-Чудо мое...-

Эльфы радовались возвращению наследного принца, а Леголас чувствовал радость от услышанной родной речи, от знакомых одеяний, от знакомых тропок и деревьев, от той же приятной ароматной прохлады, царившей здесь веками. Встретились и боевые товарищи, искренне радовавшиеся появлению Зеленолиста.  — Где Король? — спросил Леголас, подходя ближе к Дворцу Трандуила с одним из встретивших его королевских советников.  — Он в саду, думаю, Вы помните, где это? — ответили эльфы и, оставив коня конюху, он направился прямо в сад, расположенный выше по холму за дворцом. Он нашел Трандуила сидящим в золотистых одеждах с книгой в руках. Он сидел на витиеватой скамье и, хмурясь, читал. Леголас не сдержал улыбки, подойдя ближе. Трандуил не замечал его, углубившись в чтение, но тут сын подал голос:  — Здравствуй, ада. Трандуил поднял глаза на голос и в них мелькнул свет, затем смятение.  — Леголас? — он отложил книгу и встал со скамьи. Он чуть прищурил глаза, как бы улыбаясь без улыбки. — Мне уж подумалось, что это шутка света, и не ты стоишь передо мной, а причудливая тень. Здравствуй. Он протянул руку, дабы поприветствовать сына, однако тот в ответ низко поклонился. Трандуил убрал руку, чувствуя уязвление. Взгляд его помрачнел, в них блеснул холодный свет — тот же, что и мелькал в глазах Арагорна пару дней назад. Наконец Трандуил плавно повел рукой в сторону:  — Прогуляться не хочешь? Расскажешь о своих путешествиях, в кои ты бросился с головой, оставив мне лишь пару строк, привезенных гонцом из Гондора. Леголас почувствовал упрек со стороны отца, но он был готов к нему. Слишком хорошо знал Короля. Они медленно шли по тропинке, по бокам огражденной небольшими бордовыми камнями.  — Так сложились обстоятельства, что мне срочно нужно было отплывать, а времени посетить тебя не было вовсе. Я прошу за это прощение.  — Расскажи о эльфах Валинора, — сказал Трандуил, пропуская мимо ушей слова сына. — Что видел ты в своих странствиях, что случилось с тобою? Я вижу, как ты изменился, и причудливые наряды одеты на тебе.  — Эльфы Валинора именно такие, какими ты их помнишь, ада, — сказал Леголас, засматриваясь на высокие ясени, листья на которых подернулись золотом. — Высокие, гордые, прекрасные. Холодные.  — Холодные? — Трандуил выгнул бровь в удивлении, однако тотчас усмехнулся. — Ах да, я забыл про то, что ты у нас особенный. Очеловеченный. Леголаса больно задели слова отца, однако хранить невозмутимость лица для него при Его Величестве — неизменная привычка.  — Зачем ты снова начинаешь ссору? — А разве я не прав? Мое королевство стало шире, а Пустоши обрамлены зеленью наших лесов. На Севере все так же сидят гномы в своих горах. Они тоже расширяют свои владения, вот уже и нынешний король Гимли, сын Глоина, отвел гномий сброд в пещеры Агларонда. Хоть война и закончена, борьба за территории продолжается. И несмотря на все эти проблемы, я в курсе всего, что происходит в Средиземье. И я прекрасно знаю, что не сразу по прибытию ты явился сюда, а направился к своему королю, Арагорну II Элессару. Пробыл там едва не месяц, как решил наведаться домой. Скажи, что я не прав? Леголас хмуро взглянул на Трандуила. Сколько бы лет не прошло — он не менялся ни на миг, будто бы застряв в каком-то дне, застряв на одном миге, преисполненным самодовольством, презрением и гордостью. Глупо было надеяться на что-то. Глупо было вообще сюда возвращаться.  — Нет, ты прав лишь отчасти, — ответил Леголас через паузу. — Я действительно приехал месяц назад, и по своим причинам не явился к тебе сразу же. Но в том, что битва за земли продолжается — ты не прав. Гимли мой друг, и он не тот гном, что оскорбит тебя или позарится на твои леса. Пора бы забыть прошлые обиды, ада, и жить в мире, достигнутом такой высокой ценой. Пещеры Агларонда находятся в Хельмовом Ущелье, и как они относятся к Лихолесью — не знаю.  — Порой мне кажется, что у тебя все друзья, один лишь враг — отец, — снова усмехнулся Трандуил. Леголас вздохнул, но промолчал. Нечего было сказать тому, у кого было свое мнение. Порой он думал, что покажи он Королю Лихолесья белое молоко в кувшине — Трандуил всех сможет убедить, что оно черное. И сам в это поверит.  — Много эльфов в Валиноре? Люди, гномы там есть? — спросил Трандуил, когда они подходили к Дворцу. Леголас отвечал, затем рассказал о морских путешествиях, однако сильно в подробности с эмоциями не вдавался, ибо не нужно было это Трандуилу. Вечером они отужинали и отправились в свои покои на отдых. Леголас упал на свою старую постель так, будто его выжали. И так было всегда, сколько он себя помнил. Но в последнее время это стало давить сильнее. В голову всплыла одна старая эльфийская сказка о черной кошке. Кошка была черной, когда остальные были белыми, за что ее всегда гнали отовсюду другие кошки. Она привыкла и считала, что так и нужно. Но однажды она заблудилась, когда гуляла, но ее нашел человек. Человек пригрел ее, приласкал и восхищался, какая она красивая, каким красивым блеском отливает ее черная шерстка. Это очень удивило кошку, которая привыкла к гонениям и насмешкам. И когда она вернулась к своим белым сородичам, она поняла, что больше ей тут нет места. Почувствовав ласку и тепло однажды, трудно забыть об этом, трудно принять то, что вдруг стало чужим. Леголас чувствовал себя черной кошкой. Фарамир направлялся