Дождь начинается

В одиночной камере было темно и тесно — она вмещала только постель, крохотную тумбочку и табуретку, на которую Киеши складывал вещи, из еды принесли только жидкое пюре, котлеты из супермаркета и жалкий листочек салата. Было бы приятно, если бы ему передали бы пару книг или хотя бы подсадили сокамерника, чтобы в беседе скоротать вяло текущее время, но с другой стороны Киеши даже был рад, что он был один. В любом случае, он искренне надеялся, что адвокат скоро разберется с этим обвинением и вызволит его отсюда. Хотя бы постарается, по крайней мере. — Эй, приятель, — подозвал он охранника — молодого сердитого парня, — Мне нужно позвонить… Дай трубку… Или сообщи своим, что я хочу поговорить. — Киеши-сан, вы уже сделали разрешенные вам три телефонных звонка, — сурово сказал тот, не поднимая головы от монитора. — К тому же уже было время отбоя. Не положено говорить. Спать! — Эй, ну чего ты… — Киеши усмехнулся. — Положено — не положено… Все можно решить и иначе. Дай мне позвонить, а я не забуду твоей помощи, дружище. Идет? — Мне не нужно помогать подозреваемому, — отчеканил тот, подняв сердитые глаза на Киеши. — Кем вы себя возомнили? Правила едины для всех! — Но я Киеши Теппей, — напомнил тот. — Ты, наверное, молод и не слышал обо мне, но в некоторых кругах я довольно известен. Всем известно, что произошла ошибка. Сегодня ночью или завтра утром я выйду отсюда, а потом приду сюда со своими адвокатами, и мало тут никому не покажется. Но если ты поможешь мне сейчас, тебя мой гнев не коснется… Обещаю! — Я прекрасно знаю кто вы… — парень внимательно посмотрел на Киеши. — Вы официально безработный, подозреваетесь в серии жестоких убийств. Более пятидесяти жертв, среди них есть женщины и несовершеннолетние. Вас арестовали, имея на руках улики, без них никто бы не попробовал связаться с вами. Следовательно улики были более чем достойными и есть основание для изоляции вас от общества. Больше я ничего сказать не могу. Вы вызываете у меня глубочайшую антипатию. Правила едины для всех арестованных. Спите. Это все. — Но я ведь ничего не забываю… — Киеши мирно пропел, еле сдерживаясь, вне себя от гнева. — И добро… И зло… У тебя ведь наверняка есть семья… Мама, папа, бабушка, дедушка, может сестричка или братик… Я приду сюда, когда разберусь с адвокатами, а потом навещу и тебя, мой мальчик. Чтобы еще раз побеседовать с тобой о глубочайшей антипатии, которую я у тебя вызываю… — Угрозы? — парень поднял бровь. — Киеши-сан, здесь все унизано камерами. Ваши слова будут зафиксированы, и будут использованы против вас, кстати. Не в вашем положении так вести себя, но я почти не удивлен. Якудза в очередной раз показывают свое настоящее лицо. Киеши замолчал, поражаясь характеру парня. Подняв голову наверх, он увидел обещанную камеру — неподалеку еще две. Значит, его рассматривают как подопытное животное, пытаются разгадать его реакцию, изучить его… Ждут, что он растает и расскажет про свои преступления? Зря ждут… Больше всего Киеши раздражало то, что он в действительности не был повинен ни в чем из всего того, что ему пытаются навязать. Он с большим удовольствием самолично уничтожил бы Мурасакибару — но кто-то сделал это раньше него, и принимать тот факт, что тебя держат в клетке почем зря, было унизительно. — Кстати, — охранник встал и прошелся по узкому коридорчику, с наслаждением рассматривая Киеши и его злое лицо. — На вашем месте я бы и не надеялся выйти отсюда так скоро. Доказательную базу собирает главный следователь полицейского управления нашего района. Он не зря настроен серьезно, значит чувствует то, что на верном пути. И я ему тоже верю. Все у него получится. Господин Фурата докажет вашу вину. И на долгие годы вы будете заключены в тюрьму, где заплатите за все ваши преступления. — Я передумал, — серьезно сказал Киеши. — Когда я выберусь отсюда, я просто спалю это место дотла. В прямом и переносном смысле. Уничтожу вас всех. И отсужу у вас достойную компенсацию, которую потом отправлю твоей семье. На твои похороны, парень. Помяни мое слово. — Мечтайте, — коротко ответил ему охранник, возвращаясь на свое место. — Мечтайте, Киеши-сан. Сердитый Киеши ответил ему молчаливым полным ненависти взглядом. Он готов был выть от безнадеги и желания поскорее расквитаться со своими обидчиками. *** Такао молча осматривал офис Мидоримы после нашествия Квазаяки и его людей. Пустые стаканы, перевернутые картины, разбросанные бумаги, разлитое саке прямо на белоснежный ковер в офисе генерального директора. И заплаканная секретарша — бедняжку Акаи-сан заприметил варвар Гоцубо, который просто уволок ее в пустой офис, пока все были заняты, и хорошенько облапал ее. Девушка держалась из последних сил — принесла Мидориме и Такао нужные бумаги и кофе, но глаза ее были заплаканными, а губы дрожали. — Черт, Акаи-чан, — Мидорима не сдержался. — Иди домой, если плохо себя чувствуешь. Иди домой и