Дождь начинается

Когда они вошли в просторный светлый холл больницы, Кисе стал идти чуть медленнее, время от времени останавливаясь, чтобы отдышаться. За прошедший месяц он полностью прервал свое лечение, пил таблетки по мере того, как они накапливались, и совсем не посещал врача. — Плохие воспоминания? — спросил его Касамацу, осторожно заглядывая в глаза Кисе. — Головная боль вернулась? Если тебе плохо, давай вернемся домой… — Нет у меня воспоминаний… Я ведь никогда не лежал в этой больнице, — сказал Кисе. — Да и с момента моего выздоровления прошло достаточно времени. Так что, наверное, у меня нет права на сентиментальность. Аомине-кун был одним из немногих, кто верил в то, что я проснусь. Потому что, я уверен, если бы он верил в обратное, он бы помог мне уйти, спас бы меня от позора. — В том, что произошло, не было твоей вины, Кисе, — Касамацу хотел еще многое сказать, но почему-то решил промолчать, словно все необходимые слова уже были сказаны. — Я просто хочу, чтобы ты осознал полностью… Ты не игрушка для битья и не чья-то собственность, у тебя есть твоя воля, и если кто и должен дойти до финала, так это только ты. — Я знаю, — улыбнулся Кисе. — Наверное, после того, что я пережил, я заслуживаю хотя бы истины… Но я должен помочь Аомине, я обязан спасти его, хотя бы потому, что я сам в неоплатном долгу перед ним. Они спокойно прошли широкий холл с улыбчивой медсестрой, которая тут же вопросительно посмотрела на них. Касамацу кивнул ей, показывая приготовленные заранее пропуски, и та улыбнулась ему, жестом приглашая их пройти по лестнице. — Вы в хирургию? — уточнила девушка. — Там приемы по часам… Ближайший прием через пятнадцать минут. Успеваете. — Мы в реанимационное отделение, — пояснил Касамацу. — Навещаем Косоду-сана. Он наш дядя. К сожалению, ему стало хуже, хотим успеть попрощаться. — Косода… — девушка быстро посмотрела в списке. — Да, Косода Тсукуми-сан, восьмая палата, лечащий врач Торияма-сенсей, она как раз на смене. Доброго вам вечера. — Косода? — шепотом спросил Кисе, когда они поднялись по лестнице. — Ты назвал первое попавшееся имя и попал пальцем в небо? — Я приготовился заранее, — Касамацу показал пропуски. — Они фальшивые, на фальшивые имена. Потом, ты ведь понимаешь, нас будут искать. На камере мы засветимся. Девушка нас опознает. Мы ведь не убьем ее только за то, что она встретилась нам? — Нет, конечно, — Кисе нахмурился. — Все подозрение упадет на нас. Но нам незачем скрываться. Мидориму мы и не обманем. Он слишком умен стал со всем этим делом. Умен и зол. — Умен и зол… — повторил Касамацу. — Я думаю, он потерян сейчас, Кисе… Он начинал это дело со всеми вами, ведь именно он выпустил Аомине из клетки, и пестовал тебя в клинике, а теперь он остался один. Мурасакибара, по слухам, решил отделиться, не признавая его власть. Из огромной семьи у него никого не осталось. Один-единственный вакагасира на его стороне это Маюзуми и все. — И Аомине, — напомнил Кисе. — Но сегодня мы освободим его. Реанимационное отделение располагалось в отдельном крыле, вход в которое был по пропускам. Медицинский регистратор легко впустила их обоих, увидев пропуска, время от времени довольно поглядывая на привлекательного Кисе, указала им номера палат, где лежал несчастный Косода, довольно пожилой мужчина с длинным диагнозом. — Торияма-сенсей сейчас ужинает, — сказала девушка. — Но через полчаса освободиться. Позвать ее сейчас? — Нет, — вежливо сказал Касамацу. — Мы попрощаемся с дядюшкой, а потом встретимся с сенсеем. Спасибо за вашу помощь… Как только девушка ушла, они сняли пальто и оставили их в небольшой комнатке перед палатой. Стоило регистратору вернуться на свой пост, как они оба вышли их палаты и прошли по соседнему коридорчику, где находилось сервисное отделение. Там они и нашли Аомине — рядом с ним никого не было, куча проводов, мониторы и серый цвет лица, словно он уже попрощался с жизнью. — Выдержишь? — спросил Касамацу. — Если хочешь, я могу сделать все сам… Я понимаю, он был тебе другом. — Но это мой долг, — сказал Кисе, садясь рядом. — Посмотри на сильнейшего человека Тейко, посмотри на то, во что его превратили Мидорима и Киеши. Мне больно видеть, в каком он состоянии. Если я не освобожу его, он превратится в их игрушку, в тело, которое они будут использовать в своих целях. Если бы у аники был план, как можно вернуть Аомине, я бы это сделал, но аники дал мне свое согласие, и теперь я обязан помочь ему освободиться. — Я вернусь в палату к тому старику, — сказал Касамацу. — Прикрою тебя, если что. У тебя есть несколько минут, Кисе. Попрощайся с ним и прерви его мучения. Если не сможешь, это сделаю я. — Я смогу… — кивнул ему Кисе, и, едва дверь за Касамацу закрылась, он осторожно опустился на стул возле кровати, аккуратно взяв безучастно лежащую на простыне руку Аомине в свои. — Аомине-чии, — сказал он своим обычным тоном. — Я вернулся… Давай поговорим? Как в тот день, на том полузаброшенном шоссе… Я рад, что мы сможем побыть вместе эти последние минуты… *** Урну с прахом Рико привезли поздно, погода портилась, и