в свою часть дворца, когда приметил в сгущающихся сумерках фигуру на краю Фонтанной площади. Она сидела на самом ограждении, рискуя упасть вниз и, пролетев несколько ярусов Минас-Тирита, разбиться о крыши каменных домов. Если повезет — смерть будет мгновенной. Фарамир вздохнул и направился в сторону силуэта, мысленно ругая Арагорна за то, что он велел убрать стражу с Фонтанной Площади. Никогда ничего страшного не случалось, конечно, но когда-нибудь что-то может случиться. Рано или поздно. Однако, подойдя ближе, Фарамир нахмурился, внутри холодея — на ограждении сидел сам Арагорн. Ссутулившись, он кидал вниз маленькие камешки — россыпь самого ограждения. Фарамир помешкал, не зная, что делать — схватить короля и оттащить назад от края или же заговорить с ним. Немного подумав, он протянул к нему руку, дабы в случае чего схватить его.  — Ваше Величество? Арагорн вздрогнул и резко обернулся. Легкая улыбка озарила его мрачное лицо:  — А, Фарамир. Добрый вечер. Хорошо сегодня, правда?  — А будет еще лучше, если Вы не свалитесь и отойдете от края, — ответил наместник. — Что Вы тут забыли?  — Наверное, собственный рассудок… — тихо ответил Арагорн, кидая очередной камешек вниз и наблюдая за тем, как он проваливается во тьме, как в темных водах. Фарамир сделал шаг к королю, положив ему руку на плечо и тотчас понял, в чем дело, учуяв запах алкоголя. Он невольно сжал плечо Арагорна:  — Давайте вернемся в Тронный Зал? Посидим, поедим, хлебнем вина… Леголаса позовете, м? Арагорн резко дернул плечом, смахивая руку наместника:  — Не позовем. Но предложение весьма заманчиво, пойдем. Он резко развернулся и соскочил с ограды. Фарамир подхватил его под руку, ибо король на первом шагу пошатнулся — хмель не в помощь крепким ногам. Они сели за широкий стол в Тронном Зале и слуги быстро накрыли его горячими блюдами, ибо близилось время позднего ужина. Фарамир налил себе вина и совсем немного — на пару глотков — Арагорну. Хоть вино и было легким, Фарамир не хотел, чтобы Элессар пьянел еще больше. И так было видно, что им выпито немало. А вроде бы не весна…  — Что случилось, Арагорн? — спросил Фарамир, внимательно смотря на друга, задумчиво отрывающего ягоды от грозди винограда.  — А что должно было случиться? — последовал глупый ответ.  — Что за праздник, раз ты выпил?  — Фарамир, скажи, ты бы хотел стать королем Гондора? — вдруг спросил Арагорн, посмотрев на воина в упор. Сын Дэнэтора замялся, но вскоре ответил, смотря в стальные глаза:  — Нет, король — ты, самый настоящий наследный король, а меня устраивает роль твоего наместника.  — И правильно, — Арагорн отвел взгляд в сторону, отпивая вина. — Не становись королем никогда. Иначе ты перестанешь себя узнавать.  — Что ты хочешь сказать? — спросил Фарамир. Арагорн шумно поставил бокал:  — Друг мой, уж девятый год пошел, как я правлю Гондором. Я стараюсь сделать все для этой прекрасной страны, для Белого Города, для своего народа… но я теряю себя. Я теряю то, за что меня любили, теряю собственное лицо…  — Ты говоришь глупости, Арагорн, — сказал Фарамир, внимательно смотря на короля. — Ты такой же, как и в день нашей встречи: могущественный, мудрый и сильный полководец, тот, за кем последовали последние защитники Средиземья.  — Таким я останусь навеки, Фарамир, но более я не представляю ничего, — ответил Арагорн почти мертвым голосом. — Я должен все контролировать, я должен все проверять, я должен верить голосу разума.  — Так поступают все настоящие короли… — ответил Фарамир, но Элессар перебил его, воскликнув громко:  — Но не был я рожден королем, пойми! И знаешь, что самое ужасное? Я перестаю доверять даже самым близким… Наступило молчание. Не нужно было слов, чтобы понять, кого Арагорн имеет в виду. Наконец наместник заговорил:  — А где он? Я не видел его два дня и…  — Уехал, — отрезал Арагорн. — Уехал навсегда.  — Он дал повод усомниться в себе?  — Не совсем. Просто есть одна вещь, которую он тщательно сберегает, и более всего я боюсь, что мои опасения подтвердятся.  — Арагорн, послушай меня, — Фарамир положил руку на плечо другу. — Все имеют право на секреты. У всех у нас есть что-то, что не хочется открывать даже самому близкому. Это нормально. Он не обязан говорить тебе что-то против его воли. Если он сочтет, что нужно сказать — скажет. Насильно мил не будешь.  — Я знаю, что ты прав, — Арагорн вздохнул, отпивая еще вина. — Но дело не в нем, а во мне. Все это королевство, вся служба, проблемы, которые нужно постоянно решать, бумаги, тайны за закрытыми дверями, вездесущие глаза… я устал. Я больше так не могу. Когда-то я сказал ему, что став королем, буду беречь его покой… а сейчас он бежит от меня. Это не удивительно, я свой-то покой сберечь не могу. Я больше не вижу смысла победы, если в самой войне-то смысла нет. Король перевел взгляд на что-то в стороне, являя собой полное умиротворение, но Фарамир видел, как дрожат руки Его Величества, крепко сжимающие ненужную ложку. Наместник покачал головой:  — Если для тебя нет смысла в битве, то для него смысл был всегда. Смысл есть и сейчас. Да и ты его не утерял, иначе бы отпустил Леголаса без раскаяния. А значит, битва не проиграна. Борись, Арагорн, ибо есть, за что. Дунадан слушал внимательно, будто бы эти слова открывали ему истину, но ничем не выдавал этого. Он опустил глаза, а когда вновь посмотрел на наместника, спросил:  — Что мне делать? Фарамир улыбнулся, ибо казалось ему, что не Арагорн II Элессар сидит напротив него, а растерянный вовсе человек, быть может даже ребенок.  — Пока разберись в себе, успокой свою душу. Я не знаю, в чем причина и суть вашей с ним ссоры, но я знаю, сердцем вижу — он вернется. Не сейчас, но скоро. Ведь… он всегда возвращается, будто вы с ним связаны невидимыми нитями. Арагорн улыбнулся таким словам, зная, что Фарамир прав. Он вернется. Торонгил лишь должен был кое-что изменить к его возвращению. Это было трудно. Но битва еще не проиграна. Прошло две недели. Две недели Леголас находился в Лихолесье, вспоминал, разговаривал со старыми приятелями, разговаривал с Трандуилом… время катилось незаметно. И уже вовсе привычны стали позолоченные леса и высокие чертоги Дворца. Но душа с каждым днем ныла все больнее, рвалась обратно, в мертвый, по сравнению с Лихолесьем, Белый Город, к нему… Посреди третьей недели Леголас в полдень зашел к отцу в Тронный Зал.  — Ада? Можно с тобой поговорить?  — Входи… — задумчиво сказал Трандуил, задумчиво читая какой-то пергамент. Леголас сел рядом с ним, ожидая, когда Король удостоит его внимания. Это было привычно. Это было нормально. Наконец Трандуил отложил бумагу и взглянул на сына, подперев голову о руку: -Что ты хотел?  — Ада, я… — Леголас вздохнул, подбирая наиболее правильные слова, — Я приехал к тебе, и очень рад, что Лихолесье в порядке, а ты в добром здравии. Твое правление, как всегда, величаво и достойно наших предков. Трандуил, не меняясь в лице ни на миг, внимательно смотрел на сына, ожидая, к чему он все это говорит. Леголас же под столом заламывал руки: — Но мне пора возвращаться в Минас-Тирит, ибо там еще много незавершенных дел.  — Позволь узнать, каких? Вопрос застал эльфа врасплох и он лишь беспомощно шевельнул губами, не зная, что ответить. Трандуил усмехнулся, складывая руки на груди:  — Давай подскажу — все служишь своему королю? Я помню, «твой Король», как он был наречен твоими устами однажды, ждет тебя. Служба гондорцам трудна и опасна, но тебя, бесспорно, чем-то награждают за столь добрую службу?  — Нет, не так, я… — Леголас чувствовал, как его бросает то в холод, то в жар от каждого слова Короля эльфов Лихолесья. Он вновь не подобрал слов, чтобы опровергнуть слова отца. — Я помогаю королю и наместнику Фарамиру, сыну Денэтора, в бумажной работе и переводах с древних языков некоторых пергаментов. И я уже говорил тебе, что мы добрые друзья, а… Трандуил вдруг встал с места и протянул руку также вставшему Леголасу, чтобы пожать ее:  — Тогда желаю доброго пути, сын. Пожмешь мне руку в знак нашего примирения без будущих разногласий? Леголас не мог этого сделать. Сердце рвалось на части. Тогда он почти невесомо перевернул ладонь короля и коснулся ее губами. Трандуил резко схватил сына за руку, но тотчас отпустил, с широко раскрытыми глазами смотря на Леголаса.  — Вот оно что… — тихо ответил он, почти не меняя лица, лишь глаза выдавали не то удивление, не то омерзение, — А я то думал, отчего ты так сторонишься меня. Теперь я все вижу. Видел и раньше, да не верил.  — Отец, это все… я не хотел этого, так получилось, — сдавленным голосом ответил Леголас. Трандуил медленно и величаво сел обратно в кресло:  — Конечно, ты еще скажи, что Северным ветром принесло, как чуму. И когда ты…? Хотя не важно, ничего не хочу знать. Ты просто дурак, — последнее слово было выделено с чувством, отчего Леголас шагнул назад, в сторону двери.  — Я знал, что тебя не надо было подпускать к людям, — сказал будто сам себе Трандуил через некоторое время молчания.  — Если бы я мог все вернуть, я бы вернул, клянусь, — сказал Леголас. А вернул ли бы? Король поднял ладонь:  — Не верю ни единому твоему слову. И больше я об этом говорить не хочу. Хотел ехать в Минас-Тирит, езжай, здесь тебя больше ничего не ждет. Удачи с ней. Леголас закусил губу, отворачиваясь от отца, чувствуя вставший ком в горле.  — До встречи, отец… — сдавленно прошептал он. И услышал в ответ:  — Если она будет, в чем я сомневаюсь. Дверь закрылась, и Леголас направился в свои покои, ибо в голове шумел ураган, а перед глазами все темнело.  — Как жаль, что Вы так скоро уезжаете, Ваше Величество, — говорил один из наиболее близких Леголасу советник. Эльф улыбнулся и пожал плечами:  — Увы, меня ждут дела. Однако я оставляю свой дом с чистой душою, ибо знаю, что король присмотрит за Лихолесьем.  — Это верно, однако без Вас здесь все равно не то, — улыбнулся советник, придерживая коня, пока эльф вскакивал на него, — Но Вы все равно приезжайте почаще, а не единожды в восемь лет. Леголас улыбнулся:  — Я постараюсь и спасибо. Он поднял взгляд к окнам Дворца, но легко колыхались золотистые занавеси, и никого не было видно. Леголас вздохнул:  — Мне пора, Алар, удачи Вам и прощай! — он стеганул коня и понесся вперед, как и когда-то восемь лет назад, поскорее унося своего седока прочь из родным мест. Трандуил сидел за столом и что-то писал в бумагах. Девы играли на арфах, тонко переливалась флейта. Трандуил вдруг бросил перо на стол:  — Я что, колыбельную требую? Играйте громче! Музыканты испуганно переглянулись, но тотчас же музыка полилась громче, переливаясь яркими аккордами. Наконец-то перестал быть слышен стук скачущей прочь из Лихолесья лошади. Дожди и ветра застигли эльфа в пути, отчего путь