Дождь начинается

Маюзуми пел — громко и счастливо, как поют люди с чистой совестью — и песня была весьма странной для этого раннего утра. Ему стоило петь что-то светлое и доброе в тон голубому небу и влажным после ночной росы травинкам — а он напевал старый еще довоенных лет гимн Японии и сам себе придумывал новые куплеты. Буквально говоря — пел о том, на что падал его взгляд. — Моя прекрасная женушка, — напевал он. — Моя прекрасная шлюха-женушка… Сегодня или завтра, завтра или сегодня… Момои, обессиленная после бессонной ночи, с красными от слез глазами сидела на диване, вглядываясь в пустоту. Она старалась бесшумно дышать, чтобы слышать, что делает в соседней комнате избитый Кагами — ее ум, раздвоенный после всего того, что ей пришлось пережить, пытался лихорадочно найти способ избежать всех этих неприятностей. — Он невыносим… — с улыбкой сказал ей Имаеши. — Ваш муж невыносим, когда счастлив, и чем счастливее — тем тяжелее его переносить, да? Момои равнодушно посмотрела в его красивое улыбающееся лицо, вспоминая, как уважал Аомине Имаеши, несмотря на то, что именно его он сместил на посту вакагасиры. Аомине никогда не соперничал с ним — другое дело Вакамацу. Имаеши всегда находил лучшее решение для организации, и все считали, что на него можно положиться. — Не в духе? — спросил Имаеши. — Что-то нет вашей обычной улыбки на лице… — А ты считаешь, нормальным улыбаться после всего того, что он с нами сделал? — поинтересовалась Момои. — Просто ответь — нормально? — Нормально, — сказал Имаеши. — Потому что он не делал ничего плохого. Он просто поступил с вами так, как вы заслуживаете… Момои осторожно поерзала на кресле — болели бедра, промежность, тянул задний проход. Прошлую ночь Маюзуми провел без сна — иногда он бил Кагами, а иногда тащил Момои в спальню и грубо трахал ее, как никогда не делал раньше. Никаких ласк — просто снимал с нее трусы и засовывал свой полувялый член туда, куда хотел. С остервенением трахал, из-за того, что не возбуждался полностью, мог трахать ее часами. Момои пыталась успокоить его, напоминала о своей беременности — но Маюзуми это не волновало. И тогда, стараясь отвлечь его внимание от Кагами, она старательно разыгрывала спектакль — может тогда он, наконец, успокоиться и отпустит их?.. — Нет, — сказал Маюзуми, выходя из кухни. — Нет. — Что — нет? — переспросила Момои. — Нет перца и острой приправы нет, — сказал он. — Ты тут готовила, Сацуки? Тут пустая кухня, ничего нет для нормального завтрака. — Я заказывала еду из ресторана напротив, — вяло сказала она. — Чихиро-кун, может, ты хочешь поговорить? Поговорить, все обсудить, принять решение… — Нет, — пожал он плечами. — Не хочу. — Почему? — спросила Момои. — Я умру, если ты не отпустишь нас, в моем положении я не могу… — Меня не волнуют больше не ты, не твое положение, — честно сказал он, улыбаясь. — Я переболел, Сацуки. Я больше ничего не чувствую. Ни к тебе, ни к ребенку, ни к нашему браку. Я так долго стремился защищать и его, и тебя, что теперь я переболел. Если прямо сейчас тебя вскроют, вынут ребенка и сожгут вас обоих, я ничего не почувствую. Мне все равно. Ты больше не существуешь для меня. — Тогда почему… — вырвалось у Момои. — Почему бы тебе просто не уйти и не оставить нас? Ты отомстил, ты показал мне, кто в доме хозяин, но если я тебе не нужна, почему бы тебе не уйти отсюда, наконец? — Но я еще не до конца проучил тебя, — поднял бровь Маюзуми. — Ты все еще дерзкая и считаешь себя самой умной. Меня это раздражает. Это неправильно. Ты красивая шлюха и не более того, до меня тебе далековато, и на лидера ты не тянешь. Думаешь, я не вижу тебя насквозь, Сацуки? Ошибаешься, я вижу тебя прекрасно с первого дня. Я отлично знаю, сколько ты стоишь — я же сам тебя купил. Теперь я хочу, чтобы и ты знала тебе цену. Что ты всего лишь баба с дешевым списком идей и привилегий. Пора бы уже принять это и полюбить. — Я не понимаю, — искренне сказала Момои, в ужасе глядя на то, во что превратился Маюзуми. — Ты говорил, что любишь меня, что хочешь этого ребёнка, что готов на все ради нас. Куда это все делось? Мой побег настолько выбил тебя из колеи? — Твой побег подвел черту подо всем, — улыбнулся ей Маюзуми. — Я строил надежды и мечтал о нашем будущем, но, слава богу, ты отдалась Вакамацу, и я прозрел. Я больше не хочу будущего с тобой. Я хочу, чтобы ты сдохла. И чем скорее, тем лучше. — Убьешь меня? — Момои положила руку на живот. — Зачем? — Маюзуми отмахнулся. — Я не собираюсь тебя убивать. Ты не заслуживаешь смерти, они тебя освободит. Я придумал кое-что другое. Что-то, что подойдет тебе куда больше обычной смерти. — Будешь мучать меня? — Момои прислушалась — Кагами простонал в соседней комнате. — Я вытащу из тебя своего сына, — сказал Маюзуми. — А потом