Дождь начинается

Кагами проснулся около четырех часов утра — в комнате было душно, в воздухе разливались запахи пота, спермы и грязного белья. Он открыл глаза и перевернулся на спину — пьяный Аомине похрапывал, развалившись, и это вызвало раздражение у Кагами. Он встал, пошарил в темноте и нашел смятые трусы. Надел и ахнул — боль в пояснице стала невыносимой. Наконец, набравшись сил, он встал и подошел к окну, распахнув его. Свежий воздух вошел в комнату — и дышать стало чуть легче. — Свинья, — коротко сказал Кагами, оглядев квартиру, вернее, то, во что ее превратил Аомине. Повсюду валялись пустые банки, бутылки и мусор. В ванной тут и там лежала грязная одежда. Кагами собрал ее и бросил в корзину для белья. Принял душ и надел чистые трусы и футболку. Свежий кофе разбудил мозг — думать стало легче. Со смерти Куроко в сердце его поселилась огромная пустота, пройти которую стало невозможно, так ему казалось — так оно, впрочем, и было. Кагами был опустошён и измучен чувством вины и грузом ответственности. Беспокоила его и судьба семьи, судьба несчастного Кисе. С появлением в его жизни Аомине боли не стало меньше — но теперь он проще относился к ней. Он принял действительность, и она перестала быть ему врагом — секс и наркотики, выпивка и новые дела с новыми людьми — все это помогало ему забыться. А забвение было единственным, что могло спасти его разум. И все-таки, конечно, он тосковал. Тосковал безмерно по Куроко — и чувствовал, что Аомине испытывает нечто подобное. Он любил этого человека и поверить не мог, что больше его не будет рядом с ним — но, по крайней мере, у него была взаимность, Куроко был с ним перед смертью и любил его. А у Аомине были лишь воспоминания и ничего больше… Имел ли тогда он право напоминать об их общей утрате? Учитывая, что только Аомине сейчас спасает их? — Ты проснулся? — зевнул тот, проходя в ванную. Без тени стеснения прошел к унитазу, сел на него, спустив трусы. — Ты бы хоть отвернуться меня попросил, — рассердился Кагами. — А что ты там не видел? — логично спросил Аомине. — Не злись, Бакагами, мойся и возвращайся в постель. — Я не хочу спать, — Кагами отвернулся, чтобы не видеть голого Аомине. — Там воняет твоей спермой. Нужно проветрить все и постирать белье. Тут горы грязного белья и посуды! — Ты прямо как женушка, — восхитился тот, — Из тебя бы вышла отличная баба, Кагами! И готовишь хорошо, и сосешь! — Придурок озабоченный, — отмахнулся тот. — Что с нашими делами? Куда мы катимся дальше, а? — Да, никуда, — пожал плечами Аомине, слез с унитаза, спустил воду, сплюнул в раковину и залез в ванну к Кагами, не надевая трусов. — Дай мыло! — Свинья… — пробормотал Кагами, но мыло подал и сел напротив, глядя, как тот намыливает шею и плечи. — Те ребята, с которыми мы сейчас ведем дела, надежны? — Почти, — Аомине включил воду и ахнул — она была ледяной, — Но я им доверяю. Выбора нет. У нас с тобой на двоих одни мозги — мои, и четыре руки. Денег нет. Я загоняю сейчас дешевый товар, в Тейко таким бы брезговали. Но если не наркота, мы с тобой обнищаем вконец. Сечешь? — Секу, — Кагами отряхнул мокрые волосы. — Если дело выгорит, то… — Нас представят местным парням из якудзы, — сказал Аомине. — Под вымышленными именами мы сможем присоединиться к ним, а там и до Тейко с Сейрин не далеко. Покажемся — отомстим. Ну и взыщем с тех, кто хотел нас списать. — Я не хочу больше смертей, — негромко