-Чудо мое...-

Спустившись на следующий день в Тронный Зал, сын Трандуила надеялся увидеть там Арагорна. Но никого не было. Тогда он вышел на Фонтанную площадь, надеясь кого-нибудь увидеть. Он подошел к Белому Древу, внимательно осматривая его. За восемь лет оно будто бы выпрямило свои ветви, вытянулось вверх, стало выше. Леголас подошел ближе и приложил ладонь к бледной коре. Дерево будто бы вздохнуло, чувствуя руки эльфа, к тому же знакомого эльфа. Древо молчало, но помнило все. -С каждым годом оно все краше и краше, — послышался женский голос сзади. Леголас обернулся, быстро убирая руку с коры. В нескольких шагах от него стояла в светлом платье, держа в руках букетик нежных голубых цветов. Леголас отошел от дерева к женщине.  — Простите, просто предался воспоминаниям о тех временах, когда Минас-Тирит жил без короля и наместника. Белый Город стоял наполовину пустой и разрушенный, но не сломленный.  — О да, тяжелое было время, — ответила она, поднимая глаза к верхушке Древа, — Арагорн, не привыкший к столь тяжелой ответственности, был в замешательстве. Особенно после коронации. Да ты и сам помнишь, Леголас.  — Да, помню… — ответил эльф, стараясь не ворошить то сумрачное время, когда его разум путался между сотней желаний и обязанностей. Именно тогда Минас-Тирит давил на него, как стальные тиски, не считаясь ни с чем, лишь сводя с ума наследника Трандуила.  — … Твое сердце рвется к ней, верно? — вопрос Арвен заставил Леголаса вернуться к реальности. Он нахмурился:  — О чем Вы, Миледи?  — О той, кому ты отдал душу, — чуть улыбаясь с неподдельным пониманием сказала девушка. Она протянула руки к Зеленолисту. Он видел, как медленно, будто во сне, ее руки обхватывают его ладони, как она ласково сжимает их, будто старается запомнить бархат кожи и выступающие косточки пальцев. Букетик, небрежно зажатый в ее пальцах, чуть царапнул кожу. — Я не Арагорн, не Фарамир, я все вижу. Но важнее то, что я чувствую. Леголас, мы эльфы, мы чувствуем друг друга так же хорошо, как весь мир. Я просто хочу… Леголас настойчиво, но мягко убрал руки за спину:  — Я не хочу об этом говорить, Миледи. Не сочтите за грубость, но я ни с кем, даже с Арагорном это не обсуждаю. Арвен на мгновение показалась растерянной и даже обиженной, но это почти сразу же пропало.  — А он знает, что…  — Нет. И прошу Вас тоже ничего ему не говорить. Когда придет время, я скажу ему. Не сочтите дерзостью, но Вы можете пообещать мне молчание? — эльф взглянул в ее кристально-голубые глаза. Она покачала головой:  — Пусть это останется твоей тайной. Я промолчу, Леголас, не волнуйся об этом. Леголас почтительно поклонился королеве.  — Благодарю Вас, Миледи. Я очень Вам благодарен. Она улыбнулась в ответ, все так же сжимая в руках букетик.  — Кстати, Арагорна ты не найдешь, с утра он уехал по срочному делу за Эред Нимраис, горные хребты на западе страны — что-то не так с тамошними полями. Там плодородная почва, что кормит половину Гондора, потому вызвали самого короля. Его не будет несколько дней, в зависимости от трудностей.  — Лето жаркое, быть может, не хватает воды, — предположил Леголас, сдерживая желание зевнуть.  — Обычно вода доставляется по арыкам из Изена, но, может, вода спала? — предположила Арвен, для которой такие светские беседы были не впервой. Зеленолист же не знал, куда деться от настойчивых разговоров королевы. Второй уже день он прогуливался в прохладе королевского сада. Деревья, отсаженные очень и очень много лет назад, высокие, выстроенные ровными рядами, как солдаты, откидывали пятнистые тени. Леголас искренне наслаждался этим небольшим кусочком природы, ибо как бы там ни было — камень давил его. И когда Арвен провела его за дворец и указала тропку вниз, к королевскому саду, он немедля воспользовался предложением. Яблони давно уже отцвели и сейчас на ветвях висели небольшие зеленые яблочки. Они были горьки и сухи, но каждый теплый день питал их соками и каплей сладости. К осени ветки пригнутся к земле под тяжестью сочных плодов и слуги будут их собирать, стараясь не повредить дерево. Король этого не одобряет. Леголас остановился и прислонился плечом к дереву, находясь в своих раздумьях. Вдруг что-то мягко, но сильно ударилось в живот.  — Ой, — перед эльфом, не удержавшись на ногах от столкновения, сидела на траве девочка с ясными голубыми глазами и по-детски розовыми пухлыми губками. Волосы ее завивались в кудри и были аккуратно прибраны сзади тонкими косами. Девчушка встала, отряхнула темно-синее платье и по-девичьи присела в реверансе. — Прошу меня простить, господин. Я бежала и не заметила Вас.  — От чего же ты так быстро бежала? — чуть улыбнувшись, спросил Леголас. Девочка уже сейчас была прелестна, и проживи она еще лет пять-десять (ибо на вид ей было лет десять по человеческим меркам), она станет настоящей красавицей, и многие мужи из-за дальних краев будут ехать к ней, прося ее руки.  — От своей сестры, господин, — бойко ответила девочка. Она оглянулась и демонстративно тяжело вздохнула. — Но, кажется, она сама меня потеряла. Леголас присел у ствола дерева, чтобы не смотреть на девочку сверху вниз.  — А ты не боишься потеряться, дитя? Сад большой, легко заблудиться. Что тогда будут делать твои родители?  — Меня найдут! — уверенно сказала девочка. — Моя мама — королева, а папа — король, а значит, нас с сестренкой точно найдут. Леголас замолчал и отвернулся в сторону, смотря куда-то вдаль. Значит она — дочь Арагорна и Арвен. Конечно, глупо было надеяться, что все восемь лет король и королева ни разу… но где-то внутри все равно теплилась надежда, что у Арагорна нет детей. Быть может, нутром Леголас чувствовал, что ошибается, что Король не может без наследников, но тешить себя ложью было приятнее. Эльф улыбнулся, завидев неуверенно подходящую еще одну девочку: в желтом платье, она выглядела помладше сестры, однако от того была не менее прекрасна. В волосы — гораздо светлее, чем у сестры, — были вплетены ленточки, а голубые глаза сияли столь же ясно, как звезды на небе.  — Ой… здравствуйте, господин, — неловко присела в реверансе девчушка.  — Как вас зовут, принцессы? — спросил Леголас, про себя отмечая похожесть и одновременную несхожесть сестер.  — Меня зовут Анисиэль, — ответила старшая сестра в синем платье. — А моя сестра — Лаериэль. А еще мне шесть лет, а сестре — пять недавно исполнилось.  — Да вы уже совсем большие, — с серьезным видом сказал наследник Трандуила, — Тогда и я вам представлюсь. Я Леголас, сын Короля Трандуила.  — Леголас! — вдруг воскликнула внешне скромная Лаериэль. — Папа про вас часто рассказывал, говорил, что Вы его лучший друг, и с Вами он прошел много долгих путей, страшных и опасных.  — Верно, — ответил эльф, вставая с травы, — мы с вашим папой хорошие друзья.  — Господин Леголас, а поиграйте с нами? — вдруг предложила Анисиэль. — Мы прячемся в саду, вы ищите? Леголас счел эту затею забавной, да и нужно было как-то убить время в ожидании «хорошего друга» Арагорна…  — Тогда считаю до десяти и начинаю искать, — эльф отвернулся к дереву и честно закрыл глаза. — Один, два, три, четыре… Так прошло еще три дня. Леголас по вечерам засиживался с книгой в руках, по утрам гулял в Сумеречном Лесу или на побережье притока Андуина, а днем играл с детьми Короля. Несколько раз Арвен подходила к нему и спрашивала, не обременяют ли девочки его, на что Леголас отвечал с улыбкой, что они милы. Он действительно видел в них прелестных девчушек, настоящих принцесс, жаждущих игр и веселья по неразумному возрасту своему. Иногда, отдыхая от жары в тени деревьев, он рассказывал им что-то о дальних краях Средиземья, о чудных зверях, там обитающих и удивительной природе, которой нельзя было налюбоваться. Девочки заслушивались эльфа, открывая рты от удивления и сидя по обе стороны от него. К