Дождь начинается

Аомине дышал спокойно — во сне, разумеется — хотя можно ли было считать его состояние сном, но Момои нравилось так думать. Она привыкла считать их дружбу чем-то близким и своим собственным, и после недавних событий немного расширила свой список самого любимого и дорогого. Семья, Тейко, дом, память о Рико, единственной своей подруге, нерожденная пока дочка и Дай-чан — вот и все. Но где-то сверху маячила еще память о прожитых годах, счастливых и далеких, и она искренне верила в то, что все в ее жизни не зря. Мама однажды подвела ее к играющему мальчику на улице — познакомила с сыном своей подруги — и с того дня они были неразлучны. Аомине как-то сразу для себя решил, что обязан защищать и беречь Момои, а она просто полюбила его всей душой и не смогла от себя отпустить. Они никогда не были любовниками, никогда даже не пытались сблизиться, словно брат и сестра, и единственный раз, когда они перестали быть близки, это был побег Аомине из семьи, его побег с Кагами. Но Момои помнила тот день, когда Кагами пожалел ее и отпустил — и не держала зла на него, напротив, была ему почти что благодарна. — Когда ты проснешься, Дай-чан, — напевала она. — Мир, наверное, уже будет другим. И я буду другой. И Тейко тоже… Помнишь, мы мечтали, что семья станет крепче и лучше? Так вот, этого не произошло. И виновата в этом я, Дай-чан, никто, кроме меня. Из-за моих амбиций мы потеряли то немногое, что еще хранили в душе. Но тебя я еще могу спасти, и я все для этого сделаю. Вакамацу осторожно открыл дверь, наблюдая за Момои, а когда она, наконец, заметила его, небрежно вошел в палату и положил коробку на столик. — Там некоторые вещи для него, — кивнул он. — Я думаю, ему пригодится. Пара альбомов, потому что по ночам тут невыносимо тихо, одежда кое-какая, фотография его покойной матери. Нашел в офисе вчера, пусть лучше они будут тут. Когда он проснется… — он замялся. — Ему удобно будет. — Спасибо, — сказала Момои, помолчав. — Ты очень добр, Вакамацу-кун. — Тебе запретили со мной говорить? — скривился тот. — Вчера твой муженек угрожал мне, сказал, что если увидит тебя рядом со мной… — Он знает, что я изменяла ему с тобой… — мягко сказала Момои. — Я виновата, никто кроме меня. Не держи на него зла. Я все решу, только дай мне время. — Сацуки… — Вакамацу не сдержался и подошел к ней близко, вдыхая запах ее волос. — Я соскучился по тебе. Не отталкивай меня, ты же знаешь, как нам было хорошо… Дай мне пару минут… Хотя бы немного времени… У нас все получится, никто ничего не узнает и… — Все уже все знают… — поправила она его. — Я жена Чихиро-куна, Вакамацу-кун. Он дал мне свою фамилию, даст свою фамилию моему ребенку. Могу ли я дальше оскорблять его так? Я хочу сохранить то, что у нас с ним осталось. — Но ты же понимаешь, что только он повинен в том, что с тобой произошло? — рассердился Вакамацу. — Если бы он был нормальным мужем, он никогда бы не позволил тебе сделать все, что ты сделала. Он бы защитил тебя, и ты была бы в безопасности. — Я понимаю… — Момои мягко улыбнулась. — Но я сама начала эту игру… И сейчас я хочу поправить то, что я испортила. Помоги мне, ладно? Но только не рушь мою семью, это единственное, что помогает мне идти вперед. Ее губы мягко коснулись его губ, а руки обвились вокруг его шеи, и она легко отошла к столику, чтобы разобрать вещи, принесенные Вакамацу для Аомине. Момои знала, что люди Аомине до сих пор навещают его в больнице, несмотря на все, что произошло. И она знала, что Вакамацу постоянно навещает Аомине, хотя и винит его в том, что произошло — просто в Тейко не могут по-другому. Если бы она не думала об этом в этот момент, а посмотрела бы на белоснежную больничную постель, она бы заметила кое-что другое, что было несомненно намного важнее Вакамацу и его чувств к ней — один из датчиков на постели Аомине слегка замигал, а большой палец его левой руки дернулся — и сделал это снова. *** Мидориме хватило только одного взгляда, чтобы узнать часы Мурасакибары. А после, приглядевшись, он отчетливо различил и еле заметный шрам у основания большого пальца. Это действительно была рука Мурасакибары, а значит он потерял последнего брата, который еще остался рядом с ним. — Это только левая рука, — сказал Такао. — У нас еще есть надежда, аники, и я продолжу искать следы. — Кто дал тебе этот адрес? — глухо спросил Мидорима. — Кто посоветовал искать тут? — Анонимный информатор, я тебе говорил, — пробормотал Такао. — Но я не поверил, он дал наводку еще вчера, решил проверить сегодня. После нашего разговора я… — Ты должен был найти это место еще вчера? — Мидорима холодно посмотрел на Такао. — Если бы мы знали о Мурасакибаре вчера, мы бы уже сутки искали его убийц, так? За эти сутки они могли уехать, спрятаться, лечь на дно… Это невыносимо знать, что ты подвел меня. — Аники… — Такао расстроенно посмотрел в сторону. — Но мы не можем говорить так сразу, что Мурасакибара