Киеши приказал переместить алтарь и столы в дом. Огромный дом Хьюги отлично был приспособлен для похорон, как не цинично это звучало, широкие проходы, традиционный японский стиль, множество комнатушек, где все могли бы посидеть или перекусить. Организацией похорон занимался Изуки и Коганей, и они явно не поскупились. Столы ломились от саке и закусок, а алтарь был наряднее свадебного. Фотография Рико была сделана давно в годы ее юности — здесь она только начала работать на Хьюгу, красивая, свежая, с широкой улыбкой. Смотреть на ее фото было невыносимо, и Киеши поспешил вернуться на улицу — встречать гостей, принимать соболезнования. В груди его бесновалась буря, он чувствовал и горе, и отчаянье, и страх. — Тебе не кажется, что ты должен быть в доме? — грубовато спросил Изуки. — Они все думают, что ты преемник, и хотят видеть там тебя. — Мне плевать, что они хотят, — сказал Киеши. — Мне дурно от благовоний и этих лицемеров. Один их них может и лишил нас кумите, и теперь я должен улыбаться им? Не многого ли ты от меня ждешь, Изуки-сан? — Но это банальные правила приличия, — нахмурился тот. — И ты знал, что это похороны, а не свадьба. — Слушай, оставь меня в покое, а, — попросил Киеши. — Ты лучше меня справишься со всем этим. Ты ведь сам знаешь, какие нас связывали отношения, так что — да — мне плохо сейчас. Единственный раз в жизни я прошу тебя об услуге, так окажи ее, если не ради меня, то ради Анее-сан… Изуки хотел высказаться ему в лицо, но что-то во взгляде Киеши остановило его. Он хмуро кивнул и вернулся в дом, где Кога и Митобе пытались справиться с огромным потоком гостей. Смерть молодой и прекрасной Анее-сан вызвала у всех шок, удивление, отчаяние… Многие знали, что Хьюга ушел из семьи, и надеялись только на спокойствие и адекватность Хьюги Рико, но теперь ее не стало, а слухи о ее смерти ходили самые разные. — Обширный инфаркт, — сказал Изуки очередным пришедшим. — Ее сердце волновало ее, но она не хотела никому говорить. Дети уехали к ее родителям… Да, мы благодарны вам за вашу заботу… — Мои соболезнования, — тихо сказала Момои, ее только выписали из клиники. — Рико-сан была… Была… — Мы знаем, что вы были близки, Сацуки-сан, — мягко сказал ей Кога. — В вашем положении вам стоило поберечься. Он бросил укоризненный взгляд на ее супруга, который равнодушно стоял поодаль, не глядя на Момои. Но та мягко положила руку на руки Коги и улыбнулась ему. — Я в порядке, — сказала она. — Спасибо за ваше беспокойство и заботу, которые вы оказывали мне, пока я была в больнице. Со мной все будет хорошо, Коганей-сан… Я зажгу свечу для Рико-сан, а потом отдохну где-нибудь, пока люди не уйдут. — Не проводите вашу супругу? — спросил Изуки у Маюзуми. — Судя по всему, ей нездоровится. Это ваш первый ребенок, и лучше было бы… — Мы сами знаем, что было бы лучше, — перебил его Маюзуми. — Она сама пожелала выразить свое уважение подруге, и я не собираюсь ее отговаривать. За мою жену не беспокойтесь. И без меня найдутся желающие помочь ей. Она видная женщина. Не зря же я выбрал ее в жены… Его слова звучали грубовато, и Изуки неодобрительно посмотрел на Маюзуми, но тут же отвернулся, чтобы не уделять тому слишком много внимания. Мидорима и Такао уже приехали — и лицо у Мидоримы было суровее обычного, поэтому Изуки с Митобе поспешили поздороваться с ними. Маюзуми же поймал в толпе злой взгляд Вакамацу и отвернулся. Вчера он застал свою жену с этим человеком, они эмоционально говорили о чем-то. Конечно, Момои убеждала его, что речь шла только об Аомине, но он ей больше не верил. Не верил — и все. Мысль о том, что внутри его жены, быть может, растет ребенок Вакамацу, причиняла ему боль. Он убедился, что Момои в безопасности и поспешил выйти на улицу к Киеши. Одна-единственная вещь беспокоила его. Маюзуми внезапно осознал, что Киеши перестал говорить о Куроко, и теперь он волновался о том, как себя чувствует его единственное оружие против Акаши. — Рико-сан, ты бы поняла меня, — сказала грустно Момои. — Ты понимала меня лучше, чем все они, быть может, потому что я тоже женщина. Или просто потому что ты была мне ближе их. Мне жаль, что ты ушла. Прости, если я подвела тебя в чем-то… Она улыбнулась в ответ на вопросительный взгляд молчаливого Митобе, кивнула ему и поспешила спрятаться в одной из темных комнатушек, которых в доме Хьюги было множество. Любезная горничная указала ей на бывший кабинет хозяйки, крошечный, но уютный — в нем было тепло, по привычке, прислуга растопила камин. Момои вошла туда, плотно закрыв за собой дверь, и тут же стащила с ног неудобные туфли. — Как хорошо, — сказала она, водя ступнями по прохладному ковру. — Хорошо… Внезапно большая тень перед ней зашевелилась, и Момои поняла, что она в кабинете не одна. Высокий мужчина сидел на кресле, сливаясь с ним, настойчиво не сводя с нее глаз, и она поторопилась отшатнуться назад к стене, чтобы не помешать никому. — Простите, — пробормотала она. — Я не знала, что тут кто-то есть… — Вы не мешаете мне, Момои-сан, — услышала она знакомый голос. — Не шумите, иначе начну шуметь я.