Дождь начинается

— Ясно, спасибо, — коротко сказал Хьюга, положив трубку. Его лицо оставалось непроницаемым — никакие чувства не отображались на нем, но взгляд потемнел, потяжелел, словно наполнился слезами изнутри. — Что-то случилось? — спросила Момои, она сидела напротив него, но тут же отставила чашку с кофе от себя, приподнялась, — Я могу помочь? — Киеши Теппей умер, — сказал Хьюга. — Его застрелили после того, как он убил своего адвоката, услышав обвинительный приговор. Он умер, дело закрыто, его кремируют в понедельник. — Умер… — повторила за ним Сацуки. Она внимательно изучала лицо Хьюги, протянув ему руку, которую он сжал. — Я… Я не знаю, что сказать. Понимаю ваши чувства — и все же не могу даже представить, каково вам сейчас. — Каково мне сейчас? — с горечью спросил Хьюга. — Я… Я сломлен, наверное. Ничего не осталось, Момои-сан. Ничего. Ушла Рико, ушел Киеши. С этими двумя людьми была связана моя история, история Сейрин. С их предательством для меня кончилась семья — и теперь кончился и я сам. Не знаю, смогу ли я хотя бы ненадолго пережить эту боль… Хотя имею ли я право говорить сейчас так, если учесть, что я самолично виноват в их смерти?.. Наверное, нет. — Я всегда считала так же… — будущая мать внимательно посмотрела на Хьюгу, потом перевела взгляд в окно. — Я верила в то, что семья — это люди, это отдельные яркие личности, за которыми идут все остальные. Так я была воспитана. Я вошла в семью, где царил Ниджимура Шуузо, человек, который воспитал целое поколение — меня в том числе. Я расцвела в семье, которую укрепил Акаши Сейджуро. В мире сильных мужчин я была украшением, цветком, драгоценным камнем… Но и только. Теперь я понимаю, что семья — это, прежде всего, узы. Дружба… Тепло… Благодарность… Верность… Любовь, в конце концов. Без любви не будет семьи, не будет ничего. — Любовь, так вы сказали… — улыбнулся Хьюга. — Я любил Киеши и Рико. А они… — Они запутались, — Момои горячо схватила его руку. — Я знала Рико-сан. Знала, возможно, даже лучше, чем кто-либо. Она была необыкновенно сильной женщиной. Горячей и настоящей. Живой, я бы сказала. Самой живой среди всех нас. — Она любила его? — Любила, — кивнула Момои. — Но она любила и детей. И Сейрин любила горячо и необыкновенно сильно. И когда мы стали ближе, она была на половине пути к новой Сейрин. Она мечтала о новой семье — и хотела быть Анее-сан для новой семьи. Она выбрала неверный путь, она ошиблась. Как и я. Но мотивы… Если бы ее можно было бы оправдать мотивами… — Я простил Рико, — мягко сказал Хьюга. — Прости ее, когда понял, что ею двигала любовь. — А Киеши-сан? — Его я простил вчера… — признался Хьюга. — Я знал, какая судьба его ждет, но вчера вечером поймал себя на мысли, что не могу ненавидеть его. Что я забыл о плохом — и меня переполняет другое чувство по отношению к нему. — Какое же? — улыбнулась Момои. — Благодарность, — сказал Хьюга. — За его дружбу. За все, что он сделал для меня. За доверие. И за Сейрин, конечно. А еще за сына… — Сына? — Без его участия у меня не было бы сына… — Хьюга рассмеялся — и теперь слезы в его глазах сложно было скрыть. — Я отец для двоих детей, я счастливый человек. У меня растет самая лучшая в мире дочь. И растет сын. Пусть даже и не моей крови — но мой сын, однозначно. — Вы правы… — Момои улыбнулась, ее рука легла на живот, — Ради этого и стоит жить теперь. Не во имя прошлого. Ради будущего. — Ты уже придумала, как назовешь дочку? — спросил Хьюга. — Нужно выбрать самое красивое имя на свете. Потом, когда она родится, у тебя будет слишком много дел и не хватит времени. — Придумала… — кивнула Момои. — У меня есть одно-единственное имя на примете. И я точно знаю, что оно подойдет моей малышке. Она снова посмотрела в окно — свежий воздух нес запахи цветущих деревьев, моря. Новый дом Хьюги Джунпея был удивительно красив и уютен. И именно тут она и должна была принести в мир своего ребенка — замечательный подарок от мужа ее единственной подруги, лучший из вариантов. — А что потом? — спросил он. — Что будет потом, Момои-сан? — Я нужна им… — сказала она. — Нужна Дай-чану. И Ки-чану нужна. И, наверное, мне хочется верить, что и Акаши-сану я тоже нужна. Я помню его слова, наполненные презрением и болью, мне до сих пор больно из-за них. Но я хочу искупить вину. Я не знаю другой жизни, кроме Тейко. Только Тейко и все. И я должна буду вернуться туда. — Это сильное решение, — Хьюга сжал ее руку. — Если ты больше не испытываешь страха перед будущим… Значит, у