затянулся. И в Минас-Тирит он вернулся лишь ночью, продрогший и промокший, ибо дождь лил с самого полудня. Ворота Белого Города открылись, и вновь неясное чувство посетило душу Леголаса. Сейчас он стоял будто меж двух огней, и каждый из этих огней вспыхнул ярко, прогоняя прочь эльфа. «Иди куда хочешь и делай что пожелаешь. Иди же со своими секретами! Давай!» — крикнул тот, за кем Леголас был готов идти в самые черные шахты Мории, нарываясь встретиться с Глубинным Ужасом. «Хотел ехать в Минас-Тирит, езжай, здесь тебя больше ничего не ждет» — сказал тот, на чьих руках Леголас вырос, единственный родной кровью и родом. Это было похоже на добровольный поход к гильотине, когда Леголас неторопливо вел коня вверх по ярусам. Улицы пустовали, никто даже не выглядывал в окна. На душе было также пусто и холодно. Потеряло свои прелестные цветы и листья, Белое Древо, вновь стояло голое и спящее. Леголас отвел коня в конюшни, попросив конюха хорошенько накормить его, ибо путь выдался сложный. Сам же он направился в свои покои, мечтая переодеться в уже ставшую такой диковинной, сухую одежду. Когда он упал в постель в тонкой рубашке, понял, что чувствует себя привидением. Никому не нужное, живущее само по себе, невидимое привидение, зажатое со всех сторон прохладой и презрением. Горло пересохло и начало противно болеть, видно, постоянно мокрая одежда сказывалась. К тому же бросило в жар и эльф стер со лба несколько капель пота.  — Этого еще не хватало, — пробормотал он, переворачиваясь на другой бок. Вдруг скрипнула дверь, и кто-то зашел внутрь. Леголас закрылся с головой, мечтая, чтобы его не увидели. Может, это кто-то из детей Арагорна? Хотелось на это надеяться. Чья-то рука заползла под одеяло и нащупала лоб эльфа, мягко приложив к нему пальцы. Леголас отдернул одеяло, различая в темноте лишь силуэт, сидящий на краю кровати.  — Кто здесь? — Леголас прищурился, стараясь разглядеть человека, но перед глазами темнело, к тому же они еще и стали болеть.  — Твой личный лекарь, Edhel nin. Леголас почувствовал радость и страх одновременно, но вот зажглась свеча, и он смог разглядеть Дунадана. Взгляд добрых серых глаз успокаивал, а рука его мягко поглаживала руку эльфа:  — Почему ты так поздно приехал? — спросил он, — Еще и в такую погоду…  — Как раз таки погода меня и задержала. Как ты узнал, что я приеду? — спросил Леголас, прячась под одеяло, ибо его стал бить озноб. Арагорн покачал головой и протянул ему бокал, принесенный с собой:  — Я не знал, просто увидел тебя в окно. Пей же.  — Надеюсь, это яд, — Леголас отпил из бокала белый напиток, ощущая его приятное тепло. Сам напиток был сладкий и нежный.  — Молоко?  — Молоко и мёд, — улыбнулся Арагорн, умалчивая о том, что в напитке также сильное лекарство от простуды, данное ему придворным лекарем. Но эльфу знать об этом не нужно было.  — Вкусно, — Наследник Исильдура принял от него бокал и поставил на красивый серебряный поднос, с которым пришел. Затем встал, поправил одеяло, мягко подоткнув его по эльфа, затем достал еще одно из шкафа и перекинул его поверх.  — Я сварюсь заживо, — тихо пробормотал Леголас, не ощущая, однако, жара. Его по-прежнему бил озноб.  — Согреешься еще, подожди немного. Я велю разжечь у тебя камин и поддерживать в нем огонь всю ночь, -сказал Арагорн. Он вздохнул. — А теперь доброй ночи. Если нужно что-то будет, ты знаешь, где меня найти. Или зови слуг. Он направился к выходу, а Леголас чувствовал, как сердце бешено бьется, пока король уходит. Уходит, вновь уходит…  — Стой, Aran nin! — вдруг крикнул эльф, резко садясь в постели. Арагорн не сдержал улыбки. Ведь он ждал. Надеялся и ждал. Он прикрыл дверь, задвинув щеколду, и повернулся к Зеленолисту.  — Что? Леголас облизнул пересохшие вдруг губы и замялся, глубоко и часто дыша:  — Я… просто хотел… Арагорн улыбнулся и стащил с себя одежду, будто чувствуя, что на большее его друг сегодня просто не способен. Хотя и без слов все было ясно. Он забрался в широкое ложе, мягко обнимая эльфа и прикрывая его одеялами. Тот лишь благодарно уткнулся королю в грудь, хоть и чувствуя прохладу его тела, но ощущая тепло в душе.  — Знаешь… — вдруг сказал Арагорн, не ослабляя объятий. — Ты как мотылек. Каждый раз возвращаешься на огонь, обжигаешь крылья и отступаешь. Но все равно возвращаешься в жаркое пламя обратно, едва залечив раны. Зачем?  — Мои крылья появились только благодаря тебе, мой Король, — ответил чуть сонный голос. — Без тебя мне бы нечего было обжигать. Но суть не в этом. Кажется, мне это просто начало нравиться. Они оба рассмеялись. Леголас вздохнул:  — А если серьезно… то ты давно где-то внутри меня. Оставим лирику для женщин, но все-таки мое сердце бьется лишь для тебя. А раз так, делай с ним, что тебе угодно. Арагорн слушал эти слова, почти не дыша. Затем он спустился ниже и мягко коснулся губами места прямо над сердцем Леголаса. И этот поцелуй казался нежнее поцелуя младенца, и чувственней любой их жаркой ночи. Более они ничего не говорили, лишь уснули в объятиях друг друга, наслаждаясь мгновениями. Торонгил обнимал своего эльфа, чувствуя и слушая ровное и такое родное дыхание у себя на груди, чувствуя жар его тела, чувствуя жар под двумя одеялами. Но он все равно улыбался. Лишь свеча ровно догорала, оплавляясь и стекая вниз белыми дорожками. На утро Леголас проснулся, чувствуя легкие поглаживания по волосам. Он открыл глаза и улыбнулся: рядом лежал его король и, подпирая одной рукой голову, другой ласково касался эльфа. Казалось, он улыбался одними глазами.  — Доброе утро, — эльф потянулся, ощущая прохладу не отопленной комнаты и нырнул обратно под одеяло, поближе к Торонгилу.  — Как ты себя чувствуешь? — спросил тот. Леголас прикрыл глаза:  — Гораздо лучше, чем вчера. Горло немного болит, но это пройдет. Дунадан склонился к другу и коснулся губами его лба. Затем согласно покачал головой:  — Да, ты уже не горишь, как вчера. Это хорошо. Тогда вот… — он взял с прикроватного столика бокал и протянул его Леголасу. Зеленолист отхлебнул: — Молоко и мёд? — Ну, оно же помогло тебе. Закрой глаза. Эльф удивился, но глаза послушно закрыл. К губам приблизилось что-то сухое, но мягкое и сын Трандуила осторожно откусил кусочек. И, почувствовав вкус, засмеялся, глядя на короля:  — О, Эру, где ты их взял? Столько лет прошло, я уже и забыл этот вкус… Он взял кусочек, что на деле был эльфийским хлебцем, тем самым, какие были даны в дорогу эльфами Лориэна. Леголас улыбнулся сам себе, вспомнив, как они гнались за орками, надеясь спасти хоббитов, по окраинам Рохана, а в походных сумках не было ничего, кроме воды и этих вот хлебцев.  — Что ж, доедай и спускайся вниз завтракать, — Арагорн встал с постели и потянулся. Эльф невольно залюбовался своим королем, ибо не было ему девяносто лет — все так же плечист, силен и статен подобно Королям Древности. Подобно эльфам Валинора…  — Ты уже уходишь? — Леголас убрал бокал и натянул одеяло до подбородка.  — Пока тебя не было, вернулась Арвен, — говорил Дунадан, натягивая на себя одежду. — И вчера я сказал, что поеду тебя встречать. А посему будем считать, что приехал ты под утро, но из-за простуды я не смог тебя оставить, и пробыл у тебя до восхода солнца. Леголас нахмурился, а Арагорн, заметив это, улыбнулся, быстро приблизившись к Леголасу и легко целуя его:  — Нет, я действительно остался, потому что ты был болен, и я безумно рад, что ты поправился. Не думай ничего… Но подробности Арвен знать не следует, хорошо? Леголас глубоко вздохнул:  — Да, я понял. Не волнуйся. Арагорн застыл на мгновение, смотря на эльфа, но затем поспешно вышел, закрыв за собой дверь. Завтрак прошел тихо и спокойно, под разговор Леголаса и Арвен о том, как изменилось Лихолесье и как изменился Ривенделл. Хотя, по сути, ни то, ни другое не изменилось, в Лихолесье по-прежнему правил Трандуил, и росли ясени, а в Ривенделле по-прежнему правил Элронд, и шумели водопады. Однако диалог был увлекательным, и Арагорн со стороны наблюдал за ними двумя, молча завтракая. Арвен, прекрасная эльфийская дева из Ривенделла, его первая любовь, та, которой он поклялся в любви давно, в лесах Ривенделла, простая внутренне, милая внешне, добрая и мягкая, любящая. Кажущаяся слепой… Леголас, наследный принц Лихолесья, сын короля, что даже не явился на коронацию Владыки Гондора. Вечно юный, вечно прекрасный, живущий лишь одним желанием — быть рядом со своим Торонгилом. Живущий меж двух миров, и имена этим мирам — Надежда и Безысходность. Множество раз он имел шанс уйти навеки, уйти, успокоив сердце. Но отчаянно возвращался обратно, зная, заранее зная, что все повторится вновь. Наверное, сам Арагорн уже давно жил в мире с именем Безысходность. Сам эльф душой был гораздо глубже, чем казался, и тысячи ли лет жизни были тому виной или сама сущность его — Владыка Гондора не знал. Арагорн смотрел на этих двоих, казавшихся ему двумя совершенно разными реками — Арвен, спокойная и мирная, мягкая, ласковая. И Леголас — как огонь, жаркий, быстрый и жертвенный. Арагорн всегда старательно избегал вопросов по отношению к самому себе на тему «Кого из них ты любишь на самом деле?». Потому что больно было сознаться, что одной из этих рек он лживо признался, не разобравшись в себе, повернул ее вспять, изменив само ее течение. Больно было сознаваться, что с этим грехом ему жить до самой смерти. Больно было сознаться, что уже ничего не изменить, слишком далеко все зашло.  — Почему он всегда здесь? Арагорн обернулся на вопрос, стоя у стола с бумагами. И спешно повернулся обратно, читая лист.  — О чем ты? Тут же сидел Фарамир и невозмутимо переписывал что-то из книги в другую. Цифры и слова, цифры и слова. Арвен сидела подле окна с вышивкой в руках.  — Просто с того момента, как он приехал из-за Великого Моря, он постоянно находится в Гондоре. У него есть свое королевство…  — Леголас здесь, потому что он мой друг, и он будет в Минас-Тирите столько, сколько пожелает.  — Но ты вовсе не уделяешь времени девочкам, — с легким раздражением в голосе сказала Арвен, не отвлекаясь от вышивания горного пейзажа. — И Эльдарион… ты хоть помнишь, что у тебя есть сын?  — А ты помнишь, что на моих плечах судьба целой страны? — с таким же раздражением ответил Арагорн. Этот разговор ему вовсе не нравился.  — Страна — это страна, но у тебя есть семья. А ты живешь, лишь уделяя время Леголасу. Я не против дружбы, но все–таки…  — Чего ты от меня хочешь? — громко сказал Арагорн, оборачиваясь на жену. Арвен нахмурилась и тоже встала, подходя ближе. Фарамир краем глаза наблюдал за разыгранной сценой.  — Тебе сказать, чего я хочу? Я хочу, чтобы его здесь не было! Гимли приезжает к тебе раз-два в год, и он воистину хороший друг, не докучающий другим. А Леголас…  — …Мой друг! — перебил ее Король. Он махнул рукой в сторону, — И мой друг будет здесь столько, сколько я этого захочу. А тебя я прошу в это не соваться. Он взял листы со стола и направился к выходу из Тронного Зала в библиотеку, подальше ото всех. Арвен спокойно проследила за королем, затем вернулась на свое место и взяла в руки шитье. И почти сразу же швырнула его на пол. Фарамир тихо встал и, подняв вышивку, протянул ее Арвен, задумчиво смотрящей в окно.  — Миледи, возьмите.  — Почему, Фарамир? — она обратила на него свои синие глаза, отражавшие неясную задумчивость, — Почему он такой раздраженный, когда речь о Леголасе?  — Миледи, я Вам не советник в этих делах, однако скажу, что мужская дружба гораздо крепче женской, — ответил Фарамир, стараясь подобрать нужные слова. — И дружба двух воинов, прошедших длинную и страшную войну — крепче втройне. Не сочтите за дерзость, но я бы советовал Вам действительно не касаться этого. Исстари обязанности королей и их королев разграничивались, и не стоит менять традиции. Для Вашего же спокойствия лучше будет, если Вы оставите все как есть.  — Я понимаю, Фарамир, я все это понимаю… — тихо ответила она, ощупывая ткань с вышивкой. Она вздохнула. — Просто порой мне кажется, что Арагорн женился лишь потому что не должно быть королей без королев. Не нужна ему любовь и семья. Друзья — первостепенное для него. А в последнее время есть чувство… будто не я жена Элессару, а Леголас. Ибо столько времени он проводит с ним. Фарамир выдавил улыбку:  — Будьте уверены, Ваше Величество, Вы просто накручиваете себя глупыми предрассудками. Впрочем, пока Вас не было, Эовин тоже уезжала в Рохан и вернется нынешним вечером. Думаю, когда Вы с ней встретитесь, по обычаю своему «посекретничаете», все наладится. И Вы поймете, что Арагорн — Ваш муж, хотя в первую очередь — Король Гондора. Арвен улыбнулась, вставая со стула:  — У тебя Великий Дар, Фарамир, сын Денэтора. Своими словами ты прогоняешь любую печаль с души. Спасибо тебе за это. И я была бы рада, если бы именно ты всегда был рядом с Его Величеством. Фарамир поклонился:  — Благодарю за теплые слова. И я всегда рядом, когда это нужно. Арвен продолжила вышивать, а Фарамир уселся за бумаги. Руки тряслись, а сердце стучало, как после бега…  — О, Эру, как тут холодно… — пробормотал эльф, идя вслед за Арагорном выше и выше по склону.  — Вон оно как мы разнежились! — засмеялся Арагорн, оглядываясь на Леголаса. Леголас выдохнул воздух и облачко пара растворилось в порыве ветра.  — Сам меня разнежил, вот и не жалуйся… Перевалило за полдень, когда они приехали, наконец, к Зеленым Холмам на Западе от Белого Города. Они ехали сюда с самого раннего утра, но усталые лошади упорно отказались везти седоков с походными мешками вверх по склону, и пришлось везти их за собой. Прошла неделя с возвращения Леголаса из Лихолесья, и всю неделю Арагорн старался (по совету Фарамира) быть примерным отцом и мужем — учил девочек верховой езде на маленьких пони, любезничал с женой… ловил взгляд своего принца краем глаза. А через неделю увез эльфа «в одно место», распрощавшись с женой.  — Еще долго? — спросил он, когда они достигли вершины одного из холмов. И не мог поверить своим глазам: перед ним открывалось большое озеро, чуть подхваченное тонким льдом, а вокруг лежали небольшие кучки снега. Окруженное острыми шпилями камней и высокими могучими соснами, озеро своей гладью отражало хмурое небо. Тут же, на дальнем берегу, стоял небольшой домик.  — Ну как тебе? Не зря столько вверх шли? — спросил Арагорн, видя почти счастливое лицо друга. Он перенял у него поводья лошади и думал, какие же все-таки эльфы дети, и как они, единственные создания самой природы, умели радоваться ей. Эльфы… или же один эльф?  — Не зря… ну пойдем же, скорее! — Леголас ухватил Короля за руку и потащил по узкой тропе вниз, к воде. Торонгил засмеялся:  — Да погоди ты, усталый! Ты про коня своего забыл, а его я веду! Прошло немного времени, пока они дошли до домика на берегу. Леголас сразу же направился к воде, пока Арагорн открыл замок на двери и вошел внутрь, дабы растопить внутри камин, а кони остались снаружи щипать какую найдут траву. Когда из трубы повалил белый дым, Леголас вошел внутрь. Это был простой домик, построенный строителями Гондора по указу Денэтора для сыновей еще во времена его правления. Но сыновья бывали здесь нечасто, и в итоге домик закрыли до тех пор, пока Фарамир не показал в одном из походов это место королю. — Это место напоминает мне о брате, оттого не надобно оно мне более, — сказал тогда Фарамир, отдавая ключ от замка королю. — Делай с ним, что хочешь. И Арагорн решил воспользоваться такой возможностью. И глядя на радостного эльфа, греющегося у трещащих дров, понял, что не зря привел его сюда. После сытного ужина, приготовленного самим Арагорном, они сидели в креслах и пили вино, разговаривая о всякой мелочи.  — …Кстати, ты так и не рассказал, как съездил к Трандуилу, — вдруг сказал Элессар. Леголас вмиг сник.  — Да нечего особо рассказывать… ничего не меняется, он все также поглощен своей гордостью и собственным превосходством. Мне это уже приелось.  — Он всегда был таким?  — Да, сколько помню, всегда… — Леголас нахмурился. — Хотя знаешь, когда я был ребенком, он был мягче. Учил меня разному… Зеленолист грустно улыбнулся и отхлебнул вина. Торонгил покачал головой и вдруг заметил на пальце друга серебряное кольцо, то самое, что было подарено ему восемь лет назад. Элессар взял руку с кольцом друга и приблизился к ней, чтобы рассмотреть:  — Откуда оно у тебя?  — Что значит «откуда»? Стареешь, Торонгил, раз задаешь такие вопросы, — засмеялся эльф. Арагорн покачал головой:  — Нет, я не про это. Все время, как ты приплыл в Средиземье я ни разу его не видел.  — А, ты про это… — сын Трандуила вздохнул, — Я снимал его. Ты ведь помнишь, я считал, что не испытываю больше по отношению к тебе ничего. Думал, ты тоже. А сейчас, думаю, нечего ему лежать без дела. Ты бы знал, сколько вопросов я слышал в Валиноре о нем!  — И что же ты говорил? Леголас встал с кресла и резко пересел королю на колени, игриво шепча в самые губы:  — Говорил, что оно от прекрасной воительницы, владеющей мечом не хуже самого Короля Гондора… Арагорн резко укусил эльфа за губу, попутно отставляя бокал на край кресла. Он запустил руку в светлые волосы, оттягивая их назад, на что эльф зашипел, не то от боли, не то от наслаждения.  — Воительницы, да? Познакомишь со своей избранницей? Спешно была стянута одежда, и руки короля больно блуждали по телу эльфа, оставляя царапины и синяки.  — Обязательно познакомлю, Aran nin… — едва слышно прошептал Леголас, чувствуя, как перед глазами темнеет от сладкой истомы. Каждый раз в моменты их близости Леголас чувствовал, как мир перестает существовать, каждый раз, чувствуя, как сильные руки почти ломают его тело, он чувствовал это. И, в общем-то, миру было плевать на них, двух мужчин, сливающихся в единое существо. Зато Арагорн чувствовал этот мир, как никто. По крайней мере, сейчас, когда Леголас вдруг упомнил о воительнице и о том, что он хранит свой секрет. Он все понимал и все знал, но чувство, то самое чувство ярой неотступной ревности прожигало его насквозь, что отразилось на его Принце, стонущем не то от наслаждения, не то от боли, которой сегодня было явно больше, чем обычно. И следов сегодня будет гораздо больше — на ребрах, запястьях, скуле, шее, бедрах. Но остановиться было трудно, а еще труднее признать, что сейчас им больше двигала злость и ярость, нежели любовь. Утром Леголас проснулся в постели (двух кроватях, сдвинутых вместе) один. Снова один. Потянулся, чувствуя, как больно отозвалось тело на ушибы и синяки. И улыбнулся.  — Вставай, соня, — послышался голос из другой комнаты и тут же донесся запах свежеприготовленной пищи.  — Почему ты так рано встаешь? — спросил Леголас, умывшись и садясь за стол. Арагорн сел напротив:  — Привычка. Я и в годы странствий не особо-то высыпался, а став королем понял, что это непозволительная роскошь — лишние часы потратить на сон. Больше они не говорили, молча завтракая. Леголас видел неясную печаль и легкое раздражение Арагорна, но причина была ему неясна. Это слишком напрягало, слишком тяготило. Хотя неладное он почувствовал еще вчера, когда перед сном Арагорн вздрогнул от легкого поцелуя эльфа, будто бы отстраняясь от него. Новый виток боли открывался в их отношениях… Два дня тянулись медленно, как смола. Арагорн ускакал на лошади «за дровами» и явился лишь вечером.  — Почему ты так долго? — спросил Леголас, наблюдая за хмурым воином, подбрасывающим дрова в камин.  — Так получилось.  — Я был один… здесь… — сказал Леголас, тут же упрекая себя за бессмысленность фразы. Но ответ заставил его сердце екнуть вниз.  — И что? Более говорить было не о чем, и на второй день Арагорн вновь уехал за хворостом по утру, оставив завтрак для эльфа на столе. Леголас чувствовал, что появляется та самая пропасть, грозящая появиться уже давно. Было больно. И что худшее — он был виноват в этом сам. Арагорн вел коня обратно на третий день их с Леголасом молчаливого крика, как увидел эльфа сидящим на камне в замерзшей воде. Валун был большим и лежал на мелководье, но эльф не боялся промокнуть. Небо сгустило серое месиво, грозящее разразиться не то дождем, не то снегом.  — Уже холодно, пойдем в дом, — сухо сказал Торонгил, отпуская коня и подойдя ближе к Леголасу, протянул ему руку. — Давай помогу. Леголас промолчал, так и не шелохнувшись. Голова его лежала на согнутой ноге, а руки крепко сжимали замерзшее тело. Торонгил вздохнул и, заходя в озеро и чувствуя, как лед трещит под ногами, шагнул ближе к валуну. Он резко сгреб эльфа в охапку и, крепко держа, понес к берегу. Леголас взбрыкнулся, будто просыпаясь ото сна:  — Прекрати! Опусти меня! Лед угрожающе затрещал под большим весом, и Арагорн замер. Если лед провалится — он будет в воде по пояс. В ледяной воде.  — Опусти меня, пожалуйста, — спокойнее сказал Леголас. — Ты ходил за хворостом — ходи дальше.  — Что за игры, Леголас? Эльф резко дернулся, пыхтя от возмущения:  — Это я игры устроил?! Да ты сам три дня со мной не разговариваешь!  — Потому что ты сам ничего не говоришь!  — А что я должен тебе сказать?  — Скажи, кто та, кого ты любишь? Или тот? Что за тайны ты старательно бережешь от меня? Леголас вздохнул:  — Да, есть кое-кто, кому я отдал душу. Кое-кто, кто изменил мою жизнь навсегда. Кое-кто, кому я отдал то, что уже не вернуть никогда. Арагорн сжал зубы, и, тяжело дыша, оттолкнул от себя Леголаса, роняя того на валун. Эльф удержался на ногах, но лед снова угрожающе заскрипел.  — Торонгил… — начал эльф, но тот обернулся, уходя, чувствуя, как внутри все пылает. Он боялся находиться сейчас рядом с ним, боялся навредить ему. Мог или нет — проверять не хотелось. Зеленолист постоял немного, успокаивая бешено стучащее сердце, зная, что нужно рассказать все до конца. Нужно. И будь, что будет. Через некоторое время он вошел в домик, тихо закрыв за собой дверь. Король сидел подле камина, не сводя глаз с огня. Леголас осторожно присел рядом с ним, но не настолько, чтобы быть уверенным в реакции наследника Исильдура. Он был холоден снаружи, внутри же кипел и сгорал.  — Торонгил, послушай…  — Кто она? Или он? Эльф? Или человек? Кто? — почти бесцветным голосом спросил Арагорн, тоном, с которым общался с подданными. Сын Трандуила опустил глаза:  — Человек. Очень хороший человек.  — Женщина?  — Нет… Арагорн горько, с нескрываемым презрением шикнул. Эльф перевел дух:  — Послушай, я отдал ему кое-что… ну как отдал…. из-за этого человека я потерял… нет, не из-за него, сам был согласен отдать то, что вернуть уже нельзя. Арагорн? Леголас вздохнул, дожидаясь взгляда своего короля. И когда стальные глаза встретились с ним, Леголас сказал то, чего говорить не хотел вовсе:  — Aran nin, я более не бессмертен. Бессмертие ушло от меня. Долгое мгновение прошло с тех пор, как Арагорн обрел дар речи:  — Что… что значит ушло? Что значит ушло, Леголас? Голос его был сух, но в нем смешалось столько эмоций, что перечислить их было невозможно. Леголас с замиранием сердца ждал дальнейших действий Элессара.  — Ушло. Такое бывает очень редко, Арагорн. Но моя душа устремилась к тому человеку, и бессмертие утеряно навсегда. Теперь я смертный, как ты, например, хотя и проживу дольше, чем любой человек. Это то, что видела Арвен, это то, что я боялся сказать тебе. И вновь наступило тяжкое молчание. Арагорн не верил тому, что сейчас происходило, но мирно трещали дрова в жарком пламени и он, наконец, пришел в себя. Арагорн сжал кулак, и не сдержавшись, треснул им о пол, вскакивая с места: -Кто?! Назови мне его имя, кто это сделал? Кому ты отдался, сын Транудила?! Как его имя?! Леголас сидел смирно, боясь шелохнуться. Затем поднял глаза на Торонгила и ответил:  — А имен у него много. Но для меня его имя — Торонгил. Прочие зовут его Арагорном, Элессаром или Владыкой Гондора, Великим правителем страны Белого Камня. Арагорн в непонимании смотрел на эльфа, в конец запутавшись. Он почти рухнул в кресло, заламывая руки:  — Я ничего не понимаю… совершенно… Леголас медленно подполз к нему и аккуратно, немного боясь, положил ему руки на колени:  — Все просто, Арагорн. Моя душа рвется лишь к тебе, и, видимо, внутренне я согласен потерять бессмертие ради жизни с тобой. Так и случилось.  — А как же… тот человек? — запнувшись, спросил Элессар, хотя ситуация начала обретать формы. Леголас улыбнулся, беря в руки ладонь короля:  — Нет никакого человека, лишь ты, Aran nin! Ты сам себя запутал, решив, что мое тело и душа были отданы кому-то еще, а я не мог этого опровергнуть, иначе ты бы заподозрил о потере бессмертия. Я не хотел говорить, но позже понял, что придется. Арагорн встряхнул головой, будто пытаясь привести мысли в порядок.  — Значит… ты потерял бессмертие из-за меня? И не было кроме меня никого?  — Конечно нет, Торонгил, никого и никогда. Я говорил, что верен лишь тебе и никогда от этих слов не откажусь, — он мягко коснулся губами руки Элессара, все так же стоя на коленях у его ног.  — О, Небеса… Леголас, лишь Небеса ведают, как я изводил себя эти месяцы! — он вновь поглубже вдохнул. — Это то, о чем знает Арвен?  — Да, она ведь тоже эльф, хоть и такой же смертный, как я. Ей достаточно было почувствовать прохладу моих рук, чтобы понять все. И она решила, что в странствии я влюбился в девушку. В человека.  — Я не знал…  — Тебе и не дано было об этом знать, люди этого не чувствуют, — вновь улыбнулся Леголас. — Я почувствовал это еще когда отплывал в Валинор. Думал, казалось, и все пройдет вместе с чувствами к тебе. Но разум оказался слеп, а сердце зорче. А потому я буду стареть вместе с тобой, мой Король. Арагорн помолчал некоторое время, потом облизнул пересохшие губы и покачал головой:  — Какой же ты дурак. Леголас рассмеялся:  — Дурак, согласен. Но это мой выбор, выбор сердца, а значит, он верен. Ты огорчен? Арагорн пожал плечами, чувствуя, как сердце успокаивается.  — Я огорчен лишь тем, что ты более не бессмертен.  — Только не говори, что твои чувства теперь изменятся… — Зеленолист отпустил руку короля, садясь на пол. Он боялся услышать то, что ожидал услышать. Арагорн улыбнулся (впервые за столь долгое время) и, подтянул к себе эльфа:  — Иди ко мне… — он обнял эльфа, укладывая его голову себе на грудь. — Не за бессмертие я люблю тебя. Видно, сами Небеса велят нам умереть в один день. Хочешь, могилы будут рядом? Леголас засмеялся и поцеловал Торонгила:  — Всегда мечтал! А еще пусть на похороны несут много-много красных цветов. Красных и белых.  — Чудо мое… — Арагорн нежно поцеловал Леголаса, на этот раз отрываясь от всего мира. Он знал, что эта ночь будет особенной. И сказочно долгой… Леголас лишь благодарил Эру за то, что все прошло как нельзя лучше. И не оставалось больше никаких тайн, он был чист перед своим Королем. Поэтому готов был вновь отдаваться ему, отдаваться душой и телом. Всегда. Небо ночью вдруг прояснело, открывая яркую Луну и не менее яркие миллионы звезд. Тучи ушли за горизонт.