Дождь начинается

— Аомине-чии… — еще раз произнес Кисе, касаясь его ладони. — Как ты думаешь, зачем я пришел? Ты всегда был уверен, что меня нужно защищать и направлять, и я с радостью верил тебе… Помнишь тот первый день, когда мы увиделись? Ты едва не покалечил меня… — он рассмеялся. — Но много позже ты был единственным порой, кто спасал меня, и я благодарен тебе. Сейчас и навечно, я помню, кто ты и почему ты был рядом со мной… И я горжусь этими воспоминаниями… Он осторожно сел поближе, пытаясь разглядеть что-то знакомое в лице Аомине, вздохнул, двумя руками обхватил лицо, чувствуя необыкновенную усталость и боль — ничего не осталось в этом слабом теле, только крохотные крупицы жизни, позволяющие гонять кровь по мертвому телу. И Мидорима давно списал его со счетов — тут нет толпы врачей, пытающихся сотворить чудо, нет хорошей охраны, и это даже не лучшая клиника в Токио для подобного больного. Сам Кисе после того, как впал в кому, лежал в национальном научном центре, и Акаши Сейджуро не жалел ни денег, ни связей, чтобы испробовать на нем все методы лечения, даже самые новейшие. Касамацу рассказывал о том, что хирург для второй его операции, прибыл в страну только накануне из штатов и нелегально, с туристической визой — лишь бы успеть, лишь бы спасти Кисе Рете жизнь. Можно понять, сколько его восстановление стоило денег и сил Тейко… А вот новое Тейко довело Аомине до постельного режима — и бросило на произвол судьбы. Он никому не нужен, лежит один, и будь он, Кисе, врагом, он легко бы выполнил грязную часть работы… Никто не помешал бы ему убить Аомине, издеваться над ним даже унизить его… — Я знаю, тебе больно… — мягко сказал он, чувствуя, какая буря разыгралась внутри него, осторожно положив руку ему на лоб. — Ты устал, мой друг. Тебе нужно успокоиться и начать все заново. Я могу только пообещать тебе отомстить за твою смерть, сделать все, чтобы этот страшный человек получил по заслугам, даже если это будет стоить мне жизни… Я знаю, как сильно ты хотел, чтобы я вернулся… Прости, что именно я забираю теперь твою жизнь, вернее, ее остатки. Но ведь ты же хотел бы, чтобы это был именно друг, а не мерзавец типа Киеши, да? Я обещаю сделать все, что должен, Аомине-чи. Спи спокойно. Очень скоро мы встретимся в лучшем мире… Он осторожно нагнулся и поцеловал Аомине в лоб, едва касаясь его губами. Слезы душили его изнутри, сердце болезненно трепетало, а головная боль, знакомая по дням болезни, стала невыносимой. Вздохнув, Кисе выпустил руку друга, отошел к изголовью кровати и оглядел провода, идущие от него. Аппарат искусственного дыхания не перепутаешь с мониторами — эта железная коробка поддерживает Аомине в вегетативном состоянии, сдерживает его и связывает… Но теперь этому придет конец. Он взялся за ручку и выдохнул — почувствовал чей-то напряженный взгляд за спиной. — Не делай этого, — мягко попросила Момои. — Ты не должен этого делать, Ки-чан. Он обернулся и встретился взглядом со своим некогда самым близким другом в семье — невольно улыбнулся. Момои была очень красива — как в былые времена — на ней было уютное свободное темное платье, пиджак, лодочки, жемчуг тускло блестел на шее. Черный цвет, скорее всего, она с похорон Рико-сан… Смелая девочка… Вовремя пришла… Кисе попытался напомнить себе, что именно Момои со своим мужем разрушила семью, но отмахнулся от этих мыслей. Какая, к черту, разница, что уже было? Главное — они друг другу не враги и никогда ими не станут. Момои была, есть и будет Момои для него. Никем другим… — Я освобожу его, — сказал он спокойно. — Ты должна понять мои чувства… Посмотри, что с ним сделал твой аники! Твоя новая семья разрушила его изнутри! — Я знаю, — сказала она, осторожно сделав шаг к нему. — Ки-чан… Я так рада тебя видеть… Ты не представляешь, как часто я представляла эту встречу со дня твоего побега… Я мечтала найти тебя, высказать тебе все, что я думаю, поссориться с тобой, дойти до взаимных оскорблений и… — И? — спросил он негромко, не в силах отвести взгляда с ее рук — они дрожали. — И обнять тебя… — сказала она, улыбаясь сквозь слезы. — Обними меня, Ки-чан! Мы так давно не виделись… Она осторожно вплыла в его объятья, бережно, как ребенок, прижимаясь к его плечу, а ее длинные красивые руки обвились вокруг его шеи — в давние времена она всегда так встречала его с командировок, с вылазок. Не как любовница, не как шлюха, как настоящий друг — ведь только Кисе с самого начала видел в ней не просто женщину, а сестру, быть может, видел ее той, кем она всегда мечтала стать в Тейко. — Я скучала по тебе… — сказала она искренне. — Я знаю, — в тон ей ответил он, осторожно оглядывая ее. — Я слышал, ты беременна… Кто отец ребенка? Твой муж? — Я не знаю… — Момои улыбнулась, опуская взгляд. — Ты же знаешь меня… Я легко влюблялась… Я много сделала ошибок, Ки-чан, но этот ребенок — мое новое открытие. Я еще не умею быть матерью, наверное, не научусь уже, но мне хочется