тебя впереди открыты все дороги. И ты сможешь начать все заново, я уверен. — Заново… — повторила за ним Момои — глаза ее наполнились слезами, но улыбка все еще сияла на ее лице. — Ты не представляешь, Хьюга-сан, как много для меня значит этот новый шанс. Как я счастлива, что продолжу оставаться в семье… Что у меня и у моей дочери есть будущее. Я не знаю, куда бы я пошла, если бы не Акаши-сан, что бы я делала… — Ты всегда можешь остаться в этом доме, — твердо сказал Хьюга. — Если захочешь. Я буду рад видеть тебя тут. И мои дети будут рады… Они привязались к тебе за эти дни. Конечно, я не могу настаивать, но если вдруг… Он рассмеялся и покраснел, как мальчишка. — Этот дом всегда готов принять тебя, — сказал он. — И я буду рад, Момои-сан. Двери распахнулись — маленькая девочка с красивыми глазами заглянула туда. — Папа, — ревниво сказала она. — Я хочу играть с тобой и с Сацуки-сан в игру, но Сей-чан забрал ее и не отдает. Акаши Сейджуро младший ворчал из-за ее спины, а маленький сын Рико ловко пробрался мимо своей сестры и подбежал к отцу, старательно влез на его колени. — Папа, — сказал он счастливо. — Поедим шоколад до обеда? Хорошо? Хорошо? Я почищу зубы, я обещаю. — Я не брал игру, — Акаши Сейджуро младший, копия своего отца, дразнил дочку Хьюги. — Ты сама ее мне отдала! Так что играть с тетей Сацу и дядей Джунпеем буду я. — Нет я! — почти плакала девочка. — Я! В гуле эти голосов смеющиеся Хьюга и Момои встретились взглядами — ничего не было в них, кроме всепоглощающей любви и нежности — и впервые им обоим будущее показалось прекрасной сказкой и ничем больше. Они были счастливы. *** Кисе и Акаши провели второе собрание среди союзников Тейко — люди Ооджиро долго мучали их расспросами, но, казалось, остались удовлетворенными грядущими перспективами развития семьи. Они подписали новый договор, скрепив его печатью — хотя и получили компенсацию, от суммы которой у Кисе до сих пор кружилась голова. — Что у нас еще? — спросил Акаши, садясь в машину. — Поедем на фабрику, — сказал Кисе. — Еще несколько переговоров во второй половине дня. А потом — Аомине-чи. Сегодня мы едем к нему. — Пообедаем в его палате, — предложил Акаши. — Доктор считает, что если он слышит нас, такое пойдет ему на пользу. Будем рядом с ним столько, сколько это будет ему и нам нужно. И, возможно, однажды… — Спасибо, — твердо сказал Кисе. — Мне понравилась эта идея. Я закажу еду. И попрошу секретаря записать, что по понедельникам и пятницам мы обедаем у Аомине-чи. — Ты молодец… — рука Акаши незаметно легла на руки Кисе — и тот слегка сжал их. Они переглянулись, обменявшись взглядами, которые не отражали ровным счетом ничего для других — смысл их был ясен только Кисе и Акаши. — Ты не хочешь его увидеть? — тихо спросил Кисе, заранее боясь ответа. — Если ты сможешь… Скажи ему о своих чувствах. Ты так страдал во имя этой любви. — Он, наверное, знает о них… — пожал плечами Акаши. Он старательно делал вид, что ничего не случилось, но взгляд его стал грустным и задумчивым. — Знает? — Я готов был предать целый мир, лишь бы быть с ним, — пояснил Акаши. — Но он выбрал другой путь, и я не могу его изменить. Я счастлив, что у него все в порядке. Я счастлив, что он цел и невредим. Я счастлив, что он любит… — он замолчал, — И что любят его — тоже счастлив. — Но как же ты? — Кисе опустил голову. — Как же твои чувства, аники? — Сейчас уже не так важно, что думаю и чувствую я сам… — сказал Акаши. — Понимаешь? Я сделал его заложником этой любви, я старался спрятать его от целого мира — но мир все равно отнял Куроко у меня. Я вряд ли смогу восполнить все те потери, что случились с ним из-за меня. Я не способен изменить его боль. Он умер. Он умер — и теперь вместо него живет другой человек. Его зовут Эрик, он бывший айдол, теперь он свободный человек. И я не могу позволить себе или еще кому испортить его жизнь. — Даже если это будет стоить тебе твоего сердца? — Даже если мне придется умереть в одиночестве… — улыбнулся Акаши. — Я больше не могу тратить время на собственные страдания. Я в долгу перед Тейко — а теперь и перед Сейрин. И я обязан исправить все те ошибки, что я сделал во имя своих чувств. Он внимательно посмотрел на Кисе — с нежностью, как смотрят на самых дорогих людей. — Я хочу быть с теми, кто хочет быть со мной, — сказал он. — И если тебе хорошо со мной, Рета, я буду тем, кто защитит тебя от целого мира. Кисе ничего ему не ответил — но его рука так и осталась лежать в руке Акаши до самого госпиталя.