По закону жанра

Он шагал сквозь ночь, по-хозяйски небрежно вспарывая тяжёлое, росистое одеяло на траве. Перемешивал холодную, ночную сырость торопливым дыханием. Судорожный, со всхлипом вдох и короткий, неслышный выдох. Лёгкое облачко пара у губ, лихорадочный блеск в глазах. Он торопился. Его гнала холодная, равнодушная луна, сурово качавшая головой. Такая невыносимо яркая. Он старался прятаться в изломанных тенях деревьев, но луна находила его и там. Единственное, что ещё поддерживало его – тот самый хорошо знакомый холодок в животе и биение миллионов крохотных иголочек в кончиках пальцев. Это значит, что впереди Зона. Она поднимает своё уродливое лицо, бесстыдно и призывно улыбается. Он боится смотреть ей в глаза и отлично знает, как смертельна её улыбка, больше напоминающая оскал химеры, но всё равно идёт. Его больше никто не сможет удержать. Наматывает километры быстрым шагом. Медленно и мучительно отвоёвывает каждый метр пространства у периметра. Подолгу лежит, уткнувшись лицом в холодную землю, и притворяется обычной падалью. Зона смрадно дышит в лицо, норовя поймать его взгляд, зачаровать навеки, превратить в раба, в послушное орудие своей воли. Раб Зоны. Он вдруг отчётливо и ясно понял, что давно им стал. Сколько раз, глядя в другие глаза, полные обожания, он видел только жадный взгляд Зоны. Проснувшись среди ночи от собственного крика и слушая нежный, успокаивающий шёпот жены, он вспоминал заунывный собачий вой и свист ветра, пахнущего ржавчиной. Даже обнимающие его тёплые, любящие руки так и не смогли растопить тот самый хорошо знакомый холодок в животе. Только Зона могла дать ему ядрёный коктейль из восторга и ужаса. Восторга от найденного редкого артефакта и ужаса при виде истекающей слюной пасти мутанта или смертельной ловушки, разрядившейся в двух шагах. Сталкер упивался этими ощущениями, а при их отсутствии испытывал жесточайшее похмелье. День сменялся ночью, зима уступала лету. Обожания в глазах жены становилось всё меньше, а вместо него поселилось отчаяние и глухая боль. Взгляд потускнел, стал беспокойным, размытым извечной пеленой невыплаканных слёз. Так смотрит женщина, связавшая судьбу с пьяницей. Такой взгляд бывает у матери наркомана. А ещё такое выражение поселяется в глазах у жён сталкеров. Он с усилием отогнал от себя воспоминание об этом её взгляде. Она сама виновата, зачем было мучиться самой и мучить его? Он не хотел ей зла. Просто не мог больше выносить этот страшный взгляд, слышать истеричный, плачущий крик «Не пущу!», чувствовать на своём теле её неожиданно сильные руки, бывшие когда-то нежными и ласковыми. Он хотел, чтоб она замолчала. Он хотел, чтоб она слушалась. Он хотел в Зону. Сталкер сантиметр за сантиметром полз по мокрой траве, чувствуя брюхом каждый болезненно острый камень, каждую ржавую железку. Торопливо глотал отравленный воздух Зоны и улыбался, ощущая тот самый хорошо знакомый холодок в животе и мельтешение миллионов крохотных иголочек в кончиках пальцев. Он уже и думать забыл о доме, где медленно остывала с ножом под рёбрами пустая человеческая оболочка, бывшая совсем недавно женой сталкера.