защитить его. Это мой шанс родить человека, впервые что-то создать, а не разрушить. И уже не важно, признает ли его мой муж или еще кто. Мать у него есть. Это главное. — Ты будешь прекрасной матерью… — Кисе рассмеялся. — Потому что якудза из тебя никудышный. Момо-чин, я рад, что ты жива и невредима. Но он… — он показал на Аомине, — Он ведь тебе все еще друг? Я пришел освободить его, я не готов позволить Мидориме и дальше использовать его тело в своих целях. — Я виновата, что не удержала их от этого шага, — серьезно сказала она. — Я лежала в больнице, когда они выследили их с Кагами. Их целью был именно Кагами, они хотели убить его, но промахнулись, совершили ошибку. В панике они и взяли Аомине. Когда я узнала, я едва не умерла, Ки-чан. Я сердилась на Дай-чана, я презирала его за убийство Сакурая, но не такой судьбы я ему желала, клянусь тебе! Такое было слишком даже для меня! Случись это раньше… Я могла приказать Маюзуми все, что угодно. Но не сейчас, не сейчас, Ки-чан. Я знаю… Я ошибалась. Прости меня. — Мне нечего тебе прощать… — Кисе погладил ее по голове. — Ты все еще мой друг, Момо-чин. Но и Аомине-чи тоже… Я хочу отпустить его, позволь и ты мне… — Нет, — мягко сказала она. — Не делай этого… Это не выход, Ки-чан. Она внимательно посмотрела на него, поджимая губы, чтобы не заплакать. Глаза ее были влажными, но страха или боли в них не было — Момои три часа назад говорила с Кагами, она многое поняла, и кое-что в ней изменилось. Новая семья? Новый мир? Все ее мечты потерпели крах, она проиграла, ею и ее отчаянием воспользовались другие люди — и все-таки кое-что она успела сделать… Внутри нее был тот самый новый мир, ее младенческая вселенная, ее главная встреча только предстояла ей. И она внезапно захотела отдать старые долги, о которых ей говорил Кагами, исполнить, наконец, то, чего ей так сильно хотелось. Момои больше не могла позволить себе проигрывать жизненно важные вещи. Момои хотела спасения. — Я сохраню его жизнь, — твердо сказала она. — Я сделаю все, чтобы он снова стал тем, кем он был… — О чем ты? — непонимающе сказал Кисе, чуть отступая. — Ты ошиблась? — Вовсе нет… — она покачала головой. — Совсем нет, Ки-чан. Ты же видишь — он пленник в собственном теле, тело сломано. Но отныне я займусь его здоровьем. Я найду лазейки… Деньги, связи, найду возможность убедить Мидо-чина и своего мужа, что Аомине должен вернуться к нам. Я не перехожу на вашу сторону, нет, мы в состоянии войны, и у меня есть мои интересы, но Дай-чан — наш общий друг, и мы оба должны позаботиться о нем. Позволь мне попробовать вернуть ему здоровье! Хотя бы дай мне шанс… — Но он так давно в коме… — пробормотал Кисе. — И ничего не изменилось! Я читал его историю болезни! Никаких признаков мозговой деятельности! Никаких реакций! — Они будут, — твердо сказала Момои. — Они будут! Он сильный, Ки-чан! Он хочет бороться, я знаю. Не зря он сбежал именно с Кагамином, я думаю… Я говорила с ним перед побегом — его глаза горели, он вел себя так только однажды, когда Куроко-кун был с ним рядом. Но Куроко нет теперь… — она потупила глаза, — Я не знаю, где он, но с нами его нет, зато Кагамин жив, Кагамин все еще на плаву. Если Дай-чан вернется, он захочет снова быть с Кагамином, я уверена. И тогда пусть он вернется к нему здоровым, настоящим… Тем самым, каким он был… — Но пока он в этой клинике, Мидорима использует его в своих целях… — мрачно сказал Кисе. — Мне противно даже думать об этом. — Это мелочи, — серьезно сказала Момои. — Я впервые в этой клинике, но я вижу, что можно сделать. Ки-чан, вспомни, ведь именно я была с тобой, когда ты вышел из комы. Я занималась с тобой, я искала тебе врачей, я кормила тебя с ложки… Потому что лучше женщины никто не может верить в выздоровление. Позволь мне теперь сделать то же самое для Дай-чана… Я смогу, я обещаю тебе. Говорила она искренне и спокойно — и сердце Кисе трепетало. Он знал, что Момои отныне враг, что ей нельзя верить, что она вполне может обмануть, но по неясной для себя причине он захотел поверить ей. В конце концов он не желал забирать жизнь своего друга просто так. Брать на себя страшный грех его толкнуло отчаянье — не желание спасти его. — Дай мне шанс, — еще раз попросила она, снова обнимая Кисе. — Поверь в меня, хотя бы ты поверь, Ки-чан. Остальные мне уже ничего не простят… Но ты… Ты же веришь мне? Кисе коротко кивнул. Он мягко обнял Момои и поцеловал ее щеку — пахло от нее так же, как в те дни, когда она одна-единственная навещала его в больнице — клубникой и лимонником. — Береги его, — прошептал он. — И дай мне знать, если вдруг он придет в себя, — попросил он уже у двери. — Обещаю… — сказала она, глядя как дверь закрывается за ним. — Обещаю… — сказала она еще раз, беря руку Аомине в свою — впервые за это время. — Дай-чан, — громко позвала она его, рассмеялась и внезапно вздрогнула, горячо касаясь второй ладонью своего живота. Ее ребенок впервые толкнулся в ней.