Капец и немцы в сарае

POV Dema Холодная тихая ночь опустилась на деревеньку. Миша прошел по комнатам, выключая свет. Только тлеющие угли в печи оставались единственным ориентиром во тьме. Несмотря на то, что только с утра мы откопали окна, лунный свет не просачивался в них. Видно, опять замело. За твердым стеклом выл ветер. Метель. А ведь завтра снова идти в лес, или на речку, или, куда там ещё послать могут… Уже давно все пожелали друг другу спокойной ночи. Шорохи и возня постепенно сменились тихим размеренным дыханием. Только Георг, обычно тихий, на удивление долго ворочался на своей импровизированной кровати. Видно что-то его тревожило. Но что? Хотя у немцев свои там дела, даже при большом желании я все равно не смог бы понять его, а уж тем более помочь. Но вот уже и Георг заснул. А я все никак. Сон ни в какую не шел ко мне. Перед газами постоянно стоял образ брата. Даже в то короткое время, когда мне все же удавалось задремать, я видел Дему. Он смущенно улыбался, обнимая себя одной рукой. Ветер развивал его светлые волосы. Дема поднимал руку, слегка махая мне, а потом была яркая вспышка. И я видел его бледным и безжизненным в гробу. Потом чернота, и вот я иду по кладбищу, ищу могилу. И он стоит перед надгробным камнем, спиной ко мне. Призрак. Оборачивается, и снова улыбается мне, машет рукой. А потом растворяется в тумане. И я в ужасе просыпался. Нет, так нельзя! Я не могу больше! Я сел. Кровать подомной протяжно скрипнула. Никто этого не услышал. Я свесил одну ногу на пол, пошарил в поисках тапка. Не нашел. Однако ж холодно… В голове мелькнула мысль забыть об этой всей ерунде, залезть обратно и спать дальше. Блин, а сна ведь ни в одном глазу. Ладно уж, фиг с этими тапками. Душевное спокойствие дороже. Я встал на холодный пол. Однако, видно, на улице сильно похолодало. Я подошел к спящему Мише, отодвинул занавеску на окне. Термометр показывал —35. Все понятно… Я поправил занавеску, взгляд упал на Мишу. Во сне он кажется таким милым… А ведь я ему жизнью обязан. В это время за спиной что-то зашуршало. Я обернулся. Нет, ничего, всего лишь Редрик ворочается во сне. Я подошел к нему и наклонился к его лицу. Оно выглядело встревоженным. Видно снится что-то не очень хорошее. Ласково коснувшись его волос, я тихо прошептал: «пускай уйдет все плохое». Редрик несколько расслабился. Неужели помогло? Ред что-то прошептал одними губами. Сложно было разобрать, что он сказал. Тихо выйдя за дверь, я не увидел ничего, кроме тлеющих в печи угольков. Вытянув вперед руку, я наощупь направился к ним. Хотя зачем? Тут все равно кроме лавки перед печкой нет ничего. Задел что-то коленьями. Оказывается, налетел на лавку, с грохотом рухнул на пол, уронив её на себя. Немцы на диване завозились, что-то бурча. Я разобрал несколько слов, правда, не понял их значения, но можно предположить, что слова матерного характера. Том что-то буркнул в ответ, Билл злобно зашипел. Но вскоре оба притихли, с дивана послышался равномерный храп. Кое-как выбравшись из-под лавки, я стал искать край печки. Так, стена, стена… Рука коснулась чего-то холодного, но мягкого. Я вздрогнул, но руки не убрал. Похоже на кожу… Да это же локоть Демы! Ура! Нашел! Так, а где же все-таки лавка… Найдя лавку и не без труда поставив её к печке, я стал на нее и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Хорошо, что я вовремя успел подтянуться на руках, лавка снова грохнулась на пол. И я услышал несколько хорошо знакомых мне общепринятых всеми народами ругательных слов от Билла. Послышался звонкий удар, визг Каулитца младшего, опять несколько непонятных слов. Немцы снова затихли. Я залез на печку, растянулся на Деме, пытаясь через него перелезть. Что ж они его так близко к краю положили то? А вдруг упадет? Удивительно, но на печке почему-то царил лишь полумрак. Я отчетливо видел Дему, матрасы, стены. Дема лежал на спине, руки его был сложены на груди на манер фараона. Вот заразы! И тут поржать решили… Я взял брата за руки, положил их параллельно телу. Такие холодные… Я положил голову на грудь брату, прислушался. Тихие ровные удары слабого сердца. Он жив… Значит мои сны — просто сны. Неожиданно я почувствовал такую