Дождь начинается

Касамацу тщетно пытался уговорить Кисе остаться, тот и слушать его не хотел. Торопливо собирал вещи — проверял бумаги, документы и прочее. Глаза у Кисе горели как в прошлые времена, но Касамацу отлично знал те небольшие тайны, о которых говорить Кисе не спешил. Вчера ночью, например, его снова мучал приступ тахикардии, от которого его спасли только лекарства. А накануне он испытывал фантомные боли — и Касамацу пришлось звонить в его старую клинику, чтобы консультироваться с врачом. Все это говорило только об одном — Кисе выздоровел и поправился, его память вернулась к нему, но он уже никогда не мог стать тем Кисе, каким был раньше. Ему был нанесен урон, и в этом не было никаких сомнений. Поэтому Касамацу искренне считал наилучшим решением для своего хозяина лечь на дно и затаиться, позволить другим исправить ситуацию. Но Кисе считал иначе. Кисе принял другое решение — и теперь ему приходилось следовать за ним. — Где вы встретитесь? — спросил Касамацу. — Он обговаривал время и место? — Сказал, что будет недалеко от больницы Аомине, — пожал плечами Кисе. — Просил не опаздывать сильно. Сказал, что уже точно знает, где сейчас Вакамацу и не будет терять время зря. — Ты думаешь, что это правильно? — попытался донести свои мысли Касамацу. — Кисе, о вашем поступке узнает аники или даже уже знает… Он сделает свои выводы — и вряд ли они будут светлыми и полными добра. Не лучше было бы принять другое решение, позволить себе немного отдохнуть… Ты устал, ты потерян, у тебя совсем нет никаких идей… Позволь мне помочь тебе, прошу тебя, позволь мне сделать все, чтобы ты больше никогда не рисковал своими жизнью и мечтами. Я знаю, ты сейчас совершенно другой человек, нежели был раньше, но я-то по-прежнему твой друг… Я прошу тебя, я действительно прошу тебя в этот раз. — Что с тобой? — Кисе мягко улыбнулся, кладя руку на сжатые кулаки Касамацу. — Ты считаешь, что я настолько слаб и ничтожен? Ты прав, конечно… Я теперь жалкий инвалид без возможности стать снова человеком, единицей, личностью… Но у меня есть незаконченные дела, Касамацу-кун. Я должен их сделать, иначе потом я буду жалеть. И одно из этих дел — Аомине. — А второе — Кагами, да? — устало спросил Касамацу. Он сел на диван, не в силах справиться с собой, закрыл лицо руками и задумался. В последние полтора года вся его жизнь вертелась вокруг Кисе. Он забыл обо всем — его жена позавчера написала ему, что уезжает к родителям, его любовница перешла от него к Морияме, но ему было все равно, он не видел своих дочерей — младшая начала ходить без него. Жизнь изменилась не только у Кисе после его травмы — жизнь изменилась и у Касамацу. Но ведь не зря он давал ему клятву на верность? Не зря делил с ним саке и обещал ему отомстить за него? Если для кого-то все эти клятвы якудза глупость, то для него они по-прежнему важны. И он не станет отказываться от них не при каких обстоятельствах. — Кагами… — повторил за ним Кисе. Он сел на корточки перед Касамацу и положил на колени ему свою голову, как верный пес. Теперь они оба знали, что расстаются надолго или даже навсегда. И никаких сожалений больше не было. Было что-то другое — от чего горячий комок внутри растворился и погас навсегда. — Я всегда буду благодарен тебе за то, что ты сделал и делаешь для меня до сих пор, — твердо сказал Кисе. — Я был плохим аники, но ты был лучшей правой рукой, какую я только мог желать. Прости… Если бы я был сильнее, ты бы добился внушительного успеха. Но теперь я отпускаю тебя. У тебя есть выбор. Не иди за мной, Касамацу-кун. Иди вперед ради самого себя. Позволь себе самому принять решение. — Я сделаю то, что должен сделать, — немного подумав, сказал Касамацу. — По-другому уже не получится… В конце концов, путь любого якудзы кончится однажды — твой кончается у меня на глазах, а мой… Он улыбнулся Кисе прямо в глаза, сжав его руку на прощание. — Мой кончился в тот день, когда я не уберег тебя, — сказал он. — Жаль, что я понял это только теперь. Они оба поднялись и крепко пожали друг другу руки. Касамацу помог Кисе отнести вещи в машину, Кисе попросил его позаботиться о их людях. — И будь с ними немного мягче, — попросил он. — Ты теперь аники для них. Ты всегда был аники для них. Кисе уехал, и Касамацу поднялся в пустые теперь комнаты. Нервы его успокоились, сердце остановилось. Он вдруг четко осознал, что никогда раньше не представлял своей жизни без Кисе — и теперь ему придется учиться жить заново. Или не придется… Все зависит от принятого решения. Уже у двери его встретила Алекс, немного напряженная и уставшая. — Юкио-сан, — мягко сказала она. — Я нигде не могу найти Кагами и Кисе. Ты не знаешь, где