вечеру третьего дня Арагорн приехал в Минас-Тирит и сразу же направился вверх, к Дворцу. Выяснив, что Леголас в саду, он пошел туда. Солнце уже садилось за горизонт, небо пестрело золотыми и розовыми тенями, а сам сад нарядился в сумеречно-цветную мантию. Он издалека заметил их: своего эльфа и своих дочерей. Леголас деревянным кинжалом отбивал удары такого же деревянного меча, что крепко держала в руках Лаериэль. Анисиэль, подпрыгивая от нетерпения, смеялась и радовалась. Их можно было принять за отца и детей, что весело проводят время вместе. Но то, что Леголас так счастливо выглядел с его же детьми, Арагорна задело. Это было неправильно, и сейчас он всеми силами желал разделить эту троицу. Однажды девочки вырастут. Однажды вырастет Эльдарион. Однажды Арагорн умрет. Но Леголас, его эльф, будет жить вечно. Забудет и Арагорна, и время, что было проведено вместе. Забудет все, ибо рядом будет молодой Эльдарион и прекрасные его сестры. И где-то будет истлевать Торонгил, более не дорогой сердцу златовласого эльфа…  — …Папа вернулся! — возглас одной из дочерей вернул Арагорна в реальность, и он увидел две бегущие к нему фигурки в платьицах. Они подбежали и обняли Арагорна, он же, давя из себя улыбку, взял их на руки:  — Здравствуйте, мои принцессы! Как вы тут? Я смотрю, еще одного друга для игр нашли? Леголас улыбнулся, подходя ближе и держа в руках спешно брошенные деревянные мечи.  — У нас все мирно, Арагорн, тебя ждали.  — Да-да, ждали! — закивали девочки. Арагорн промолчал. Затем кинул взгляд на последние лучи заходящего солнца и отпустил девочек:  — О, как поздно уже! Бегом к маме! Завтра доиграете. Анисиэль и Лаериэль нехотя поплелись в сторону дворца, но вскоре побежали наперегонки, оставляя Леголаса и Арагорна одних, молча бредущих следом. Каждый прибывал в своих мыслях. Король довел эльфийского принца до своих покоев и остановился.  — Доброй ночи, Леголас. Эльф резко схватил его за руку и приблизился:  — Останься, Торонгил, прошу. Побудь со мной, мне… я скучаю по тебе. Просто побудь рядом, только ты и я… Арагорн ласково пригладил светлые локоны друга, и эльф прильнул к его пальцам так, будто те долгие восемь лет разлуки выплеснулись наружу острым желанием ощутить своего короля, впитать кожей каждое его прикосновение. Арагорн отступил на шаг назад. Он и сам всем сердцем желал остаться с эльфом — на час, два, ночь или вечность. Но сейчас не мог. Арвен ждала его, Арвен, с которой он после своего возвращения в Минас-Тирит так и не свиделся. И если не свидится — будет плохо. Здравый разум брал вверх над желаниями сердца, и он, чувствуя ноющую боль в груди, ответил:  — Позже, Ernil nin. Доброй ночи. И эта ночь оказалась невыносимо долгой. Как зеркальное отражение друг друга, Принц и Король ворочались в постелях, силясь заснуть, гоня прочь мысли из разума. Но раздумья не давали покоя, мучили, разрывая сердца на части.  — Думаю, без меня ты тут не соскучишься, — сказала Арвен, улыбаясь и держа дочерей за руки. Арагорн стоял рядом, тут же стоял и Леголас. Эльф проснулся всего пару часов назад, несмотря на то, что уже давно перевалило за полдень, а солнце неукоснительно клонилось вниз, к земле.  — Ну, скучать я все равно буду, — чуть улыбнулся Арагорн, обнимая жену на прощание, затем обнял дочерей. Леголас отвлекся и смотрел куда-то в сторону реки, наблюдая за проплывающими по ней небольшими лодочками с рыбаками. Взор его был таким же острым, как никогда. Подъехала королевская карета, запряженная быстрыми лошадьми, рядом выстроилась стража на конях.  — Ну, все, нам пора, Анисиэль, помоги сестре забраться в карету, — велела Арвен. Девочки медленно, но аккуратно, воистину по-королевски забрались в кабинку.  — Доброго вам пути, — сказал король. Арвен забралась в карету и выглянула в окно:  — До встречи всем! Думаю, Королю будет интересно пообщаться с тобой, Леголас. Эльф обернулся на свое имя, чувствуя, как кровь прилила к лицу, а тело охватило жаром. Неужели она что-то ему рассказала? Но карета уже двинулась вниз по ярусам, направляясь прочь из Минас-Тирита. Через несколько мгновений после того, как карета скрылась, Арагорн обернулся к Леголасу:  — Что она имела в виду? — сразу же, без прелюдий спросил он, не отрывая взора от голубых эльфийских глаз. Наследник Трандуила улыбнулся:  — Думаю то, что я хочу рассказать тебе о своих странствиях, Арагорн. Ты ведь даже не слышал еще…  — Ты что-то скрываешь? — перебил его Дунадайн. Леголас замолчал, смотря на своего короля. Затем покачал головой:  — Нет, Ваше Величество, никогда.  — И не про прекрасную эльфийскую деву, коей ты отдал душу, я услышу вскоре, надеюсь? — взгляд Арагорна, холодный, в какой-то мере безжалостный, выбил эльфа из колеи. Это был взгляд человека, боящегося… да, именно боящегося предательства, боящегося потерять доверие к нему, к Принцу Лихолесья. Леголас чувствовал, что даже скажи он сейчас королю, что да, есть прекрасная дева, гнева любимого ему не избежать. Ни капли сострадания не будет в действиях Арагорна, который, скорее всего, просто убьет эльфа. В худшем случае — прогонит прочь из Гондора, чтобы духу его здесь не было. Именно таким ему сейчас казался владыка Гондора, твердо стоящий здесь, рядом с выездом с Фонтанной площади, неподалеку от Белого Древа… Леголас почувствовал, как внутри разгорается пожар, готовый вырваться наружу. — Как ты смеешь подозревать меня в измене, Торонгил? — тихо сказал он, глубоко дыша. — Как это смеешь делать ты, который не раз ранил меня, но я всегда возвращался к тебе, зная, что следующий твой удар будет больнее предыдущего? Арагорн нахмурился и подошел к эльфу ближе, своим наступлением заставляя того отходить в тень к стене:  — Ты сам ввязался во все это! — сжимая зубы, сказал Дунадан. — Ты сам согласился на это! Никто тебя силком не тянул! И Арвен здесь ни при чем, так положено…  — А спать с лучшим другом, когда это удобно, тоже положено? — отчетливо сказал в самое лицо Леголас, однако все тело его мелко дрожало от гнева, от обиды, от впервые возникшего желания бросить все и умчаться прочь из Гондора, прочь от него. Арагорн сжал кулаки и ударил стену подле лица эльфа:  — Ты сам первый все это начал! Тогда, во дворце твоего отца, помнишь? Кто первый раздвинул ноги, как публичная девка? Дыхание эльфа перехватило от грубости этих слов. Тело бросило в жар, плечи предательски вздрогнули. Он сцепил зубы и резким движением оттолкнул от себя Арагорна с такой силой, что король ударился о противоположную стену головой. Удар вызвал краткую вспышку боли, и Арагорн зажмурился. Когда он открыл глаза, перед ним стоял его эльф, но в глазах его он видел лишь боль израненного зверя, боль предательства, боль душевную, что так тяжело залечивалась. Он понял, что натворил, но светловолосый эльф выпрямился, поправил одежду и, стараясь выровнять сбитое дыхание, отвернулся в сторону.  — Леголас, пожалуйста… — встав, шагнул к эльфу Дунадан. Но Леголас отступил от него, поднимая ладонь вверх:  — Благодарю за гостеприимство, Ваше Величество. Но более мне тут терять нечего, вечером я уеду. Спасибо и прощайте. Арагорн хотел что-то сказать, но тут явился один из военачальников, на ходу соскакивая с коня:  — Ваше Величество! Король, нападение со стороны реки Харнен на Юго-Востоке! Арагорн обернулся: но эльф уже скрылся, будто его и не было. Он глубоко вздохнул:  — Кто, по-твоему, должен решать эти вопросы? Для чего ты тогда военачальник? Для чего капитаны в отрядах?  — Но я… думал нужно Вам доложить… — растеряно пробормотал молодой, но не юный, мужчина, глядя на хмурого короля.  — Все, что нужно, мне доложат! — громко и грозно сказал Арагорн, откидывая руку в сторону. — Там солдаты, там кони, бери и воюй ради своей страны, на что тебе голова, если сам это раздумать не можешь?! Человек скоро поклонился и стал быстро отступать. Быть может, он и правда поступил неразумно, докладывая королю о каждом происшествии на границах Страны Белого Камня. Не впервые ведь на Гондор нападают мелкие отряды врагов. Но король, слывущий спокойным и мудрым, сейчас для него казался грозным и безжалостным посланником Неба. Арагорн медленно побрел в сторону дворца. В душе творилось чёрте что, и Дунадану самому было противно от себя. Он не ожидал, что может так глубоко ранить единственного, ради кого хотелось жить. «Кого больше любим — тому боли больше несем» — сказал как-то однажды ему Гендальф. Но позволительна ли была такая боль? Имеет ли Арагорн право наносить ее его дорогому Принцу? Принцу, который пронес свою любовь к Страннику с Пустошей через долгие годы, через все Средиземье, через десятки битв, нес даже тогда, когда Гендальф венчал будущих короля и королеву, а эльф, его дорогой эльф стоял с каменной улыбкой и наигранно радовался за новобрачных. Он пронес свою любовь через неведомые моря, долгие годы разлуки, но нес, как рану в сердце, берёг её… и что получил взамен? Когда солнце скрылось, и с Севера повеяло холодным воздухом, Леголас подумал, что все-таки нужно уезжать. Он сказал, что уедет к вечеру, но ночь была уже на пороге, а он все в своих покоях, сидит в широком кресле на балконе и немигающими глазами смотрит сквозь небо. Но он сказал, что уедет, а значит, нужно ехать. Хватит. Уехать, чтобы навеки выбить дорогу в Минас-Тирит из головы, освободить и себя, и Арагорна. При упоминании его имени, Леголас вздрогнул и поджал под себя ноги. Больно. Было просто больно. Ночь распустилась яркими звездами и водянисто-мутной Луной, но это не занимало спешащего эльфа, направляющегося к конюшням. Облачённый в черные с серебряными диковинными росписями длинные одежды, он был почти неприметен для чужого глаза.  — Что-то не так, Господин Леголас? — спросил стражник у ворот конюшен. Леголас замер на мгновение, но затем ответил:  — Приготовьте скакуна для моего срочного отъезда, да поскорее. Стражник поклонился и пошел исполнять приказ. Леголас решил, что сам заберет нужные вещи сейчас, а остальные вернут лошадьми. Он направился обратно в свои покои, прибывая в своих раздумьях, отчего опешил, войдя в покои и увидев у окна черную фигуру.  — Уже уезжаешь? — сказал родной голос. Леголас закрыл дверь и выпрямился. В душе больно заныло, когда вспомнилось то, что нынче сказал этот родной голос.  — Как и обещал, — ответил эльф, прислонившись к двери спиной. — Мне здесь больше нечего делать.  — В таком случае… — Арагорн подошел ближе и протянул руку другу. В раскрытой ладони лежала белая роза в темно-бордовых отметинах на бледно-серебряной ветви. Небольшое растение размером в половину ладони, но целое, бережно сохраненное королем, как бы звезды берегли Луну, их матерь, как бы птица хранила свое гнездо. Цветок был невредим и прекрасен, а в мутном лунном свете тайно светился серебром. Арагорн взглянул прямо в голубые глаза друга. — Забирай обратно. Лишь преданные своим королям близкие дарили им Блестящую Ветвь как символ вечной верности. И более она мне не принадлежит, ежели ты уезжаешь. Леголас стоял и смотрел в серые глаза, и острые черты лица своего Короля. Своего Короля, которому поклялся быть верным и хранил верность все это время. Даже в помыслах он никогда не держал желания присягнуть другому на верность, даже в помыслах он не желал делить ночи с кем-нибудь другим, кроме любимого Странника с Пустошей. Ни единой мысли у него не было на то, чтобы забыть про клятву, чтобы забыть про Торонгила. Нужно взять ветвь, забрать, умчаться навсегда отсюда, оставляя Арагорна с Арвен, с Гондором, с дочерями. Оставить его душу в покое, освободить свою душу и сердце… знать, знать, что уже не до его короля всего несколько десятков лиг, и несколько суток на коне, а ежели галопом — того быстрее. Знать, что просыпаясь, просыпается