Дождь начинается

— Сейджуро-сан, — легонько потряс Куроко плечо Акаши. — Уже двенадцать дня. Твой секретарь стоит у двери и ждет тебя. — Пусть ждет, — недовольно отозвался Акаши. Он обнимал Тецую за талию, прижимаясь к его нагой спине лицом. — Я хочу провести хотя бы одно утро в постели. Вместе с тобой, Эрик-кун. — Эрик-кун ценит твое покровительство, — мягко сказал Куроко. — Но твой секретарь знал о твоих планах, и вряд ли решился бы отвлечь тебя, если бы дело не было важным. Я так думаю. — Ты думаешь так? — резко спросил Акаши. — Или ты просто ищешь повод, чтобы сбежать от меня? Его пальцы впились в кожу Тецуи, он силой приблизил его лицо к своему и поцеловал его — с нажимом, заставляя Куроко впустить его язык. Акаши целовал его медленно, как бы пробуя на вкус, не торопясь, чтобы тот мог привыкнуть, чувствуя, как разгорается внизу живота возбуждение и забытое некогда чувство счастья — его любимый вместе с ним, тут, здесь, рядом. — Аники, — сказал Маюзуми, открывая дверь. — Ты нужен нам, аники. — Чихиро… — Акаши оторвался от покрасневшего Куроко, поднял глаза, и взгляд его не предвещал ничего хорошего. — Ты рискуешь сейчас своей должностью и моим расположением… Надеюсь, твоя причина будет достойна украденного у меня времени, иначе… — Аомине покинул семью и сбежал из города сегодня ночью, — сказал Маюзуми. — Мидорима-сан случайно увидел его и попытался задержать, но был ранен. — Что?.. — Куроко первым поднялся в постели, удивленно глядя на Маюзуми. — Аомине-кун… Но почему? Что послужило причиной? — Заткнись, Эрик… — холодно бросил Акаши. — Вы послали за ним? Его догнали? — Он сумел оторваться, — ответил Маюзуми. — Сейчас он уже вне префектуры. И есть еще кое-что… Вместе с ним семью покинул и Кагами Тайга. Они уехали вдвоем, взяв кого-то из наших в заложники. Мидорима доложил о Сакурае, сейчас мы проверяем эту информацию. Они оба покинули город, аники. Это и была та причина, по которой я прервал твое утро, — поклонился он. — Ясно, — отозвался Акаши. Он поцеловал Тецую еще раз в нагое плечо, поднялся, накидывая на нагое тело шелковый халат. — Я буду готов через тридцать минут. Подожди меня в холле. — Аники, есть еще одно дело, — поклонился вежливо Маюзуми. — Безотлагательное. Даже еще более важное, чем побег Аомине… Я думаю, ты будешь рад услышать о нем. — Что еще случилось? — спросил Акаши. — Тебе обязательно говорить это тут? Эрик-кун… — Он должен знать это, — уклончиво заявил Маюзуми. — Я думаю, он имеет право узнать, что Кисе Рета вчера вышел из комы. — Повтори еще раз, — сказал Акаши. Куроко, не слыша его, не ощущая его присутствие больше, встал, не мигая, всматриваясь в силуэт Маюзуми. — Он очнулся, — повторил еще раз Маюзуми. — Он будет жить. *** Рико, взбешенная, полная ненависти, ворвалась в дом, едва не сорвав дверь с петель. Служанка испуганно отшатнулась, увидев лицо своей хозяйки, и та поспешила сорвать свою злость на ней. — Убирайся, мелкая дрянь! — закричала та. — Чтобы я тебя больше никогда не видела в моем доме! Она закричала и разрыдалась от обиды и злости — ревность душила ее, ранила ее изнутри. Она только что узнала, что Киеши провел прошлую ночь в розовом салоне с молодыми красотками из модной группы, и презирала теперь его всей своей душой. Она отдала ему свое сердце, а он изменяет ей с продажными девками. Какая мерзость! — Мама? — ее дочь, Юми, вошла в комнату. — Мама, ты в порядке? — Нет, — выпалила Рико. — Иди в свою комнату и делай уроки! Не беспокой меня! — Я все сделала… — ответила дочь. — И я не могу уйти, пока ты плачешь. Тебя обидели, мама? Папа поссорился с тобой? — При чем тут твой отец, — Рико готова была кричать, лишь бы ее оставили в покое. — Меньше всего на свете меня волнует его расположение духа! Иди в свою комнату! Займись своим младшим братом, поняла меня? И позволь своей матери побыть одной! Немедленно! — Хорошо, — послушно сказала Юми. Она хотела выйти, но у двери случайно бросила взгляд на брошенную матерью сумку — и захотела поднять ее. Юми было восемь лет, это была внимательная и аккуратная девочка, которая из-за отсутствия на нее и брата времени у родителей, всегда стремилась сохранить покой и порядок. И эта ее невинная мысль рассердила Рико чрезвычайно, ибо больше всего на свете она хотела, чтобы ее оставили в покое, и даже лишняя минута, проведенная дочерью в комнате, выбивала ее из колеи. — Я же сказала тебе — иди отсюда! — закричала она, толкнув ребенка к двери, схватив сумку, Рико замахнулась и ударила ею девочку. Та заплакала — и на слезы ее отозвался Изуки, который как раз пришел к аники в дом. — Юми! — сказал он. — Что ты делаешь, анее-сан?! Он взял девочку на руки, возмущенно глядя на Рико — и злость той тут же погасла. Изуки был тем, кто знал ее тайну — и не могла она, Рико, позволить ему злорадствовать над ее горем. К тому же она искренне презирала все, что было связано с той другой стороной Киеши — с его игрой в хорошего и доброго члена семьи. Внезапно она пожалела, что у нее нет при себе оружия, как было бы хорошо просто взять и застрелить Изуки и забыть обо всем, что она потеряла из-за этой семьи, из-за Киеши. — Мама! — плакала ее дочь. — Мама! И Рико очнулась. Открыла пустые глаза — и увидела свою девочку на руках у Изуки. — Юми, — произнесла она. — Прости, Юми! Малышка вздрогнула всем телом и тут же отвернулась, пряча лицо на груди у Изуки. Тот отшатнулся от Рико, не позволяя той приблизиться к ребенку. — Я ожидал от тебя, Анее-сан, всего, — сказал он. — Но жестокости к ребенку… Аники, конечно, узнает от меня о том, почему его дочь так напугана. И если ты попробуешь приблизиться к нам… — Я просто перенервничала, — хриплым голосом сказала она. — Но уже успокоилась. Дай мне ребенка, Изуки-сан. Доченька, иди ко мне! Я твоя мама, я больше не сделаю тебе больно. Изуки с девочкой на руках вышли из комнаты, плотно прикрыв за собой седзе. Рико упала на футон и разрыдалась. Она ненавидела сейчас Киеши — и любила его одновременно больше всего на свете. — Я не позволю никому отнять у меня мое счастье! — выпалила она. — Я уничтожу все, что попробует разлучить нас! Она встала, наскоро собрала волосы, потом подумала, сняла с себя мятое кимоно — оно все равно уже напоминало лохмотья. Надела брючный костюм, который висел у нее со дня похорон Тецуи и достала любимый кольт. — Я еще в игре, — твердо сказала она. — Я еще не проиграла, Киеши, Хьюга-сан!