мертв. Возможно, он жив, еще жив, и сейчас самое главное — найти его. Мы можем еще вернуть его, спасти, если только постараемся. — Постараемся? — Мидорима внимательно посмотрел на Такао. — Ты будешь стараться спасти что-то еще? Такао, ты якудза, моя правая рука, ты отлично должен знать, в каком именно мире мы живем. Разве есть у нас надежда найти Мурасакибару живым, если его руки больше нет? У него не палец отрубили… Это жестоко и грязно, и так поступил кто-то, кто ненавидит Тейко больше всего на свете. И я думаю, подозреваемые у меня уже есть. — Чем я могу помочь тебе, аники? — расстроенно спросил Такао. — Что мне сделать? Я облажался, но я все еще твоя правая рука. Скажи мне, как мне быть, и я… — Объяви всем нашим союзникам и семьям, что Мурасакибара Ацуши из Тейко убит, и мы объявляем кровную месть убийце. У нас траур, и мы будем искать убийцу всей семьей. Вызови Маюзуми. Поставь его в известность. Пора ему уже отвлечься от своих семейных дел и заняться тем, что действительно важно. — Я понял, — Такао быстро поправил часы и пиджак. — Сейчас же этим займусь. Что-то еще? — Еще? — поднял бровь Мидорима — его презрение было так очевидно, что, казалось, можно потрогать его рукой. — Я прошу тебя, не прошу, а настаиваю, займись своими обязанностями прямо сейчас и без отлагательств! И после того, как мы найдем убийцу, ты уйдешь с поста вакагасиры семьи. Это полностью твой промах, что я потерял своего брата. И в этот раз тебе придется понести ответственность полностью. Он сказал эти слова громко, и в доме не осталось никого, кто не услышал бы их. Удивленные парни из группировок смотрели на Такао — все прекрасно знали, какие отношения связывают кумите и его правую руку, и привыкли считать, что именно Такао руководит своим боссом и ведет его по жизни. — Я тебя услышал, аники, — негромко сказал Такао. — Пусть будет так, как ты скажешь. — И вот еще что… — Мидорима опустил взгляд. — Сообщите Химуро. И пусть он немедленно придет ко мне. Я хочу кое-что ему поручить. Пусть не тратит время на скорбь, а обратит это все в месть. Я найду того, кто убил Мурасакибару, и уничтожу его лично, пусть это даже будет стоить мне моей жизни. *** Следующей заявкой Хайзаки был Изуки Шун, и в этом не было сомнений, почему-то к Изуки Хайзаки испытывал истинную ненависть. Как обычно, оружие и деньги были оставлены на постели, а рядом лежала одежда, которую ему следовало надеть. По обыкновению черный цвет, кепка, надвинутая на глаза — ничего лишнего. Но в этот раз все было совсем иначе, и Кагами чувствовал, как ему морально тяжело дается даже просто подготовка к этому нападению. Кисе сказал правду — он не убийца, никогда им не был. Тяжело было даже просто представить, что он может отнять жизни, просто пойти и сделать то, что ему приказано. Отнять жизни тяжело — он еще не оправился после тройного убийства, навязанного ему, а теперь он должен был обескровить Сейрин полностью, отняв последнего вакагасиру, который по сути и был ответственен за то, что произошло. Кагами ничьей вины не умалял, иллюзий у него больше не было. Он прекрасно знал жизнь и понимал, чем это все может обернуться, но просто взять и пережить это, как оказалось, было невыносимо сложно. Он сам подписал себе приговор, когда согласился на то, что предложили ему Алекс и Хайзаки, он собирался полностью искупить свою вину, но, видимо, в жизни есть и иной способ, чтобы исправить то, что, кажется, исправить уже не получится. И смерть Изуки не станет для этого необходимостью, просто не сможет ею стать. Кагами помнил Изуки слишком хорошо… Не просто братскую заботу и доброту, не просто участие и помощь. Он помнил также и то, что именно Изуки с Мидоримой выпустили их и помогли им с Аомине бежать. Конечно, на то у них были свои цели, но Изуки, помнится, просил их только о том, чтобы они нашли виновных в деле с Кисе и исправили то, что натворили. Кагами хотел быть благодарным… И Кагами отлично знал, что Хайзаки не простит ему промахов. Значит, он должен был найти способ угодить всем и не навредить никому. Он проводил Кисе из своей комнаты, быстро оделся, взял из рук Алекс ключи от машины и фальшивые документы на крайний случай. — Хайзаки-сан просил все сделать быстро, — напомнила она. — Если ты справишься за сегодня, вечером тебя ждет хозяин для важного разговора. — Я хочу поговорить не с ним, — перебил он ее. — Помоги мне встретиться с Хьюгой… Вечером, когда я все закончу, когда время пройдет. — Хочешь попросить прощения? — усмехнулась она, но, увидев его серьезное лицо, замолчала. — Хорошо, Кагами-кун. Будь все по-твоему. Я устрою тебе встречу с Хьюгой. Только поторопись и закончи с этим делом, — добавила она. Кагами торопливо кивнул ей и вышел. Он уже понял, как лучше ему поступить в этой ситуации — финал был ясен, а лучшее решение лежало на ладони. Впереди его ждал Изуки, а вечером, если получится, он увидит Хьюгу и сделает то, что давно хотел сделать.