сказал Кагами, вспомнив лицо Сакурая, — Я чувствую свою вину в том, что люди вокруг меня несчастны. — Ты обкурился с утра? — Аомине не вытирался после душа, он стряхивал воду, как большая дикая собака. — Сбрендил? Я не вынесу, если ты станешь ныть, как девочка! — Я и сам больше не вынесу, — Кагами посмотрел на него. — Я хочу просто забыть все, что было. Все то, что причинило нам боль. — Хочешь дать деру навсегда, да? — Аомине подпер Кагами к двери ванной. — А как же наши мечты? Как же моя Сацуки? Я ее оставил, что спасти твою шкуру. Как же Тецу, в конце концов? Я не успокоюсь, пока не пущу кишки тому, кто убил его… И если ты хочешь спрятать голову в песок, как маленькая девочка, которая промочила свои штанишки, Кагами, я в тебе ошибся. Я сильно в тебе ошибся, если так. — Я хочу узнать, кто втравил нас в это, — рассердился тот. — Но я больше не хочу стычек и убийств. Тебе сложно это понять? Кисе, Тецу, Сакурай — кто следующий? Если я потеряю лицо окончательно, как я буду жить? А если погибнешь ты?.. — Я не погибну, — отмахнулся Аомине. — Я не умру, пока не доведу свои дела до конца. И тебе не советую умирать пока. Мы будем торговать местной наркотой, Кагами, и будем бухать, и я буду трахать тебя. А потом мы войдем в местную семью и найдем поддержку тут. Нам нужны люди и деньги. И тогда мы вернемся в Токио, я тебе обещаю. Вернемся и надерем зад той суке, которая стравила Тейко и Сейрин. И я лично отрежу ему яйца, понял? — Понял, — сказал Кагами. — А мне что делать? Пока у нас работаешь только ты… Я хочу помочь тебе. Устал быть обузой. — Тогда закрой рот и свари мне пожрать, — усмехнулся Аомине. — И будь самим собой. Если бы тебя не было, я бы давно слился. Успокойся, мы еще на плаву. Давай пожарим яйца и сделаем сэндвичи, как тебе? — Отлично, — кивнул Кагами. — Но посуду помоешь сам, понял?.. *** Куроко дождался, когда Акаши уснет — и еле слышно выскользнул из его спальни. Ветровка, джинсы, кроссовки — он выглядел так, как мог бы выглядеть покойный Эрик-кун, если бы решил инкогнито пройтись по городу. Коридор он пересек незамеченным — в это время дня хозяин отдыхал, и охрана не ждала побега. — Эрик-сан, — услышал он, опустив глаза. Маленький сын Акаши ласковым взглядом смотрел на него. — Вы уходите? — спрашивал он. — А меня возьмете с собой? — Я не могу, — Куроко виновато улыбнулся. — Я ненадолго выйду по своим делам, а так твой папа будет сердиться… — Но он рассердится все равно, когда узнает, что вы ушли, — сказал мальчик. — Возьмите меня с собой! Я не буду вам мешать, обещаю… — Хорошо, — вздохнул Куроко. — Но ты ничего не должен рассказывать папе, понимаешь? Иначе он будет сердиться уже на нас двоих. — Понимаю, — кивнул малыш, — Это секрет, да? Мой и твой? — Да, секрет, — приложил палец к губам Куроко, — А теперь давай поскорее спрячемся и погуляем немного за воротами дома! А после испечем твоему папе печенье, чтобы он ни о чем не узнал. — Отлично! — ребенок счастливо рассмеялся и взял Куроко за руку, — Ну, пойдем, Куроко-сан… То есть Эрик-сан. Куроко усмехнулся и взял ребенка на руки — никем незамеченные они вскоре покинули дом, где за воротами их уже ждал Лео. — На этот раз я точно не буду тебя прикрывать, парень, — сердился тот. — Ты же обещал, что прошлый раз был последним. — Обещал, — кивнул счастливо Куроко. — Но сегодня я не один. Отвезешь нас в одно особенное место, Менеджер-сан?..