и король, что они дышат одним воздухом и ходят под одним небом. Знать и не сходить с ума, выполнять приказы Трандуила, готовиться к своему царствованию. А потом, через долгие годы узнать, что тот, кому он был верен, умер. А он, эльф, жив. Знать и прийти однажды на могилу в честь старой дружбы. Положить букет белых цветов и постоять немного у каменной плиты. И уйти, понимая, что тут, именно тут, под могильной плитой лежит и его сердце тоже. Лежит и его душа… Леголас стоял и не мог заставить себя взять эту ветвь. Руки окаменели, губы предательски задрожали, а и сам он побледнел, чувствуя, как кровь отливает от лица и замирает во всем теле. Арагорн поднял голову и медленно опустился на колени, роняя цветок рядом. Леголас молча, не в силах произнести ни слова, видел, как король берет его руки и ласково целует пальцы, прижимается лицом к ладоням, заставляя все тело вздрагивать от каждого движения.  — Amin hiraetha athan sen naeg, Legolas, — тихо, но слышно сказал он, крепче сжимая ладони эльфа, — Ni feuya ten’ lle, ar ae le hiraetha amin, amin harmuva onalle e' cormamin.* Леголас прикрыл глаза, чувствуя, как в душе вновь оживает тепло, а тело бросает в жар. Он медленно опустился на колени напротив Арагорна и прижался к нему всем телом, отдаваясь велению сердца.  — Я никуда не уйду, покуда ты будешь держать меня, Торонгил, — сказал Зеленолист, чувствуя, как темные волосы короля щекочут лицо. Арагорн облегченно вздохнул и, чувствуя себя безмерно счастливым, засмеялся. Наконец они разорвали объятия и встали с колен.  — Я велел подготовить коня… — тихо сказал Леголас, вспомнив об этом. Арагорн отошел к двери:  — Тогда вели отправить его обратно в конюшни, а вещи пусть принесут. Дай мне полчаса времени, я покажу тебе кое-что.  — А что? — эльф по-детски сунулся было за выскальзывающим из покоев королем, но тот резко остановился и поцеловал светловолосого. Затем улыбнулся:  — Узнаешь. Спустя полчаса Арагорн вернулся за эльфом и повел того длинными внутренними коридорами своего дворца. Вокруг им не встретилось ни души, а в подсвечниках мирно горели дрожащие яркие свечи. Король крепко держал друга за руку, отчего весь мир терял очертания и эльф лишь молился, чтобы все это было явью, и в один миг он не проснулся от дремы под виноградником в Валиноре. Но вот она — сильная, как и давным-давно, расцарапанная рука, немного грубоватая, но теплая и живая. И вот он — статный, истинный воин с привычной щетиной на лице и прекрасными вечно молодыми глазами стального цвета, одновременно по-доброму и лукаво улыбающийся. Когда они пришли к широкой белой двери с росписью витиеватых узоров, Арагорн остановился и, улыбаясь, повернулся к другу:  — Прежде, чем войти, я завяжу тебе глаза, Ernil nin, ибо так нужно. Первое, что он почувствовал, когда король за руку ввел его за дверь — это тепло. В помещении было тепло и приятно пахло какими-то травами вроде мяты. Будто бы сам воздух был напитан этими волшебными лесными ароматами. Вдруг он почувствовал, как родные руки расстегивают верхнюю пуговицу на длинной одежде. Он чуть дернулся от непривычного чувства, но Арагорн мягко удержал его:  — Не волнуйся, Леголас, я лишь сниму твою верхнюю одежду. Здесь никого кроме нас нет.  — Но зачем? — чуть запнувшись, спросил эльф. Руки короля продолжили расстегивать одежду наследника Трандуила: — Ты все поймешь. Доверься мне, пожалуйста. Через некоторое время Леголас уже был рад, что Арагорн снял с него верхнюю одежду: в длинных туниках до самых колен становилось душно. Наконец эльф остался лишь в тонкой полупрозрачной сорочке, ибо даже сапоги были сняты. Арагорн улыбнулся виду своего эльфа: на щеках легкий румянец, неловко обхватил себя руками, будто невеста в брачную ночь. Король взял его за руку и повел прямо.  — Здесь ступеньки, осторожнее. Под ногами чувствовался прохладный камень, однако телу было тепло и даже душновато. Поднявшись на несколько ступенек вверх, Арагорн остановил его.  — Сделай шаг, но очень осторожно, я держу тебя.  — Арагорн, я не малое дитя, — засмеялся эльф, слыша столько предостережений, — я прошел с тобой и без тебя столько битв, но ты стережешь меня от ступенек. И он шагнул вперед, опуская ногу вниз. Послышался тихий всплеск воды, что окутала ноги эльфа по колени и с каждым шагом поднималась все выше.  — Садись, — велел голос Арагорна, и вода поглотила Зеленолиста до самых плеч. Повязка ослабла и король снял ее. Леголас открыл глаза. Помещение было небольшим, но все же просторным и светлым. У одной из стен стояли стройные ряды огромных каминов, в которых ярко пылал и грел воздух огонь. На полу всюду стояли свечи, освещая все вокруг нежным теплым светом. Сам эльф находился в глубокой и широкой чаше из черного камня, заполненной водой смешанной с молоком, в которой плавали блестящие зеленые листья и цветы маленьких диких ромашек. От воды исходил благоуханный запах трав. Арагорн снял с себя верхнюю одежду, оставаясь в рубахе и штанах, ибо жар воздуха стал давить на него. Он осторожно коснулся длинных светлых волос друга, пока тот озирался. Гладкие и мягкие, они струились сквозь пальцы словно теплые лучи солнца, словно вода из свежего ручья. Тот обернулся и с серьезным видом молвил:  — Мне не нравится. Арагорн замер, не зная, что сказать. Но Леголас опередил его, переплетая с ним их пальцы:  — Здесь не хватает тебя, рядом. Король с облегчением засмеялся:  — Напугал, каюсь. Однако все это я готовил тебе, тебе и наслаждаться. Леголас нахмурился и, привстав из воды, приник к губам Арагорна. Медленно он обнял Дунадана влажными руками и, почувствовав, что тот расслабился, резко попятился назад. Не удержавшись, и что более важно — не ожидав такого, Элессар с наследником Трандуила рухнули в каменную чашу, расплескивая вокруг воду, туша несколько близко стоящих свечей. Они вынырнули из воды, смеясь, и шутливо брызгая друг друга. Но вдруг, как в сговоре, они оба остановились, тяжело дыша и смотря друг другу в глаза. Арагорн приблизился к эльфу и осторожно, будто нарушая ту самую черту, что отделяла их когда-то еще в Лихолесье отношениями дружбы, коснулся губ Леголаса. Будто бы они вернулись в то, уже столь давнее время, и сейчас впервые нарушают зыбкую грань дружбы и любви. Но, как и в тот раз, обратной дороги судьба им не оставляла, и мокрая одежда была больно сдернута с тел. Вся страсть, копившаяся годами, все желание, как восьмилетний голод, проснулись в короле и его принце именно сейчас, в королевских купальнях, посреди дворца Владыки Минас-Тирита и всего Гондора. Это был неистовый жар, граничащий с безумным стремлением забрать все, без остатка. Для Арагорна это было желание как в последний раз оставить как можно больше отметин, царапин, крикнуть всему миру, что этот эльф — его и ничей больше, каждому приставить нож к глотке, кто лишь взглянет на его любимого Принца. Для Леголаса это было жертвенной церемонией, столь сладострастной и томной, что он готов был умереть в этом безумном ритме своего Короля. Он желал, он жаждал отдать всего себя, отдать, чтобы навеки забыть себя, забыть весь мир и видеть лишь его. И отдавал, чувствуя, как мутнеет рассудок, понимая, что вовсе забыл как дышать или говорить. И для двоих этот мир был забыт, забыт надолго или нет — этого никто не ведал. Но жертвенный акт повторялся вновь и вновь, и два тела сливались воедино, превращаясь в одно пульсирующее существо. Одно тело на двоих, одно сердце на двоих, одна душа на двоих, одно дыхание на двоих. Одна жизнь на двоих… ___________________________________________________________________ — Amin hiraetha athan sen naeg, Legolas. Ni feuya ten’ lle, ar ae le hiraetha amin, amin harmuva onalle e' cormamin.* — Прости меня за эту боль, Леголас. Я отвратителен, и если ты простишь меня, я буду дорожить этим даром всем сердцем.