Дождь начинается

— Вынесите эти вещи вниз… И не забудьте запереть гаражи и домики для гостей. Такао отдавал последние распоряжения — поместье Сейрин уходило с молотка для оплаты долгов. Его купили по большой цене — учитывая даже выгодное расположение и историю поместья, цена была более чем достойной. Впрочем, после гибели Изуки и ареста Киеши, дела у Сейрин шли самым худшим образом. Теперь погибли и последние члены семьи. Сейрин официально признали банкротом. И последние долги будут закрыты после того, как поместье передадут новым хозяевам. — Что делать с личными вещами? — спросили люди Такао. — Там много детских вещей… Кимоно… Зеркала, косметика. — А… — Такао провел пальцем по пыльной поверхности гладкого комода, раньше он блестел, как поверхность озера — и за ним сидела молодая красивая Анее-сан этой семьи. Теперь же он достанется старьевщику по сходной цене, его купят в какой-нибудь дом терпимости, зеркало перестанут протирать, а на поверхности будут миллионы следов мушиных лапок. — Жалкое зрелище… — пробормотал он. — Сожгите все на заднем дворе. — Сожгите? — удивился высокий рабочий. — Все? — Все, — отрезал Такао. — Эти вещи принадлежали людям, которых уже нет. Вряд ли они хотели бы, чтобы кто-то посторонний касался их. — Но мебель неплохого качества, общая стоимость выйдет на хорошую сумма… Может все-таки продать? Да и кимоно, судя по всему, из чистого шелка. — Сжечь, — обрубил Такао. — Просто сжечь. Ничего больше не надо. Рабочие ушли, удивленно поглядывая на хозяина — комод Рико исчез из ее комнаты, оставив за собой темноватое пятно на полу и все. — Уходит эпоха… — подумал Такао. — Миры меняются. Одно становится другим, люди выбирают новые ориентиры, мир делает оборот — и исчезает. Прошлого уже нет, будущее еще спрятано. Полтора года назад тут было много людей, они строили планы, мечтали о жизни, о будущем… Здесь играли дети, молодая красивая женщина собирала высоко волосы, а ее любимый мужчина целовал ее украдкой в шею. Теперь здесь нет ничего. И не будет уже. Даже если сюда приедут хорошие люди, даже если тут начнет жить целая семья, эпоха Сейрин кончилась. Они больше не главные соперники Тейко. Теперь Сейрин — это воспоминания. Это тоска. Это боль. Это одиночество. Такао вспомнил смеющегося Киеши, гордого Изуки, Митобе, Коганея, Цучиду — все эти люди могли изменить мир, если бы только видели правильный ориентир. Но поддавшись минутному желанию, стать свободными, независимыми, одинокими — они потеряли то драгоценное, что у них было. Потеряли смысл. Полтора часа спустя он стоял на заднем дворе, кутаясь в тонкое пальто, наблюдая, как разочарованные рабочие поливают бензином огромную кучу вещей Рико и ее детей, игрушки, мебель, растения, обувь. Все то, что оставалось тут в память о Сейрин, должно было обратиться в пепел и пустоту. — Простите меня, Киеши-сан, — подумал Такао. — Я был полезен для вас только в последние минуты вашей жизни. Возможно, будь я настырнее и опытнее, я бы смог провести вас к свету гораздо раньше. Я бы мог изменить ваш мир. Возможно, я бы даже направил вас. Но вместо этого и вы, и я попали в страшную беду. Ничто теперь не способно исправить ее. Вы потеряли Рико-сан. Я потерял Шин-чана. А ведь это были те единственные, кто любил нас, кто дорожил нам. Больно. Больно осознавать это теперь. Едкий запах горелого шелка разнесся по поместью — свадебное кимоно Рико лежало на самом верху. Теперь оно навечно останется ее кимоно — никакая невеста не наденет его после нее, словно Рико осталась последней невестой в памяти белого шелка. Странное чувство — но Такао все еще помнил ее тихий голос, когда он, под маской информатора, приходил к ней, а она просто взяла и сразу назвала его по имени. — Я всегда знала, что наш таинственный информатор это вы, — призналась она. — Я удивляюсь, как долго другие не могут узнать вас. — Я старательно скрываюсь, — сказал он ей тогда. — Прикладываю все усилия. — Просто я всегда всматривалась в ваш образ. Я знала, что вы гораздо более умнее, чем хотите казаться. Я также полагала, что все успехи Мидоримы-сана принадлежат вам. И была уверена, что у вас все получится намного лучше, чем у любого из Тейко или Сейрин. — И что теперь? Расскажете всем, кто я? — Нет, конечно, — пожала она плечами. — Это не моя тайна, мне она неинтересна. Как и все прочее. Я считаю, что выживать это тоже искусство, и если у вас получается только так, значит, так и должно было быть. — Тогда чего вы хотите? — спросил он. — Вы глава Сейрин, вы не будете хранить тайны за просто так. — Я хочу, чтобы вы нашли моих детей, — тихо сказала она. — Они у моего мужа, я