завтра будь там. Позвони своей сменщице, чтобы она подменила тебя. — Я не могу, — дрожащим голосом сказала девушка. — Юри-сан уволилась. Еще вчера. Ушла на работу в редакцию какой-то газеты. — Тогда найми еще парочку секретарей, — отмахнулся Мидорима. — Клянусь, если я буду еще полчаса смотреть на твое зареванное лицо, я сам зареву от страха и отчаяния. — Но, Мидорима-сан… — девушка разрыдалась. — Никто не придет на работу сюда… Все вокруг уже знают, что Тейко… Что главное управление… Все… А он, этот человек… Он себе такое позволил… Вы не видели, что он позволил. — Я могу себе представить… — вежливо сказал Такао, аккуратно поддерживая девушку. — Давай поступим так, Акаи-чан. Ты сейчас соберешь свои вещи, вызовешь себе такси и пойдешь домой. Примешь ванну, попьешь кофе и выспишься. А завтра придешь на работу, и я лично помогу тебе с подбором персонала. Идет? Ты устала, мы все понимаем… Но ты ведь наша любимая верная Акаи-чан. Ты так долго с компанией… Нам без тебя придется туго. — Такао-сан… — растроганно проговорила девушка. — Спасибо… Спасибо вам. Бросив испуганный взгляд на Мидориму, девушка аккуратно собрала бумаги со стола и еле слышно удалилась в коридор, аккуратно закрыв за собой дверь. — Нельзя так… — укоризненно сказал Такао. — Она пережила стресс… Этот ублюдок едва не изнасиловал ее. — Этот ублюдок и его хозяин-ублюдок едва не изнасиловали меня, — расстроенно сказал Мидорима. — Мне сейчас не до ее страданий. Такао… Он собирается стать кумите, понимаешь? Хочет сесть на мое место… — Это твое место, — уверенно сказал тот. — И без одобрения наших людей, он никогда на него не сядет. — Наших? — простонал Мидорима. — Очнись, Такао, о ком ты? Никаких наших людей уже нет. Никого нет. Мурасакибара мертв, но мы не можем даже похоронить его. Кисе исчез, и не пытается выйти на связь. Аомине пропал, его увез чертов Вакамацу, но от него в коме и так никакой пользы не было. Никого не осталось, Такао. Только я и ты, и чертов Маюзуми, но у него вся голова забита оторвой Момои. Она ведь тоже уехала, так? Не скрывай, я все равно знаю, что Вакамацу никогда бы не уехал из города без нее… Они давно уже проводят время вместе. — Да, он увез с собой Момои-сан и Аомине-сана, — честно признался Такао. — Но от них не было пользы. Вакамацу вернется, если будет уверен, что его людям и ему ничего не угрожает. Он не враг тебе, аники. Не враг Тейко. — Даже если и вернется… — вздохнул Мидорима. — Чертов Квазаяки прав. Мы перестанем быть Тейко со дня на день. У нас нет доходов, а наши акционеры требуют дивидендов. Денег нет, но им все мало и мало — а я уже потерял счет своим мыслям, как нам лучше всего спасти семью. Остался только ты… — Мидорима вспомнил утренний разговор между Такао и Киеши. — Я остался… — Такао улыбнулся. — Пока ты не прогонишь меня, я буду рядом, я обещал тебе. И я найду способ спасти семью, клянусь. — Такого способа нет, — устало сказал Мидорима. — Ничего нет. Ничего не осталось. Если я позволю Тейко разрушиться на моих глазах, я потеряю остатки моего достоинства. Что останется мне тогда? Я даже не успел жениться… У меня нет детей… Я предал Акаши-аники, во имя чего? — Есть еще один вариант, — Такао положил руку на ладонь Мидоримы. — Последний вариант, но он беспроигрышный. Он спасет и тебя, и Тейко. Однако придется постараться. — Какой? — Мидорима опустил голову на руку Такао. — Продать все и улететь из Токио? — Объявить о проблемах семьи и попросить помощи у акционеров, — сказал Такао. — Квазаяки, конечно, снова скажет о своем предложении, но там будут и другие люди, которые презирают его не меньше нас. И они вряд ли поддержат его… А чтобы избежать его влияния на Тейко, некоторые могут вложиться в наше развитие. И таким образом исходный бюджет будет увеличен. — Но они могут предложить свои кандидатуры… — Мидорима схватился за голову. — Я не представляю, что будет, если кто-то станет аники Тейко… Это же наша семья! Мы создали ее… Что я скажу… — он тут же осекся. — Что ты скажешь Акаши, да? — грустно спросил Такао. — Ты это имеешь в виду? Тебе пора не думать о его реакции, аники. Акаши ушел от нас, он нам больше не брат и не отец. Не думай о нем больше. Единственный, о ком ты должен думать теперь, это мы, и все. Мы поступим иначе, — решительно сказал он, — Мы соберем из не для того, чтобы сообщить, что семья разваливается. Мы соберем их, чтобы сообщить о смерти Мурасакибары и обвинении в его убийстве Киеши Теппея. Тогда будет повод увидеть акционеров, а кое с кем обсудить будущие дела фирмы. — Тогда Квазаяки можно исключить из списка приглашенных? — оживился Мидорима. — Мне не придется видеть его наглую рожу… — Именно, — Такао мягко провел пальцами по лбу Мидоримы. — Организацию собрания я беру на себя. Можешь поверить мне, я все сделаю так, как нужно. — Спасибо, — пробормотал Мидорима. Нервная картина утренней мирной беседы Киеши и Такао все еще не выходила у него из ума.