продам тебя в бордель. Какой-нибудь дешевенький и простой. Пристрою на работу, так сказать. Помогу как бывший муж. Но чтобы ты меньше болтала и лучше работала, сначала нужно будет избавиться от языка. Без него ты будешь покладистой и молчаливой. От клиентов отбоя не будет. — У меня будет дочь… — кулаки Момои сжались. — Никакого сына у тебя нет и не будет. — Если я вытащу из тебя дочь… — Маюзуми поморщился. — Я должен подумать, что буду делать тогда. У матери-шлюхи может родиться только дочь-шлюха, а я не хочу плодить шлюх по миру. Я что-нибудь решу, скорее всего, передам туда, где будешь работать ты. Вместе вам будет легче. Он задумчиво подошел и положил руку на живот Момои, слушая, как отчаянно бьется испуганный ребенок. — А может и сам воспитаю, — пожал он плечами. — Для себя. Он вышел в кухню и вернулся с подносом, заставленным едой. — Это тебе, — сказал он Момои, улыбаясь. — Ешь, сегодня у тебя не самый легкий день. Ты должна поесть, чтобы поел ребенок. А я пока пойду, поработаю немного… — Кагамин… — вырвалось у Момои, Маюзуми услышал и отчаянно закивал головой, смеясь. — Да, да, — сказал он, — С ним надо поработать. Он никак не сдохнет… — покачал он головой, сетуя. Я все думал, что ночью он умрет, а он все еще двигается. Но я просто побил его — кости-то у него целые, и органы работают. Сегодня планируют переломать ему ноги. За то, что он так долго бегал от меня. Он счастливо посмотрел на Момои — словно чехлы для машины выбирал. — Как считаешь, Сацуки? — спросил он. — Если переломать ему ноги, он успокоится? Я хочу, чтобы он умер от болевого шока, но вчера я ему не делал больно по-настоящему, если уж он жив до сих пор. Подмигнул Имаеши и кивнул Момои, с самым невинным выражением лица — Кагами в соседней комнате снова простонал. — Я о нем позабочусь, — пообещал он Момои. — Даю тебе честное слово, я заберу его у тебя. Я заберу у тебя все, Сацуки, оставлю тебе только то, что ты на самом деле любишь и умеешь. Мужчин, много мужчин, все разные — и за деньги. Ты проститутка по наитию, тебе понравится. Момои слушала, с ужасом всматриваясь в лицо некогда дорогого ей человека. Она все еще помнила, как он обещал ей создать новую семью, как сказал, что ее ребенок будет считаться его собственным, как просыпался ночью, если ей было страшно, как любил ее. Вспомнила она и день их свадьбы… Понимать, что прошлое ушло безвозвратно, было невыносимо больно. — Я убью его, — отчетливо сказала она, забыв про то, что Имаеши все еще был в этой комнате. — Я не могу позволить ему пасть так низко. Если не я — то никто не сделает. Я должна его убить. — Какие интересные подробности… — Имаеши сложил ногу на ногу. — Момои-сан, вы меня удивляете. Разве не вы всегда были против того, что конфликт решался силой? Он тоже обернулся, глядя на дверь кухни, где исчез Маюзуми, потом усмехнулся и снова подсел к Момои. — Он его убьет сегодня, — сказал он. — Настроен серьезно. Его ненависть сейчас большая и твердая — рукой можно потрогать. — Я не позволю ему… — Позволите, куда вы денетесь… — успокоил его Имаеши. — Разрешения он точно не спросит, я уверен. А вот на нем отыграется. Кагами для него как символ всего того, что он потерял. Момои молчала, не понимая, к чему он клонит. — Давайте так сделаем, — предложил Имаеши. — Мне уже немного скучно в его компании, а у вас нет шанса, если его не остановить. Я сделаю так. Я дам вам телефон Кагами и разрешу набрать один-единственный номер из его контактов. Можете позвонить кому угодно — но первому попавшемуся человеку. Если он не спасет вас, то уже никто и не спасет. — И зачем это вам? — скривилась она. — Какая цель? — Поиграть, — сказал Имаеши. — Мне было скучно в Тейко с тех пор, как оттуда ушел Аомине Дайки. Теперь он тут рядом, но он постоянно лежит, и за него пищат датчики. А я скучаю. Поэтому и помог Маюзуми-сану, потому что он, в отличие от меня, никогда не скучает. — Я могу позвать на помощь… — уточнила Момои. — А если нам не помогут? — Он убьет и его, и вас, — Имаеши посмотрел в сторону комнаты Кагами. — Мне будет жаль, если выйдет так. Маюзуми-сан немного перебарщивает. Но мне же лучше. — Чем лучше? — машинально уточнила Момои. — Веселее… — рассмеялся он. — Благодаря вашей семейке я теперь навсегда лишен скуки. Так что… Я дам вам шанс, Момои-сан. Вот номер, выбирайте рандомный номер и звоните. Если Кагами Тайге суждено выжить, его спасут. Если же нет… — Хорошо, — кивнула Момои. — Но я должна предупредить. Я не позволю ничего сделать с Кагамином. Если с его головы упадет хоть один волос… — Упадет, — вздохнул Имаеши. — Упадет и не восстанет. Но в любом случае, мне жаль, что так вышло, Момои-сан. Когда вы умрете, я позабочусь об Аомине-сане точно. Он улыбнулся — а ей захотелось в эту минуту убить его голыми руками.