они? — Знаю, — спокойно признался он, кивая ей. — Знаю. Как я могу не знать?.. — Тогда не будешь ли ты так добр, чтобы сказать мне, где они, а? — спросила девушка. — Мой хозяин хочет видеть их обоих. Пора им сделать то, для чего они были тут все это время. — Этого, к сожалению, я сделать не смогу, — честно сказал он. — Прости, Алекс. Но больше ты их обоих не найдешь. Я понимаю тебя и твоего хозяина, у вас свои цели, но теперь они не совпадают с целями моего аники. Я не могу сказать тебе, где он. И не хочу. — Юкио-сан… — Алекс с сожалением посмотрела на него, доставая пистолет. — Ты же должен понимать… Ты ведь не глупый парень. То, что ты отпустил их обоих, может трактоваться как угодно, но хозяин воспримет это только как предательство. Разве не должен был ты присмотреть за Кисе Ретой, направить его на правильный путь, а? Тебя просили быть осмотрительнее за вас обоих, но ты все сделал неправильно. Я могу помочь тебе… Ты глубоко симпатичен мне, но это будет моя последняя попытка спасти вас обоих. Скажи мне, куда они поехали, мы вернем их — и никто никогда не узнает о твоей ошибке… — Но я не считаю этот поступок ошибкой, — мягко сказал Касамацу. — По-моему это единственная верная вещь, которую я сделал за последнее время. Я горжусь ею, Алекс. Я, наконец-то освободился… — Значит, это твое решение, так? — девушка отвернулась, заряжая пистолет, наставляя его на Касамацу. — Тогда мне придется заставить тебя пожалеть о нем. Прости меня, Юкио-сан. Я старалась помочь вам обоим, видит бог, я старалась. — Я знаю, — улыбнулся он. — Я никогда не буду винить тебя. Я даже благодарен тебе, Алекс. Спасибо. Спасибо огромное. Не жалей о том, о чем сделаешь. Последнее, о чем подумал Касамацу прежде чем его душа покинула тело, это то, что он так и не сказал Кисе, как сильно нуждался в нем, пока тот был в коме, и как он счастлив, что теперь Кисе свободен и лишен своих иллюзий. *** Вакамацу уехал в Токио, а Момои осталась одна — и все свое время она проводила у постели Аомине. Частная клиника, в которую его приняли, была небольшой, но уютной, не местные врачи, в отличие от столичных, иллюзий не строили. — Его мозг мертв, — сказали они Момои. — Он жив только благодаря собственному иммунитету и технологиям. Если отключить его от аппарата жизнедеятельности, он умрет. — Но я видела его слезы, — отчаянно доказывала она им. — Он реагировал на мой голос. Он не может быть мертв. Он жив! Он еще вернется! Спасите его… — Нам очень жаль, — говорили врачи, а в кулуарах обсуждали красивую беременную жену того самого якудзы — жаль, что придется расстроить ее, но своего брата, как она называла Аомине, она уже никогда больше не вернет. Врачи не боги. А Аомине не супер-герой. Но все-таки они уважали ее стремление и упорство. Момои приходила в больницу рано утром, уходила поздно вечером, иногда оставалась на ночь. Она сама переодевала Аомине и сама мыла его, обедала рядом с ним и иногда дремала, прижавшись к нему. Аомине и его выздоровление стали целью его жизни. — Даже если он и выйдет из комы, он останется глубоким инвалидом, — шептались врачи. — Двигательный центр поврежден. Он, возможно, все действительно слышит и видит, но человеком, полноценным и настоящим ему уже не быть. Жаль, что она тратит на него столько времени и сил, в конце ее все равно ждет разочарование. Момои слышала их слова и перешептывания, иногда чувствовала на себе их жалостливые взгляды. Здесь она не могла именем своей семьи заставить всех замолчать, но почему-то именно тут ей и было легче. Она словно потеряла свои цепи, словно снова стала человеком. И именно тут она впервые ощутила, что не должна идти на поводу у Вакамацу. Для него она и Аомине как трофеи, и она больше не позволит ему использовать их. Ее старый телефон лежал без сим-карты — ее Вакамацу выбросил, чтобы никто не мог выследить их. Но телефон работал, и ее почта еще действовала. Когда Момои включила его, она получила миллионы сообщений от мужа и его людей — и лишь одно от того, от кого она ждала больше всего. — Момои-сан, — писал ей Кагами. — Позвони мне, когда получится. Мы с Кисе заберем вас. Ничего больше — ни обвинений, ни лишних слов, ни оскорблений, ни обещаний. Но именно это и грело ей сердце, именно этого она и желала больше всего. Она дождалась отъезда Вакамацу, пришла в палату Аомине и села рядом с ним, взяв его за руку. Номер, указанный Кагами, был тем самым, она помнила каждую цифру. — Алло, — услышала она через некоторое время пустых равнодушных длинных гудков. — Кагамин, — только и смогла сказать она, задыхаясь от слез. — Это я. Сацуки… Больше она уже ничего не слышала — плакала, сжимая безучастную руку Аомине в своей.