боль внутри. Слез не было, хотя глаза ужасно чесались. — Братик… — прошептал я, касаясь пальцами мертвенно-бледного лица. — Прости меня, братик… Я вел себя как последняя сволочь. Если бы ни я… ничего бы этого не было! Просто… когда я увидел тебя тогда с Томом, я почувствовал такой сильный прилив ненависти, что просто потерял рассудок и… А потом не знал как к тебе подойти, чтобы извиниться… Я… очень сожалею, Дем… Прости, если сможешь… Я прикрыл глаза и посмотрел на брата из-под опущенных ресниц. Дема все так же лежал. — Тварь! — прошипел я. — Как ты мог! Оставить меня тут одного в этом мире! Я аж сам себя испугался, и поспешно прижал руку к груди. — Дем… я… Помните, что я раньше говорил вам про бесчувственную сволочь? Забудьте. То, чем я почувствовал себя сейчас, просто не поддавалось описанию. Я лег рядом с братом, обнимая его руку. — А я сегодня кабана убил, представляешь. Сам! А ещё с волком дрался. Руками! Это было так страшно… он меня как за плечо хвать! Но я не растерялся! И Миша тоже. У меня рана даже не плече. Так, царапина, но болит… Я вздохнул. — Дем, нам тебя очень не хватает. Всем нам. И мне тем более… Мне плохо без тебя, братик… А ты лежишь тут и даже не догадываешься о моих чувствах. Я закрыл глаза, зарываясь лицом в мягкие, небрежно разбросанные волосы, вдыхая сладкий запах его шампуня. В ту ночь я так и заснул в обнимку с Демой. А утром меня разбудили Редрик и Мишка. Пришлось все утро выслушивать их дибильные подколы. Но вскоре они успокоились, так как перед нами встал новый, не маловажный вопрос. А началось все так… Редрик в который раз доказывал нам с Мишкой, что можно одним пакетиком заварить 16 кружек чая. А Мишка, в свою очередь, возмущался, почему это распространяется только на нас. Я бы, наверное, тоже возмутился, но мысли мои сейчас были заняты исключительно Демой. Собственно, из обычного размеренного состояния меня вывел дикий крик в исполнении… нет, не Билла — Георга! Споры тут же прекратились, и оба друга бросились на крик. Редрик — чтобы помочь. Миша — чтобы поржать. Крик доносился из сеней. Я неторопливо встал и пошел туда. Моему взору предстала интересная картина. Редрик успокаивал бледного как мел Георга, Миша гармонично ржал из дверного проема, а на полу лежал наш вчерашний кабан. Собственно, ничего удивительного в том, что Георг испугался, не было. Ведь он вчера пришел последний, и о наших приключениях ничего не знал. Описывать дальнейшее у меня просто не хватает духу. Как прибежали остальные, как наперебой рассказывали Георгу, как он хотел придушить меня, потом Мишу, потом Редрика… Представьте себе такую картину: В темном-темном лесу, в забытой-забытой богом русской-русской деревне, в старом-старом домике стоят гламурные-гламурные немцы и веселые-веселые русские вокруг мертвого-мертвого кабана. — Ну? И что будем с ним делать? — спросил Редрик по-русски, и тут же по-немецки. — Не знаю, — пожал плечами Миша, и подмигнул мне, — Наше дело принести. — Для начала надо его ободрать? — предложил я. Билл наклонился к Густаву, и что-то у того спросил. — Расчленять! — весело воскликнул Билл по-русски. Мишу передернуло. Мне тоже стало как-то не по себе. И мы вопросительно посмотрели на Редрика. — А что, это мысль! — согласился он. Меня передернуло. — Ты этим будешь заниматься! — быстро предупредил я, ловя на себе оценивающий взгляд. — Давайте это сделает тот, кто это умеет? — предложил Миша. Редрик кивнул. — Походу на вас рассчитывать нельзя? — спросил он нас. Мы широко улыбнулись и отрицательно помотали головами. Тогда он обратился к немцам. Вы бы видели их лица… — Ну вы и сволочи, пацаны… — сказал Редрик, тяжело вздыхая. Однако переводить на немецкий не стал. — А может, обратимся к местным за помощью? — предложил я. — Точно! — оживился Миша. — Они тут все дикие, точно должны уметь это делать! — Отлично! Здрасти, а вы случайно не можете нам кабана расчленить? — издевательски сказал Редрик. — И ободрать! — добавил я. Мишка засмеялся. Ред прищурился. — Нет, ну конечно, как вариант… А кто этим заниматься то будет? Ну вы сами подумайте! Это же надо иметь обаяние, приятную внешность, умение общаться с людьми… Что вы на меня так смотрите?!