спросил Тодт. — Нет! — Глаза Курта вспыхнули зеленым пламенем. — Нет, еще ничего не предрешено! Пока у Германии есть верные ей сыны, она выживет! Они просто не позволят ей ступить в пропасть, будучи ведомой сладкими речами самодовольного глупца! — Ты ступаешь на скользкую дорожку. — Заметил Фриц. — Я понимаю. Но Хайссе… Он приведет нас к окончательному краху. Он погубит последний остаток Германии. И нам нужно погубить его раньше. Курт наконец-то сделал это. Мысли, витавшие у него в голове уже долгое время, и в которых он сам боялся признаться себе, наконец, обрели форму. Он встал на путь заговорщика. — Я — прагматик. — После паузы сказал Тодт. — И самым правильным решением я считаю то, что принесет больше пользы. Планы Хайссе не несут выгоды для Германии, в отличии от твоих. Я с тобой. — Я с вами, герр Хохклюг. — Шнайдер, спасенный с «Бисмарка» артиллерист, подошел к Курту, и пожал ему руку. — Меня запишите! — Махнул рукой Шварц. — И меня! И меня! Я с вами! — Послышалось с разных уголков комнаты. — Ты, Макс? — Спросил у товарища Вебер. — Фюреры приходят и уходят. — Усмехнулся эсэсовец. — А Германия остается. И я сделаю все, чтобы она осталась. А сам как? — Ты сорвал те слова с моего языка. Я с вами, и это даже не обсуждается! Все собравшиеся поддержали идею о смещении фюрера. Круг заговорщиков был сформирован. — Мы не должны спешить. — Сказал Курт. — Наш план должен быть без изьянов. И еще нам надо привлекать больше людей. Но делать это осторожно — если нас раскроют, то церемониться с нами не будет никто. Но то, что мы можем погибнуть — это не страшно. Страшно, что с нами погибнет Германия.