уверена. Я также уверена, что он забрал их не от меня, а от тех людей, что окружают меня сейчас. Найдите его. Скажите ему, что я исчезну вместе с детьми, что я не буду впутывать их в проблемы Сейрин. Вы найдете правильные слова, я уверена. — А если не выйдет? — Если не выйдет… — она замолчала. — Если у меня не получится уйти вместе с моими детьми… Тогда помогите отомстить за меня. Я знаю, я скоро погибну. Я чувствую это. За мое предательство мужа я заслужила суровое наказание. И я готова понести его, вот только не могу пока принять, что моя смерть станет лишь облегчением его жизни. — Вы о Киеши-сане? — Он не любит и никогда не любил меня, — Рико засмеялась. — Он сам сделал меня Анее-сан, чтобы мог давить на Хьюгу с двух сторон, он же и внушил мне, что я ничто без него и звать меня никак. У меня нет другой возможности… Я не хочу просто жить и видеть, как он разрушает все то, что я люблю. В первую очередь — себя самого. — Вы хотите, чтобы я отомстил ему? Убил его? Наказал? Обманул? — Скорее — просто попытался бы понять его… — пожала она плечами. — О чем он думает на самом деле. Что внутри него. Кто для него я… Она рассмеялась. — Все, наверное, и так ясно… Но мне хочется верить, Такао-сан. Хочется верить, что все было не зря. И если вдруг вы поймете, что он любил хотя бы немного меня… Или Хьюгу… Или ребенка… Тогда спасите его. А если же нет… Тогда помогите ему уйти достойно. Не оставьте его гнить в своей собственной ненависти. Я не смогу принять такой исход для него. — А где же в это время будете вы? Рико улыбнулась, посмотрев в окно, тоскливое болезненное выражение ее лица сменилось на выражение огромного счастья. — Я буду в лучшем месте, — сказала она. — Я буду свободной. Такао открыл глаза — рабочие несколько раз настойчиво называли его по имени, стараясь привлечь его внимание. — Что? — недовольно спросил он. — Нам пора ехать, — сказали они. — Все вывезли, ненужное сожгли. Юрист придет сюда, чтобы все проверить, через два часа. Вы хотите дождаться его или предпочтете уехать отсюда? — Предпочту уехать, — пробормотал он. — Уехать. Да… Уехать… Он рассеянно кивнул, поплотнее запахнувшись в пальто, попрощался со всеми и сел за руль. Сейчас на земле было одно-единственное место, куда он хотел поехать. — Шин-чан, — сказал он громко, когда, наконец, опустился на мраморную скамеечку напротив аккуратного памятника. — Я приехал. Он засмеялся — будь Мидорима жив, он бы ворчал сейчас на него за опоздание и обязательно назвал бы его неисполнительным и глупым. — Черт возьми, ты был бы прав, Шин-чан, — смеялся Такао. — Ты был бы прав. Я именно такой и был всегда. Подводил тебя, причинял тебе неудобства. Не мог стать тем, каким должен был быть твой помощник, твой любимый человек. Мне бы хотелось, чтобы ты простил меня. Но вряд ли это получится, так? Вряд ли. — А если бы ты немного подумал бы, прежде чем принимать решения… Возможно, я бы смог убедить тебя, что жизнь не так плоха, как нам казалась. Возможно, ты бы нашел другой выход. Или… Или хотя бы взял меня с собой. — Черт тебя дери, Шин-чан, я остался совсем один… — Такао все еще истерически смеялся — но теплые слезы стекали по его лицу. — Я один. Понимаешь? Ты всегда говорил, что я слишком завишу от других — и ты был прав. А теперь я окружен посторонними, равнодушными, и я совсем один. И нет никакой надежды, что однажды хотя бы кто-нибудь станет мне так дорог, как был дорог ты… Он устало положил ладонь на холодный камень, притих, негромко вслушивался в собственное дыхание, болезненно молчал. Такао вдруг понял — ему страшно жить дальше. Но еще страшнее умирать. Потому что это необыкновенная глупость — лишить себя возможности менять свою историю, становиться лучше, оставаться прежним, принимать решения. — Я обязательно вернусь, — пообещал он. — Ты же меня знаешь… Я не тот, кто просто вычеркнет тебя из памяти. Жизнь обернется для нас праздником, и я вернусь, Шин-чан. Я буду рядом с тобой. Только дай мне немного времени. Я должен помочь восстановить Тейко. Я должен помочь Аомине — ведь ты считал его братом. И защитить Кисе, если вдруг Акаши снова попытается сделать его своей игрушкой. Я понял — Тейко — это не ты или я, не деньги и не главный офис. Тейко — это наши узы. Мои и твои. Тейко — это то, что соединило нас. У меня и моей чертовой любви есть долг перед Тейко. А я всегда — всегда плачу по долгам. Он устало опустился на колени и обнял холодный камень. Это было все, что он мог сделать — и он отчаянно хотел сделать это. — Я обязательно вернусь, Шин-чан, — пообещал он. — Наблюдай за мной, пожалуйста. И спи спокойно. Ты никогда больше не останешься один.